У отца есть дома винтовка, пусть только попробует его кто-нибудь тронуть!
И Хуанито вновь запел:
Свобода! А-а-а-а-а-а!
Поздним вечером запыленные торговцы вином добрались до города Альбасете и остановились у станции. Выпрягли животных и сводили на водопой к колодцам. Возвратившись, они привязали ослов и мулов к повозкам и бросили им под ноги по охапке сладких коричневых стручков. Управившись с этим, Хуанито пошел прогуляться по городу. Была душная ночь. От раскалившейся за день каменной мостовой и стен домов струился горячий воздух. Длинные пальмовые листья в садах повисли, точно крылья перелетных птиц, которые, отправляясь в Африку, часто отдыхали в здешних горах. Улицы непривычно опустели. Лишь изредка за камышовыми шторами слышались приглушенные голоса.
Внезапно ночную тишину раскололи выстрелы в разных концах города. Пули со свистом летели по улицам, впиваясь в стены домов. В воздух взвилась белая ракета. За ней последовала красная в противоположном конце города. Ракеты описали плавные дуги и, падая на землю, рассыпались светящейся пылью.
В городе поднялся переполох. По камням мостовой прогрохотали шаги военного патруля. Стрельба усилилась. Хуанито побежал обратно на станцию. Позади него кто-то закричал, раздалось несколько выстрелов. Мимо ушей Хуанито просвистели пули, но он мчался со всех ног и пришел в себя, лишь когда запыхавшись, добежал до подвод, под которыми как ни в чем не бывало спали его спутники.
— Поднимайтесь! Вставайте! — закричал Хуанито.— В городе стрельба!..
Грохнул артиллерийский залп. Земля дрогнула, и небо озарилось багровой вспышкой.
По улице мчалась толпа вооруженных людей в синих спецовках. Они подбежали к станции, один из них расставил всех на посты, затем, подойдя к подводам, строго крикнул:
— Вставайте и идите на помощь! Или вы хотите, чтобы фашисты перерезали горло испанскому народу!
— Мы ничего не знаем,— запинаясь, проговорил один из крестьян.— Мы из Монтеалегро, привезли вино продавать...
— На улицах льется кровь, а они, видите ли, привезли вино! Кто вы в конце концов — республиканцы или враги республики?! — возмутился человек в спецовке.
— В Монтеалегро все за республику,— оправдывались крестьяне.
— Тогда идите на помощь! Республика в опасности! Фашисты вместе с жандармами и офицерами собираются устроить нам кровавую баню. Помогите отстоять станцию!
— Но у нас нет винтовок,— проворчал старый крестьянин.
— Винтовок? Когда займем казармы, получите. А сейчас хватайте камни, колья...
Крестьяне принялись строить баррикады. Скатив с подвод винные бочки, они загородили ими входы на станцию. Хуанито выламывал булыжники из мостовой и складывал их за бочками в кучи.
В тревожном ожидании прошла ночь. Стрельба по-
степенно удалялась в сторону Чинчильских гор, а к утру все стихло.
По улицам расхаживали вооруженные патрули рабочей гвардии. На станцию пришел человек в спецовке, который ночью расставлял посты.
— Город в наших руках,— сообщил он.— Заговорщиков оттеснили в Чинчильские горы, теперь у нас много оружия. Идемте с нами!
Хуанито обрадовался. Наконец-то они получат оружие и станут настоящими бойцами! Жаль что его не видит отец!
— Винтовки мы возьмем, но оставаться здесь нам нельзя,— сказали крестьяне.— Надо отправляться домой. Мыть, и в Монтеалегро ждут нашей помощи.
— Вам туда не проехать,— ответил гвардеец.— Мы хотели отправить в Альмансо оружие и боеприпасы, но все перевалы Чинчильской возвышенности заняты фашистами. Они засели в старой крепости. Погодите пару дней, пока выкурим их оттуда!
— Дайте мне оружие, я провезу! — предложил Хуанито, подойдя к гвардейцу.
— Подожди, пока молоко на губах обсохнет,— полушутя-полусерьезно ответил гвардеец.— Как это ты его повезешь? Фашисты тебя живьем на вертел посадят.
— Спрячем винтовки и патроны в винную бочку. Меня никто не задержит, уверяю вас!
— Смотри, какой герой! — рассмеялся мужчина, ласково потрепав грубой рабочей рукой смуглые щеки Хуанито.— Как же тебя зовут?
— Меня зовут Хуано Феррера. Мой отец — крестьянин деревни Монтеалегро.
— Что? Сын Адольфо Феррера! Да я четыре года просидел вместе с твоим отцом в подвалах Чинчильи... Хорошо, пойдем со мной в штаб!
Час спустя Хуанито вернулся на станцию. Теперь он пришел сюда как бывалый боец. С помощью попутчиков он спустил из самой большой бочки вино. Наполнил им объемистую кожаную бутылку, остальное утекло по мостовой к водостоку. Бочку опять вкатили на подводу, запрягли мулов и осла. Затем мальчуган, важно помахивая длинным камышовым прутом, двинулся по улице, ведущей в казармы.
Под вечер по направлению к Чинчильской крепости выехала подвода с большой винной бочкой. На бочке
сидел мальчик и громко погонял медлительных животных:
— Но-о! Но-о! Пошевеливайтесь!
Он миновал передовые посты республиканцев, замаскированные за гранитными выступами, и исчез в горах.
Солнце опустилось за горизонт, и почти совсем стемнело. Мальчик ехал, поминутно покрикивая:
— Эй, осел! Пошевеливайся, что ли! Но-о!
Крутая дорога и обступившие ее с обеих сторон скалы свидетельствовали о том, что крепость уже недалеко, хотя в темноте еще ничего нельзя было разобрать. Немного погодя впереди замелькали огни и послышались выстрелы. Чтобы не угодить под пули, мальчик соскочил с подводы и, укрываясь за скалами, пробирался вдоль дороги, покрикивая:
— Эй, осел! Пошел, пошел скорее!..
— Стой! — раздался строгий окрик впереди.
У Хуанито задрожали колени. Он проворно выскочил на дорогу и остановил подводу.
— Кто едет? — спросил тот же голос.
— Продавец вина с пустой бочкой, четырьмя мулами и одним ослом,— ответил Хуанито.
Из темноты вынырнули четверо вооруженных мужчин. Они подошли к подводе и сердито закричали на мальчугана:
— Чего ты здесь околачиваешься, карапуз* ночью в боевой зоне! Пулю, что ли, хочешь заработать?
— Если бы я знал, что здесь боевая зона, я бы не поехал.
— Так хоть вина бы нам привез, баранья твоя голова. Раскатывают тут с пустой бочкой!
— Сеньор,— возразил Хуанито,— вы, наверное, в темноте не видите. У меня на плечах не баранья голова, а такая же, как у вас. А вина я не привез потому, что не думал встретить покупателя ночную пору на дороге.
— Придержи язык, или мы его камнем тебе придавим! Говори, где живешь и куда едешь?
— Я живу неподалеку, в селении Эльвильяр,— солгал мальчик.— Разрешите мне ехать, мулы проголодались, и отец меня дома ждет.
— А у твоего отца есть еще вино?
— Да, сеньор, превосходная малага. И целый мешок миндаля. Если позволите мне уехать, я утром принесу.
— Тебе нельзя доверять, маленький бездельник!
Один из нас отправится с тобой. Только скажи — твой отец республиканец или фалангист?
— Этого я не знаю, сеньор. Я знаю только, что он крестьянин,— ответил мальчик.
— Это значит, что его следует повесить. Все испанские крестьяне сторонники республики. Если твой отец не даст нам вина и миндаль, мы его повесим. Понимаешь ли ты, мякинная башка, что значит вино и миндаль для человека, который целый день ничего не ел? — кричал постовой.— Садись в повозку и поезжай что есть духу! А ты, Анатолио, садись рядом с ним! Если обещанное не будет доставлено через несколько часов, берегись! Завтрашний зной нам без вина не выдержать.
Хуанито уселся на подводу, и вслед за ним полез один из фалангистов.
Мулы побежали под гору. Хуанито даже забыл о тормозах. Порою казалось, что подвода врежется в обступившие дорогу скалы и драгоценный груз разобьется.
— Потише! — кричал за его спиной фалангист.
— Ничего, сеньор! Не бойтесь, в мою повозку запряжен хороший осел,— ответил Хуанито.
Когда подвода спустилась в долину, колеса покатились медленнее. Хуанито вытащил флягу с вином:
— Это я припрятал для вас, сеньор, чтобы не скучать в дороге. Берите и пейте!
Тот жадно схватил флягу обеими руками и, запрокинув голову, стал лить вино в горло. Когда фляга опустела, он, утирая рот, спросил:
— Мальчик, деревня еще далеко?
— Да, сеньор, еще порядочно.
— Тогда я немного вздремну. Разбуди меня, когда покажется деревня!
— Как прикажете, сеньор. Если я ее в темноте не замечу, то заметит мой осел,— успокоил Хуанито.— Другого такого умного осла не сыщешь во всей Испании. Как-то он сорвался с привязи у колодца и с завязанными глазами направился домой, крича, как будто его бьют. Мой осел, когда приближается к дому, всегда кричит...
Но фалангист уже не слышал. Вцепившись в веревки, которыми была привязана бочка, он захрапел. Вино оказалось достаточно крепким, чтобы свалить его с ног.
Хуанито не терял времени. Карманным ножом он осторожно перерезал ремень, на котором висел автомат,
и, сняв его с груди врага, крепко прижал к своему боку. Пусть этот негодяй попробует теперь, проснувшись, убежать!
В городе Альмансо за баррикадами царила тишина. Республиканцы берегли каждый патрон, каждую крупинку пороха. Лишь со стороны монастыря, где находились в осаде вооруженные монахи, нет-нет да и раздавались звуки выстрелов. Слуги господни, одетые в сутаны, сменили библию и распятие на винтовки и автоматы.
Вождь местных республиканцев — крестьянин Адоль-фо Феррера — в тревоге расхаживал вдоль баррикад. Вот уже пятый связной послан за подмогой в Альбасете, но ни один из них еще не вернулся. Винтовок не хватает, подошли к концу боеприпасы. Он остановился у баррикады, пересекающей шоссе, вглядываясь в предрассветные сумерки.
«Если не подоспеет помощь, придется уйти в горы,— думал он.— Другого выхода нет...»
— Товарищ командир, по дороге кто-то едет,— тихо шепнул дозорный с охотничьим ружьем в руках.— Приложите ухо к асфальту!
Но теперь уже незачем было приникать к асфальту. В утреннем воздухе ясно слышался стук колес и цокот копыт. Одинокая подвода приближалась.
— Зарядить винтовки! — скомандовал Феррера, ложась на обочину и прицеливаясь.
В этот момент подвода остановилась, и в утреннем воздухе послышалась песня:
Свобода! А-а-а-а-а-а! Если на нее враг злобный посягнет, Я жизнь свою отдам за нее. Свобода! А-а-а-а-а-а!
Феррера так и подскочил от удивления. Винтовка выпала из рук.
— Хуанито! Его голос! Это мой сын!.. Он бросился бегом навстречу подводе.
— Хуанито! Здесь мы, республиканцы! — кричал он на бегу.
Обняв сына, Феррера крепко прижал его к груди.
— Ты жив, Хуанито! Сынок, ты все-таки жив!
— Не только жив и здоров, но привез кое-что вам.— Хуанито гордо указал на воз, где, спросонок ничего
понимая, копошился обманутый фалангист.— Я привез вам одного негодяя, сто винтовок и боеприпасы. Сбейте с бочки обручи, раздадим оружие и приготовимся к атаке. Нужно занять Чинчильскую крепость и горные проходы. Это мне поручили передать вам республиканцы Альбасете. Они тоже пойдут в атаку с наступлением сумерек. Сигнал — красная ракета.
Когда медный диск солнца показался над Альмансо, монастырь находился уже в руках республиканцев. В полдень вооруженные отряды защитников города направились к Чинчильской возвышенности. До высоты, где укрепились заговорщики, добрались в сумерках.
— Отдохни, отец! — предложил Хуанито.— Когда в воздух взлетит красная ракета, я тебя разбужу. Вот будет здорово! Им невдомек, что я для них привез столько свинцового миндаля!
МАРИКИТА
Под палящим июльским солнцем округлые холмы пеклись, как караваи в печке. Их давно покрыл золотистый загар, а теперь от зноя они становились темно-бурыми. По склонам холмов серой треснувшей коркой тянулся каменный пояс. Среди камней попадались крупные глыбы гранита, под которыми были устроены бомбоубежища. Камни так накалялись, что на них невозможно было присесть. Даже сквозь толстые сандалии на веревочной подошве — испанцы их называют— чувствовался жар разгоряченного солнцем гранита. Люди изнывали в этом пекле и потели, как в бане. Они ждали ночи, когда кончится бой и немного спадет жара. А пока на берегах обмелевшей речушки Моралесы можно было лишь укрыться в тени под вечнозелеными каменными дубами, которым не страшны ни жара, ни холод и которые тверды как сталь.
Все окрестные жители были эвакуированы. Теперь в их каменных лачугах размещались штабы, санчасти, командные пункты, склады боеприпасов, кухни. И только в одном домике, неподалеку от позиций нашей батареи, по-прежнему жил старик крестьянин со своей женой и внучкой Марией, которую мы звали Марикитой.
Всякий раз, когда артиллеристы собирались под пышным дубом на берегу речушки, где стояла наша кухня, туда приходила и Марикита. Девочка была та-
кой же коричневой и сухонькой, как выжженная солнцем степь. Она приходила босиком, в ситцевой юбочке, с глиняным кувшином под мышкой. Наш повар давал ей огромный ломоть хлеба, баночку сгущенного молока, а кувшин наполнял то супом, то кофе — смотря по тому, что имелось в запасе. Марикита благодарила и спешила обратно к бабушке с дедушкой. И так повторялось каждое утро, каждый вечер. А днем, когда гремели бои, вся семья, за исключением ослика, пряталась в пещере под гранитной глыбой.
Мы боялись, как бы на их убежище не упала бомба или снаряд, и потому не раз предлагали старику под прикрытием темноты, когда стихнет перестрелка, перебраться со своей семьей подальше в тыл. Мы даже обещали ему свой грузовик, ежедневно отправлявшийся в Эскуриал за боеприпасами. На него можно было бы погрузить и ослика, которым старики очень дорожили. Но дед не поддавался никаким уговорам.
— Ну куда я поеду? — упирался он.— Куда я там денусь? А здесь мы, слава богу, сыты. Спасибо вам за совет, только мы никуда не поедем.
Так они и остались жить у самой линии фронта, рядом с грохочущими пушками.
Как-то вечером после жарких боев под городком Брунетой старик поднялся со мной на Гвадаррамский кряж, где находился наш наблюдательный пункт. Он сказал, что хочет взглянуть на Мадрид. До столицы было далеко — несколько десятков километров, но в лучах заходящего солнца город был виден как на ладони. Й только университетский квартал, где беспрерывно шли бои, кутался в коричневом тумане пыли и дыма.
— Там сейчас мой сын, отец Марикиты,— не без гордости заметил старик.
— Там недавно погиб мой приятель из Латвии,— сказал я.
Когда мы с ним вернулись обратно, было уже темно. Марикита, прижавшись к бабушке, сладко спала на прохладном земляном полу лачуги, положив ручонку на грудь.
Наутро фашисты предприняли наступление в нашем секторе. Они решили любой ценой вернуть Брунету, недавно занятую республиканцами совместно с интернациональными бригадами. Над нами все время кружили самолеты противника. В долине, недалеко от батареи, зажигательные бомбы подпалили высохшую степь. Она
трещала гигантским костром, бросая к небу языки пла мени и белые клубы дыма. Телефонные провода от ба тареи к наблюдательному пункту сгорели, связь была прервана. Мы задыхались в дымном пекле. Запрятав боеприпасы в блиндажи, с лопатами в руках мы бросились тушить пожар.
И тут случилось то, чего мы все опасались: фашистская бомба угодила в домик у реки. Когда рассеялся дым и улеглась пыль, на том месте дымилась лишь груда развалин.
Мы поспешили туда. Я заглянул в пещеру, где обычно прятались Марикита и старики, но обнаружил там только дрожавшую от страха девочку.
— А где бабушка, дедушка? — спросил я.
— Они побежали спасать ослика,— едва слышно прошептала Марикита, в испуге прижимаясь ко мне.
Я сразу понял, что произошло с родными Марикиты, но не смел сказать ей об этом. Я остался с ней в пещере, пока товарищи раскапывали развалины и хоронили стариков на берегу речушки.
— Где же они так долго пропадают? — спрашивала девочка.
— Не беспокойся! — утешал я ее.— Они, наверное, решили отвести ослика подальше, в безопасное место.
— Отведи и меня туда! — просила Марикита.
— Сейчас нельзя,— сказал я,— фашисты стреляют, степь горит.
— А как же они могли?
— Ты еще маленькая,— сказал я, целуя ее смуглые щечки.— А вечером, как только стихнет бой, мы отправим тебя в тыл. Мы позаботимся о тебе, Марикита. Тебя повезут далеко-далеко на машине, туда, где много детишек. Там нет фашистов. Там не так жарко. Там ты будешь целыми днями играть с девочками и мальчиками, такими же, как ты. Там тебе будет хорошо.
— Я хочу домой! — заплакала Марикита.— Я хочу к бабушке с дедушкой!
— Вот кончится война, к тебе приедет твой папа.
— Это правда, он приедет?
— Приедет.
— А я уже буду большая?
— Ты будешь большая, больше, чем сейчас. Девочка, довольная, улыбнулась:
— Папа приедет, а я уже большая! Вот чудно-то,
правда? А скажи, почему люди не вырастают такими большими, как деревья, как горы?
— Горы вообще не растут, потому что горы неживые. А деревья живые, они растут.
— Бабушка сказала, чтобы я не ломала деревьев, у деревьев тоже есть сердце, им тоже больно, как и нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76