Он с силой ударял по наковальне, и во все стороны летели снопы искр. Король остановил коня и некоторое время наблюдал за работой кузнеца.
«Да, есть в моем королевстве богатыри,— подумал король.— Будь таких побольше, мой трон никогда бы не пошатнулся...»
— Эй, кузнец! — крикнул он.— Подкуй коня испанского короля!
Подняв голову, кузнец вскинул молот на плечо и смерил презрительным взглядом незнакомца с его клячей.
— Испокон кой на испанском троне сидят бездельники да руки. Не удивительно, что все бездельники и олухи воображают себя властелинами. Катись-ка ты в дом умалишенных и не мешай мне работать!
Король в ярости чуть не свалился с седла.
— Кузнец! — гневно воскликнул он.— Как ты смеешь перечить своему властелину? Сейчас же иди и подкуй моего коня!
— Буду я еще спину гнуть перед всяким бродягой,— ответил кузнец.— Окажись ты и в самом деле испанским королем, я 6 тебя без промедления на тот свет спровадил. Счастье твое, что ты не король. Видишь, я кую оружие для народа.— Кузнец поднял могучими руками меч и показал его королю.— В тот день, когда
этого оружия окажется достаточно, король Испании перестанет существовать. Да известно ли тебе, баранья башка, что значит праведный гнев народа? Ладно, не твоего ума это дело. Проваливай скорее отсюда и не мешай мне!
Кузнец вернулся к наковальне и продолжал работу. Опять во все стороны полетели огненные искры. Король от испуга лишился дара речи. Пришел в себя лишь после того, как кузнец, поставив в угол готовый меч, крикнул
— Как! Ты еще здесь? Ну хорошо, голубчик! Иди-ка махай немного молоточком! Разве тебя, бродяга, совсем не заботит судьба испанского народа? Бери в руки молот и помогай. Если хорошо поработаешь, дам подкову для твоего коня.
Приказание было таким строгим и решительным, что Альфонс XIII не посмел ослушаться. Кузнец сунул ему в руки молот и показал, как ударять. На наковальне лежал раскаленный кусок стали.
— Сильнее бей! — велел кузнец.— Меч должен быть твердым и острым. Говорят, Альфонс XIII носит на груди панцирь. Ты, скитаясь по белу свету, ничего такого не слыхал?
— Нет, не слыхал,— пробормотал король.— Но зачем на одного короля столько оружия?
— Будь ты поумнее, понял бы зачем. Мы его свергнем со всеми прихвостнями. Крупные землевладельцы, богатые церковники и банкиры сгинут вместе с троном Альфонса XIII... Да бей сильнее, болван! Не ел, что ли, сегодня?...
Когда работа была закончена, кузнец дал неизвестному всаднику подкову и гвозди.
— На,— сказал он,— это тебе за труд. Подкуй своего загнанного жеребца и скачи дальше. Или тебе охота еще поразмяться?
Король кое-как подковал коня и поспешно отправился дальше. После долгих блужданий, совсем обессилев, Альфонс XIII достиг наконец Мадрида. В своей грязной, оборванной одежде он походил на нищего, и дворцовые стражники долго не хотели впускать его в ворота.
— Куда прешь гонец! — кричали они.— Ты, наверное, пронюхал, что Альфонс XIII исчез, и метишь на его трон. Нет, птенчик, это тебе не удастся! Мы рады, что этот ненасытный обирала Испании, Альфонс, пропал
без вести, и сажать кого-либо на его место не собираемся. Нам и без короля неплохо живется!
Когда наконец Альфонсу XIII с великим трудом удалось проникнуть во дворец, он велел собрать всех их советников во главе с генералом Каталонского гарнизона Примо де Ривера.
— Примо де Ривера, я знаю, ты мой верный слуга. Твоя рука ни разу не дрогнула, когда требовалось пролить кровь. Так ступай и пробуди в испанском народе уважение к королевскому трону! Испания кует оружие, чтобы свергнуть меня. Вешай, сажай в тюрьмы всех, кто поносит мое имя и кует оружие для бунтовщиков. Пусть лучше все кони Испании ходят без подков, чем испанский король — без головы!
Генерал звякнул шпорами, низко поклонился и вышел. С того дня по всей Испании полилась кровь, а король заперся во дворце, чтобы до него не доносились проклятья и плач народа.
Однажды девять стражников — наемников Примо де Ривера явились к кузнецу.
— Чем занимаешься? — спросили они.
— Кую будущее народа,— ответил кузнец, вынимая из горна раскаленный докрасна меч. На глиняный пол посыпались огненные искры.
— Будущее народа? — встревожились наемники.— Тогда тебе следует строить тюрьмы, а не ковать мечи. Или тебе не известно, что всех, кто поносит короля и изготовляет оружие для народа, Альфонс XIII приказал умерщвлять или бросать в тюрьмы? Мы объезжаем Кастилию и выполняем приказ его величества.
— Приказ его величества? — удивился кузнец.— Теперь все бездельники Испании мнят себя королями. Недавно один такой заявился сюда и упрашивал, чтобы я подковал его хромую клячу. Дал я ему подкову да гвозди, чтобы сам возился со своим огородным пугалом. В благодарность он мне помог выковать меч, чтобы отрубить голову Альфонсу XIII.
— Как ты говоришь о своем властелине! — ужаснулся один из наемников.— Это был не бездельник, а настоящий король, отставший на охоте от свиты.
— Настоящий король?! — кузнец расхохотался.— Ну, хорошо, тогда отправляйтесь и казните его, вы же видите, он сам помог ковать оружие против себя. А уж коли сам король подал пример, то скажите, как не последовать его примеру? Это было бы неучтиво.
— Кузнец, твое преступление велико. Ты насильно заставил махать тяжелым, закопченным молотом Альфонса XIII — властителя и господина всей Испании, ее земель и вод. Преступление ты можешь искупить лишь своей смертью. Для ублаготворения короля и острастки бунтующего люда мы тебя повесим. Оставь молот и следуй за нами!
— Нет, молот я не оставлю, а возьму с собой. Как воинская честь требует умереть с оружием в руках, так и кузнецу полагается брать с собой в могилу свое орудие труда. Вы же покорные слуги господа бога и понимаете, что без орудий труда меня никто не впустит в царство небесное.
— Ладно, бери свой молот и пошли! Мы не заставим тебя долго мучиться. У нас нет времени, таких, как ты, в Испании немало.
Кузнец вскинул на плечо молот и направился впереди военных стражей на виселицу. Когда они проходили через окрестные селения, рабочие и крестьяне, выбегая на дорогу, спрашивали:
— Кузнец, куда ты ведешь этих королевских бездельников?
— На виселицу,— гордо отвечал кузнец и с поднятой головой шел дальше.
— На виселицу? Один — девятерых? Ты же настоящий девяти сил! Мы сейчас захватим оружие и пойдем с тобой. Одному против девяти — это не шутка.
Скоро за кузнецом и девятью королевскими наемниками выстроился целый полк вооруженных людей. Наемники очень перепугались и не знали, что делать.
Когда шествие подошло к лесу, кузнец остановился.
— Так,— сказал он страже,— я думаю, места здесь хватит на всех вас. Беритесь-ка за дело и ста себе виселицы! Да поторапливайтесь, ведь мне до вечера надо выковать еще несколько мечей. Похоже, вы не последние, кого надо вздернуть. Кто первый поставит виселицу, того оставим в живых.
У стражников отобрали оружие, и каждый из них трудился в поте лица, чтобы первым поставить виселицу. Когда народный приговор был приведен в исполнение, помилованного отослали назад в Мадрид.
— Иди и расскажи обо всем, что видел и слышал! Передай, чтобы ни король, ни его слуги не вздумали соваться в нашу округу! В Кастилии нет больших лесов, но здесь хватит деревьев, чтобы поставить виселицы для Примо де Ривера, его подручных и всех королевских прихвостней. И не забудь сказать королю, что меч, который он помог выковать, тоскует по его шее!
Освобожденный воин со всех ног поспешил в Мадрид. А кузнеца с тех пор прозвали Девятйсилом, и он стал самым уважаемым мастером во всей Кастилии.
МАКСИЛЬО
Если у него спрашивали: «Мак-сильо, когда ты родился?» — он уверенно отвечал:
«Этого я не знаю. Но мне уже десять лет. Когда я буду таким большим, как ты, мне будет столько лет, сколько тебе».
Рудокопам Альмадена нравились остроумные ответы мальчугана. Они его любили и, возможно, именно поэтому частенько поддразнивали.
Вечерами, когда рудокопы заканчивали работу, у ртутных рудников собиралось много детей. Они ждали отцов, выходивших из темного подземелья после тяжелого трудового дня. Рабочим не приходилось утруждать воспаленные в ртутных копях глаза, чтобы разыскать в толпе своих * малышей. Не успевали открыться ворота, как ребята сами облепляли их, словно туча саранчи сады Эстремадуры. Максильо узнавал отца еще издали по походке — при обвале шахты ему придавило бедро. Прежде отец поднимал мальчика на плечи и нес через город к маленькой глинобитной хибаре. Теперь Максильо стал достаточно взрослым, чтобы не обременять отца. Сжимая жесткую его ладонь, мальчик делал широкие неторопливые шаги, приноравливая их к отцовским.
Вечером Максильо порой не успевал забежать домой, чтобы оставить глиняный кувшин, в котором из горных источников носил воду городским богачам. Шахтеры, заметив кувшин, спрашивали:
— Максильо-водонос, сколько продал сегдня кувшинов воды?
На подобные вопросы Максильо предпочитал не отвечать — не потому, что его коробило прозвище «водонос» — он к нему привык, весь город его так называл.
Максильо не отвечал потому, что уж очень надоел этот вопрос — мать с отцом каждый вечер спрашивали его о том же. Поэтому Максильо, гордо задрав голову, поднимал руку с растопыренными пальцами: сколько пальцев — столько кувшинов. Малыша понимали все.
Мужчины ласково трепали его по плечу:
— Ты лев, Максильо...
Но случались и такие дни, когда Максильо на эти вопросы отвечал угрюмым молчанием. Это бывало чаще всего в период весенних и осенних дождей. Раскаленные сухие ветры сменялись влажными морскими. Прозрачную небесную лазурь закрывала непроницаемая завеса облаков. С гор к глинобитным домишкам города спускался туман. Окутывалась туманом даже округлая гора ртутного рудника. Влаги и воды в такое время хватало всем, и даже самые богатые жители города Альмадена не покупали ее.
Если Максильо ходил в такие дни по городским улицам с кувшином на голове и кричал: «Вода! Вода! Холодная как лед, сладкая как мед!» — бывало, кое-кто из обычных его покупателей приподнимал камышовые жалюзи на окне, ворча:
— Ах ты осел этакий! Вода льет на голову, а он все еще бегает к горному источнику! Вот дуралей!
Но Максильо не обращал внимания на эти слова. За свою недолгую жизнь он наслушался столько брани и насмешек, что они его уже не волновали. На издевательства он так же издевательски отвечал:
— Сеньорита, меня умиляет ваше остроумие. Но я вам все-таки не советую пить грязную жижу из вашего каменного корыта.
Или:
— Сеньора, закройте рот! Как бы мой глиняный кувшин не отдавил вам язык!
В летний зной, когда засыхали даже кактусы возле оград, те же самые люди упрашивали:
—- Максильито, маленький -Максильо, принеси нам кувшин воды!
О камни мостовой ударялась блестящая звонкая монета. Максильо поднимал ее и отправлялся за водой.
Источник журчал далеко в горах. Чтобы добраться туда, нужно было идти дорогой, терявшейся вдали в зубчатом горном хребте. Через ложбину, отделявшую город от гор, мальчик шел узкой, усеянной острым щебнем тропинкой. Далеко в вышине, среди серых скал, виднелись зеленые кроны пробкового дуба, стелющиеся по камням лишайники и плети дикого винограда, повисшие над гранитным уступом. Там бурлил маленький горный источник.
Камни раскалялись на горячем солнце. Полузасохшие, покрытые колючками кустарники больно жалили босые ноги. Чтобы при падении не разбить кувшин, мальчик снимал его с головы и одной рукой бережно прижимал к себе. Свободной рукой он держался за кусты или опирался на скалы, когда из-под ног сыпался щебень. Так он мучился почти целый час, пока добирался до зеленых дубов, в тени которых прятался источник. Поставив кувшин у воды, Максильо устраивался на поросшем мохом камне, похожем на гигантскую черепаху. Ему нравилось глядеть в прозрачную воду источника. В ней как в зеркале отражались взлохмаченная голова, темные глаза, загорелое лицо и широкие плечи. На дне родника лениво роились желтые песчинки, их непрерывно шевелила еле заметная струя воды, вытекавшая из узкой расщелины в скале.
«Интересно, откуда берется эта холодная струя?» — часто раздумывал Максильо. Как-то он попытался засыпать расщелину галькой, но вода тут же сбросила гладкие камешки, песчинки на дне вновь закружились, догоняя друг друга.
Отдохнув, Максильо набирал воды в кувшин, прижимал его к себе и осторожно спускался по горной тропинке. Он делал это так искусно, что не выплескивал ни капельки. Иногда и другие мальчики поднимались в гору. Но никто не мог сравниться с Максильо в выносливости и ловкости. Он всегда первым достигал источника и первым спускался.
Ветхая глиняная лачуга, где жил Максильо, находилась на южной окраине города. В маленькое оконное отверстие, завешенное полосатой тряпкой, летом несло раскаленным зноем, а в дождливые периоды залетали холодные брызги дождя. В одном конце лачуги ютилась белая коза, в другом находились очаг, бельевая лохань, на глинобитном полу лежали матрасы и стояли глиняные кувшины.
Мать Максильо зарабатывала стиркой белья. По утрам она обходила улицы городка с большой тростниковой корзиной. А когда возвращалась, корзина была наполнена грязным бельем. Иногда она приносила в
— Максильо, это мне дала сеньора Дриго. Выведи на косогор козу, а потом снеси сеньоре пару кувшинов воды!
Максильо любил мать и помогал ей чем только мог. Когда мать шла стирать белье, а Максильо отправлялся к источнику, он отдавал матери пустой кувшин, а сам брал корзину с бельем и нес ее до бассейна.
Бассейн находился на порядочном расстоянии от города. Он был построен из красного кирпича. Крыша, покрытая серым шифером, и зеленые петли винограда защищали прачек от солнечного зноя. Выстиранные рубахи и простыни сушились на горячем песке и камнях. Вода в бассейне, где женщины стирали белье, была голубовато-молочной и скользкой, как козье молоко.
— Максильо, снеси городскому голове кувшин этой чудесной воды, а он тебе подарит осла, чтобы не ходить в гору пешком,— подтрунивали над мальчиком женщины.
— А вы не стирайте его рубашки, пусть его блохи заедят и вам достанутся его виноградники и белый дом,— кричал в ответ Максильо, уходя с кувшином на плече к источнику.
— Смотри какой зубастый! — смеялись женщины, продолжая тереть на покатом краю бассейна покрытое мыльной пеной белье.
Однажды в шахтах раздался мощный взрыв. В городе поднялась суматоха, женщины и дети с воплями побежали к шахтам. У ворот сердитый сторож успокаивал встревоженную толпу:
— Налетели как степная саранча! Сущая беда с вами! Впервые, что ли, обвал в шахтах? О погибших сообщит глашатай городского головы.
Но женщины и дети не отступали.
— Где папа? — плакала маленькая девочка, вцепившись в материнскую юбку.
— Скажите, где мой сын! — кричала женщина, и слезы катились по ее лицу.
Максильо в это время был у источника. На обратном пути он еще со склона горы заметил взбудораженную толпу, спешившую к шахтам, и понял: случилось что-то страшное. Отец как-то рассказывал о несчастном случае
в руднике, когда ему придавило бедро. Этот рассказ живо сохранился в памяти мальчика. У него подкосились ноги, и он споткнулся. Глиняный кувшин ударился о скалу и разбился вдребезги. Холодная вода тут же впиталась в пересохшую землю.
— Разбился...— прошептал Максильо, прикоснувшись к коричневым черепкам.— Разбился!
Взглянув в сторону рудника, где толпились люди, мальчик побежал, не обращая внимания на окровавленные ноги. Он падал, поднимался и снова бежал. Откинув камышовый занавес, заменявший дверь, он стремительно ворвался в лачугу и закричал:
— Мамита!
Но в ответ только жалобно заблеяла коза. Угли в очаге покрылись пеплом — наверное, мать ушла к шахте вместе со всеми.
Максильо помчался к руднику. У входа на каменной скамье, понурившись, сидела мать. Глаза у нее были красные, будто она долго смотрела на яркое августовское солнце. Длинная прядь волос прилипла к мокрой щеке.
Максильо подошел к матери и молча стал гладить ее худые, жесткие от стирки руки.
— Беда, сынок,— зарыдала мать,— никто еще не знает толком, что там случилось... Но наш отец вернется... Ты веришь, что он вернется?..— она умоляюще посмотрела на сына.
— Мамита, не надо здесь сидеть, пойдем домой,— решительно сказал мальчик. Он помог матери подняться, крепко взял ее за руку, и они медленно направились к своей лачуге.
Весь день мать не проронила ни слова. Максильо разжег огонь в очаге, положил на угли решетку и насыпал на нее желуди. Когда желуди поджарились, он остудил их, перебрасывая с руки на руку, очистил от скорлупы и молча положил перед матерью. Но мать отказалась, и он нехотя, через силу съел несколько желудей.
Очаг остывал. Последние угли мерцали в золе, словно глаза дикой кошки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
«Да, есть в моем королевстве богатыри,— подумал король.— Будь таких побольше, мой трон никогда бы не пошатнулся...»
— Эй, кузнец! — крикнул он.— Подкуй коня испанского короля!
Подняв голову, кузнец вскинул молот на плечо и смерил презрительным взглядом незнакомца с его клячей.
— Испокон кой на испанском троне сидят бездельники да руки. Не удивительно, что все бездельники и олухи воображают себя властелинами. Катись-ка ты в дом умалишенных и не мешай мне работать!
Король в ярости чуть не свалился с седла.
— Кузнец! — гневно воскликнул он.— Как ты смеешь перечить своему властелину? Сейчас же иди и подкуй моего коня!
— Буду я еще спину гнуть перед всяким бродягой,— ответил кузнец.— Окажись ты и в самом деле испанским королем, я 6 тебя без промедления на тот свет спровадил. Счастье твое, что ты не король. Видишь, я кую оружие для народа.— Кузнец поднял могучими руками меч и показал его королю.— В тот день, когда
этого оружия окажется достаточно, король Испании перестанет существовать. Да известно ли тебе, баранья башка, что значит праведный гнев народа? Ладно, не твоего ума это дело. Проваливай скорее отсюда и не мешай мне!
Кузнец вернулся к наковальне и продолжал работу. Опять во все стороны полетели огненные искры. Король от испуга лишился дара речи. Пришел в себя лишь после того, как кузнец, поставив в угол готовый меч, крикнул
— Как! Ты еще здесь? Ну хорошо, голубчик! Иди-ка махай немного молоточком! Разве тебя, бродяга, совсем не заботит судьба испанского народа? Бери в руки молот и помогай. Если хорошо поработаешь, дам подкову для твоего коня.
Приказание было таким строгим и решительным, что Альфонс XIII не посмел ослушаться. Кузнец сунул ему в руки молот и показал, как ударять. На наковальне лежал раскаленный кусок стали.
— Сильнее бей! — велел кузнец.— Меч должен быть твердым и острым. Говорят, Альфонс XIII носит на груди панцирь. Ты, скитаясь по белу свету, ничего такого не слыхал?
— Нет, не слыхал,— пробормотал король.— Но зачем на одного короля столько оружия?
— Будь ты поумнее, понял бы зачем. Мы его свергнем со всеми прихвостнями. Крупные землевладельцы, богатые церковники и банкиры сгинут вместе с троном Альфонса XIII... Да бей сильнее, болван! Не ел, что ли, сегодня?...
Когда работа была закончена, кузнец дал неизвестному всаднику подкову и гвозди.
— На,— сказал он,— это тебе за труд. Подкуй своего загнанного жеребца и скачи дальше. Или тебе охота еще поразмяться?
Король кое-как подковал коня и поспешно отправился дальше. После долгих блужданий, совсем обессилев, Альфонс XIII достиг наконец Мадрида. В своей грязной, оборванной одежде он походил на нищего, и дворцовые стражники долго не хотели впускать его в ворота.
— Куда прешь гонец! — кричали они.— Ты, наверное, пронюхал, что Альфонс XIII исчез, и метишь на его трон. Нет, птенчик, это тебе не удастся! Мы рады, что этот ненасытный обирала Испании, Альфонс, пропал
без вести, и сажать кого-либо на его место не собираемся. Нам и без короля неплохо живется!
Когда наконец Альфонсу XIII с великим трудом удалось проникнуть во дворец, он велел собрать всех их советников во главе с генералом Каталонского гарнизона Примо де Ривера.
— Примо де Ривера, я знаю, ты мой верный слуга. Твоя рука ни разу не дрогнула, когда требовалось пролить кровь. Так ступай и пробуди в испанском народе уважение к королевскому трону! Испания кует оружие, чтобы свергнуть меня. Вешай, сажай в тюрьмы всех, кто поносит мое имя и кует оружие для бунтовщиков. Пусть лучше все кони Испании ходят без подков, чем испанский король — без головы!
Генерал звякнул шпорами, низко поклонился и вышел. С того дня по всей Испании полилась кровь, а король заперся во дворце, чтобы до него не доносились проклятья и плач народа.
Однажды девять стражников — наемников Примо де Ривера явились к кузнецу.
— Чем занимаешься? — спросили они.
— Кую будущее народа,— ответил кузнец, вынимая из горна раскаленный докрасна меч. На глиняный пол посыпались огненные искры.
— Будущее народа? — встревожились наемники.— Тогда тебе следует строить тюрьмы, а не ковать мечи. Или тебе не известно, что всех, кто поносит короля и изготовляет оружие для народа, Альфонс XIII приказал умерщвлять или бросать в тюрьмы? Мы объезжаем Кастилию и выполняем приказ его величества.
— Приказ его величества? — удивился кузнец.— Теперь все бездельники Испании мнят себя королями. Недавно один такой заявился сюда и упрашивал, чтобы я подковал его хромую клячу. Дал я ему подкову да гвозди, чтобы сам возился со своим огородным пугалом. В благодарность он мне помог выковать меч, чтобы отрубить голову Альфонсу XIII.
— Как ты говоришь о своем властелине! — ужаснулся один из наемников.— Это был не бездельник, а настоящий король, отставший на охоте от свиты.
— Настоящий король?! — кузнец расхохотался.— Ну, хорошо, тогда отправляйтесь и казните его, вы же видите, он сам помог ковать оружие против себя. А уж коли сам король подал пример, то скажите, как не последовать его примеру? Это было бы неучтиво.
— Кузнец, твое преступление велико. Ты насильно заставил махать тяжелым, закопченным молотом Альфонса XIII — властителя и господина всей Испании, ее земель и вод. Преступление ты можешь искупить лишь своей смертью. Для ублаготворения короля и острастки бунтующего люда мы тебя повесим. Оставь молот и следуй за нами!
— Нет, молот я не оставлю, а возьму с собой. Как воинская честь требует умереть с оружием в руках, так и кузнецу полагается брать с собой в могилу свое орудие труда. Вы же покорные слуги господа бога и понимаете, что без орудий труда меня никто не впустит в царство небесное.
— Ладно, бери свой молот и пошли! Мы не заставим тебя долго мучиться. У нас нет времени, таких, как ты, в Испании немало.
Кузнец вскинул на плечо молот и направился впереди военных стражей на виселицу. Когда они проходили через окрестные селения, рабочие и крестьяне, выбегая на дорогу, спрашивали:
— Кузнец, куда ты ведешь этих королевских бездельников?
— На виселицу,— гордо отвечал кузнец и с поднятой головой шел дальше.
— На виселицу? Один — девятерых? Ты же настоящий девяти сил! Мы сейчас захватим оружие и пойдем с тобой. Одному против девяти — это не шутка.
Скоро за кузнецом и девятью королевскими наемниками выстроился целый полк вооруженных людей. Наемники очень перепугались и не знали, что делать.
Когда шествие подошло к лесу, кузнец остановился.
— Так,— сказал он страже,— я думаю, места здесь хватит на всех вас. Беритесь-ка за дело и ста себе виселицы! Да поторапливайтесь, ведь мне до вечера надо выковать еще несколько мечей. Похоже, вы не последние, кого надо вздернуть. Кто первый поставит виселицу, того оставим в живых.
У стражников отобрали оружие, и каждый из них трудился в поте лица, чтобы первым поставить виселицу. Когда народный приговор был приведен в исполнение, помилованного отослали назад в Мадрид.
— Иди и расскажи обо всем, что видел и слышал! Передай, чтобы ни король, ни его слуги не вздумали соваться в нашу округу! В Кастилии нет больших лесов, но здесь хватит деревьев, чтобы поставить виселицы для Примо де Ривера, его подручных и всех королевских прихвостней. И не забудь сказать королю, что меч, который он помог выковать, тоскует по его шее!
Освобожденный воин со всех ног поспешил в Мадрид. А кузнеца с тех пор прозвали Девятйсилом, и он стал самым уважаемым мастером во всей Кастилии.
МАКСИЛЬО
Если у него спрашивали: «Мак-сильо, когда ты родился?» — он уверенно отвечал:
«Этого я не знаю. Но мне уже десять лет. Когда я буду таким большим, как ты, мне будет столько лет, сколько тебе».
Рудокопам Альмадена нравились остроумные ответы мальчугана. Они его любили и, возможно, именно поэтому частенько поддразнивали.
Вечерами, когда рудокопы заканчивали работу, у ртутных рудников собиралось много детей. Они ждали отцов, выходивших из темного подземелья после тяжелого трудового дня. Рабочим не приходилось утруждать воспаленные в ртутных копях глаза, чтобы разыскать в толпе своих * малышей. Не успевали открыться ворота, как ребята сами облепляли их, словно туча саранчи сады Эстремадуры. Максильо узнавал отца еще издали по походке — при обвале шахты ему придавило бедро. Прежде отец поднимал мальчика на плечи и нес через город к маленькой глинобитной хибаре. Теперь Максильо стал достаточно взрослым, чтобы не обременять отца. Сжимая жесткую его ладонь, мальчик делал широкие неторопливые шаги, приноравливая их к отцовским.
Вечером Максильо порой не успевал забежать домой, чтобы оставить глиняный кувшин, в котором из горных источников носил воду городским богачам. Шахтеры, заметив кувшин, спрашивали:
— Максильо-водонос, сколько продал сегдня кувшинов воды?
На подобные вопросы Максильо предпочитал не отвечать — не потому, что его коробило прозвище «водонос» — он к нему привык, весь город его так называл.
Максильо не отвечал потому, что уж очень надоел этот вопрос — мать с отцом каждый вечер спрашивали его о том же. Поэтому Максильо, гордо задрав голову, поднимал руку с растопыренными пальцами: сколько пальцев — столько кувшинов. Малыша понимали все.
Мужчины ласково трепали его по плечу:
— Ты лев, Максильо...
Но случались и такие дни, когда Максильо на эти вопросы отвечал угрюмым молчанием. Это бывало чаще всего в период весенних и осенних дождей. Раскаленные сухие ветры сменялись влажными морскими. Прозрачную небесную лазурь закрывала непроницаемая завеса облаков. С гор к глинобитным домишкам города спускался туман. Окутывалась туманом даже округлая гора ртутного рудника. Влаги и воды в такое время хватало всем, и даже самые богатые жители города Альмадена не покупали ее.
Если Максильо ходил в такие дни по городским улицам с кувшином на голове и кричал: «Вода! Вода! Холодная как лед, сладкая как мед!» — бывало, кое-кто из обычных его покупателей приподнимал камышовые жалюзи на окне, ворча:
— Ах ты осел этакий! Вода льет на голову, а он все еще бегает к горному источнику! Вот дуралей!
Но Максильо не обращал внимания на эти слова. За свою недолгую жизнь он наслушался столько брани и насмешек, что они его уже не волновали. На издевательства он так же издевательски отвечал:
— Сеньорита, меня умиляет ваше остроумие. Но я вам все-таки не советую пить грязную жижу из вашего каменного корыта.
Или:
— Сеньора, закройте рот! Как бы мой глиняный кувшин не отдавил вам язык!
В летний зной, когда засыхали даже кактусы возле оград, те же самые люди упрашивали:
—- Максильито, маленький -Максильо, принеси нам кувшин воды!
О камни мостовой ударялась блестящая звонкая монета. Максильо поднимал ее и отправлялся за водой.
Источник журчал далеко в горах. Чтобы добраться туда, нужно было идти дорогой, терявшейся вдали в зубчатом горном хребте. Через ложбину, отделявшую город от гор, мальчик шел узкой, усеянной острым щебнем тропинкой. Далеко в вышине, среди серых скал, виднелись зеленые кроны пробкового дуба, стелющиеся по камням лишайники и плети дикого винограда, повисшие над гранитным уступом. Там бурлил маленький горный источник.
Камни раскалялись на горячем солнце. Полузасохшие, покрытые колючками кустарники больно жалили босые ноги. Чтобы при падении не разбить кувшин, мальчик снимал его с головы и одной рукой бережно прижимал к себе. Свободной рукой он держался за кусты или опирался на скалы, когда из-под ног сыпался щебень. Так он мучился почти целый час, пока добирался до зеленых дубов, в тени которых прятался источник. Поставив кувшин у воды, Максильо устраивался на поросшем мохом камне, похожем на гигантскую черепаху. Ему нравилось глядеть в прозрачную воду источника. В ней как в зеркале отражались взлохмаченная голова, темные глаза, загорелое лицо и широкие плечи. На дне родника лениво роились желтые песчинки, их непрерывно шевелила еле заметная струя воды, вытекавшая из узкой расщелины в скале.
«Интересно, откуда берется эта холодная струя?» — часто раздумывал Максильо. Как-то он попытался засыпать расщелину галькой, но вода тут же сбросила гладкие камешки, песчинки на дне вновь закружились, догоняя друг друга.
Отдохнув, Максильо набирал воды в кувшин, прижимал его к себе и осторожно спускался по горной тропинке. Он делал это так искусно, что не выплескивал ни капельки. Иногда и другие мальчики поднимались в гору. Но никто не мог сравниться с Максильо в выносливости и ловкости. Он всегда первым достигал источника и первым спускался.
Ветхая глиняная лачуга, где жил Максильо, находилась на южной окраине города. В маленькое оконное отверстие, завешенное полосатой тряпкой, летом несло раскаленным зноем, а в дождливые периоды залетали холодные брызги дождя. В одном конце лачуги ютилась белая коза, в другом находились очаг, бельевая лохань, на глинобитном полу лежали матрасы и стояли глиняные кувшины.
Мать Максильо зарабатывала стиркой белья. По утрам она обходила улицы городка с большой тростниковой корзиной. А когда возвращалась, корзина была наполнена грязным бельем. Иногда она приносила в
— Максильо, это мне дала сеньора Дриго. Выведи на косогор козу, а потом снеси сеньоре пару кувшинов воды!
Максильо любил мать и помогал ей чем только мог. Когда мать шла стирать белье, а Максильо отправлялся к источнику, он отдавал матери пустой кувшин, а сам брал корзину с бельем и нес ее до бассейна.
Бассейн находился на порядочном расстоянии от города. Он был построен из красного кирпича. Крыша, покрытая серым шифером, и зеленые петли винограда защищали прачек от солнечного зноя. Выстиранные рубахи и простыни сушились на горячем песке и камнях. Вода в бассейне, где женщины стирали белье, была голубовато-молочной и скользкой, как козье молоко.
— Максильо, снеси городскому голове кувшин этой чудесной воды, а он тебе подарит осла, чтобы не ходить в гору пешком,— подтрунивали над мальчиком женщины.
— А вы не стирайте его рубашки, пусть его блохи заедят и вам достанутся его виноградники и белый дом,— кричал в ответ Максильо, уходя с кувшином на плече к источнику.
— Смотри какой зубастый! — смеялись женщины, продолжая тереть на покатом краю бассейна покрытое мыльной пеной белье.
Однажды в шахтах раздался мощный взрыв. В городе поднялась суматоха, женщины и дети с воплями побежали к шахтам. У ворот сердитый сторож успокаивал встревоженную толпу:
— Налетели как степная саранча! Сущая беда с вами! Впервые, что ли, обвал в шахтах? О погибших сообщит глашатай городского головы.
Но женщины и дети не отступали.
— Где папа? — плакала маленькая девочка, вцепившись в материнскую юбку.
— Скажите, где мой сын! — кричала женщина, и слезы катились по ее лицу.
Максильо в это время был у источника. На обратном пути он еще со склона горы заметил взбудораженную толпу, спешившую к шахтам, и понял: случилось что-то страшное. Отец как-то рассказывал о несчастном случае
в руднике, когда ему придавило бедро. Этот рассказ живо сохранился в памяти мальчика. У него подкосились ноги, и он споткнулся. Глиняный кувшин ударился о скалу и разбился вдребезги. Холодная вода тут же впиталась в пересохшую землю.
— Разбился...— прошептал Максильо, прикоснувшись к коричневым черепкам.— Разбился!
Взглянув в сторону рудника, где толпились люди, мальчик побежал, не обращая внимания на окровавленные ноги. Он падал, поднимался и снова бежал. Откинув камышовый занавес, заменявший дверь, он стремительно ворвался в лачугу и закричал:
— Мамита!
Но в ответ только жалобно заблеяла коза. Угли в очаге покрылись пеплом — наверное, мать ушла к шахте вместе со всеми.
Максильо помчался к руднику. У входа на каменной скамье, понурившись, сидела мать. Глаза у нее были красные, будто она долго смотрела на яркое августовское солнце. Длинная прядь волос прилипла к мокрой щеке.
Максильо подошел к матери и молча стал гладить ее худые, жесткие от стирки руки.
— Беда, сынок,— зарыдала мать,— никто еще не знает толком, что там случилось... Но наш отец вернется... Ты веришь, что он вернется?..— она умоляюще посмотрела на сына.
— Мамита, не надо здесь сидеть, пойдем домой,— решительно сказал мальчик. Он помог матери подняться, крепко взял ее за руку, и они медленно направились к своей лачуге.
Весь день мать не проронила ни слова. Максильо разжег огонь в очаге, положил на угли решетку и насыпал на нее желуди. Когда желуди поджарились, он остудил их, перебрасывая с руки на руку, очистил от скорлупы и молча положил перед матерью. Но мать отказалась, и он нехотя, через силу съел несколько желудей.
Очаг остывал. Последние угли мерцали в золе, словно глаза дикой кошки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76