Чем все это кончилось, пока не известно. Под конец Лу сказал:
— Это были студенты отделения китайской литературы. Я, разумеется, сказал своим историкам, чтобы не смели устраивать подобных безобразий, если им доведется ходить на занятия к Сунь, а то, чего доброго, можно будет подумать, что это господин Хань подучил их с тем, чтобы место Сунь заняла его супруга.
— Как вы меня удивили, а я ничего не подозревал! Впрочем, я давно уже не виделся с мисс Сунь.
Лу вновь смерил Фана пронизывающим взглядом:
— А я думал, что вы часто встречаетесь.
Фан хотел без обиняков спросить, откуда он это взял, но в это время вошла Сунь. Лу вскочил, уступая ей место. У дверей он повернулся к Фану и скорчил гримасу — мол, я раскусил твой обман. Но Фан не обратил на это внимания — он уже расспрашивал Сунь, все ли у нее в порядке. Та вдруг отвернулась, прикрыла лицо платком. Плечи ее затряслись, послышались вхлипывания. Хунцзянь побежал за Синьмэем. Когда они вошли в комнату, Сунь уже не рыдала. Узнав о случившемся, Синьмэй долго успокаивал ее ласковыми словами. Фан ему поддакивал.
— А студентов за такие выходки нужно примерно наказать! — уверенно заключил Чжао.— Я сегодня же вечером переговорю с ректором. Вы уже докладывали господину Лю, вашему заведующему?
— Дело не только в наказании,— сказал Фан.— Мисс Сунь не может больше преподавать в этой группе. Нужно попросить, чтобы ректор послал туда кого-нибудь другого, чтобы публично было заявлено, что университет приносит мисс Сунь извинения.
— Я скорее умру, чем пойду в эту группу. И вообще я хочу домой...— Сунь снова начала всхлипывать.
Чжао опять стал убеждать ее не придавать случившемуся большого значения и пригласил поужинать с ним и Фаном. Она еще раздумывала, а Чжао в это время принесли приглашение к ректору на прием в честь прибывшего с инспекцией советника министерства. Приглашались все заведующие отделениями.
— Какая жалость! Не придется нам поужинать вместе,— сказал Синьмэй и ушел вслед за посыльным. Фан без особого энтузиазма предложил Сунь пойти все-таки в ресторанчик. Та ответила, что лучше отложить поход до другого раза. Он посмотрел на девушку — лицо у нее было желтым, глаза покраснели, сразу было видно, что она плакала. Не спрашивая ее согласия, Фан достал и протянул ей чистое полотенце, смочив его горячей водой из термоса. Она вытирала лицо, а он смотрел в окно и думал, что Синьмэй мог бы нежелательным образом истолковать мотивы, побудившие Фана пригласить Сунь. Решив, что выждал достаточно долго, Фан обернулся: Сунь успела раскрыть сумочку и уже подкрашивала губы. Хунцзянь удивился — он никогда не замечал, чтобы Сунь носила с собой помаду, и полагал, что ее лицо не знает косметики.
Сунь окончательно привела себя в порядок — подрумянила щеки, подкрасила ресницы,— и в лице ее появилось что-то колдовское. Провожая ее, Фан шел вместе с нею по коридору мимо комнаты Лу Цзысяо. Дверь была полуоткрыта, хозяин курил в кресле. Увидев соседа и его спутницу, Лу вскочил, словно подброшенный пружиной, поклонился и снова сел. Не успели они сделать еще несколько шагов, как их окликнул Ли Мэйтин. Сияя довольной улыбкой, он сообщил им, что Гао Суннянь назначил его исполняющим обязанности проректора по воспитательной работе. Завтра об этом объявят официально, а теперь он спешит на встречу с инспектором из министерства. Сквозь темные очки Ли уставился на Сунь, словно бактерию под микроскопом разглядывал, затем произнес:
— А вы все хорошеете! Почему бы вам не зайти ко мне в гости? Да, вы ведь ходите только к Фану... Так когда будет помолвка?
Фан цыкнул на него, и Ли со смехом удалился.
Не успел Фан вернуться к себе, как явился Лу Цзысяо.
— Что же это вы не пригласили мисс Сунь поужинать?
— Где уж мне приглашать девушек. Это только вам, профессорам!..
— Что ж, я бы пригласил, да согласится ли она?
— Я смотрю, мисс Сунь не дает вам покоя, видать, приглянулась. Хотите, посватаю?
— Чего ради? Если бы я хотел, давно бы женился. Ах, «того, кто видел море, ручей не привлечет»!
— Меньшее, чем море, вас не устраивает? А мисс Сунь — девушка хорошая. Я ехал сюда вместе с ней и могу поручиться за ее характер.
— Если бы я хотел, давно бы женился.— Лу, как испорченный патефон, повторял одно и то же.
— Ну, познакомились бы поближе, это же ни к чему не обязывает!
Лу с подозрением взглянул на собеседника:
— Но ведь это у вас с ней близкие отношения? Я не собираюсь ни отбивать девушку, ни подбирать то, что бросают другие.
— Что вы говорите! Как можно видеть в людях только плохое!
Лу сказал, что пошутил и что в ближайшие день-два непременно пригласит Фана и Сунь ужинать (обещание это, конечно, было забыто).
После его ухода Фан задумался. Конечно, если бы Сунь узнала, что она кому-то понравилась, ей было бы легче переносить свои неприятности. Но, с другой стороны, для Лу она явно не подходит, да и тот вряд ли произведет на нее впечатление. К чему тогда лишние хлопоты? Что же касается студентов, то все равно нет на них никакой управы — пусть утешается хотя бы тем, что английские фразы на доске были верно составлены.
Теперь она должна взять себя в руки, а потом можно будет вместе с ней посмеяться над этой историей.
Синьмэй вернулся домой сильно навеселе и зашел к Хунцзяню.
— Ты бывал в Кембридже или в Оксфорде? Что это за система тьюторов?
Фан ответил, что пробыл в Оксфорде всего один день, многого не знает, но тьютор — что-то вроде наставника. А почему Чжао это заинтересовало?
— Ну, как же! Нынешний наш дорогой гость, господин инспектор, большой специалист по системе тьюторов. В прошлом году изучал ее в Англии по командировке министерства.
— Тоже мне — специалист! Да любой выпускник Оксфорда или Кембриджа все об этом знает. Уж эти мне педагоги — любят пугать людей разными названиями. Скоро объявятся специалисты по теории обучения за границей, или, скажем, ректорского дела.
— Не могу с тобой согласиться. Систему образования нужно изучать специально. Точно так же для того, чтобы разбираться в достоинствах и недостатках административной системы, недостаточно быть просто чиновником.
— Не буду спорить, ты ведь у нас политолог. Лучше перескажи, что говорил этот специалист. Его приезд имеет отношение к завтрашнему собранию?
— Система наставничества вводится по распоряжению министерства. Реакция на местах не очень благоприятна, зато наш Гао — один из самых ревностных ее сторонников. Да, забыл тебе сказать. Нашего подслеповатого Ли делают проректором по воспитательной работе. Ах, ты уже знаешь? Так вот, инспектор приехал помогать в осуществлении этой системы и будет участвовать в завтрашнем сборище. Но то, что он говорил сегодня, было не слишком умно. В системе тьюторов в Англии он усматривает много недочетов, при ней, видите ли, далеко не достигается идеал нераздельного единства студентов и педагогов. Так что мы будем осуществлять его собственный план, утвержденный министерством. В Оксфорде и Кембридже у каждого студента два тьютора — по учебе и по нравственному воспитанию. А по мнению инспектора, это не педагогично, поскольку истинный учитель должен сочетать в себе высокие деловые и моральные качества. Поэтому к
каждому студенту должен прикрепляться один наставник, причем с его же отделения.
В Англии обязанности нравственного воспитателя сводятся к тому, что он дает ручательство за студентов, если они набезобразничают на улице или задолжают в лавке. Круг обязанностей наших наставников будет куда шире — они должны будут постоянно наблюдать за студентами, поправлять их, докладывать властям об их образе мыслей. Но это все, так сказать, общие места, а у него есть и оригинальные идеи. Вот в Англии тьюторы курят во время бесед со студентами. А инспектор считает, что это идет вразрез с принципами «движения за новую жизнь» поэтому нам запрещается курить при студентах. Еще лучше совсем бросить курить — впрочем, сам он не бросил, ресторанные сигареты курил одну за другой, а уходя, прихватил даже коробку спичек. Да, так вот: в Англии наставники только ужинают со студентами, причем сидят не рядом с ними, а на возвышении. Нам же вменят в обязанность три раза в день есть за одним столом с учащимися.
— Давайте тогда и спать с ними в общей постели!
— Вот и я чуть не сказал то же самое. Но ты еще не знаешь, как повел себя наш Ли Мэйтин. Вначале он превозносил до небес инспектора, а потом пустился в рассуждения о том, что-де во всех цивилизованных странах Востока и Запада к вопросам пола относятся очень строго. Романы между учащимися и учителями роняют достоинство последних и потому не могут быть терпимы. Чтобы исключить подобную возможность, неженатые преподаватели не должны быть наставниками у студенток. Тут все стали ухмыляться и поглядывать на меня — я ведь единственный холостяк среди заведующих отделениями.
— Превосходно! Только он не подумал, что если наставниками будут женатые преподаватели, возникает еще большая опасность — двоеженства.
— Я стал у него допытываться: а как быть с женатыми педагогами, которые еще не привезли своих жен? Он стал что-то мямлить, просил понять его правильно. Представляешь, какая скотина! Вот возьму да и пущу по университету историю о том, как он вел себя со вдовой
«Движение за новую жизнь» — поощрявшаяся чан- кайшистскими властями демагогическая кампания за «моральное обновление» нации.
из Сучжоу и с Ван Мэйюй. Да, Ли Мэйтин говорил еще, что между преподавателями — мужчинами и женщинами— не должно быть слишком тесных отношений — это дурной пример для студентов.
Хунцзянь вскочил:
— Это же он намекал на меня и Сунь! Слепой, а разглядел, как мы шли с ней вместе.
— Ну, это не обязательно так. Я заметил, что при этих словах Гао Суннянь переменился в лице. Это явно неспроста. Но все равно я советую тебе поскорее делать предложение, обручиться и жениться. Тогда Ли не будет распускать сплетни, а ты (Чжао взмахнул рукой и расхохотался) сможешь нарушить закон о запрещении двоеженства.
Фан потребовал, чтобы Чжао не молол чепухи, и спросил, не беседовал ли он с ректором об оскорблении, нанесенном Сунь. Чжао ответил, что Гао обо всем знает и уже решил исключить того дерзкого студента. Когда же Хунцзянь сообщил, что Лу Цзысяо имеет виды на Сунь, Синьмэй сказал, что как «дядюшка» предпочел бы его, Фана. Перед уходом он спохватился:
— Самое интересное-то я и забыл. В проект положения о наставниках министерство включило такую статью: если после выпуска бывший студент преступит закон, наставник разделит с ним ответственность за содеянное.
Хунцзянь оторопел, а Синьмэй продолжал:
— Вот во что выливается система наставничества! Когда минский Чэнцзу истребил десять колен рода Фан Сяожу говорят, что заодно были убиты и его учителя. Кто же захочет после этого быть преподавателем? Завтра на собрании я выступлю против.
— Ишь, какой храбрый! Но неужели же это и есть система тьюторов на оксфордский манер? Такого я не видел даже у нацистов в Германии.
— Хм! Гао Суннянь уже просил меня написать по-английски статью для зарубежных журналов — пусть на Западе знают, что у нас не хуже, чем в Кембридже. Вот только не могу понять, почему это мы портим все хорошее, что ввозим из-за границы,— вздохнул.
Относительно студента, обидевшего Сунь, долго шли споры. Заведующий английским отделением стоял за исключение, руководитель китайского отделения Ван выступал против, Чжао не хотел вступаться за Сунь открыто, но за кулисами поддерживал Лю. Выступивший посредником Ли Мэйтин объяснил провинность студента тем, что у него не было наставника и он не знал, как нужно себя вести. Следует записать ему выговор, и дело с концом. После он зазвал этого студента в свою спальню и долго внушал ему, что все стояли за его исключение, Ван не мог ничего поделать и лишь благодаря его, Ли, стараниям студент остался в университете. Тот долго благодарил с глазами, полными слез.
Вместо Сунь занятия стал проводить сам Лю, чтобы этой вакансией не могла воспользоваться мадам Хань. Но в государственных университетах, в отличие от частных, с увеличением нагрузки зарплата не возрастает. Уже через неделю Лю почувствовал себя глупцом, который несет лишний груз, не получая за это даже благодарности. Если бы преподавателя действительно нельзя было найти, поступок заведующего отделением выглядел бы как акт самопожертвования; но раз есть мадам Хань, со стороны может показаться, что Лю откровенно стремится занимать сразу две должности, слишком печется о своей выгоде. Из сослуживцев лучше всего владеет английским Чжао Синьмэй, к тому же у него всего шесть часов занятий. Что, если поговорить с ним по-хорошему? Ведь Сунь — его креатура. Разве он не должен нести ответственность за то, что она не справилась с группой? Правда, Лю Дунфан не мог не признать, что Чжао лучше знает английский, чем он сам. Но уровень знаний у студентов четвертой группы настолько низок, что они не в состоянии будут разобраться в этом. К тому же они с другого отделения, так что его авторитета такая замена не подорвет. Обмозговав все это, Лю подал идею ректору. Гао Суннянь пригласил на беседу Чжао. Тому было неудобно отказывать в помощи Сунь, и тут в голову ему пришла мысль рекомендовать Фан Хунцзяня.
Гао обрадовался;
— Это было бы прекрасно — у господина Фана так мало часов! Но как у него с английским?
— Превосходно! — заверил Чжао, думая в то же
Бремя, что для таких студентов знаний у Фана хватит с избытком. Чжао и Лю пришлось долго уговаривать Фана; в конце концов, сознавая непрочность своего положения, он набрался храбрости и скрепя сердце согласился.
Сразу после этого Хань Сюэюй заявил ректору, что его жена вовсе не собиралась преподавать английский, что он отнюдь не в обиде на Лю и даже готов взять мисс Лю в ассистентки. Гао воскликнул:
— Вот и замечательно! Ведь коллеги должны находить компромиссные решения, верно? А на будущий год мы непременно пригласим вашу супругу.
— Еще неизвестно, останусь ли я здесь на будущий год,— надменно возразил Хань.— Из университета Сехэ нам с женой уже прислали с полдюжины приглашений.
Идя в первый раз на занятия, Фан столкнулся с Сунь и сказал ей шепотом:
— Это все из-за вас! Хотите, я отомщу этим студентам?
Сунь улыбнулась и ничего не сказала.
На общем собрании первым с десятиминутной велеречивой декларацией выступил инспектор. Через каждые полторы минуты он повторял: «когда ваш покорный слуга был в Англии...» Закончив речь, он посмотрел на часы и тут же ушел. Присутствующие сразу начали прочищать горло — на китайских собраниях так уж повелось, что после каждого выступления аудиторию охватывает приступ кашля. К тому же каждый из присутствующих в это время старается усесться поудобнее. Затем слово взял ректор. Он в энный раз рассказал о связи между клетками и целым организмом и выразил надежду, что каждый пожертвует ради коллектива личными удобствами. Затем он зачитал присланные из министерства общие правила, а также сделанные им самим добавления, и предложил обсудить их.
Обычно немногие из тех, кто на собраниях одобряет или критикует новый проект, делают это, исходя из его сути. Чаще всего противники находятся в ссоре с инициаторами нововведений, а сторонники, напротив, связаны с ними теми или иными отношениями. На этот раз было по-другому. Даже Лю Дунфан не выступил за проект, хотя мог этим досадить отвергавшему его Хань Сюэюю. Все как один протестовали против пункта, предписывающего преподавателям столоваться вместе со
студентами. Особенно рьяно возражали семейные. Живший без семьи заведующий отделением физики сказал, что это предложение можно обсудить лишь в том случае, если с преподавателей не будут брать за питание деньги. Ван Чухоу, жена которого славилась отменной стряпней, заявил, что, даже если преподавателей будут кормить бесплатно, это все равно не уменьшит расходов на содержание семьи. Хань Сюэюй объявил, что страдает желудком и может есть только мучное. Может ли университет поручиться за его здоровье, если он вместе со студентами станет есть рис?
Между тем Ли Мэйтин уныло твердил одно: таково распоряжение министерства; единственное, что можно сделать — это высвободить вечер субботы и воскресенье. Но когда математик спросил его, как он будет распределять преподавателей по студенческим столам, ему пришлось задуматься. Наставниками могли быть профессора, доценты и лекторы — таковых насчитывалось более сорока человек. Студентов же было более ста тридцати. Если сажать по два наставника за один стол с шестью студентами, то пострадает их авторитет преподавателей: подумают, что поодиночке они не могут справиться со своими обязанностями. Если же одного наставника подсаживать к четырем или трем студентам, то придется дробить и без того не слишком обильные порции — или университет будет давать дотацию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Это были студенты отделения китайской литературы. Я, разумеется, сказал своим историкам, чтобы не смели устраивать подобных безобразий, если им доведется ходить на занятия к Сунь, а то, чего доброго, можно будет подумать, что это господин Хань подучил их с тем, чтобы место Сунь заняла его супруга.
— Как вы меня удивили, а я ничего не подозревал! Впрочем, я давно уже не виделся с мисс Сунь.
Лу вновь смерил Фана пронизывающим взглядом:
— А я думал, что вы часто встречаетесь.
Фан хотел без обиняков спросить, откуда он это взял, но в это время вошла Сунь. Лу вскочил, уступая ей место. У дверей он повернулся к Фану и скорчил гримасу — мол, я раскусил твой обман. Но Фан не обратил на это внимания — он уже расспрашивал Сунь, все ли у нее в порядке. Та вдруг отвернулась, прикрыла лицо платком. Плечи ее затряслись, послышались вхлипывания. Хунцзянь побежал за Синьмэем. Когда они вошли в комнату, Сунь уже не рыдала. Узнав о случившемся, Синьмэй долго успокаивал ее ласковыми словами. Фан ему поддакивал.
— А студентов за такие выходки нужно примерно наказать! — уверенно заключил Чжао.— Я сегодня же вечером переговорю с ректором. Вы уже докладывали господину Лю, вашему заведующему?
— Дело не только в наказании,— сказал Фан.— Мисс Сунь не может больше преподавать в этой группе. Нужно попросить, чтобы ректор послал туда кого-нибудь другого, чтобы публично было заявлено, что университет приносит мисс Сунь извинения.
— Я скорее умру, чем пойду в эту группу. И вообще я хочу домой...— Сунь снова начала всхлипывать.
Чжао опять стал убеждать ее не придавать случившемуся большого значения и пригласил поужинать с ним и Фаном. Она еще раздумывала, а Чжао в это время принесли приглашение к ректору на прием в честь прибывшего с инспекцией советника министерства. Приглашались все заведующие отделениями.
— Какая жалость! Не придется нам поужинать вместе,— сказал Синьмэй и ушел вслед за посыльным. Фан без особого энтузиазма предложил Сунь пойти все-таки в ресторанчик. Та ответила, что лучше отложить поход до другого раза. Он посмотрел на девушку — лицо у нее было желтым, глаза покраснели, сразу было видно, что она плакала. Не спрашивая ее согласия, Фан достал и протянул ей чистое полотенце, смочив его горячей водой из термоса. Она вытирала лицо, а он смотрел в окно и думал, что Синьмэй мог бы нежелательным образом истолковать мотивы, побудившие Фана пригласить Сунь. Решив, что выждал достаточно долго, Фан обернулся: Сунь успела раскрыть сумочку и уже подкрашивала губы. Хунцзянь удивился — он никогда не замечал, чтобы Сунь носила с собой помаду, и полагал, что ее лицо не знает косметики.
Сунь окончательно привела себя в порядок — подрумянила щеки, подкрасила ресницы,— и в лице ее появилось что-то колдовское. Провожая ее, Фан шел вместе с нею по коридору мимо комнаты Лу Цзысяо. Дверь была полуоткрыта, хозяин курил в кресле. Увидев соседа и его спутницу, Лу вскочил, словно подброшенный пружиной, поклонился и снова сел. Не успели они сделать еще несколько шагов, как их окликнул Ли Мэйтин. Сияя довольной улыбкой, он сообщил им, что Гао Суннянь назначил его исполняющим обязанности проректора по воспитательной работе. Завтра об этом объявят официально, а теперь он спешит на встречу с инспектором из министерства. Сквозь темные очки Ли уставился на Сунь, словно бактерию под микроскопом разглядывал, затем произнес:
— А вы все хорошеете! Почему бы вам не зайти ко мне в гости? Да, вы ведь ходите только к Фану... Так когда будет помолвка?
Фан цыкнул на него, и Ли со смехом удалился.
Не успел Фан вернуться к себе, как явился Лу Цзысяо.
— Что же это вы не пригласили мисс Сунь поужинать?
— Где уж мне приглашать девушек. Это только вам, профессорам!..
— Что ж, я бы пригласил, да согласится ли она?
— Я смотрю, мисс Сунь не дает вам покоя, видать, приглянулась. Хотите, посватаю?
— Чего ради? Если бы я хотел, давно бы женился. Ах, «того, кто видел море, ручей не привлечет»!
— Меньшее, чем море, вас не устраивает? А мисс Сунь — девушка хорошая. Я ехал сюда вместе с ней и могу поручиться за ее характер.
— Если бы я хотел, давно бы женился.— Лу, как испорченный патефон, повторял одно и то же.
— Ну, познакомились бы поближе, это же ни к чему не обязывает!
Лу с подозрением взглянул на собеседника:
— Но ведь это у вас с ней близкие отношения? Я не собираюсь ни отбивать девушку, ни подбирать то, что бросают другие.
— Что вы говорите! Как можно видеть в людях только плохое!
Лу сказал, что пошутил и что в ближайшие день-два непременно пригласит Фана и Сунь ужинать (обещание это, конечно, было забыто).
После его ухода Фан задумался. Конечно, если бы Сунь узнала, что она кому-то понравилась, ей было бы легче переносить свои неприятности. Но, с другой стороны, для Лу она явно не подходит, да и тот вряд ли произведет на нее впечатление. К чему тогда лишние хлопоты? Что же касается студентов, то все равно нет на них никакой управы — пусть утешается хотя бы тем, что английские фразы на доске были верно составлены.
Теперь она должна взять себя в руки, а потом можно будет вместе с ней посмеяться над этой историей.
Синьмэй вернулся домой сильно навеселе и зашел к Хунцзяню.
— Ты бывал в Кембридже или в Оксфорде? Что это за система тьюторов?
Фан ответил, что пробыл в Оксфорде всего один день, многого не знает, но тьютор — что-то вроде наставника. А почему Чжао это заинтересовало?
— Ну, как же! Нынешний наш дорогой гость, господин инспектор, большой специалист по системе тьюторов. В прошлом году изучал ее в Англии по командировке министерства.
— Тоже мне — специалист! Да любой выпускник Оксфорда или Кембриджа все об этом знает. Уж эти мне педагоги — любят пугать людей разными названиями. Скоро объявятся специалисты по теории обучения за границей, или, скажем, ректорского дела.
— Не могу с тобой согласиться. Систему образования нужно изучать специально. Точно так же для того, чтобы разбираться в достоинствах и недостатках административной системы, недостаточно быть просто чиновником.
— Не буду спорить, ты ведь у нас политолог. Лучше перескажи, что говорил этот специалист. Его приезд имеет отношение к завтрашнему собранию?
— Система наставничества вводится по распоряжению министерства. Реакция на местах не очень благоприятна, зато наш Гао — один из самых ревностных ее сторонников. Да, забыл тебе сказать. Нашего подслеповатого Ли делают проректором по воспитательной работе. Ах, ты уже знаешь? Так вот, инспектор приехал помогать в осуществлении этой системы и будет участвовать в завтрашнем сборище. Но то, что он говорил сегодня, было не слишком умно. В системе тьюторов в Англии он усматривает много недочетов, при ней, видите ли, далеко не достигается идеал нераздельного единства студентов и педагогов. Так что мы будем осуществлять его собственный план, утвержденный министерством. В Оксфорде и Кембридже у каждого студента два тьютора — по учебе и по нравственному воспитанию. А по мнению инспектора, это не педагогично, поскольку истинный учитель должен сочетать в себе высокие деловые и моральные качества. Поэтому к
каждому студенту должен прикрепляться один наставник, причем с его же отделения.
В Англии обязанности нравственного воспитателя сводятся к тому, что он дает ручательство за студентов, если они набезобразничают на улице или задолжают в лавке. Круг обязанностей наших наставников будет куда шире — они должны будут постоянно наблюдать за студентами, поправлять их, докладывать властям об их образе мыслей. Но это все, так сказать, общие места, а у него есть и оригинальные идеи. Вот в Англии тьюторы курят во время бесед со студентами. А инспектор считает, что это идет вразрез с принципами «движения за новую жизнь» поэтому нам запрещается курить при студентах. Еще лучше совсем бросить курить — впрочем, сам он не бросил, ресторанные сигареты курил одну за другой, а уходя, прихватил даже коробку спичек. Да, так вот: в Англии наставники только ужинают со студентами, причем сидят не рядом с ними, а на возвышении. Нам же вменят в обязанность три раза в день есть за одним столом с учащимися.
— Давайте тогда и спать с ними в общей постели!
— Вот и я чуть не сказал то же самое. Но ты еще не знаешь, как повел себя наш Ли Мэйтин. Вначале он превозносил до небес инспектора, а потом пустился в рассуждения о том, что-де во всех цивилизованных странах Востока и Запада к вопросам пола относятся очень строго. Романы между учащимися и учителями роняют достоинство последних и потому не могут быть терпимы. Чтобы исключить подобную возможность, неженатые преподаватели не должны быть наставниками у студенток. Тут все стали ухмыляться и поглядывать на меня — я ведь единственный холостяк среди заведующих отделениями.
— Превосходно! Только он не подумал, что если наставниками будут женатые преподаватели, возникает еще большая опасность — двоеженства.
— Я стал у него допытываться: а как быть с женатыми педагогами, которые еще не привезли своих жен? Он стал что-то мямлить, просил понять его правильно. Представляешь, какая скотина! Вот возьму да и пущу по университету историю о том, как он вел себя со вдовой
«Движение за новую жизнь» — поощрявшаяся чан- кайшистскими властями демагогическая кампания за «моральное обновление» нации.
из Сучжоу и с Ван Мэйюй. Да, Ли Мэйтин говорил еще, что между преподавателями — мужчинами и женщинами— не должно быть слишком тесных отношений — это дурной пример для студентов.
Хунцзянь вскочил:
— Это же он намекал на меня и Сунь! Слепой, а разглядел, как мы шли с ней вместе.
— Ну, это не обязательно так. Я заметил, что при этих словах Гао Суннянь переменился в лице. Это явно неспроста. Но все равно я советую тебе поскорее делать предложение, обручиться и жениться. Тогда Ли не будет распускать сплетни, а ты (Чжао взмахнул рукой и расхохотался) сможешь нарушить закон о запрещении двоеженства.
Фан потребовал, чтобы Чжао не молол чепухи, и спросил, не беседовал ли он с ректором об оскорблении, нанесенном Сунь. Чжао ответил, что Гао обо всем знает и уже решил исключить того дерзкого студента. Когда же Хунцзянь сообщил, что Лу Цзысяо имеет виды на Сунь, Синьмэй сказал, что как «дядюшка» предпочел бы его, Фана. Перед уходом он спохватился:
— Самое интересное-то я и забыл. В проект положения о наставниках министерство включило такую статью: если после выпуска бывший студент преступит закон, наставник разделит с ним ответственность за содеянное.
Хунцзянь оторопел, а Синьмэй продолжал:
— Вот во что выливается система наставничества! Когда минский Чэнцзу истребил десять колен рода Фан Сяожу говорят, что заодно были убиты и его учителя. Кто же захочет после этого быть преподавателем? Завтра на собрании я выступлю против.
— Ишь, какой храбрый! Но неужели же это и есть система тьюторов на оксфордский манер? Такого я не видел даже у нацистов в Германии.
— Хм! Гао Суннянь уже просил меня написать по-английски статью для зарубежных журналов — пусть на Западе знают, что у нас не хуже, чем в Кембридже. Вот только не могу понять, почему это мы портим все хорошее, что ввозим из-за границы,— вздохнул.
Относительно студента, обидевшего Сунь, долго шли споры. Заведующий английским отделением стоял за исключение, руководитель китайского отделения Ван выступал против, Чжао не хотел вступаться за Сунь открыто, но за кулисами поддерживал Лю. Выступивший посредником Ли Мэйтин объяснил провинность студента тем, что у него не было наставника и он не знал, как нужно себя вести. Следует записать ему выговор, и дело с концом. После он зазвал этого студента в свою спальню и долго внушал ему, что все стояли за его исключение, Ван не мог ничего поделать и лишь благодаря его, Ли, стараниям студент остался в университете. Тот долго благодарил с глазами, полными слез.
Вместо Сунь занятия стал проводить сам Лю, чтобы этой вакансией не могла воспользоваться мадам Хань. Но в государственных университетах, в отличие от частных, с увеличением нагрузки зарплата не возрастает. Уже через неделю Лю почувствовал себя глупцом, который несет лишний груз, не получая за это даже благодарности. Если бы преподавателя действительно нельзя было найти, поступок заведующего отделением выглядел бы как акт самопожертвования; но раз есть мадам Хань, со стороны может показаться, что Лю откровенно стремится занимать сразу две должности, слишком печется о своей выгоде. Из сослуживцев лучше всего владеет английским Чжао Синьмэй, к тому же у него всего шесть часов занятий. Что, если поговорить с ним по-хорошему? Ведь Сунь — его креатура. Разве он не должен нести ответственность за то, что она не справилась с группой? Правда, Лю Дунфан не мог не признать, что Чжао лучше знает английский, чем он сам. Но уровень знаний у студентов четвертой группы настолько низок, что они не в состоянии будут разобраться в этом. К тому же они с другого отделения, так что его авторитета такая замена не подорвет. Обмозговав все это, Лю подал идею ректору. Гао Суннянь пригласил на беседу Чжао. Тому было неудобно отказывать в помощи Сунь, и тут в голову ему пришла мысль рекомендовать Фан Хунцзяня.
Гао обрадовался;
— Это было бы прекрасно — у господина Фана так мало часов! Но как у него с английским?
— Превосходно! — заверил Чжао, думая в то же
Бремя, что для таких студентов знаний у Фана хватит с избытком. Чжао и Лю пришлось долго уговаривать Фана; в конце концов, сознавая непрочность своего положения, он набрался храбрости и скрепя сердце согласился.
Сразу после этого Хань Сюэюй заявил ректору, что его жена вовсе не собиралась преподавать английский, что он отнюдь не в обиде на Лю и даже готов взять мисс Лю в ассистентки. Гао воскликнул:
— Вот и замечательно! Ведь коллеги должны находить компромиссные решения, верно? А на будущий год мы непременно пригласим вашу супругу.
— Еще неизвестно, останусь ли я здесь на будущий год,— надменно возразил Хань.— Из университета Сехэ нам с женой уже прислали с полдюжины приглашений.
Идя в первый раз на занятия, Фан столкнулся с Сунь и сказал ей шепотом:
— Это все из-за вас! Хотите, я отомщу этим студентам?
Сунь улыбнулась и ничего не сказала.
На общем собрании первым с десятиминутной велеречивой декларацией выступил инспектор. Через каждые полторы минуты он повторял: «когда ваш покорный слуга был в Англии...» Закончив речь, он посмотрел на часы и тут же ушел. Присутствующие сразу начали прочищать горло — на китайских собраниях так уж повелось, что после каждого выступления аудиторию охватывает приступ кашля. К тому же каждый из присутствующих в это время старается усесться поудобнее. Затем слово взял ректор. Он в энный раз рассказал о связи между клетками и целым организмом и выразил надежду, что каждый пожертвует ради коллектива личными удобствами. Затем он зачитал присланные из министерства общие правила, а также сделанные им самим добавления, и предложил обсудить их.
Обычно немногие из тех, кто на собраниях одобряет или критикует новый проект, делают это, исходя из его сути. Чаще всего противники находятся в ссоре с инициаторами нововведений, а сторонники, напротив, связаны с ними теми или иными отношениями. На этот раз было по-другому. Даже Лю Дунфан не выступил за проект, хотя мог этим досадить отвергавшему его Хань Сюэюю. Все как один протестовали против пункта, предписывающего преподавателям столоваться вместе со
студентами. Особенно рьяно возражали семейные. Живший без семьи заведующий отделением физики сказал, что это предложение можно обсудить лишь в том случае, если с преподавателей не будут брать за питание деньги. Ван Чухоу, жена которого славилась отменной стряпней, заявил, что, даже если преподавателей будут кормить бесплатно, это все равно не уменьшит расходов на содержание семьи. Хань Сюэюй объявил, что страдает желудком и может есть только мучное. Может ли университет поручиться за его здоровье, если он вместе со студентами станет есть рис?
Между тем Ли Мэйтин уныло твердил одно: таково распоряжение министерства; единственное, что можно сделать — это высвободить вечер субботы и воскресенье. Но когда математик спросил его, как он будет распределять преподавателей по студенческим столам, ему пришлось задуматься. Наставниками могли быть профессора, доценты и лекторы — таковых насчитывалось более сорока человек. Студентов же было более ста тридцати. Если сажать по два наставника за один стол с шестью студентами, то пострадает их авторитет преподавателей: подумают, что поодиночке они не могут справиться со своими обязанностями. Если же одного наставника подсаживать к четырем или трем студентам, то придется дробить и без того не слишком обильные порции — или университет будет давать дотацию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45