..
— Может быть, мы все-таки сначала пригласим его для уплаты по векселям?
— Чепуха! Банк сам пригласит. Нам пришлось бы долго объясняться и канителиться с пролонгированием. Предположим, что понадобились деньги на неотложные платежи и мы были вынуждены учесть векселя. А теперь довольно об этом! Делайте, что я приказал. — Цеплис вышел, оставив в руках у Цауне пачку векселей. «Делать-то нечего, — подумал Цауне. — Приказание директора надо выполнять. Но хорошего в этом мало. Зутис так легко не сдастся и поднимет всех на ноги.. Может еще оказаться, что Цеплис падет и оставит директорское место. Тогда . и мне тут не станет житья. Но выхода нет...» — Цауне вздохнул и принялся подготовлять векселя к сдаче в банк.
По дороге из банка он думал, что застанет в конторе госпожу Цеплис и что придется говорить ей неправду. Ах, эти супружеские распри, они вторгаются даже в деловую жизнь и мешают спокойно работать. Какое бухгалтеру дело до ночных похождений директора и до контроля со стороны его супруги? И все-таки меня принуждают составлять не только баланс фирмь!, но и баланс директорского брака. Ну-ка, скрой недостачу одной ночи, которую госпожа директорша ни за что не хочет списать!
К величайшему изумлению бухгалтера в конторе его ожидала не Берта, а Оскар Бриедис. Цауне не верил своим глазам. Ведь Бриедис сидит в тюрьме!
Неужели действительно возможны такие чудеса, чтобы человек в одно и то. же время находился и в тюрьме и на свободе? Бриедис заметил смущение Цауне и с торжествующей усмешкой пошел ему навстречу.
— Не удивляйтесь, это я — собственной персоной. Законную операцию никто не может превратить в незаконную! Теперь я засажу самих доносчиков. Неупла-ченный во-время долг — это еще не мошенничество. В демократическом государстве все граждане должны обладать свободой действий! — Бриедис ораторствовал громко и пылко, ничуть не стесняясь и чувствуя себя страдальцем, над которым учинена несправедливость. Пусть все слышат, какие дела у нас творятся. — Я всегда говорил: так продолжаться не может. Повсюду в верхах засели завистники и невежды. Истинного патриота они, по заявлению каких-то деревенских стариков, сажают в тюрьму и срамят в -газетах. Этому безобразию надо раз навсегда положить конец!
— Как же вас освободили?
— Ну, слава богу, не все же такие тупицы! После допроса следователь сказал: «В вашем, деле нет состава преступления», и выпустил меня. Но кто же теперь возместит мне за моральный ущерб и понесенные убытки? В свое время всем выдали государственные ссуды, а мне нет. Нельзя, мол, все только просить у государства, надо показать и свою самостоятельность. А чуть только я начал работать самостоятельно — опять нехорошо. Ни с того ни с сего хватают и сажают за решетку. Мало ли что за это время могло случиться там, на строительстве! Эти чиновники совершенно не соображают, что делают.
— Господин Цеплис тоже очень волновался из-за вашего ареста.
— Я думаю! Такие дела должны волновать каждого сознательного человека.
Бриедис еще долго сетовал на свои обиды, изливая перед бухгалтером все накопившееся на душе. Узнав, что Цеплис вернется не скоро, Бриедис пошел пока потолкаться среди людей, рассказать о своих несчастьях. Он же теперь стал в известном смысле героем ня. С гордо поднятой головой, иронически усмехаясь,
проходил Бриедис мимо каждого полицейского. Тем самым он выражал свое презрение к государственной власти, которая его так оскорбила.
Через несколько дней состоялось заседание правления, акционерного общества «Цеплис». Цеплис сообщил о произведенных работах и о том, что первая партия кирпича уже находится в печах. Вообще состояние, предприятия было блестящим, а виды на будущее еще лучше. Цирулис спешил как раз в сейм на заседание какой-то комиссии; поэтому он все время перелистывал подлежащий обсуждению в комиссии законопроект и Почти не слушал директора. Собственно говоря, точно так же Цирулис вел себя на заседаниях правлений всех многочисленных акционерных обществ, в которых ему приходилось участвовать. Он интересовался не деятельностью акционерного общества, а только жалованием, выплачиваемым в конце каждого месяца. Протоколы он подписывал не читая и не зная, что там написано. Цирулиса куда больше увлекала политика, а в правлении различных предприятий он разрешал выбирать себя лишь ради заработка. Время от времени, он отправлялся в какое-нибудь государственное учреждение защищать "интересы данного акционерного общества. На этом исчерпывалась его полезная деятельность в качестве члена правления данного общества, и никто от него не требовал большего. Каждое акционерное общество рассматривало Цирулиса как фигуру для представительства, которая должна только обладать влиянием в государственных и финансовых учреждениях. Цирулис тоже очень хорошо понимал это и знал, что его благополучие зависит лишь от депутатского мандата. Поэтому надо идти на все, лишь бы на предстоящих выборах не лишиться этого источника благополучия. Необходимо удержать депутатский мандат во что бы то ни стало!
Зутис, напротив, на этом заседании- был настроен весьма придирчиво. Он резко критиковал деятельность, Цеплиса, находя в ней огромное количество недостатков. Совершенно ненужным и даже вредным для предприятия было, по его мнению, принятие на работу
Бриедиса. В подборе служащих следует проявлять осмотрительность, а не принимать первых попавшихся проходимцев. Придирки Зутиса очень раздражали Цеплиса. Однако он отвечал спокойно, зная, что нанесет ответный удар Зутису в другом месте, удар столь сокрушительный, что Зутис долго не сможет оправиться. Пусть пока порезвится. Никаких серьезных решений на заседании принято не было, и Цеплис мог продолжать действовать по своему усмотрению.
На третий день после заседания правления акционерного общества Зутис получил из банка уведомление об истечении срока векселей и необходимости уплаты по ним. Это оказалось для него неожиданнее землетрясения, поскольку положение фанерной фабрики в данный момент было весьма тяжелым. Зутис, не раздумывая, отправился в Латвийский банк к Дзи-люпетису и излил перед ним свои обиды. Тот внимательно выслушал горестный рассказ соакционера и довольно равнодушно обещал помочь в борьбе против Цеплиса, а также предотвратить протест векселей. Зутис ушел успокоенный, не считая нужным даже и завернуть к Цеплису. Дзилюпетис уж его проучит. Этот глиномес поймет, что со мной не так-то легко справиться. Тут его сила слишком ничтожна. На следующем собрании акционеров выбросим его из правления!
Но, едва Зутис вышел за дверь, Дзилюпетис позвал к себе одного из банковских служащих и поручил ему собрать все сведения о кредите Зутиса.
— Этот господин, должно быть, сильно перекредитовался. Подведем итог и ликвидируем остающееся.
Затем Дзилюпетис позвонил Цеплису и похвалил его за энергичные действия в отношении векселей Зутиса: его ожидает банкротство.
— Мы тоже закроем ему все кредиты. Конечно, подождем, пока взыщете вы. Ведь если начнем действовать мы, вам ничего не останется. Поэтому не теряйте времени. Как велика у него сумма? Вот видите, для молодого предприятия это было бы тяжелым ударом. Наш банк, вероятно, всего не получит. Но мы это сможем перенести. Недополученное спишем в убыток.
Дзилюпетис при этом считал, что он не только отстоял интересы своего акционерного общества, но и проявил бдительность в отношении возможных убытков банка. Ведь его положение требовало бдительности во всех делах.
Не прошло и недели, как векселя Зутиса были опротестованы. Сразу же после протеста и решения суда Цеплис описал на фабрике Зутиса необработанную древесину, готовую фанеру и деревянные ящики. Зутис надеялся на заступничество Дзилюпетиса и не особенно волновался. Протест векселей можно аннулировать в любое время, если только Дзилюпетис возьмет дело в свои руки; так оно случалось уже не раз. Но тут Зутис обманулся в своих надеждах: Дзилюпетис спокойно выждал, пока Цеплис инкассирует всю сумму по векселям, а потом закрыл Зутису кредит. Тут только Зутис понял, что его предприятие погибло безвозвратно: Дзилюпетис же заинтересован в операциях и прибылях общества «Цеплис»! Разве он допустил бы убытки там, где их можно предотвратить? Там, где нужно оберегать собственные деловые интересы, для дружбы места нет. Поэтому фанерно-ящичная фабрика вскоре приказала долго жить, и Мартин Зутис стал обанкротившимся фабрикантом. Все его имущество распродали, а на недостающую сумму описали имущество и дома шурина. Это было банкротство, взбудоражившее всю торговую Ригу. Многие лесопромышленники рвали на себе волосы — они широко кредитовали Зутиса материалом. Потерпели изрядные убытки и частные банки, поскольку Латвийский банк успел истребовать долги с Зутиса раньше их. Рабочим фанерной фабрики не выплатили заработную плату. Возросло число безработных в Риге, так нак найти новую работу было нелегко. Зутис был так потрясен всем этим, что вместе с женой исчез из Риги. Что ему оставалось делать? Показываться в обществе неловко. Всюду злословили о его банкротстве, о Цеплисе же говорили с уважением, как об энергичном и решительном промышленнике, ставящем превыше всего интересы акционерного общества. Кроме того, Зутис счел за благо исчезнуть еще и потому, что чувствовал — Цеплис его победил. Наконец, совсем уже неудобно было встречаться с Шурином, спа-
савшим Зутиса от прежних банкротств: На сей раз он не мог помочь. Долгов было так много, что они поглотили все имущество шурина и все равно еще не хватило. Поэтому Зутис признал единственным выходом — на время скрыться из Риги, пока не пройдет гроза. Со временем можно будет вернуться и опять попытаться что-нибудь предпринять. А сейчас ему тут нечего делать.
В один прекрасный вечер Зутис вместе с женой берлинским поездом покинули Ригу. Они ехали на юг, в Италию, чтобы там, под жарким солнцем чужбины, забыть все пережитые в своем отечестве треволнения. Госпожа Зутис всегда мечтала об Италии, о венецианских каналах и гондолах. Теперь мечта сбывалась, и эта радость уменьшала огорчение госпожи Зутис, вызванное разорением ее брата. Сам Зутис тоже не чувствовал себя особенно убитым. В иностранных банках у него хранились кое-какие сбережения, отложенные, как он говорил, на черный день. Теперь этот черный день наступил, и Зутис, сосчитав свои вклады, удостоверился в том, что денег хватит на добрых несколько лет беззаботного житья за границей. Эту тайну Зутиса не знала даже его жена, и за границу она собиралась лишь на короткое время, покуда хватит оставшихся у мужа в кармане наличных денег. Поэтому ее особенно поразили слова Зутиса, произнесенные им, когда поезд проносился мимо Торнякална.
— Теперь прощайся с Ригой надолго.
— Да, месяца на два, на три.
— Года на два, на три, это будет вернее. Чего ради нам так скоро возвращаться?
— Чем же мы будем жить за границей?
— Проживем воздухом и любовью. Разве фабрикант не может хоть раз пожить беззаботно?
— Только не обанкротившийся. Ведь ему управляющий уже не пришлет денег.
— А я думаю, что как раз обанкротившийся может быть еще беззаботнее, потому что ему не надо искать за границей сбыта для своих изделий. И, главное, потому, что управляющий позаботился о путешествии фабриканта еще задолго до его банкротства! — Зутис
расхохотался. Его смех беззаботно отскакивал от стенок международного спального вагона второго класса.
— Значит, у тебя есть кое-какие сбережения и вклады за границей?
— Для каждого человека могут настать плохие времена. Поэтому, распивая шампанское, он должен оставить себе не только на сельтерскую, но и на водочку, чтобы опохмелиться.
— Значит, ты бессовестно обманул моего брата! — возмутилась госпожа Зутис, смекнувшая, что, отправляясь за границу, они совершают несправедливость против брата, потерявшего все имущество.
— Мои сбережения тоже не спасли бы имущество твоего брата. Кроме того, он ведь не сам накопил все это, а унаследовал от отца. Разве его отец не был и твоим отцом?
— Но мое приданое давно уже прожито!
— Почему же отец дал тебе так мало, а брату оставил все? Теперь вы в расчете. Пусть твой брат тоже научится зарабатьТвать на хлеб: унаследовать состояние отца и потом задирать нос — это легче всего. Человек вправе называть своим только то, что он действительно сам приобрел. Дети состоятельных латышей совершенно не приспособлены к жизни. Они только гордятся отцовским богатством да распутничают, нетерпеливо дожидаясь смерти отца.
— Про моего брата этого никто не может сказать. Он не пьяница и не распутник.
— Но гордец он ужасный. И чем он гордится? Сам за всю жизнь ничего не заработал, только тратил накопленное отцом. Может быть, после всей этой истории он научится работать.
— Ну, а что особенного наработал ты? Брату вечно приходилось тебе помогать.
— Мое несчастье заключалось в твоем приданом и еще в том, что можно было постоянно рассчитывать на поддержку твоего брата. Без этого я бы работал совсем по-другому и исход был бы другой. Обеспеченный тыл делает человека легкомысленным и вялым! Если б твой брат с самого начала отказал мне в под-
держке, так я бы сейчас ехал за границу не банкротом а одним из состоятельнейших фабрикантов Латвии.
— Значит, мой брат своей помощью испортил тебя? Смешно!
— Ничего смешного. Слишком близкое и доступное богатство всегда портит людей. Я действительно не был раньше таким легкомысленным, как теперь,
Жена больше не отвечала Зутису, а стала укладываться в постель, чтоб помечтать на покое о Венеции, о чудесных каналах и плывущих гондолах. Вовсе не так уж плохо, что муж уберег кое-какую мелочишку на прожитье за границей. Зутис тоже улегся спать. Последние дни в Риге были не только тяжелыми, но и хлопотливыми, а теперь можно отсыпаться. В ночной тиши поезд уносил их обоих, спокойно спавших, в широкий мир.
Цеплис все время чувствовал себя так, словно у него выросли крылья. Он не только победил, но и вконец разорил Зутиса, и при этом акционерное общество не только не пострадало от банкротства Зутиса, но еще и получило наличные деньги, лежавшие до сего времени в векселях. Теперь на собраниях акционеров Зутис будет совершенно безвреден. Следует еще проучить Цирулиса, и тогда все будет в порядке, оппозиция будет раздавлена на долгое время. Да Цирулиса уже нечего и давить: после неудач Зутиса он стал тише воды, ниже травы и ни в чем не мешал деятельности Цеп-лиса. Кроме того, предстоящие выборы в сейм не давали Цирулису покоя, и у него не было времени прийти ни на одно из заседаний правления «Цеплис». Он даже не ходил за своим жалованьем, а по телефону просил Цауне, чтобы приносили на дом.
Цирулису грозили крупные неприятности из-за какого-то предприятия по размолу соли, для которого он выхлопотал солидные государственные кредиты. Вначале мельница работала хорошо, и всем ее владельцам валила изрядная прибыль. Неплохо подзаработал и Ци-рулис. Прослышав об этом, появились предприимчивые люди, наставившие соляных мельниц по всей республике. Скоро в Латвии оказалось намолото столько
столовой соли, что ею можно было бы засыпать весь Рижский залив от мыса Колка до Айнажи, превратив его в Мертвое море, где стремига оказалась бы уже соленой, без всякой засолки. Жители Латвии солили все, что можно, однако не могли потребить всю намолотую соль. Начался кризис, на некоторое время приостановленный щедрыми государственными субсидиями. Попечениями Цирулиса изрядную государственную ссуду получило и первое в Латвии предприятие по размолу соли, возглавляемое депутатом Цирулисом. Теперь, с помощью государственных кредитов, началась борьба солемельниц не на жизнь, а на смерть. Опять мололи соль день и ночь, считая, что заработано много — если удастся продать намолотое. Но покупатели не объявлялись — все магазины и склады были забиты мешками с солью. Лишь всемирный потоп мог бы быстро уничтожить излишние запасы соли, потому что жителям, даже если бы они питались одной только солью и если бы она была всем им по вкусу, удалось бы истощить эти соляные запасы даже не за годы, а только за десятилетия. Поэтому случилось так, что солемельницы не выдержали кризиса и обанкротились все почти одновременно. Государство потеряло свои деньги: ведь заложенное оборудование соляных мельниц имело бы ценность лишь в том случае, если бы можно было пустить его в ход; но это было невозможно. Стали искать виновных, причинивших государству убыток. Таковых, конечно, нашли, и среди найденных был депутат Цирулис. О них раззвонили во все колокола и, мягко выражаясь, назвали казнокрадами. О том, что сама эта казна действовала нелепо, кредитуя чересчур много соляных предприятий, никто, конечно, и не помыслил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Может быть, мы все-таки сначала пригласим его для уплаты по векселям?
— Чепуха! Банк сам пригласит. Нам пришлось бы долго объясняться и канителиться с пролонгированием. Предположим, что понадобились деньги на неотложные платежи и мы были вынуждены учесть векселя. А теперь довольно об этом! Делайте, что я приказал. — Цеплис вышел, оставив в руках у Цауне пачку векселей. «Делать-то нечего, — подумал Цауне. — Приказание директора надо выполнять. Но хорошего в этом мало. Зутис так легко не сдастся и поднимет всех на ноги.. Может еще оказаться, что Цеплис падет и оставит директорское место. Тогда . и мне тут не станет житья. Но выхода нет...» — Цауне вздохнул и принялся подготовлять векселя к сдаче в банк.
По дороге из банка он думал, что застанет в конторе госпожу Цеплис и что придется говорить ей неправду. Ах, эти супружеские распри, они вторгаются даже в деловую жизнь и мешают спокойно работать. Какое бухгалтеру дело до ночных похождений директора и до контроля со стороны его супруги? И все-таки меня принуждают составлять не только баланс фирмь!, но и баланс директорского брака. Ну-ка, скрой недостачу одной ночи, которую госпожа директорша ни за что не хочет списать!
К величайшему изумлению бухгалтера в конторе его ожидала не Берта, а Оскар Бриедис. Цауне не верил своим глазам. Ведь Бриедис сидит в тюрьме!
Неужели действительно возможны такие чудеса, чтобы человек в одно и то. же время находился и в тюрьме и на свободе? Бриедис заметил смущение Цауне и с торжествующей усмешкой пошел ему навстречу.
— Не удивляйтесь, это я — собственной персоной. Законную операцию никто не может превратить в незаконную! Теперь я засажу самих доносчиков. Неупла-ченный во-время долг — это еще не мошенничество. В демократическом государстве все граждане должны обладать свободой действий! — Бриедис ораторствовал громко и пылко, ничуть не стесняясь и чувствуя себя страдальцем, над которым учинена несправедливость. Пусть все слышат, какие дела у нас творятся. — Я всегда говорил: так продолжаться не может. Повсюду в верхах засели завистники и невежды. Истинного патриота они, по заявлению каких-то деревенских стариков, сажают в тюрьму и срамят в -газетах. Этому безобразию надо раз навсегда положить конец!
— Как же вас освободили?
— Ну, слава богу, не все же такие тупицы! После допроса следователь сказал: «В вашем, деле нет состава преступления», и выпустил меня. Но кто же теперь возместит мне за моральный ущерб и понесенные убытки? В свое время всем выдали государственные ссуды, а мне нет. Нельзя, мол, все только просить у государства, надо показать и свою самостоятельность. А чуть только я начал работать самостоятельно — опять нехорошо. Ни с того ни с сего хватают и сажают за решетку. Мало ли что за это время могло случиться там, на строительстве! Эти чиновники совершенно не соображают, что делают.
— Господин Цеплис тоже очень волновался из-за вашего ареста.
— Я думаю! Такие дела должны волновать каждого сознательного человека.
Бриедис еще долго сетовал на свои обиды, изливая перед бухгалтером все накопившееся на душе. Узнав, что Цеплис вернется не скоро, Бриедис пошел пока потолкаться среди людей, рассказать о своих несчастьях. Он же теперь стал в известном смысле героем ня. С гордо поднятой головой, иронически усмехаясь,
проходил Бриедис мимо каждого полицейского. Тем самым он выражал свое презрение к государственной власти, которая его так оскорбила.
Через несколько дней состоялось заседание правления, акционерного общества «Цеплис». Цеплис сообщил о произведенных работах и о том, что первая партия кирпича уже находится в печах. Вообще состояние, предприятия было блестящим, а виды на будущее еще лучше. Цирулис спешил как раз в сейм на заседание какой-то комиссии; поэтому он все время перелистывал подлежащий обсуждению в комиссии законопроект и Почти не слушал директора. Собственно говоря, точно так же Цирулис вел себя на заседаниях правлений всех многочисленных акционерных обществ, в которых ему приходилось участвовать. Он интересовался не деятельностью акционерного общества, а только жалованием, выплачиваемым в конце каждого месяца. Протоколы он подписывал не читая и не зная, что там написано. Цирулиса куда больше увлекала политика, а в правлении различных предприятий он разрешал выбирать себя лишь ради заработка. Время от времени, он отправлялся в какое-нибудь государственное учреждение защищать "интересы данного акционерного общества. На этом исчерпывалась его полезная деятельность в качестве члена правления данного общества, и никто от него не требовал большего. Каждое акционерное общество рассматривало Цирулиса как фигуру для представительства, которая должна только обладать влиянием в государственных и финансовых учреждениях. Цирулис тоже очень хорошо понимал это и знал, что его благополучие зависит лишь от депутатского мандата. Поэтому надо идти на все, лишь бы на предстоящих выборах не лишиться этого источника благополучия. Необходимо удержать депутатский мандат во что бы то ни стало!
Зутис, напротив, на этом заседании- был настроен весьма придирчиво. Он резко критиковал деятельность, Цеплиса, находя в ней огромное количество недостатков. Совершенно ненужным и даже вредным для предприятия было, по его мнению, принятие на работу
Бриедиса. В подборе служащих следует проявлять осмотрительность, а не принимать первых попавшихся проходимцев. Придирки Зутиса очень раздражали Цеплиса. Однако он отвечал спокойно, зная, что нанесет ответный удар Зутису в другом месте, удар столь сокрушительный, что Зутис долго не сможет оправиться. Пусть пока порезвится. Никаких серьезных решений на заседании принято не было, и Цеплис мог продолжать действовать по своему усмотрению.
На третий день после заседания правления акционерного общества Зутис получил из банка уведомление об истечении срока векселей и необходимости уплаты по ним. Это оказалось для него неожиданнее землетрясения, поскольку положение фанерной фабрики в данный момент было весьма тяжелым. Зутис, не раздумывая, отправился в Латвийский банк к Дзи-люпетису и излил перед ним свои обиды. Тот внимательно выслушал горестный рассказ соакционера и довольно равнодушно обещал помочь в борьбе против Цеплиса, а также предотвратить протест векселей. Зутис ушел успокоенный, не считая нужным даже и завернуть к Цеплису. Дзилюпетис уж его проучит. Этот глиномес поймет, что со мной не так-то легко справиться. Тут его сила слишком ничтожна. На следующем собрании акционеров выбросим его из правления!
Но, едва Зутис вышел за дверь, Дзилюпетис позвал к себе одного из банковских служащих и поручил ему собрать все сведения о кредите Зутиса.
— Этот господин, должно быть, сильно перекредитовался. Подведем итог и ликвидируем остающееся.
Затем Дзилюпетис позвонил Цеплису и похвалил его за энергичные действия в отношении векселей Зутиса: его ожидает банкротство.
— Мы тоже закроем ему все кредиты. Конечно, подождем, пока взыщете вы. Ведь если начнем действовать мы, вам ничего не останется. Поэтому не теряйте времени. Как велика у него сумма? Вот видите, для молодого предприятия это было бы тяжелым ударом. Наш банк, вероятно, всего не получит. Но мы это сможем перенести. Недополученное спишем в убыток.
Дзилюпетис при этом считал, что он не только отстоял интересы своего акционерного общества, но и проявил бдительность в отношении возможных убытков банка. Ведь его положение требовало бдительности во всех делах.
Не прошло и недели, как векселя Зутиса были опротестованы. Сразу же после протеста и решения суда Цеплис описал на фабрике Зутиса необработанную древесину, готовую фанеру и деревянные ящики. Зутис надеялся на заступничество Дзилюпетиса и не особенно волновался. Протест векселей можно аннулировать в любое время, если только Дзилюпетис возьмет дело в свои руки; так оно случалось уже не раз. Но тут Зутис обманулся в своих надеждах: Дзилюпетис спокойно выждал, пока Цеплис инкассирует всю сумму по векселям, а потом закрыл Зутису кредит. Тут только Зутис понял, что его предприятие погибло безвозвратно: Дзилюпетис же заинтересован в операциях и прибылях общества «Цеплис»! Разве он допустил бы убытки там, где их можно предотвратить? Там, где нужно оберегать собственные деловые интересы, для дружбы места нет. Поэтому фанерно-ящичная фабрика вскоре приказала долго жить, и Мартин Зутис стал обанкротившимся фабрикантом. Все его имущество распродали, а на недостающую сумму описали имущество и дома шурина. Это было банкротство, взбудоражившее всю торговую Ригу. Многие лесопромышленники рвали на себе волосы — они широко кредитовали Зутиса материалом. Потерпели изрядные убытки и частные банки, поскольку Латвийский банк успел истребовать долги с Зутиса раньше их. Рабочим фанерной фабрики не выплатили заработную плату. Возросло число безработных в Риге, так нак найти новую работу было нелегко. Зутис был так потрясен всем этим, что вместе с женой исчез из Риги. Что ему оставалось делать? Показываться в обществе неловко. Всюду злословили о его банкротстве, о Цеплисе же говорили с уважением, как об энергичном и решительном промышленнике, ставящем превыше всего интересы акционерного общества. Кроме того, Зутис счел за благо исчезнуть еще и потому, что чувствовал — Цеплис его победил. Наконец, совсем уже неудобно было встречаться с Шурином, спа-
савшим Зутиса от прежних банкротств: На сей раз он не мог помочь. Долгов было так много, что они поглотили все имущество шурина и все равно еще не хватило. Поэтому Зутис признал единственным выходом — на время скрыться из Риги, пока не пройдет гроза. Со временем можно будет вернуться и опять попытаться что-нибудь предпринять. А сейчас ему тут нечего делать.
В один прекрасный вечер Зутис вместе с женой берлинским поездом покинули Ригу. Они ехали на юг, в Италию, чтобы там, под жарким солнцем чужбины, забыть все пережитые в своем отечестве треволнения. Госпожа Зутис всегда мечтала об Италии, о венецианских каналах и гондолах. Теперь мечта сбывалась, и эта радость уменьшала огорчение госпожи Зутис, вызванное разорением ее брата. Сам Зутис тоже не чувствовал себя особенно убитым. В иностранных банках у него хранились кое-какие сбережения, отложенные, как он говорил, на черный день. Теперь этот черный день наступил, и Зутис, сосчитав свои вклады, удостоверился в том, что денег хватит на добрых несколько лет беззаботного житья за границей. Эту тайну Зутиса не знала даже его жена, и за границу она собиралась лишь на короткое время, покуда хватит оставшихся у мужа в кармане наличных денег. Поэтому ее особенно поразили слова Зутиса, произнесенные им, когда поезд проносился мимо Торнякална.
— Теперь прощайся с Ригой надолго.
— Да, месяца на два, на три.
— Года на два, на три, это будет вернее. Чего ради нам так скоро возвращаться?
— Чем же мы будем жить за границей?
— Проживем воздухом и любовью. Разве фабрикант не может хоть раз пожить беззаботно?
— Только не обанкротившийся. Ведь ему управляющий уже не пришлет денег.
— А я думаю, что как раз обанкротившийся может быть еще беззаботнее, потому что ему не надо искать за границей сбыта для своих изделий. И, главное, потому, что управляющий позаботился о путешествии фабриканта еще задолго до его банкротства! — Зутис
расхохотался. Его смех беззаботно отскакивал от стенок международного спального вагона второго класса.
— Значит, у тебя есть кое-какие сбережения и вклады за границей?
— Для каждого человека могут настать плохие времена. Поэтому, распивая шампанское, он должен оставить себе не только на сельтерскую, но и на водочку, чтобы опохмелиться.
— Значит, ты бессовестно обманул моего брата! — возмутилась госпожа Зутис, смекнувшая, что, отправляясь за границу, они совершают несправедливость против брата, потерявшего все имущество.
— Мои сбережения тоже не спасли бы имущество твоего брата. Кроме того, он ведь не сам накопил все это, а унаследовал от отца. Разве его отец не был и твоим отцом?
— Но мое приданое давно уже прожито!
— Почему же отец дал тебе так мало, а брату оставил все? Теперь вы в расчете. Пусть твой брат тоже научится зарабатьТвать на хлеб: унаследовать состояние отца и потом задирать нос — это легче всего. Человек вправе называть своим только то, что он действительно сам приобрел. Дети состоятельных латышей совершенно не приспособлены к жизни. Они только гордятся отцовским богатством да распутничают, нетерпеливо дожидаясь смерти отца.
— Про моего брата этого никто не может сказать. Он не пьяница и не распутник.
— Но гордец он ужасный. И чем он гордится? Сам за всю жизнь ничего не заработал, только тратил накопленное отцом. Может быть, после всей этой истории он научится работать.
— Ну, а что особенного наработал ты? Брату вечно приходилось тебе помогать.
— Мое несчастье заключалось в твоем приданом и еще в том, что можно было постоянно рассчитывать на поддержку твоего брата. Без этого я бы работал совсем по-другому и исход был бы другой. Обеспеченный тыл делает человека легкомысленным и вялым! Если б твой брат с самого начала отказал мне в под-
держке, так я бы сейчас ехал за границу не банкротом а одним из состоятельнейших фабрикантов Латвии.
— Значит, мой брат своей помощью испортил тебя? Смешно!
— Ничего смешного. Слишком близкое и доступное богатство всегда портит людей. Я действительно не был раньше таким легкомысленным, как теперь,
Жена больше не отвечала Зутису, а стала укладываться в постель, чтоб помечтать на покое о Венеции, о чудесных каналах и плывущих гондолах. Вовсе не так уж плохо, что муж уберег кое-какую мелочишку на прожитье за границей. Зутис тоже улегся спать. Последние дни в Риге были не только тяжелыми, но и хлопотливыми, а теперь можно отсыпаться. В ночной тиши поезд уносил их обоих, спокойно спавших, в широкий мир.
Цеплис все время чувствовал себя так, словно у него выросли крылья. Он не только победил, но и вконец разорил Зутиса, и при этом акционерное общество не только не пострадало от банкротства Зутиса, но еще и получило наличные деньги, лежавшие до сего времени в векселях. Теперь на собраниях акционеров Зутис будет совершенно безвреден. Следует еще проучить Цирулиса, и тогда все будет в порядке, оппозиция будет раздавлена на долгое время. Да Цирулиса уже нечего и давить: после неудач Зутиса он стал тише воды, ниже травы и ни в чем не мешал деятельности Цеп-лиса. Кроме того, предстоящие выборы в сейм не давали Цирулису покоя, и у него не было времени прийти ни на одно из заседаний правления «Цеплис». Он даже не ходил за своим жалованьем, а по телефону просил Цауне, чтобы приносили на дом.
Цирулису грозили крупные неприятности из-за какого-то предприятия по размолу соли, для которого он выхлопотал солидные государственные кредиты. Вначале мельница работала хорошо, и всем ее владельцам валила изрядная прибыль. Неплохо подзаработал и Ци-рулис. Прослышав об этом, появились предприимчивые люди, наставившие соляных мельниц по всей республике. Скоро в Латвии оказалось намолото столько
столовой соли, что ею можно было бы засыпать весь Рижский залив от мыса Колка до Айнажи, превратив его в Мертвое море, где стремига оказалась бы уже соленой, без всякой засолки. Жители Латвии солили все, что можно, однако не могли потребить всю намолотую соль. Начался кризис, на некоторое время приостановленный щедрыми государственными субсидиями. Попечениями Цирулиса изрядную государственную ссуду получило и первое в Латвии предприятие по размолу соли, возглавляемое депутатом Цирулисом. Теперь, с помощью государственных кредитов, началась борьба солемельниц не на жизнь, а на смерть. Опять мололи соль день и ночь, считая, что заработано много — если удастся продать намолотое. Но покупатели не объявлялись — все магазины и склады были забиты мешками с солью. Лишь всемирный потоп мог бы быстро уничтожить излишние запасы соли, потому что жителям, даже если бы они питались одной только солью и если бы она была всем им по вкусу, удалось бы истощить эти соляные запасы даже не за годы, а только за десятилетия. Поэтому случилось так, что солемельницы не выдержали кризиса и обанкротились все почти одновременно. Государство потеряло свои деньги: ведь заложенное оборудование соляных мельниц имело бы ценность лишь в том случае, если бы можно было пустить его в ход; но это было невозможно. Стали искать виновных, причинивших государству убыток. Таковых, конечно, нашли, и среди найденных был депутат Цирулис. О них раззвонили во все колокола и, мягко выражаясь, назвали казнокрадами. О том, что сама эта казна действовала нелепо, кредитуя чересчур много соляных предприятий, никто, конечно, и не помыслил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45