Сделав затяжку из подаренной Фаном трубки, Чжао нарушил молчание.
— Есть у меня одно подозрение, но боюсь высказывать — вдруг оно не подтвердится, и я окажусь мелким клеветником.
— Ничего, говори, если это подозрение не касается меня.
— По-моему, Ли и Гу нам наврали. Они вполне могли купить первый класс для всех, просто им захотелось сэкономить. Ли ни разу не упоминал о трудностях с билетами — иначе я мог бы получить их через свое агентство. Меня, собственно, задевает, что они нас обманывают да еще хотят при этом заслужить нашу признательность.
— Думаю, что твоя догадка абсолютно правильна. Почему было не сказать нам откровенно? А ведь денег на дорогу нам переведено вполне достаточно.
— Ну, у них положение не такое, как у нас,—они старше возрастом, обременены семьями. Да и дорога может обойтись дороже, чем в мирное время, Кстати, сколько ты взял с собой?
— Все, что у меня оставалось — шестьдесят семь юаней плюс сто, присланные Гао Суннянем.
— Этого должно хватить. У меня при себе двести. Боюсь только, что Гу и Ли большую часть денег оставили своим семьям, и, если им будет недоставать на проезд, мы все окажемся в трудном положении. Да и багаж у них...
Фан усмехнулся:
— Да, впечатление такое, будто они и жен и детей своих упаковали и даже квартиры целиком вывезли. Видел, какой у Ли сундук — с человека высотой! Кому же они оставили деньги?
— Слушай, Фан, мы вполне можем казаться Ли и Гу зелеными юнцами, незнакомыми с материальными трудностями. Я хочу сложить с себя обязанности руководителя группы, пусть все вопросы с жильем и питанием решают они. А то выберу дорогую гостиницу или изысканную еду, и им придется тратить больше, чем они могут себе позволить.
— Смотри, какой демократ, ты же в президенты годишься! Но есть еще Сунь — она девушка робкая, боится слово сказать. Ты как «дядюшка» должен о ней позаботиться.
— Верно. И знаешь, я забыл тебе сказать, что университет не оплатил ее проезд.
— Почему?
— Сам не знаю. Гао Суннянь официально пригласил ее, но деньги перевел только на четверых. Наверное, в университете считают, что с ассистентом можно не церемониться, нетрудно подобрать и другую кандидатуру.
— Но ведь это же неправильно! Она впервые устраивается на работу, откуда у нее деньги? Нет, нужно будет поговорить с начальством на месте. А вообще-то я хотел спросить,— только, пожалуйста, не обижайся,— зачем ты взял в такую трудную и небезопасную дорогу эту неопытную девицу? Переутомится она и заболеет — для нас будет дополнительная обуза. Или у тебя на нее свои виды?
— Что за чепуха! Я все понимал, но не мог отказать ее отцу. В университете она будет работать не на моем факультете, пусть другие о ней и заботятся. А о тяготах пути я ей говорил, но она уверяла, что выдержит.
— Ну, если она выдерживает тяжести, считай, что тебе повезло...
Чжао замахнулся на Фана трубкой:
— Может, ты сам хочешь попробовать? Могу отрекомендовать тебя в лучшем виде!
— Да я даже не разглядел ее как следует! — засмеялся Фан, заслоняясь.— Однако мы ведем себя невежливо. За ужином говорили только о своих делах, сейчас одни ушли на палубу, бросив ее в каюте. А она небось тоскует — как-никак впервые покинула семью.
— Мы оба недавно пострадали от женщин, вот и побаиваемся их, как пуганая птица — силка. Впрочем, твоя забота о мисс Сунь показывает, что в сердце у тебя уже что-то зашевелилось. Хочешь, намекну ей?
— Не беспокойся, я не стану твоим «сочувственником». Ты, кажется, захватил с собой вино? Тогда прибереги его до дня помолвки с мисс Сунь.
— Опять за свое! Смотри, она услышит — получится неудобно. Я дал себе зарок: больше не влюбляться в городских девушек с высшим образованием. Достаточно того, что я ухаживал за Су Вэньвань, впредь пусть женщины за мной ухаживают. Лучше жениться на простой девушке из провинции, не слишком ученой, но здоровой и с хорошим характером. Зато я для нее буду вместо господа бога. По-моему, не стоит придавать любви такого значения: множество людей прекрасно без нее обходится.
— Услышь мой папаша твои слова, он сказал бы: «Сей отрок внемлет поучениям». Но если ты когда-нибудь станешь чиновником, такая жена не сможет помогать тебе принимать нужных людей, налаживать полезные связи.
— Но это все же лучше, чем честолюбивая жена, которая вынуждала бы меня непременно стать чиновником, да еще взятки брать. Если бы я женился на Су, я не смог бы сейчас поехать в университет Саньлюй; она заставила бы меня ехать туда, куда ей хочется.
— А тебе действительно так хочется в университет? — удивился Фан.— Такому серьезному отношению к службе и семье можно только позавидовать. Помнишь, Чу Шэньмин и Су Вэньвань рассуждали об «осажденной крепости»? Мне теперь кажется, что это сравнение можно применять ко всему, что случается в жизни. Вот мне поначалу захотелось поехать в университет, я принял приглашение, а сейчас начал жалеть об этом, только недостает мужества вернуться обратным рейсом в Шанхай. Думаю, что и ты, если бы женился на Су, скоро разочаровался бы. Рассказывают же о собаке, что, по
зарившись на отражение мяса в воде, роняет кусок изо рта. А человек, женившись на любимой, нередко начинает жалеть, что в воде больше не видно манящего отражения. Кстати, ты не знаешь, не определила ли Су своего поэта после свадьбы на какую-нибудь службу?
— Он теперь заведует отделом в «Комитете материальных ресурсов военного времени». Эту должность выхлопотал для него тесть. Она стала как бы частью приданого дочери.
— Ловко! «Государство — одна семья». Значит, что хорошо для семьи, то хорошо и для государства.
— По-моему, человек, делающий карьеру с помощью жениной юбки, мало чего стоит.
— Люди могут сказать, что ты рассуждаешь, как лисица о винограде.
— Нет, я не испытываю ни малейшей зависти. Я не говорил, что ходил на церемонию бракосочетания Су?
Фан раскрыл рот от изумления.
— Так уж получилось. Родители Су прислали приглашение, и мне было неудобно не преподнести подарка. Вот я и послал корзину с цветами.
— Какими?
— Сам не знаю, я положился на цветочный магазин.
— Ну как же, надо было послать цветы абрикоса — показать, что ты ее любишь без взаимности; потом нарциссы — намек на ее жестокость; и обложить все эти цветы полынью в знак того, что до конца своих дней будешь страдать.
— Тоже мне знаток! Откуда возьмутся нарциссы и цвет абрикоса в середине лета? А пошел я затем, чтобы проверить, хватит ли у меня мужества смотреть, как выходит замуж девушка, которую я любил больше десяти лет... Оказалось, что никаких мук я не испытал. Кроме того, хотелось посмотреть на Цао Юаньлана, понять, чем превосходит меня человек, которому Су отдала предпочтение. И кого же я увидел? Какой-то странный субъект, что Су в нем нашла? Сказать по правде, женщина с таким вкусом недостойна быть женой Чжао Синьмэя!
— Здорово сказано! — Фан хлопнул приятеля по коленке.
— Через несколько дней после их помолвки старая госпожа Су приходила к моей матери, всячески расхваливала меня, уверяла, что отговаривала дочь от этого брака, но та-де упрямится. Выражала надежду, что такое развитие событий не омрачит старинную дружбу
между нашими семьями и что она — сейчас ты будешь смеяться — каждое утро станет просить у Будды ниспослать мне счастье. Мать пересказывала мне все, что ей удавалось разузнать о свадьбе Су, думая, что меня это очень волнует. Как выяснилось, Су Хунъе написал из Чунцина, что приехать не сможет и что предоставляет дочери самой решать все личные вопросы. Су и Цао, как люди современные, не стали обращаться к гадателям, чтобы им выбрали для свершения обряда счастливый «желтый» день. Зато они слышали, что на Западе считают май самым неподходящим, а июнь самым удачным месяцем для женитьбы, а из дней недели наиболее благоприятными понедельник, вторник и особенно среду. Поскольку они в июне только обручились, свадьбу пришлось отложить до сентября, но зато она состоялась в среду.
— Уверен, что все это затеи Цао Юаньлана.
— Все вы, учившиеся в Европе, горазды на выдумки. Помню, я ехал к ним на свадьбу и радовался, что не я жених — такая с самого утра стояла жара. Хотя в зале был кондиционер, толстяк Цао во фраке и стоячем воротничке весь обливался потом; я даже опасался — того и гляди растает, как свечка. Су тоже выглядела измученной — смотреть было жалко. Словом, не новобрачные, а... Ну, не то чтобы к смерти приговоренные, а словно преступники, пойманные с поличным, каких изображают на листках с призывом остерегаться воров, что в автобусах расклеены. Я подумал, что, наверное, и сам чувствовал бы себя не лучше под взглядом стольких людей. И еще я решил, что свадебные фотографии, на которых молодожены выглядят веселыми и довольными, делаются не в день свадьбы.
— Великое открытие! Ты лучше скажи, как Су в тот день вела себя с тобою.
— Я постарался, чтобы она меня не видела, разговаривал с одной Тан.— При этих словах сердце Фана упало, словно выброшенный из почтового вагона ящик, Фан даже испугался, не слышал ли Чжао стука падения.— Она была свидетельницей невесты. Увидев меня, спросила, не пришел ли я учинить драку, просила не шевелиться, когда молодых будут осыпать серпантином — еще подумают, что я хочу бросить гранату или плеснуть кислотой. Интересовалась моими планами; я сказал, что уезжаю, но о тебе не упоминал — вдруг ей это будет неприятно.
— Правильно сделал. Не надо меня поминать, не надо,— машинально повторял Хунцзянь, а сам чувствовал себя узником в темном каменном мешке: на миг вспыхнул огонь, он даже не успел рассмотреть ничего вокруг, и вновь воцарилась мгла. Он представил себя пассажиром в поезде: вот при свете станционного фонаря мелькнуло дорогое лицо, но не успел даже вскрикнуть, а перрон уже далеко позади, краткость встречи лишь подчеркнула всю бесконечность разлуки. Фан про себя выругал Чжао за несообразительность.
— Поговорить как следует нам не удалось — к ней прилип шафер, приятель Цао. По-моему, Тан Сяофу ему очень приглянулась.
И тут, словно острый шип, пронзила сердце Фана неуемная злоба против Тан. Сдерживая дрожь в голосе, он воскликнул:
— Меня эти люди не интересуют, прошу больше о них не рассказывать.
Чжао сначала опешил, потом понял, в чем дело, и положил приятелю руку на плечо:
— Посидели, и хватит, ветер все усиливается, нам завтра рано сходить на берег...
Он зевнул и направился в каюту, но с одной из соседних скамей его окликнула Сунь. Он удивился, что это она так поздно засиделась на палубе. Оказалось, девушка вышла подышать воздухом, отдохнуть от возни и капризов ехавшего в ее каюте ребенка. Чжао поинтересовался, не укачивает ли ее.
— Нет, не очень. А вам с господином Фаном, наверное, приходилось попадать в настоящие бури?
— Случалось. Только мы с господином Фаном ездили по разным маршрутам.— Тут Чжао толкнул приятеля в бок, потому что его молчание становилось уже невежливым. Чтобы хоть на время отвлечься от душевной муки, Фан начал припоминать разные подробности о своих плаваниях. Он рассказывал о летучих рыбах, и девушка слушала его как зачарованная. Потом она спросила, не видел ли он китов. Наивность вопроса показалась Чжао подозрительной.
— Видел, и очень много,— ответил Фан.— Одна наш корабль чуть не застрял между зубами кит;
Глаза у Сунь стали круглыми, как нимбы святых картинах Джотто, а Чжао еще больше насторожил и сказал:
— Хватит выдумывать, пошли в каюту.
Однако Фан принялся уверять девушку, что говорит сущую правду.
— Вы же знаете, есть люди, которые смотрят, слушают и спят с раскрытым ртом. Вот и этот кит спал после обеда, разинув пасть. Хорошо, что между зубами у него застряли огромные куски мяса, а то наш пароход могло бы затянуть в зев. А как же? Такие случаи и в книгах описаны!
— Господин Фан обманывает меня, правда? — обратилась девушка к Чжао. Тот презрительно хмыкнул:
— Ну, довольно, нам пора спать. Мисс Сунь, отец поручил мне опекать вас, так что извольте возвращаться в каюту, а то, чего доброго, простудитесь.
— Заботливый дядюшка! — ухмыльнулся Фан. Чжао украдкой дал ему сильного тумака по спине, а вслух заявил:
— Господин Фан — большой мастер пересказывать детские сказки.
Фан улегся на койку и тут же почувствовал, как боль снова сжала ему душу. Отгоняя ее, он заговорил:
— Однако крепко же ты стукнул меня, до сих пор чувствуется.
— А ты не завирайся! Впрочем, эта девица себе на уме. Пожалуй, взяв ее с нами, я поступил неосмотрительно. Она как твой кит с разинутой пастью, так и норовит проглотить кого-нибудь, кто попроще,— тебя, например.
Фан стал кататься по койке, смеясь над излишней бдительностью Чжао — сначала от души, потом через силу, только чтобы ни о чем не думать.
— По-моему, она слышала все, о чем мы говорили. Я же предупреждал, что не надо так громко. Посуди сам, разве девушка с университетским образованием может быть такой наивной? «Не правда ли, господин Фан обманывает меня».— Чжао, как ему показалось, очень похоже передразнил Сунь.— Если бы я не сказал, что ты сказки рассказываешь, она, уж поверь, попросила бы у тебя книгу, в которой обо всем этом рассказано.
— Ну и пусть попросила бы, я бы сказал, что при себе у меня нет.
— Ты не понимаешь, одалживать у мужчины книгу, потом возвращать ее — всем этим женщина прекрасно пользуется для завязывания отношений. Вот так зачастую и начинается флирт.
— Послушать тебя, так даже не по себе становится. Но по отношению к Сунь все это — чистейшая фантазия!
— Что же, посмотрим.— Синьмэй улыбался каким-то своим мыслям, глядя в потолок.— Ну что же, на сегодня хватит, я хочу спать.
Хунцзянь чувствовал, что сон для него будет сейчас столь же недостижим, как сама Тан Сяофу, и обреченно готовился к долгому одинокому путешествию через предстоящую ночь. Он пытался еще раз заговорить с соседом, но Чжао не ответил, и Фан, не ожидая уже ниоткуда спасения, отдал душу во власть тоски, тут же вгрызшейся в нее, как шелкопряд в грену.
Рано утром пароход остановился довольно далеко от входа в порт, и только к полудню появились два катера, чтобы перевезти пассажиров в гавань. Для пассажиров первого и второго классов предназначался совсем небольшой катер — его палуба была метра на полтора ниже борта парохода. Раскачиваемый волнами, он то и дело отходил в сторону, и между двумя судами образовалась жутковатая на вид щель, готовая поглотить смельчаков. Проклиная пароходную компанию, пассажиры тем не менее храбро прыгали на катер; обошлось без несчастных случаев, хотя многие потом чувствовали себя неважно, сидели хмурые и молчаливые.
На палубе была теснота. То и дело кто-нибудь из команды кричал: «Ложимся на левый борт, просим нескольких пассажиров перейти на правый!» И тут же: «Куда вы все бросились на правый, жить надоело, что ли?» Среди пассажиров расползались разные слухи. В частности, Чжао узнал, что гостиницы в городе якобы переполнены. Он сказал Фану, что если они будут дожидаться Ли и Гу, всем придется ночевать на улице, потому что третьим классом едет несколько сот человек. Было решено, что Чжао и Сунь с вещами сразу поедут искать гостиницу, а Фан останется на берегу ждать остальных попутчиков. Устроив для всех номера, Чжао вернется на пристань. Едва он и Сунь уехали, раздался сигнал воздушной тревоги. Фан забеспокоился — и за себя и за оставшихся на пароходе. Потом ему пришло в голову, что с пароходом итальянском компании вряд ли что случится — Италия как-никак в союзе с Японией. Значит, надо спасать в первую очередь себя. Однако никто не бежит с пристани сломя голову. Выяснилось, что дан был Сигнал предварительного оповещения, на
лет не состоялся, и через час дали отбой. Стал швартоваться второй катер, до отказа набитый людьми. Фан и подоспевший Чжао издали увидели железный сундук господина Ли, возвышавшийся на носу суденышка; казалось, вопреки законам математики, что часть больше целого, настолько сундук этот подавлял своими размерами. С точки зрения физики невероятным было, что такую махину удалось снять с борта парохода. На лице господина Ли не было обычных черных очков, и его большие белесые глаза напоминали облупленные крутые яйца. Но вот очки извлечены из кармана и водворены на свое место — Ли снимал их, перепрыгивая с палубы катера. Оказавшись на пристани, он стал жаловаться на нервное потрясение, которое испытал во время воздушной тревоги. На сей раз получалось так, будто он пострадал из-за своего благородства, уступив Чжао и Фану свои билеты в первый класс. Тем пришлось рассыпаться в выражениях сочувствия и благодарности.
Зато Гу Эрцянь был в отличном настроении. Он то и дело восклицал:
— Здорово нам повезло! Можно сказать, у смерти в гостях побывали! Уже и не верилось, что снова вас увидим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Есть у меня одно подозрение, но боюсь высказывать — вдруг оно не подтвердится, и я окажусь мелким клеветником.
— Ничего, говори, если это подозрение не касается меня.
— По-моему, Ли и Гу нам наврали. Они вполне могли купить первый класс для всех, просто им захотелось сэкономить. Ли ни разу не упоминал о трудностях с билетами — иначе я мог бы получить их через свое агентство. Меня, собственно, задевает, что они нас обманывают да еще хотят при этом заслужить нашу признательность.
— Думаю, что твоя догадка абсолютно правильна. Почему было не сказать нам откровенно? А ведь денег на дорогу нам переведено вполне достаточно.
— Ну, у них положение не такое, как у нас,—они старше возрастом, обременены семьями. Да и дорога может обойтись дороже, чем в мирное время, Кстати, сколько ты взял с собой?
— Все, что у меня оставалось — шестьдесят семь юаней плюс сто, присланные Гао Суннянем.
— Этого должно хватить. У меня при себе двести. Боюсь только, что Гу и Ли большую часть денег оставили своим семьям, и, если им будет недоставать на проезд, мы все окажемся в трудном положении. Да и багаж у них...
Фан усмехнулся:
— Да, впечатление такое, будто они и жен и детей своих упаковали и даже квартиры целиком вывезли. Видел, какой у Ли сундук — с человека высотой! Кому же они оставили деньги?
— Слушай, Фан, мы вполне можем казаться Ли и Гу зелеными юнцами, незнакомыми с материальными трудностями. Я хочу сложить с себя обязанности руководителя группы, пусть все вопросы с жильем и питанием решают они. А то выберу дорогую гостиницу или изысканную еду, и им придется тратить больше, чем они могут себе позволить.
— Смотри, какой демократ, ты же в президенты годишься! Но есть еще Сунь — она девушка робкая, боится слово сказать. Ты как «дядюшка» должен о ней позаботиться.
— Верно. И знаешь, я забыл тебе сказать, что университет не оплатил ее проезд.
— Почему?
— Сам не знаю. Гао Суннянь официально пригласил ее, но деньги перевел только на четверых. Наверное, в университете считают, что с ассистентом можно не церемониться, нетрудно подобрать и другую кандидатуру.
— Но ведь это же неправильно! Она впервые устраивается на работу, откуда у нее деньги? Нет, нужно будет поговорить с начальством на месте. А вообще-то я хотел спросить,— только, пожалуйста, не обижайся,— зачем ты взял в такую трудную и небезопасную дорогу эту неопытную девицу? Переутомится она и заболеет — для нас будет дополнительная обуза. Или у тебя на нее свои виды?
— Что за чепуха! Я все понимал, но не мог отказать ее отцу. В университете она будет работать не на моем факультете, пусть другие о ней и заботятся. А о тяготах пути я ей говорил, но она уверяла, что выдержит.
— Ну, если она выдерживает тяжести, считай, что тебе повезло...
Чжао замахнулся на Фана трубкой:
— Может, ты сам хочешь попробовать? Могу отрекомендовать тебя в лучшем виде!
— Да я даже не разглядел ее как следует! — засмеялся Фан, заслоняясь.— Однако мы ведем себя невежливо. За ужином говорили только о своих делах, сейчас одни ушли на палубу, бросив ее в каюте. А она небось тоскует — как-никак впервые покинула семью.
— Мы оба недавно пострадали от женщин, вот и побаиваемся их, как пуганая птица — силка. Впрочем, твоя забота о мисс Сунь показывает, что в сердце у тебя уже что-то зашевелилось. Хочешь, намекну ей?
— Не беспокойся, я не стану твоим «сочувственником». Ты, кажется, захватил с собой вино? Тогда прибереги его до дня помолвки с мисс Сунь.
— Опять за свое! Смотри, она услышит — получится неудобно. Я дал себе зарок: больше не влюбляться в городских девушек с высшим образованием. Достаточно того, что я ухаживал за Су Вэньвань, впредь пусть женщины за мной ухаживают. Лучше жениться на простой девушке из провинции, не слишком ученой, но здоровой и с хорошим характером. Зато я для нее буду вместо господа бога. По-моему, не стоит придавать любви такого значения: множество людей прекрасно без нее обходится.
— Услышь мой папаша твои слова, он сказал бы: «Сей отрок внемлет поучениям». Но если ты когда-нибудь станешь чиновником, такая жена не сможет помогать тебе принимать нужных людей, налаживать полезные связи.
— Но это все же лучше, чем честолюбивая жена, которая вынуждала бы меня непременно стать чиновником, да еще взятки брать. Если бы я женился на Су, я не смог бы сейчас поехать в университет Саньлюй; она заставила бы меня ехать туда, куда ей хочется.
— А тебе действительно так хочется в университет? — удивился Фан.— Такому серьезному отношению к службе и семье можно только позавидовать. Помнишь, Чу Шэньмин и Су Вэньвань рассуждали об «осажденной крепости»? Мне теперь кажется, что это сравнение можно применять ко всему, что случается в жизни. Вот мне поначалу захотелось поехать в университет, я принял приглашение, а сейчас начал жалеть об этом, только недостает мужества вернуться обратным рейсом в Шанхай. Думаю, что и ты, если бы женился на Су, скоро разочаровался бы. Рассказывают же о собаке, что, по
зарившись на отражение мяса в воде, роняет кусок изо рта. А человек, женившись на любимой, нередко начинает жалеть, что в воде больше не видно манящего отражения. Кстати, ты не знаешь, не определила ли Су своего поэта после свадьбы на какую-нибудь службу?
— Он теперь заведует отделом в «Комитете материальных ресурсов военного времени». Эту должность выхлопотал для него тесть. Она стала как бы частью приданого дочери.
— Ловко! «Государство — одна семья». Значит, что хорошо для семьи, то хорошо и для государства.
— По-моему, человек, делающий карьеру с помощью жениной юбки, мало чего стоит.
— Люди могут сказать, что ты рассуждаешь, как лисица о винограде.
— Нет, я не испытываю ни малейшей зависти. Я не говорил, что ходил на церемонию бракосочетания Су?
Фан раскрыл рот от изумления.
— Так уж получилось. Родители Су прислали приглашение, и мне было неудобно не преподнести подарка. Вот я и послал корзину с цветами.
— Какими?
— Сам не знаю, я положился на цветочный магазин.
— Ну как же, надо было послать цветы абрикоса — показать, что ты ее любишь без взаимности; потом нарциссы — намек на ее жестокость; и обложить все эти цветы полынью в знак того, что до конца своих дней будешь страдать.
— Тоже мне знаток! Откуда возьмутся нарциссы и цвет абрикоса в середине лета? А пошел я затем, чтобы проверить, хватит ли у меня мужества смотреть, как выходит замуж девушка, которую я любил больше десяти лет... Оказалось, что никаких мук я не испытал. Кроме того, хотелось посмотреть на Цао Юаньлана, понять, чем превосходит меня человек, которому Су отдала предпочтение. И кого же я увидел? Какой-то странный субъект, что Су в нем нашла? Сказать по правде, женщина с таким вкусом недостойна быть женой Чжао Синьмэя!
— Здорово сказано! — Фан хлопнул приятеля по коленке.
— Через несколько дней после их помолвки старая госпожа Су приходила к моей матери, всячески расхваливала меня, уверяла, что отговаривала дочь от этого брака, но та-де упрямится. Выражала надежду, что такое развитие событий не омрачит старинную дружбу
между нашими семьями и что она — сейчас ты будешь смеяться — каждое утро станет просить у Будды ниспослать мне счастье. Мать пересказывала мне все, что ей удавалось разузнать о свадьбе Су, думая, что меня это очень волнует. Как выяснилось, Су Хунъе написал из Чунцина, что приехать не сможет и что предоставляет дочери самой решать все личные вопросы. Су и Цао, как люди современные, не стали обращаться к гадателям, чтобы им выбрали для свершения обряда счастливый «желтый» день. Зато они слышали, что на Западе считают май самым неподходящим, а июнь самым удачным месяцем для женитьбы, а из дней недели наиболее благоприятными понедельник, вторник и особенно среду. Поскольку они в июне только обручились, свадьбу пришлось отложить до сентября, но зато она состоялась в среду.
— Уверен, что все это затеи Цао Юаньлана.
— Все вы, учившиеся в Европе, горазды на выдумки. Помню, я ехал к ним на свадьбу и радовался, что не я жених — такая с самого утра стояла жара. Хотя в зале был кондиционер, толстяк Цао во фраке и стоячем воротничке весь обливался потом; я даже опасался — того и гляди растает, как свечка. Су тоже выглядела измученной — смотреть было жалко. Словом, не новобрачные, а... Ну, не то чтобы к смерти приговоренные, а словно преступники, пойманные с поличным, каких изображают на листках с призывом остерегаться воров, что в автобусах расклеены. Я подумал, что, наверное, и сам чувствовал бы себя не лучше под взглядом стольких людей. И еще я решил, что свадебные фотографии, на которых молодожены выглядят веселыми и довольными, делаются не в день свадьбы.
— Великое открытие! Ты лучше скажи, как Су в тот день вела себя с тобою.
— Я постарался, чтобы она меня не видела, разговаривал с одной Тан.— При этих словах сердце Фана упало, словно выброшенный из почтового вагона ящик, Фан даже испугался, не слышал ли Чжао стука падения.— Она была свидетельницей невесты. Увидев меня, спросила, не пришел ли я учинить драку, просила не шевелиться, когда молодых будут осыпать серпантином — еще подумают, что я хочу бросить гранату или плеснуть кислотой. Интересовалась моими планами; я сказал, что уезжаю, но о тебе не упоминал — вдруг ей это будет неприятно.
— Правильно сделал. Не надо меня поминать, не надо,— машинально повторял Хунцзянь, а сам чувствовал себя узником в темном каменном мешке: на миг вспыхнул огонь, он даже не успел рассмотреть ничего вокруг, и вновь воцарилась мгла. Он представил себя пассажиром в поезде: вот при свете станционного фонаря мелькнуло дорогое лицо, но не успел даже вскрикнуть, а перрон уже далеко позади, краткость встречи лишь подчеркнула всю бесконечность разлуки. Фан про себя выругал Чжао за несообразительность.
— Поговорить как следует нам не удалось — к ней прилип шафер, приятель Цао. По-моему, Тан Сяофу ему очень приглянулась.
И тут, словно острый шип, пронзила сердце Фана неуемная злоба против Тан. Сдерживая дрожь в голосе, он воскликнул:
— Меня эти люди не интересуют, прошу больше о них не рассказывать.
Чжао сначала опешил, потом понял, в чем дело, и положил приятелю руку на плечо:
— Посидели, и хватит, ветер все усиливается, нам завтра рано сходить на берег...
Он зевнул и направился в каюту, но с одной из соседних скамей его окликнула Сунь. Он удивился, что это она так поздно засиделась на палубе. Оказалось, девушка вышла подышать воздухом, отдохнуть от возни и капризов ехавшего в ее каюте ребенка. Чжао поинтересовался, не укачивает ли ее.
— Нет, не очень. А вам с господином Фаном, наверное, приходилось попадать в настоящие бури?
— Случалось. Только мы с господином Фаном ездили по разным маршрутам.— Тут Чжао толкнул приятеля в бок, потому что его молчание становилось уже невежливым. Чтобы хоть на время отвлечься от душевной муки, Фан начал припоминать разные подробности о своих плаваниях. Он рассказывал о летучих рыбах, и девушка слушала его как зачарованная. Потом она спросила, не видел ли он китов. Наивность вопроса показалась Чжао подозрительной.
— Видел, и очень много,— ответил Фан.— Одна наш корабль чуть не застрял между зубами кит;
Глаза у Сунь стали круглыми, как нимбы святых картинах Джотто, а Чжао еще больше насторожил и сказал:
— Хватит выдумывать, пошли в каюту.
Однако Фан принялся уверять девушку, что говорит сущую правду.
— Вы же знаете, есть люди, которые смотрят, слушают и спят с раскрытым ртом. Вот и этот кит спал после обеда, разинув пасть. Хорошо, что между зубами у него застряли огромные куски мяса, а то наш пароход могло бы затянуть в зев. А как же? Такие случаи и в книгах описаны!
— Господин Фан обманывает меня, правда? — обратилась девушка к Чжао. Тот презрительно хмыкнул:
— Ну, довольно, нам пора спать. Мисс Сунь, отец поручил мне опекать вас, так что извольте возвращаться в каюту, а то, чего доброго, простудитесь.
— Заботливый дядюшка! — ухмыльнулся Фан. Чжао украдкой дал ему сильного тумака по спине, а вслух заявил:
— Господин Фан — большой мастер пересказывать детские сказки.
Фан улегся на койку и тут же почувствовал, как боль снова сжала ему душу. Отгоняя ее, он заговорил:
— Однако крепко же ты стукнул меня, до сих пор чувствуется.
— А ты не завирайся! Впрочем, эта девица себе на уме. Пожалуй, взяв ее с нами, я поступил неосмотрительно. Она как твой кит с разинутой пастью, так и норовит проглотить кого-нибудь, кто попроще,— тебя, например.
Фан стал кататься по койке, смеясь над излишней бдительностью Чжао — сначала от души, потом через силу, только чтобы ни о чем не думать.
— По-моему, она слышала все, о чем мы говорили. Я же предупреждал, что не надо так громко. Посуди сам, разве девушка с университетским образованием может быть такой наивной? «Не правда ли, господин Фан обманывает меня».— Чжао, как ему показалось, очень похоже передразнил Сунь.— Если бы я не сказал, что ты сказки рассказываешь, она, уж поверь, попросила бы у тебя книгу, в которой обо всем этом рассказано.
— Ну и пусть попросила бы, я бы сказал, что при себе у меня нет.
— Ты не понимаешь, одалживать у мужчины книгу, потом возвращать ее — всем этим женщина прекрасно пользуется для завязывания отношений. Вот так зачастую и начинается флирт.
— Послушать тебя, так даже не по себе становится. Но по отношению к Сунь все это — чистейшая фантазия!
— Что же, посмотрим.— Синьмэй улыбался каким-то своим мыслям, глядя в потолок.— Ну что же, на сегодня хватит, я хочу спать.
Хунцзянь чувствовал, что сон для него будет сейчас столь же недостижим, как сама Тан Сяофу, и обреченно готовился к долгому одинокому путешествию через предстоящую ночь. Он пытался еще раз заговорить с соседом, но Чжао не ответил, и Фан, не ожидая уже ниоткуда спасения, отдал душу во власть тоски, тут же вгрызшейся в нее, как шелкопряд в грену.
Рано утром пароход остановился довольно далеко от входа в порт, и только к полудню появились два катера, чтобы перевезти пассажиров в гавань. Для пассажиров первого и второго классов предназначался совсем небольшой катер — его палуба была метра на полтора ниже борта парохода. Раскачиваемый волнами, он то и дело отходил в сторону, и между двумя судами образовалась жутковатая на вид щель, готовая поглотить смельчаков. Проклиная пароходную компанию, пассажиры тем не менее храбро прыгали на катер; обошлось без несчастных случаев, хотя многие потом чувствовали себя неважно, сидели хмурые и молчаливые.
На палубе была теснота. То и дело кто-нибудь из команды кричал: «Ложимся на левый борт, просим нескольких пассажиров перейти на правый!» И тут же: «Куда вы все бросились на правый, жить надоело, что ли?» Среди пассажиров расползались разные слухи. В частности, Чжао узнал, что гостиницы в городе якобы переполнены. Он сказал Фану, что если они будут дожидаться Ли и Гу, всем придется ночевать на улице, потому что третьим классом едет несколько сот человек. Было решено, что Чжао и Сунь с вещами сразу поедут искать гостиницу, а Фан останется на берегу ждать остальных попутчиков. Устроив для всех номера, Чжао вернется на пристань. Едва он и Сунь уехали, раздался сигнал воздушной тревоги. Фан забеспокоился — и за себя и за оставшихся на пароходе. Потом ему пришло в голову, что с пароходом итальянском компании вряд ли что случится — Италия как-никак в союзе с Японией. Значит, надо спасать в первую очередь себя. Однако никто не бежит с пристани сломя голову. Выяснилось, что дан был Сигнал предварительного оповещения, на
лет не состоялся, и через час дали отбой. Стал швартоваться второй катер, до отказа набитый людьми. Фан и подоспевший Чжао издали увидели железный сундук господина Ли, возвышавшийся на носу суденышка; казалось, вопреки законам математики, что часть больше целого, настолько сундук этот подавлял своими размерами. С точки зрения физики невероятным было, что такую махину удалось снять с борта парохода. На лице господина Ли не было обычных черных очков, и его большие белесые глаза напоминали облупленные крутые яйца. Но вот очки извлечены из кармана и водворены на свое место — Ли снимал их, перепрыгивая с палубы катера. Оказавшись на пристани, он стал жаловаться на нервное потрясение, которое испытал во время воздушной тревоги. На сей раз получалось так, будто он пострадал из-за своего благородства, уступив Чжао и Фану свои билеты в первый класс. Тем пришлось рассыпаться в выражениях сочувствия и благодарности.
Зато Гу Эрцянь был в отличном настроении. Он то и дело восклицал:
— Здорово нам повезло! Можно сказать, у смерти в гостях побывали! Уже и не верилось, что снова вас увидим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45