— Я протянул брошку Катюше и поцеловал ее на прощанье.
Потом сел в машину и уехал. Я уже не жалел о своей поездке. Я забыл и про гарлемский мясной рынок, и про гаагский замок, и про амстердамскую ратушу. В памяти остались только глаза Элины, лучащиеся такой человечной теплотой, и малютка Катюша, родившаяся от двух печальных, но прекрасных судеб. Может быть, Катюше, этой шустрой девчурке, достанется лучшая доля, чем ее родителям — участникам и очевидцам страшной катастрофы.
Мы приехали в Роттердам. И тут мой неразговорчивый шофер заговорил.
— Ужасно,— произнес он, и я понял его с полуслова.
— Давайте постараемся, чтобы такое больше никогда случилось,— сказал я ему на прощанье, и мы обменялись крепким рукопожатием.
КАК ДАО КЕН ВОЗНЕССЯ НА НЕБО
Мы плыли на небольшом пограничном катере по заливу Халонг, который был сплошь усеян островами, заросшими тропическими деревьями, кустарником и лианами, отчего напоминал огромную миску с зеленым горохом. Мой спутник Ван Да, потомок айфонских рыбаков, теперь пограничник, подробно рассказывал мне об этом архипелаге, состоящем из тысяч островков, о каждом гроте, вспоминал давние события, связанные с освободительной борьбой вьетнамцев. В металлическом катере, раскаленном тропическим солнцем, припекало как на сковородке, и я скоро устал от длинного рассказа Ван Да. Мое внимание больше привлекала экзотическая зелень небольших островов. В часы тропического зноя нелегко слушать бессвязный рассказ с утомительными экскурсиями в историю, а прервать моего спутника было бы невежливо. Я старался не отвлекаться и с истинным наслаждением осмотрел несколько пещер: они в самом деле были красивы, и их прохлада спасала от палящих лучей солнца.
На обратном пути катер шел быстрее, и встречные воздушные волны омывали нас словно струи воды, дарили приятную свежесть. Вдруг рядом с катером из прозрачной глубины вынырнула огромная акула. Вначале показались ее спинные плавники, которые напоминали натянутые ветром паруса миниатюрной яхты, потом над водой поднялась конусообразная морда, и акула, будто пугая нас, перевернула в воде свое толстое обтекаемое тело. Блеснуло на солнце и скрылось белое, словно лаком покрытое брюхо. Но в следующее мгновение страшное чудовище опять вынырнуло, разрезав плавниками, как алмазом, зеркальную поверхность моря. Акула шла за нашим катером — так дельфины в океане, играя, сопровождают мирные торговые суда. Во время морских
путешествий мне приходилось видеть тунцов весом в тонну, огромных кашалотов и всевозможных акул, но такое страшилище встретилось впервые.
— Если эдакое чудовище нырнет под рыбацкую лодку, то, пожалуй, перевернет ее, а рыбака живьем проглотит,— сказал я моему спутнику.
— Может и такое случиться,— ответил Ван Да, хорошо знавший труд и быт рыбаков.— Но я думаю, наши рыбаки поймали бы эту акулу, втащили в лодку, а потом привезли бы домой и съели.
— Разве акулу едят?! — недоверчиво воскликнул я. Ван Да деловито ответил:
— Не всю, частично. Из ее плавников получается великолепный суп. Не пробовали?
— Не приходилось,— преодолевая отвращение, ответил я.
Ван Да, заметив мою гримасу, усмехнулся и сказал:
— Сегодня вечером я угощу вас, если только в ресторане будет. Французские колонизаторы с аппетитом ели такой суп и морских червей — трепангов, а на десерт — семена лотоса. А суп из плавников...
Я передернулся:
— Разве из такого чудища можно сварить вкусный суп?
В этот момент над водой вновь показалась акула — вначале беспокойные плавники, потом устрашающая голова, которая, не знаю почему, напоминала мне голову привидения. Но Ван Да спокойно сказал:
— Акула вовсе не такой страшный хищник, как кажется. Для рыбаков гораздо опаснее тайфуны — все сметают на своем пути.
— Тайфуны? — удивился я.
— Да, тайфуны. Тропические циклоны,— поясняя, добавил он.— Здесь они частые гости. Известковые острова залива Халонг — тоже работа тайфунов. Ураганы и огромные волны придали им самые причудливые формы.
— Сидящая лягушка и Драчливые петухи тоже? — спросил я, назвав недавно виденные острова.
— Конечно, и они, и многие пещеры,— подтвердил мой спутник и продолжал:— В заливе Халонг самые большие разрушения учинили тайфуны, которые пришли с Маршалловых и Филиппинских островов. Они — истинное несчастье для наших рыбаков. Ведь залив Халонг,
как вы убедились, полон парусных лодок — сампанов. Происходят просто невероятные случаи. Здешний рыбак однажды вместе с лодкой вознесся на небо.
— На небо! — недоверчиво воскликнул я, забыв про огромную акулу, которая все еще кружила в воде около нашего катера.— Как же это было? Расскажите? Прошу вас...
И Ван Да начал рассказывать:
— На этот раз причиной был не тайфун, а смерч, и случилось это вот как. Не так давно здесь, на побережье, жил рыбак Дао Кен со своей семьей. Мой отец близко знал Дао Кена, да и сам я хорошо его помню. Как и положено рыбаку, был он трудолюбивым, каждый день выходил в море. Невысокий, как все вьетнамцы, худой, высушенный солнцем, словно вяленая рыба. Подбородок у него был покрыт жидкой бороденкой — когда рыбаку бриться, да и где! Старая одежда его пропахла рыбой, задубела от чешуи и слизи. Во рту он всегда держал самодельную прямую трубочку. Любил разговаривать сам с собой, в море привык. Затылок, на котором волос было совсем негусто, прикрывал армейским тропическим шлемом из зеленой пластмассы, как у меня. Этот шлем ему подарил сын-партизан, который воюет на Юге с американскими захватчиками. Да и сам старик был не из робких. Однажды на своем сампане он добрался до южного побережья и привез партизанам оружие и амуницию* Что ж говорить, лодочник был отличный! Парусом сампана управлял так ловко, что прошел бы на своей лодке и в ячейку рыболовной сети. Вот какой рыбак был Дао Кен!
Но раз, когда американские летчики из пулеметов обстреливали рыбацкие лодки и некоторые из них тонули, Дао Кен спешил на помощь, не думая об опасности. Помогать друг другу — это ведь закон для рыбаков, только не все его соблюдают.
— Но как же он вознесся на небо? — нетерпеливо спросил я.
— Прямо в лодке, полной рыбы, которую наловил в тот день,— отвечал мой спутник.— Лодку, правда, через некоторое время нашли, ее выбросило на скалы в заливе Халонг, но сам Дао Кен так и не вернулся. Вознесся на небо и пропал. Несчастная семья осталась без кормильца, еще и по сей день его близкие ходят в белых повязках.
— В белых? — удивился я.
— Ну да. Белый цвет у нас траурный. Потом старший сын Дао Кена погиб в боях за свободу Вьетнама. Жизнь есть жизнь. Что поделаешь! Беда в одиночку не ходит. Дао Кен был заботливым и добрым главой семьи. Уходя в море, он оставлял жену и детей на берегу, не то что другие. С собой брал горсть риса и каналами выводил свою лодку к морю. А по вечерам возвращался с богатым уловом. Рыбы здесь, в заливе Халонг, хватает. Красная река и ее притоки дают обитателям моря обильную пищу. Каналы рисовых полей тоже. Морских богатств у нас вдоволь. Вот со всем остальным — похуже. Война... Самолеты бомбят дамбы, и рисовые поля гибнут. А рыбу всю не перебьешь — бомб не хватит. И вот однажды Дао Кен с другими рыбаками, как обычно, вышел в море за рыбой.
Мой спутник Ван Да прервал рассказ, лоб у него вспотел, он снял с головы армейский тропический шлем, покрытый желтоватой маскировочной сеткой. Нащупал в кармане пачку сигарет, одну из них зажал в зубах. И снова принялся шарить по карманам, наверное разыскивая спички. Я горел нетерпением услышать, что же произошло дальше, а он, словно забыв, о чем говорил, долго рылся в карманах. Его манера рассказывать напоминала мне некоторые газеты и журналы, печатающие романы, когда на самом интересном месте повествование обрывается многообещающим «продолжение следует».
Я нетерпеливо протянул Ван Да спички, он угостил меня сигаретой. Закурили. Ван Да глубоко затянулся, сплюнул в море и сказал:
— Давно не курил. Как вам нравятся наши сигареты?
— Дым крепкий, добрый аромат,— ответил я, ожидая продолжения прерванного рассказа.
Но Ван Да заговорил о табаке.
— Это черный табак. Французские колонизаторы после разгрома оставили нам свои фабрики. Вернее, мы отняли их в битве при. Если будете в Ханое, обязательно загляните в наш музей Революции. Там вы увидите диараму этой битвы.
Мое нетерпение нарастало. Уже махнув на приличия, хотел попросить Ван Да продолжить рассказ о старом рыбаке, но в это мгновение воздух задрожал — над островами залива Халонг показались американские самолеты и на бреющем полете ринулись в сторону по
бережья. Где-то за нашей спиной их встретила противовоздушная артиллерия, потом мы увидели красное пламя напалмовых бомб и взметнувшиеся черные клубы дыма там, куда упали бомбы. Наш катер тоже обстреляли из пулеметов. Пули с шипением вонзились в воду. А через мгновение самолеты уже бомбили побережье.
— Будь они прокляты! — гневно воскликнул мой спутник.— Там переправа, паром, порт, а дальше — электростанция. Только восстановим — опять разбомбят. Даже Хонгайские угольные шахты не оставляют в покое. Но все равно мы разгромим американцев, как французов при Дьенбьенфу.— Он с ожесточением сплюнул в море, потом спокойно спросил: — О чем мы говорили?
— Вы начали рассказывать, как рыбак Дао Кен вознесся на небо прямо в лодке, полной рыбы,— с готовностью напомнил я.
— Да, простите! Теперь припоминаю.— И продолжал давно прерванный рассказ: — Значит, однажды утром Дао Кен вместе с другими рыбаками вышел в море. Обычно они с моим отцом ловили рядом, а на этот раз неизвестно почему Дао Кен надумал плыть дальше, за острова. Человек никогда не знает, что преподнесет ему судьба, она нападает неожиданно, как тигр. Итак, Дао Кен плыл с горящим на солнце парусом к горизонту, туда, где ходят большие суда. «Зачем так далеко плыть за рыбой, когда и тут, у берега, ее сколько хочешь»,— подумал мой отец, хотя некоторое время следовал за Дао Кеном. Не оставлять же друга и соседа в море одного. Да еще в военное время, когда по нескольку раз на день появляются в небе эти окаянные птицы. Сколько лодок потопили они своими пулями, сколько горя принесли...
Когда рыбаки выходили в море, прилив только начался и вода у побережья была совсем бурой. Эту окраску ей придают притоки Красной реки, дно которой богато залежами железной руды. Но во время прилива море стало голубым и ровным, как зеркало. Солнце жгло голову старика, словно раскаленным углем. Хорошо еще, что от жарких лучей защищал подаренный сыном армейский шлем. Рыбы было много, моему отцу даже удалось поймать небольшую акулу. Пока он втащил ее в лодку, прошло не меньше часа. Локтем утерев со лба пот, он посмотрел вдаль, и глаза его округлились от удивления:
в синем небе плыло густо-черное облако, а навстречу ему из воды поднимался водяной столб, гибкий, как хобот слона.
«Смерч!» — пронеслось в голове отца. Грянул гром, и в море посыпались красные стрелы молний. Рядом с первым столбом вырос второй, потом третий. «Ждать больше нельзя, надо возвращаться»,— подумал мой отец. А Дао Кен, перегнувшись через борт лодки, все ловил и ловил. Наверное, что-то крупное ему попалось, раз ничего не видел и не слышал. Отец ему кричит, мол, плыви к берегу, но, видно, сквозь гром ничего нельзя было расслышать.
А в это время черные хоботы смерча, всасывая воду, подходили все ближе и ближе. Один был уже совсем рядом с лодкой Дао Кена, а тот по-прежнему ничего не видел и не слышал, будто ослеп и оглох, знай себе ловит. Помочь ему было нельзя — поздно. Отец развернул парус и, насколько позволял ветер, подался к берегу. То же сделали остальные рыбаки. Только Дао Кен остался на месте, словно привязанный, и никто не мог понять, что с ним такое происходит.
Скоро самый толстый хобот нащупал лодку Дао Кена, мгновенно всосал ее и поднял в воздух. Отец видел, как мелькнул красно-бурый парус, а кто-то из рыбаков углядел взметнувшуюся лодку и даже самого Дао Кена. Рассказывают, что в этот момент сверху посыпалась рыба, наверное, та, что наловил Дао Кен.
Все поспешили к берегу, потому что черные водяные хоботы с ревом и молниями приближались к островам залива Халонг. С треском взлетели на воздух прибрежные деревья и кусты.
Но на берегу черные хоботы растаяли, исчезли.
Под вечер рыбаки на своих сампанах обыскали огромный участок моря, но Дао Кена нигде не нашли.
И только много дней спустя на скалах меж островов они обнаружили его лодку, совершенно разбитую. От паруса не осталось и следа, от самого Дао Кена тоже. Он вознесся в небо. Так рассказывал мне об этом отец и остальные рыбаки. Лодку, мол, оставил, зачем она на небе! И рыбу высыпал обратно в море — пусть другим на похлебку остается.
Вот и все о Дао Кене,— сказал мой спутник.— Теперь вы понимаете, что не акулы, а тайфуны и смерчи главные враги наших рыбаков. И конечно, американские самолеты. Правда, после нашей победы они не будут здесь летать...
Ван Да закончил свой рассказ. И поездка наша подходила к концу. Катер летел вперед, как выпущенная из лука стрела. Волны, вздымаясь и пенясь, лизали бока нашего судна, скалы ближайших островов. Мы плыли мимо острова, охваченного пламенем напалма. Высоко в воздух поднимались черные столбы дыма. Они напомнили мне гибкие хоботы смерча, которые подняли в воздух рыбака Дао Кена. Возможно, и этот липкий огонь напалма унес не одну человеческую жизнь. Да, немало пережили прекрасные острова залива Халонг, и, наверное, немало еще предстоит им пережить. Доживут они и до дня великой победы Вьетнама, когда в городах, на рисовых полях и на море воцарится наконец мир.
Из залива Халонг мы скоро попали в судоходный канал, по которому в море, словно кровь, струится красная вода Красной реки. Слева и справа, скрытые в зарослях манго, замаскированные вьющимися тропическими растениями, стояли небольшие военные суда и плоты с поднятыми дулами противовоздушных орудий.
Мы приближались к Хайфону. Уже показалось высокое задние цементной фабрики, порт с иностранными судами и серые склады. Скоро нос нашего катера, защищенный старой автопокрышкой, ткнулся в сваю причала. Ван Да выпрыгнул первым, поймал брошенные концы и обвязал вокруг сваи. Вскинув на плечо винтовку, он заторопил меня:
— Прыгайте на берег! Я же должен попотчевать вас супом из плавников акулы.
Потом мы сидели в ресторане и ели обещанное угощение. К нему подали пирожки с мясной начинкой, посыпанные сахаром. Суп из акульих плавников был великолепен, но ел я молча, потому что весь был Во власти рассказа о черном смерче, о Дао Кене, а перед глазами стоял остров, охваченный пламенем напалма. Только когда необычно высокая, стройная и красивая вьетнамка подала нам ароматный кофе и банановый ликер, я сказал:
— Спасибо, Ван Да! Этот день много дал мне. Я никогда не забуду его. Никогда...
По-детски открытое лицо Ван Да осветилось улыбкой. Оно выражало глубокое удовлетворение.
ПОСЛЕДНИЙ УДАР АЙ ХИ
Ай Хи был артиллеристом, побывавшим уже не в одном бою. Несмотря на свои двадцать лет, он отличался по-мальчишески озорным нравом, даже некоторой бравадой, не сомневался в правильности своих действий и принятых решений. Возможно, это частично способствовало успеху, хотя в основе его были боевой опыт Ай Хи и острый аналитический ум. Последние два качества и послужили причиной того, что командир зенитной батареи Куанг Фонг, офицер, окончивший артиллерийский курс, в полной мере доверял разведчику Ай Хи и был убежден в успешном выполнении порученных ему заданий.
Приказ был четким и на первый взгляд простым: командир разведгруппы батареи Ай Хи со своими ребятами и саперы должны отправиться в тыл противника на разведку местности вдоль правого берега реки Сесо-ны, с тем чтобы вблизи некоего укрепленного американцами пункта найти наиболее подходящее место для переброски артиллерии и партизан, им предстояло также соорудить плот и выбрать огневую позицию. Ай Хи прекрасно понимал, что кажущееся простым задание на самом деле невероятно сложно и выполнять его предстоит с максимальной сосредоточенностью и осторожностью.
Вооруженная группа в составе двух десятков бойцов на рассвете вышла из партизанского лагеря, расположенного в джунглях недалеко от правого берега Сесоны. Каждый взял с собой по нескольку горстей риса, остальную пищу предполагалось добыть на месте. Джунгли были полны различных птиц и зверья, а для рыбной ловли Ай Хи носил в своем вещевом мешке две-три лесы. Отличное удилище нетрудно найти в зарослях стройного бамбука, а Сесона, впадающая в богатую рыбой реку Меконг, в своих глубинах и у водопадов тоже не беднее. Так что с едой забот не будет. Главное — как быстрее и лучше выполнить сложное боевое задание.
Ай Хи продвигался с помощью карты и компаса, а саперы стальными резаками, насаженными на палки, прорубали в джунглях тропу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Потом сел в машину и уехал. Я уже не жалел о своей поездке. Я забыл и про гарлемский мясной рынок, и про гаагский замок, и про амстердамскую ратушу. В памяти остались только глаза Элины, лучащиеся такой человечной теплотой, и малютка Катюша, родившаяся от двух печальных, но прекрасных судеб. Может быть, Катюше, этой шустрой девчурке, достанется лучшая доля, чем ее родителям — участникам и очевидцам страшной катастрофы.
Мы приехали в Роттердам. И тут мой неразговорчивый шофер заговорил.
— Ужасно,— произнес он, и я понял его с полуслова.
— Давайте постараемся, чтобы такое больше никогда случилось,— сказал я ему на прощанье, и мы обменялись крепким рукопожатием.
КАК ДАО КЕН ВОЗНЕССЯ НА НЕБО
Мы плыли на небольшом пограничном катере по заливу Халонг, который был сплошь усеян островами, заросшими тропическими деревьями, кустарником и лианами, отчего напоминал огромную миску с зеленым горохом. Мой спутник Ван Да, потомок айфонских рыбаков, теперь пограничник, подробно рассказывал мне об этом архипелаге, состоящем из тысяч островков, о каждом гроте, вспоминал давние события, связанные с освободительной борьбой вьетнамцев. В металлическом катере, раскаленном тропическим солнцем, припекало как на сковородке, и я скоро устал от длинного рассказа Ван Да. Мое внимание больше привлекала экзотическая зелень небольших островов. В часы тропического зноя нелегко слушать бессвязный рассказ с утомительными экскурсиями в историю, а прервать моего спутника было бы невежливо. Я старался не отвлекаться и с истинным наслаждением осмотрел несколько пещер: они в самом деле были красивы, и их прохлада спасала от палящих лучей солнца.
На обратном пути катер шел быстрее, и встречные воздушные волны омывали нас словно струи воды, дарили приятную свежесть. Вдруг рядом с катером из прозрачной глубины вынырнула огромная акула. Вначале показались ее спинные плавники, которые напоминали натянутые ветром паруса миниатюрной яхты, потом над водой поднялась конусообразная морда, и акула, будто пугая нас, перевернула в воде свое толстое обтекаемое тело. Блеснуло на солнце и скрылось белое, словно лаком покрытое брюхо. Но в следующее мгновение страшное чудовище опять вынырнуло, разрезав плавниками, как алмазом, зеркальную поверхность моря. Акула шла за нашим катером — так дельфины в океане, играя, сопровождают мирные торговые суда. Во время морских
путешествий мне приходилось видеть тунцов весом в тонну, огромных кашалотов и всевозможных акул, но такое страшилище встретилось впервые.
— Если эдакое чудовище нырнет под рыбацкую лодку, то, пожалуй, перевернет ее, а рыбака живьем проглотит,— сказал я моему спутнику.
— Может и такое случиться,— ответил Ван Да, хорошо знавший труд и быт рыбаков.— Но я думаю, наши рыбаки поймали бы эту акулу, втащили в лодку, а потом привезли бы домой и съели.
— Разве акулу едят?! — недоверчиво воскликнул я. Ван Да деловито ответил:
— Не всю, частично. Из ее плавников получается великолепный суп. Не пробовали?
— Не приходилось,— преодолевая отвращение, ответил я.
Ван Да, заметив мою гримасу, усмехнулся и сказал:
— Сегодня вечером я угощу вас, если только в ресторане будет. Французские колонизаторы с аппетитом ели такой суп и морских червей — трепангов, а на десерт — семена лотоса. А суп из плавников...
Я передернулся:
— Разве из такого чудища можно сварить вкусный суп?
В этот момент над водой вновь показалась акула — вначале беспокойные плавники, потом устрашающая голова, которая, не знаю почему, напоминала мне голову привидения. Но Ван Да спокойно сказал:
— Акула вовсе не такой страшный хищник, как кажется. Для рыбаков гораздо опаснее тайфуны — все сметают на своем пути.
— Тайфуны? — удивился я.
— Да, тайфуны. Тропические циклоны,— поясняя, добавил он.— Здесь они частые гости. Известковые острова залива Халонг — тоже работа тайфунов. Ураганы и огромные волны придали им самые причудливые формы.
— Сидящая лягушка и Драчливые петухи тоже? — спросил я, назвав недавно виденные острова.
— Конечно, и они, и многие пещеры,— подтвердил мой спутник и продолжал:— В заливе Халонг самые большие разрушения учинили тайфуны, которые пришли с Маршалловых и Филиппинских островов. Они — истинное несчастье для наших рыбаков. Ведь залив Халонг,
как вы убедились, полон парусных лодок — сампанов. Происходят просто невероятные случаи. Здешний рыбак однажды вместе с лодкой вознесся на небо.
— На небо! — недоверчиво воскликнул я, забыв про огромную акулу, которая все еще кружила в воде около нашего катера.— Как же это было? Расскажите? Прошу вас...
И Ван Да начал рассказывать:
— На этот раз причиной был не тайфун, а смерч, и случилось это вот как. Не так давно здесь, на побережье, жил рыбак Дао Кен со своей семьей. Мой отец близко знал Дао Кена, да и сам я хорошо его помню. Как и положено рыбаку, был он трудолюбивым, каждый день выходил в море. Невысокий, как все вьетнамцы, худой, высушенный солнцем, словно вяленая рыба. Подбородок у него был покрыт жидкой бороденкой — когда рыбаку бриться, да и где! Старая одежда его пропахла рыбой, задубела от чешуи и слизи. Во рту он всегда держал самодельную прямую трубочку. Любил разговаривать сам с собой, в море привык. Затылок, на котором волос было совсем негусто, прикрывал армейским тропическим шлемом из зеленой пластмассы, как у меня. Этот шлем ему подарил сын-партизан, который воюет на Юге с американскими захватчиками. Да и сам старик был не из робких. Однажды на своем сампане он добрался до южного побережья и привез партизанам оружие и амуницию* Что ж говорить, лодочник был отличный! Парусом сампана управлял так ловко, что прошел бы на своей лодке и в ячейку рыболовной сети. Вот какой рыбак был Дао Кен!
Но раз, когда американские летчики из пулеметов обстреливали рыбацкие лодки и некоторые из них тонули, Дао Кен спешил на помощь, не думая об опасности. Помогать друг другу — это ведь закон для рыбаков, только не все его соблюдают.
— Но как же он вознесся на небо? — нетерпеливо спросил я.
— Прямо в лодке, полной рыбы, которую наловил в тот день,— отвечал мой спутник.— Лодку, правда, через некоторое время нашли, ее выбросило на скалы в заливе Халонг, но сам Дао Кен так и не вернулся. Вознесся на небо и пропал. Несчастная семья осталась без кормильца, еще и по сей день его близкие ходят в белых повязках.
— В белых? — удивился я.
— Ну да. Белый цвет у нас траурный. Потом старший сын Дао Кена погиб в боях за свободу Вьетнама. Жизнь есть жизнь. Что поделаешь! Беда в одиночку не ходит. Дао Кен был заботливым и добрым главой семьи. Уходя в море, он оставлял жену и детей на берегу, не то что другие. С собой брал горсть риса и каналами выводил свою лодку к морю. А по вечерам возвращался с богатым уловом. Рыбы здесь, в заливе Халонг, хватает. Красная река и ее притоки дают обитателям моря обильную пищу. Каналы рисовых полей тоже. Морских богатств у нас вдоволь. Вот со всем остальным — похуже. Война... Самолеты бомбят дамбы, и рисовые поля гибнут. А рыбу всю не перебьешь — бомб не хватит. И вот однажды Дао Кен с другими рыбаками, как обычно, вышел в море за рыбой.
Мой спутник Ван Да прервал рассказ, лоб у него вспотел, он снял с головы армейский тропический шлем, покрытый желтоватой маскировочной сеткой. Нащупал в кармане пачку сигарет, одну из них зажал в зубах. И снова принялся шарить по карманам, наверное разыскивая спички. Я горел нетерпением услышать, что же произошло дальше, а он, словно забыв, о чем говорил, долго рылся в карманах. Его манера рассказывать напоминала мне некоторые газеты и журналы, печатающие романы, когда на самом интересном месте повествование обрывается многообещающим «продолжение следует».
Я нетерпеливо протянул Ван Да спички, он угостил меня сигаретой. Закурили. Ван Да глубоко затянулся, сплюнул в море и сказал:
— Давно не курил. Как вам нравятся наши сигареты?
— Дым крепкий, добрый аромат,— ответил я, ожидая продолжения прерванного рассказа.
Но Ван Да заговорил о табаке.
— Это черный табак. Французские колонизаторы после разгрома оставили нам свои фабрики. Вернее, мы отняли их в битве при. Если будете в Ханое, обязательно загляните в наш музей Революции. Там вы увидите диараму этой битвы.
Мое нетерпение нарастало. Уже махнув на приличия, хотел попросить Ван Да продолжить рассказ о старом рыбаке, но в это мгновение воздух задрожал — над островами залива Халонг показались американские самолеты и на бреющем полете ринулись в сторону по
бережья. Где-то за нашей спиной их встретила противовоздушная артиллерия, потом мы увидели красное пламя напалмовых бомб и взметнувшиеся черные клубы дыма там, куда упали бомбы. Наш катер тоже обстреляли из пулеметов. Пули с шипением вонзились в воду. А через мгновение самолеты уже бомбили побережье.
— Будь они прокляты! — гневно воскликнул мой спутник.— Там переправа, паром, порт, а дальше — электростанция. Только восстановим — опять разбомбят. Даже Хонгайские угольные шахты не оставляют в покое. Но все равно мы разгромим американцев, как французов при Дьенбьенфу.— Он с ожесточением сплюнул в море, потом спокойно спросил: — О чем мы говорили?
— Вы начали рассказывать, как рыбак Дао Кен вознесся на небо прямо в лодке, полной рыбы,— с готовностью напомнил я.
— Да, простите! Теперь припоминаю.— И продолжал давно прерванный рассказ: — Значит, однажды утром Дао Кен вместе с другими рыбаками вышел в море. Обычно они с моим отцом ловили рядом, а на этот раз неизвестно почему Дао Кен надумал плыть дальше, за острова. Человек никогда не знает, что преподнесет ему судьба, она нападает неожиданно, как тигр. Итак, Дао Кен плыл с горящим на солнце парусом к горизонту, туда, где ходят большие суда. «Зачем так далеко плыть за рыбой, когда и тут, у берега, ее сколько хочешь»,— подумал мой отец, хотя некоторое время следовал за Дао Кеном. Не оставлять же друга и соседа в море одного. Да еще в военное время, когда по нескольку раз на день появляются в небе эти окаянные птицы. Сколько лодок потопили они своими пулями, сколько горя принесли...
Когда рыбаки выходили в море, прилив только начался и вода у побережья была совсем бурой. Эту окраску ей придают притоки Красной реки, дно которой богато залежами железной руды. Но во время прилива море стало голубым и ровным, как зеркало. Солнце жгло голову старика, словно раскаленным углем. Хорошо еще, что от жарких лучей защищал подаренный сыном армейский шлем. Рыбы было много, моему отцу даже удалось поймать небольшую акулу. Пока он втащил ее в лодку, прошло не меньше часа. Локтем утерев со лба пот, он посмотрел вдаль, и глаза его округлились от удивления:
в синем небе плыло густо-черное облако, а навстречу ему из воды поднимался водяной столб, гибкий, как хобот слона.
«Смерч!» — пронеслось в голове отца. Грянул гром, и в море посыпались красные стрелы молний. Рядом с первым столбом вырос второй, потом третий. «Ждать больше нельзя, надо возвращаться»,— подумал мой отец. А Дао Кен, перегнувшись через борт лодки, все ловил и ловил. Наверное, что-то крупное ему попалось, раз ничего не видел и не слышал. Отец ему кричит, мол, плыви к берегу, но, видно, сквозь гром ничего нельзя было расслышать.
А в это время черные хоботы смерча, всасывая воду, подходили все ближе и ближе. Один был уже совсем рядом с лодкой Дао Кена, а тот по-прежнему ничего не видел и не слышал, будто ослеп и оглох, знай себе ловит. Помочь ему было нельзя — поздно. Отец развернул парус и, насколько позволял ветер, подался к берегу. То же сделали остальные рыбаки. Только Дао Кен остался на месте, словно привязанный, и никто не мог понять, что с ним такое происходит.
Скоро самый толстый хобот нащупал лодку Дао Кена, мгновенно всосал ее и поднял в воздух. Отец видел, как мелькнул красно-бурый парус, а кто-то из рыбаков углядел взметнувшуюся лодку и даже самого Дао Кена. Рассказывают, что в этот момент сверху посыпалась рыба, наверное, та, что наловил Дао Кен.
Все поспешили к берегу, потому что черные водяные хоботы с ревом и молниями приближались к островам залива Халонг. С треском взлетели на воздух прибрежные деревья и кусты.
Но на берегу черные хоботы растаяли, исчезли.
Под вечер рыбаки на своих сампанах обыскали огромный участок моря, но Дао Кена нигде не нашли.
И только много дней спустя на скалах меж островов они обнаружили его лодку, совершенно разбитую. От паруса не осталось и следа, от самого Дао Кена тоже. Он вознесся в небо. Так рассказывал мне об этом отец и остальные рыбаки. Лодку, мол, оставил, зачем она на небе! И рыбу высыпал обратно в море — пусть другим на похлебку остается.
Вот и все о Дао Кене,— сказал мой спутник.— Теперь вы понимаете, что не акулы, а тайфуны и смерчи главные враги наших рыбаков. И конечно, американские самолеты. Правда, после нашей победы они не будут здесь летать...
Ван Да закончил свой рассказ. И поездка наша подходила к концу. Катер летел вперед, как выпущенная из лука стрела. Волны, вздымаясь и пенясь, лизали бока нашего судна, скалы ближайших островов. Мы плыли мимо острова, охваченного пламенем напалма. Высоко в воздух поднимались черные столбы дыма. Они напомнили мне гибкие хоботы смерча, которые подняли в воздух рыбака Дао Кена. Возможно, и этот липкий огонь напалма унес не одну человеческую жизнь. Да, немало пережили прекрасные острова залива Халонг, и, наверное, немало еще предстоит им пережить. Доживут они и до дня великой победы Вьетнама, когда в городах, на рисовых полях и на море воцарится наконец мир.
Из залива Халонг мы скоро попали в судоходный канал, по которому в море, словно кровь, струится красная вода Красной реки. Слева и справа, скрытые в зарослях манго, замаскированные вьющимися тропическими растениями, стояли небольшие военные суда и плоты с поднятыми дулами противовоздушных орудий.
Мы приближались к Хайфону. Уже показалось высокое задние цементной фабрики, порт с иностранными судами и серые склады. Скоро нос нашего катера, защищенный старой автопокрышкой, ткнулся в сваю причала. Ван Да выпрыгнул первым, поймал брошенные концы и обвязал вокруг сваи. Вскинув на плечо винтовку, он заторопил меня:
— Прыгайте на берег! Я же должен попотчевать вас супом из плавников акулы.
Потом мы сидели в ресторане и ели обещанное угощение. К нему подали пирожки с мясной начинкой, посыпанные сахаром. Суп из акульих плавников был великолепен, но ел я молча, потому что весь был Во власти рассказа о черном смерче, о Дао Кене, а перед глазами стоял остров, охваченный пламенем напалма. Только когда необычно высокая, стройная и красивая вьетнамка подала нам ароматный кофе и банановый ликер, я сказал:
— Спасибо, Ван Да! Этот день много дал мне. Я никогда не забуду его. Никогда...
По-детски открытое лицо Ван Да осветилось улыбкой. Оно выражало глубокое удовлетворение.
ПОСЛЕДНИЙ УДАР АЙ ХИ
Ай Хи был артиллеристом, побывавшим уже не в одном бою. Несмотря на свои двадцать лет, он отличался по-мальчишески озорным нравом, даже некоторой бравадой, не сомневался в правильности своих действий и принятых решений. Возможно, это частично способствовало успеху, хотя в основе его были боевой опыт Ай Хи и острый аналитический ум. Последние два качества и послужили причиной того, что командир зенитной батареи Куанг Фонг, офицер, окончивший артиллерийский курс, в полной мере доверял разведчику Ай Хи и был убежден в успешном выполнении порученных ему заданий.
Приказ был четким и на первый взгляд простым: командир разведгруппы батареи Ай Хи со своими ребятами и саперы должны отправиться в тыл противника на разведку местности вдоль правого берега реки Сесо-ны, с тем чтобы вблизи некоего укрепленного американцами пункта найти наиболее подходящее место для переброски артиллерии и партизан, им предстояло также соорудить плот и выбрать огневую позицию. Ай Хи прекрасно понимал, что кажущееся простым задание на самом деле невероятно сложно и выполнять его предстоит с максимальной сосредоточенностью и осторожностью.
Вооруженная группа в составе двух десятков бойцов на рассвете вышла из партизанского лагеря, расположенного в джунглях недалеко от правого берега Сесоны. Каждый взял с собой по нескольку горстей риса, остальную пищу предполагалось добыть на месте. Джунгли были полны различных птиц и зверья, а для рыбной ловли Ай Хи носил в своем вещевом мешке две-три лесы. Отличное удилище нетрудно найти в зарослях стройного бамбука, а Сесона, впадающая в богатую рыбой реку Меконг, в своих глубинах и у водопадов тоже не беднее. Так что с едой забот не будет. Главное — как быстрее и лучше выполнить сложное боевое задание.
Ай Хи продвигался с помощью карты и компаса, а саперы стальными резаками, насаженными на палки, прорубали в джунглях тропу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76