Ему вспомнилось, как на лекции по этике в Лондоне козлобородый философ вещал о том, что существует два типа людей: одни выбирают из виноградной кисти лучшие ягоды и съедают их в первую очередь, другие оставляют их напоследок. Первые кажутся оптимистами, потому что они все время едят лучшие ягоды из тех, что остались. Другие — пессимистами, они постоянно выбирают из оставшихся самые плохие. На самом же деле, у вторых всегда остается надежда, первым же приходится довольствоваться воспоминаниями. Вот и в супружеской жизни бывает лишь один яркий период. Так разве плохо отодвинуть его на более поздний срок?
Он поторопился рассказать о своих размышлениях Сунь, но та ничего не ответила. И вообще в разговорах она чаще отделывалась междометиями. Он спросил, чем она недовольна.
— Я не недовольна.
— Меня не обманешь!
— Ну, догадался — и ладно. Мне пора в общежитие.
— Нет, я не отпущу тебя, пока не объяснишь, в чем дело.
— А я все равно уйду!
Провожая девушку, Фан долго обхаживал ее, пока не услышал:
— Тот сладкий виноград, о котором ты мечтаешь, уже кончился. У нас с тобой остался только порченый, смотри, не расстрой себе желудок.
Фан от неожиданности подскочил и стал уверять ее, что это неправда. Но она тянула свое:
— Я давно поняла, что попросту ты меня не любишь. Иначе откуда бы взялись у тебя такие странные мысли?
Он долго и терпеливо убеждал ее в обратном. Наконец черты ее лица смягчились, и она с лукавой улыбкой произнесла:
— Я такая мнительная, тебе скоро надоест...
Фан поцелуем прервал ее речь, а потом сказал:
— Сегодня ты действительно была как кислый виноград.
Сунь захотела, чтобы Фан рассказал ей о своих прежних романах. Он долго отнекивался, но все же кое о чем поведал. Она требовала еще, и Фан, словно злоумышленник под пыткой, выдал еще часть своих секретов. Но ей показалось, что в рассказах он уходит от подробностей:
— Странный ты человек! Неужели ты думаешь, что я стану ревновать по прошествии стольких лет? Мне же просто забавно!
Но Фан заметил, как она краснеет, как улыбается через силу. Он поздравил себя с тем, что вовремя почувствовал опасность и скрыл многое, о чем мог бы еще поведать. Ей захотелось взглянуть на фотографии Су Вэньвань и Тан Сяофу, и Фану стоило больших трудов заставить ее поверить, что он не привез их с собой.
— Но дневник ты с собой захватил? Наверняка в нем есть немало интересного!
— Что ты! — вскричал Фан.— Разве я похож на тех писателей, которые так нравятся Фань И? И с какой стати влюбленный будет тратить время на дневник? Не веришь — сходи ко мне, посмотри сама.
— Говори потише, люди слышат! И с чего это ты
стал мне грубить? Таким тоном можешь разговаривать со своими Су и Тан!
Фан сердито замолчал. Сунь пристально посмотрела на него и усмехнулась:
— Сердишься на меня, а смотришь в другую сторону! Хорошо, я виновата, все цепляюсь к тебе. Прости, пожалуйста!
Словом, спустя месяц после помолвки Фан почувствовал, что у него появилась хозяйка. Сам он не сумел приручить Сунь и только дивился ее искусству дрессировки. Нет, Чжао Синьмэй не ошибался, когда утверждал, что эта девушка себе на уме. Будучи на шесть лет старше и гораздо больше повидав в жизни, Фан поначалу не относился к ней серьезно, во всем ей потворствовал. Когда пошли разговоры о перезаключении контрактов, Сунь сказала:
— Я, разумеется, откажусь от приглашения, но почему бы тебе не поговорить с Гао Суннянем начистоту? Может быть, он просто забыл о тебе? Самому спросить неудобно — можно попросить кого-нибудь.
Фан не послушался, да и она сама вскоре поняла, что дело было не в забывчивости ректора. Фан пошутил:
— Видно, не удастся нам пожениться — я лишаюсь работы и не смогу прокормить тебя.
— А я и не рассчитывала на тебя. Вернемся в Шанхай, я попрошу папу — он что-нибудь придумает.
Однако Фан не хотел возвращаться в Шанхай, а предлагал ехать в Чунцин, где Чжао устроился на работу в Комитете обороны. От него пришло такое радостное письмо, что казалось, будто его написал вовсе не тот человек, который недавно в полном смятении чувств бежал из городка. Неожиданно она наотрез отказалась:
— Синьмэй ничем не выше тебя, просить его о помощи унизительно. И потом, кто как не Чжао рекомендовал тебя в университет! И вот результат: профессором ты не стал, доцентство не сохранил. Так можно ли полагаться на его рекомендации?
— Послушать тебя, так хуже моего положения и не придумаешь. Ты все-таки выражайся поосторожнее.
— В любом случае я должна повидаться с родителями, да и тебе следовало бы познакомиться с будущими тестем и тещей.
Фан предложил сыграть свадьбу здесь — оно и проще, и в пути будет удобнее, но Сунь промолвила со вздохом:
— Я и так не спросила согласия родителей на помолвку. Хорошо еще, они меня любят и не обиделись. Но со свадьбой так не выйдет, надо оставить последнее слово за ними. Да ты не бойся, у меня папа не злой, ты ему сможешь понравиться.
— Кстати,— вспомнил Фан,— а где то письмо твоего отца, которое послужило толчком к нашей помолвке?
Сунь посмотрела на него непонимающими глазами.
— Ну, как же, неужели забыла? То, что пришло в ответ на анонимку! — и с этими словами он легонько дернул ее за нос.
Она отбросила его руку:
— Противный! Теперь нос будет красный. А то письмо я прочла и от обиды тут же разорвала. А надо было бы сохранить, уж теперь-то нам никакие сплетни не страшны!
И она крепко стиснула его ладонь.
Узнав о помолвке Фана, Чжао прислал авиапочтой поздравительное письмо. Хунцзянь показал его невесте. Дойдя до слов: «Итак, сказанное на пароходе подтвердилось. Ха-ха!» — она поинтересовалась, о чем идет речь. Для Фана теперь невеста значила больше, чем друг, и он пересказал все замечания, которые Чжао сделал на ее счет. Она вышла было из себя, но сдержалась и сказала:
— Все вы, мужчины, бесстыдники. Хвастаетесь, будто женщины за вами бегают, а посмотрели бы на себя в зеркало! Наверное, Лу Цзысяо тоже рассказывает, будто я была в него влюблена. Синьмэй про меня больше ничего плохого не говорил? Давай уж выкладывай все до конца!
Фан перевел разговор на другое и отметил, что неспроста Сунь не желает содействия Чжао в трудоустройстве. Тогда он предложил не возвращаться в Шанхай прежней тяжелой дорогой, а через Гуйлинь добраться самолетом до Гонконга, а Чжао он попросит похлопотать насчет авиабилета. Этот план Сунь одобрила. В ответном письме Чжао сообщил, что в конце июля его мать собирается из Тяньцзиня приехать в Гонконг, и он полетит туда, чтобы забрать ее в Чунцин. Можно было бы встретиться в Гонконге, обо всем поговорить. Но Сунь нахмурилась:
— Не хочу с ним встречаться, он насмешничать станет. Ты не должен позволять ему смеяться над собой!
— Ну, посмеется немного и перестанет. Чего тебе волноваться? Ты же станешь женой его названого брата, ему придется величать тебя невестушкой!
Перед отъездом Фана сослуживцы не устроили ему проводов — никому не хотелось связываться с человеком, вызвавшим неудовольствие ректора. Да никто и не верил, что Фан сделает быструю карьеру («и куда смотрела Сунь Жоуцзя, связываясь с ним — после жалеть будет»), так что потраченное на него вряд ли окупится. Вообще-то устраивать банкет — все равно что бросать в землю семена. Часть приглашенных — большое начальство и мелкая сошка — ответного приема не устроит, но остальные, примерно равные по положению и средствам, обязательно пригласят к себе. Так что, посеяв один ужин, пожнешь десять. Ну а Фану, у которого не было ни положения, ни — за исключением Чжао — друзей, рассчитывать было не на что. Зато разговоров о нем было хоть отбавляй. Люди осведомлялись о дне его отъезда и восклицали:
— Как, господин Фан, вы едете так скоро? Когда же мы сможем устроить вам проводы, ведь сейчас экзамены, все заняты по горло! Мисс Сунь, уговорите вашего жениха отложить отъезд, мы бы спокойно все организовали... Ах, вот что! Тогда не смеем задерживать. Вы уж известите нас о своей свадьбе. Нехорошо, когда новое счастье вытесняет память о старых друзьях. Ха-ха-ха!
Гао Суннянь, ездивший на совещание в провинциальный центр и вернувшийся перед самыми экзаменами, так и не заговорил о контракте. Накануне отъезда Фан зашел в канцелярию выправить себе подорожную, спасавшую от многих трудностей военной поры, а заодно распрощаться с ректором. Но Гао еще не появлялся в своем кабинете. Он зашел после обеда — ректор уже ушел. Как зимнее солнце на небе, как удача в жизни, начальники зачастую появляются на службе поздно, а исчезают рано. Но Гао Суннянь был человек аккуратный, и Фан заподозрил, что ректор нарочно избегает его. Эта мысль рассердила его, но в то же время доставила и некоторое удовлетворение.
Студенты, у которых он был наставником, сдав экзамен, зашли к нему вечером попрощаться. Фан был признателен им и обрадован; тут ему стала понятна психология чиновника-хапуги, который, покидая место службы, хочет, чтобы жители просили его остаться, дарили зонт
с подписями \ воздвигали памятные арки... Покидать навсегда какое-нибудь место — все равно что умереть для его обитателей; каждый знает, что смерти не избежать, а все-таки хочется, чтобы тебя старались удержать на этом свете. Интересно, конечно, будут тебя хвалить или хаять после смерти, но знать это заранее нельзя. Однако не хотелось бы, чтобы от тебя, как от догоревшей свечи, остался только запах фитиля.
Для того, кто уезжает, провожающие — словно почтительные дети и внуки: как-то спокойнее умирать, если знаешь, что есть кому пойти за гробом. Но когда студенты ушли, Фану стало еще тоскливее в одиночестве, и он долго вертелся в постели без сна. Как все-таки непостижим человек: ему было грустно от сознания, что он не увидит более этот городок, который ему так опротивел. В прошлом году Фан приехал сюда с целой компанией, а теперь они уезжают вдвоем с Сунь. Он пускается в дальний путь — безработный, без перспектив; хорошо еще, что с ним Жоуцзя... Эта мысль согрела его душу, съежившуюся как на сильном морозе. Жаль было лишь, что в эту минуту невеста не находилась возле него.
Еще не рассвело, когда явились носильщики: было уже лето, и лучше было трогаться в путь по холодку. Их проводил коридорный из общежития Фана, заспанный, в одной нижней рубашке; в руке он сжимал оставленные Фаном чаевые, собираясь пересчитать их после ухода носильщиков. У дверей женского общежития Сунь пожала руку соседке по комнате; близорукие глаза Фань спросонья почти ничего не видели, но она не забыла подкраситься на случай, если среди провожающих окажутся коллеги мужского пола. Сунь было жаль с ней расставаться, Фань пожелала им счастливого пути и обещала пересылать в Шанхай приходящие на имя Сунь письма. «Только на какой адрес пересылать? Наверное, на квартиру господина Фана?» — сказала она и рассмеялась. Сунь обещала непременно написать ей.
Фан слушал и усмехался про себя. Женщины — прирожденные дипломаты. За спиной распространяют друг о друге сплетни, а внешне остаются нежными подругами — не так ли ведут себя политические противники,
В старом Китае существовал обычай дарить уезжающему чиновнику зонт, на котором расписывались «благодарные» жители данной местности.
поднимающие на приемах бокалы с шампанским? Если бы Фан сам не слышал, что говорили друг о друге соседки, он мог бы подумать, что Сунь и Фань по-настоящему дружат между собой.
Когда носильщики, позавтракав в городке, уже собирались трогаться дальше, появился весь взмыленный посланец от ректора и вручил Фану большой конверт. Тот решил, что это новый контракт, и сердце его едва не выпрыгнуло из груди. Он вскрыл конверт — в нем было письмо и листок красной бумаги. В письме ректор извинялся за то, что занятость помешала ему обстоятельно поговорить с Фаном и устроить в его честь прощальный ужин. Поскольку создание философского отделения откладывается, он счел неудобным удерживать Фана в университете и написал рекомендательные письма в два научных учреждения, собираясь сообщить об этом Фану по получении ответов. Но ответов еще нет; когда они придут, университет обязательно пришлет Фану телеграмму на шанхайский адрес. Красный же листок оказался свадебным поздравлением.
Не дочитав письма, Хунцзянь ощутил жгучую потребность соскочить с носилок, выругаться покрепче, но дотерпел все же до первого привала после десяти ли пути. Он передал Сунь конверт со словами:
— Вот полюбуйся, письмо от Гао Сунняня! Больно мне нужны его подарки! Доберемся до Хэнъяна, я верну ему все это обратно заказной почтой. Вот теперь у меня есть повод послать ему резкое письмо!
Но Сунь, прочтя письмо ректора, возразила:
— А мне кажется, что он действует из добрых побуждений. И что ты выиграешь, разругавшись с ним? Вдруг он действительно рекомендовал тебя?
— Ты всегда говоришь слишком правильно, не даешь человеку поступить так, как душа требует. Вот возьму и не послушаюсь!
— И так жарко, пить хочется, а ты еще ссориться вздумал. До Хэнъяна четыре дня пути. Если к тому времени ты не передумаешь, я не стану тебя удерживать.
Фан прекрасно понимал, что за четыре дня Сунь сможет уговорить его написать не запальчивое, а благодарственное письмо. Надувшись, он сунул ей в руки армейский термос и отвернулся. Через некоторое время он заговорил вновь:
— И что за странная манера поздравлять? Мы еще не назначили дня свадьбы, а он уже пишет так, как будто мы муж и жена. Уверяю тебя, это неспроста, он намекает на то, что раз мы едем вместе...
— Какой ты мнительный! У всех находишь только дурные помыслы! Довольно об этом.
Сунь скомкала письмо Гао Сунняня и швырнула в придорожную канаву. Когда она садилась в носилки, ее щеки еще пылали — очевидно, от выпитого кипятка.
В Гуйлине им пришлось более десяти дней дожидаться билетов на самолет, но они и не заметили, как пролетело это время. Два самых больших чемодана они сдали в рекомендованную Чжао транспортную компанию, которая бралась за месяц с лишним доставить их в Шанхай. Денег у них было достаточно, и несколько дней ожидания не пугали. За день до вылета еще стояла прекрасная погода, но ночью полил дождь, а утром на смену ему на землю спустился туман. Рейс все же состоялся. Оба летели в первый раз и чувствовали себя прескверно — их то и дело выворачивало наизнанку, как больных кошек. На гонконгском аэродроме их встречал Чжао, но они так ослабели после перелета, что не выразили никакой радости от встречи. Вглядываясь в их пепельные лица, Чжао спросил:
— Что, тошнило? Ничего, первый полет редко обходится без неприятностей. Едем в гостиницу, отдохнете как следует, а вечером отпразднуем ваше прибытие.
Хунцзянь и Жоуцзя добрались до гостиницы еле живые. Услышав, что они снимают один номер, Чжао отвернулся, и лицо его приняло понимающее выражение. По дороге в верхнюю часть города, где жили его родственники, он то улыбался, то вздыхал.
Отоспавшись и почувствовав себя бодрым, Хунцзянь переоделся и стал ждать приезда Синьмэя. Но Сунь из-за стука деревянных подметок на улице и фишек мацзяна в соседнем номере так и не удалось поспать — ее по-прежнему мутило, она устроилась на диване и сказала, что сегодня никуда не пойдет. Фан принялся уговаривать ее превозмочь себя и не обижать Синьмэя. Но она упорствовала:
— Вам есть о чем поговорить между собой, а я чего ради буду сидеть, как дура? Ведь других женщин за столом не будет? Потом, Синьмэй наверняка позовет нас в шикарный ресторан, а мне не во что одеться. Люди будут пальцами показывать.
— Но ведь атласное ципао еще вполне можно носить! Я и не подозревал, что ты такая модница!
— Я еще не потратила на тряпки ни одного твоего медяка, а ты уже укоряешь меня! Впредь сам ведай расходами на одежду. Мое ципао вышло из моды. Когда мы ехали по улицам, я заметила, что сейчас носят более короткие. Кроме того, у меня нет белых туфель, а я еще неважно себя чувствую, чтобы выходить сейчас за покупками.
Узнав, что Сунь нездоровится, Синьмэй сразу же предложил перенести ужин на другой вечер, но она настаивала, чтобы мужчины шли одни. Синьмэй с облегчением сказал:
— Мисс Фан, то бишь Сунь, из вас наверняка получится мудрая супруга. Другая строила бы жениху препятствия, лишила бы его свободы действий. Хунцзянь, ты сможешь ненадолго расстаться с невестой, чтобы потом не называть меня разлучником?
Фан в свою очередь обратился к невесте:
— Ты действительно обойдешься без меня?
Сунь внимательно посмотрела на обоих и как-то неестественно рассмеялась:
— Идите себе, я ведь ничем особенным не больна. Извините меня, господин Чжао!
— Ну, пустяки! Давайте считать сегодняшнюю встречу предварительной, а когда вы поправитесь, я пришлю официальное приглашение. Через полтора часа верну вам жениха в целости и сохранности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45