думаю, он был вполне доволен тем,
что он просто _с_у_щ_е_с_т_в_у_е_т_). У меня никогда не было отца, как у
большинства нормальных людей, его мне заменяла непонятная легенда,
рассказанная мне врагами и незнакомыми. Даже если бы Гайст был моим отцом,
шрийские нравы таковы, что в этом нельзя быть уверенным. И все-таки, из
тех, кого я знаю, он был мне ближе всех. А может, мне так казалось под
наплывом эмоций. Я твердо знал только одно: мне всегда будет не хватать
его дружбы, его глубокой мудрости, его спокойной уравновешенности,
дарованной ему его богами.
Все четыре шрийские женщины поцеловали меня, а белая собака лизала
мне руку. Они дали мне в дорогу еды, а Оссиф протянул мне медный амулет,
снятый с повозки. Они почитают эти амулеты за игрушки, так как полагают,
что их бог и так о них заботится, но, по слабости человеческой, желают
иметь наглядные доказательства этой заботы.
Четверо волосатых разбойников были, судя по всему, очень рады, что им
выпало меня сопровождать. Интересно, почему? Может быть, они хотели убить
меня или продать в рабство? Чем мне тогда от них защищаться - Силой или
ножом, который я выменял в лагере Дарга? Оказалось, что мои опасения
беспочвенны - разбойники просто радовались смене обстановки.
Юго-западную дорогу искать не пришлось, так как в начале ее стоит
заброшенный жертвенник, когда-то поставленный хессеками своему божеству. У
божества этого обломанные крылья и тигриная голова. Рядом валяется
покрытый ржавчиной железный колокол без языка. Когда-то за жертвенником
присматривал жрец, но он исчез, и святыня поросла быльем.
До побережья было шестнадцать дней пути, если быстро скакать - то
чуть меньше.
Мы с Гайстом больше ни словом не обмолвились о том, куда и зачем я
ехал. Мною управляла воля богов или воля судьбы - каждый называет это
по-своему. В жизни наступает час, когда перестаешь бороться и доверяешь
себя своей судьбе.
Не помню, о чем мы говорили, прощаясь. Вероятно, это были обычные
банальности - пожелания счастливого пути и хорошей погоды. Больше ничего в
голову не приходило.
Сев верхом на лошадь, я поблагодарил его, не уточняя, за что.
- У тебя есть время. Не торопись, - сказал он.
Я понял, что он хочет сказать, и ответил:
- И все-таки я поклялся ему, и я это сделаю. Не обязательно быть
разгневанным, чтобы убивать. Так даже лучше.
Он тихо произнес:
- Я вижу бегущего шакала. Его имя - _Я _П_о_м_н_ю_.
У меня по спине пробежал холодок. Мне казалось, что я уже на это не
способен. Я поднял руку, помахал ему на прощание и, повернув коня,
поскакал по хессекской дороге к Семзаму, сопровождаемый четырьмя
разбойниками.

3
Семзам тускло светился за дождем. Это место представляло собой лагерь
ветхих странствующих кибиток и лабиринт улочек, битком набитых
импровизированными постоялыми дворами, которые каким-то образом, вопреки
всем ударам судьбы, выдержали испытания временем. Около берега захиревшие
особняки древних хессеков балансировали на мраморных ходулях, как ужасные
старые умирающие птицы. Дождь, начавшийся на побережье три дня назад,
кажется, был намерен смыть всю гнусную грязь из порта. Там не было ни
стен, ни стражи, это был центр, куда стекались толпы разбойников, бродяг и
тинзенских контрабандистов, привозивших товары с запада и внешних островов
на юге. В доках каноэ чернокожих из джунглей стояли бок о бок с высокими
кораблями рабовладельцев и однопалубными галерами симейзских пиратов.
Трехэтажный хессекский дворец, бывший пятиэтажным до того как рухнули
два верхних этажа, был переделан в "Гостиницу Танцующего Тамариска".
Здесь, как следы былого невероятного блеска хессеков, остались серебряная
клетка для сверчков с отбитым кусочком стенки около дверцы, круглые
фонарики и великолепный, но потертый порнографический ковер на стене:
нарисованные обнаженные мальчики сидели в ряд на низкой галерее, глядя
сквозь кружевные веера в ожидании, когда кто нибудь из посетителей
заинтересуется ими. Между тем дождь через щели потрескавшихся рам зеленого
хрусталя капал с потолка.
Мои четыре бандита были хорошей охраной. Скромный Дарг не рассказал
мне, что Семзам платит ему дань. Как друга и кровного брата повелителя
бандитов и в придачу шрийского волшебника, меня накормили и приютили, не
спросив с меня денег за ночлег, и пообещали подыскать корабль, куда бы я
ни захотел отправиться.
Вскоре мы надели пропитанные маслом акульи шкуры и направились к
докам.
Море, покрытое рябью, изумрудно переливалось в золотисто-каштановой
дали. На западе, за вершинами скалистых бухточек, на серебряных
проволочках своих лучей снижалось солнце. Мой проводник, морщинистый
хессекский головорез, у которого недоставало некоторых частей тела, указал
пальцем на корабль.
- Там, лоу-йесс. "Тигр" или "Южная белая роза", оба торгуют с
внешними островами.
- Господин хочет ехать дальше на юг за острова, - резко сказал один
из моих бандитов на изобретательном хессекском языке.
Отставной головорез уставился на меня, потирая свой сломанный нос
левой рукой, на которой остался только большой палец.
- Лоу-йесс желает отправиться на юго-запад, значит, к большой земле,
земле с белыми горными вершинами. Господин, это путешествие на много
месяцев или больше. Говорят, там золото, драгоценные камни... Только один
корабль добрался туда и вернулся назад богатым.
- Какой это корабль? - спросил я его.
- Корабль теперь мертв и команда... - сказал он, сделав жест,
означавший "тюрьма" или "веревка", или, другими словами, масрийский суд. -
Однако, - добавил он, - Ланко мог бы отважиться на такое путешествие: у
него нелады с масрийским законом, и он был бы не прочь отделиться от него
океаном. И если вы можете платить...
- Платить? - рявкнул разговорчивый бандит. - Кровный брат Дарга Сая -
и платить?
На самом деле я вернулся из могилы, имея при себе кое-какие деньги:
не то чтобы я хотел разбогатеть, просто они там были. Когда я пытался
расплатиться за кров и еду со шрийцами, то обнаружил, что монеты
возвращаются прямо в кошелек в моем кармане на следующий день, и на
следующий день, и все те дни, пока я доверял их щедрости. Однако смогу ли
я заплатить пиратскому капитану за многомесячное плавание в неизведанное,
это еще бабушка надвое сказала.
- Отведи меня к Ланко, и мы обсудим с ним условия.
Мой проводник сказал, что не хотел бы идти со мной к Ланко, потому
что у того мерзкий характер. Его судно находилось за ближайшим мысом,
очевидно, скрываясь от масрийских соглядатаев. Под проливным дождем я со
своим эскортом отправился, огибая мыс, через белые и черные пески вверх по
узкой прибрежной полосе, к месту, по крайней мере, подтвердившему, что
штурман корабля Ланко знает свое дело.
В скале была расщелина. Корабль с развернутыми парусами стоял на фоне
серебристо-коричневого неба, черный в свете дождя. Казалось, он
настороженно дремал, готовый отплыть в любую минуту. Если бы я нуждался в
Знаке, то вот он. Этот корабль в точности, до последней детали совпадал с
тем, видение которого посетило меня на острове Пейюана, и "Вайн-Ярд" не
был на него похож. Этот корабль повезет меня к Уастис.
Как и "Иакинф Вайн-Ярд", это было двухмачтовое судно, но только с
одним рядом весел. Острый нос был повернут к морю: казалось, корабль
немедленно готов сняться с якоря.
На подходе к кораблю нас громко окликнул какой-то человек. Мои
бандиты зашумели в ответ. Было такое впечатление, что Ланко отказался от
присяги верности кому-либо, кроме себя. Я удержал своих спутников от
перебранки, и мы поднялись на борт. На палубе стояли, дерзко таращась на
нас, несколько матросов, по виду симейзцев. Я заметил, что некоторые из
зевак обладали бросающимся в глаза массивным телосложением гребцов, хотя
никто из них не был прикован и не выглядел рабом.
Окликнувший нас человек, вернувшись, сказал, что Ланко встретится со
мной одним. Мои телохранители поспешно зарычали и зафыркали с яростью
профессиональных злодеев. В конце концов, я один спустился в каюту, и
дверь за мной закрыли.
Здесь не было ничего от роскоши Чарпона. Простая мебель, деревянный
кувшин с какой-то жидкостью. Вид кувшина не вызывал желания пить из него.
Сам Ланко был высоким непростых кровей симейзцем с сальным лицом и хитрыми
глазками.
Он оглядел меня и произнес:
- Шриец, да? Только что из своей повозки, да? Волшебник?
Я подумал: "Я убил Чарпона за корабль, который мне не понадобился.
Это преступление для меня, как кость в горле, потому что оно бессмысленно.
И вот новый Чарпон. Я должен завладеть его кораблем, но я не буду убивать
его, ни я, ни кто-либо другой, кого я по малодушию пошлю вместо себя".
Я произнес на симейзском языке, которому Лайо нечаянно обучил меня:
- Я хочу воспользоваться твоим судном, Ланко. Сколько возьмешь?
- Ха! Ты, парень, кажется, говоришь по-симейзски? Ладно, думаю, что
нисколько. Я не беру пассажиров.
- Пассажир один, - сказал я.
- Куда, шриец?
- На юго-запад.
- Там нет земли, - сказал он.
- В трех или четырех месяцах плавания там есть земля.
- Ты говоришь о континенте, где на деревьях растут яблоки из золота и
где рядом с судном плавают тюлени и впрыгивают прямо на палубу, а зимой
девушки, высоко сидя на плавающих в воде ледяных столбах, показывают тебе
свои прелести, - он раскупорил кувшин, выпил и заткнул его. - Больше
кораблей уплыло туда, чем вернулось назад. Возвращается множество легенд,
но не люди.
- Но один корабль разбогател там.
- Разбогател, а масрийцы все отняли.
- Я слышал, - сказал я, - что ты был бы рад отделиться морем от
властей Бар-Айбитни.
- Неплохо бы, - сказал он. - Ты неглупый парень.
Он взял нож и собрался поучить меня с его помощью. Я почувствовал,
как вся каюта внезапно наполнилась жаром. Меня всегда интересовало, что я
стал бы делать в подобной ситуации, теперь я это выяснил: когда нож
взметнулся вверх к моему лицу, я развернул его своей Силой, что было
быстрее, чем если бы я действовал руками.
Ланко отбросило от меня, и его стул перевернулся. В его бегающих
глазах светился скорее расчет, нежели тревога.
- Я же говорил, что ты неглуп, - сказал он, - теперь все, шутки в
сторону.
- Я не балаганщик и не твой враг, - сказал я. - Назови свою цену или
позволь мне отработать проезд. Если ты не пойдешь на запад, то отвези меня
на какой-нибудь остров по пути, где я смог бы найти корабль.
Он подобрал нож с пола и воткнул его в стол, где уже были отметины,
сделанные ножом раньше. Упавший стул его не беспокоил.
- А зачем плыть на запад к земле в четырех месяцах пути от Семзама?
- Это мое дело.
Он ухмыльнулся, глядя на нож, а я ни с того ни с сего подумал: "Я мог
бы обойтись без всею этого, а просто обязать его оказать мне эту услугу,
заставить и избить его, если он меня подведет". А где-то в самой глубине
меня звучал голос: "Чарпон, Длинный Глаз, Лайо, Лели, Малмиранет".
- Ведь ты же хотел уплыть куда угодно, чтобы уйти от масрийского
закона. Почему бы тебе не подобрать немного золота, если оно тебе
попадется? К тому времени, когда ты вернешься назад, они перестанут
охотиться за твоим кораблем, а если нет, то тогда ты сможешь купить их с
потрохами.
- Тебе надо, чтобы это сработало со мной, не так ли, шриец? -
произнес он и посмотрел на меня, ухмыляясь: - Ты можешь грести?
Казалось, удача сама шла мне в руки.
- Я могу грести, но не как раб.
- Среди моих людей нет рабов. С тех пор, как вонючие солдаты стали
охотиться за нами, это свободный корабль. Тогда вот мое условие - ты
гребешь, а я везу тебя за работу. Когда доберемся до острова, там
посмотрим.
- Очень хорошо, - сказал я.
- Очень хорошо, - повторил он за мной. Выдернул нож и указал им на
меня. - Что ты еще можешь делать, волшебник? Можешь наколдовать хорошую
погоду для нас? Можешь вызвать нам на завтрак рыбу из моря?
Я подумал: "Я мог бы пойти на это: трехмесячная прогулка через
лазурный океан, полеты на облаке, когда устану, объятия русалок, когда у
меня возникнет желание". Моя Сила казалась нелепой и смешной. Она не
выглядела такой раньше.
- Ты нанимаешь меня как гребца, и ничего больше.
На палубе я прочитал название корабля, написанное вдоль фальшборта:
"Чайка". Первый раз за долгое время я встретил корабль, имя которого
подходит для моря.

За час до восхода солнца, когда "Чайка" выходила из бухты, все еще
шел дождь.
Ее паруса были цвета тусклой серо-зеленой открытой осенней воды. Я
находился внизу и не видел, ни как берега исчезали за завесой дождя, ни
как взошло солнце.
На борту "Вайн-Ярда", корабля Чарпона, бывшего предтечей "Чайки",
какую-то часть дня я греб веслом, которое было предвестником этого. Но
сейчас не было никаких оков, никаких надсмотрщиков с нетерпеливыми цепами,
а только трое мужчин, без сомнения сбежавших с других галер рабов-гребцов,
по собственному желанию применявших свои навыки, которым их принудительно
научили.
Я вспомнил, как на корабле Чарпона я играл в гребца, выжидая. Моя
Сила была козырной картой в рукаве. Тогда я греб, развлекаясь, только ради
игры, потому что знал, что в любой момент могу возобновить свою главную
роль - роль бога-волшебника. Теперь я греб без надежды на это превращение.
Моя Сила была как лев, посаженный на цепь. Я бы освободил ее, чтобы
исцелить или защитить себя, это происходило непроизвольно. Я больше не
собирался выпускать на свободу мои способности, господствовать над другими
просто потому, что это было удобно мне и сохраняло мне монеты и труд. Если
я чего-нибудь и боялся еще, то по-моему я боялся, что нарушу это решение.
Тяжелая однообразная работа веслами натерла мне кровавые мозоли. В
Бар-Айбитни я разнежился, и это горькое лекарство пойдет мне на пользу.
Мы покидали одну пустыню для другой, ибо море - это тоже пустыня.
Кроме того, существуют пустыни души, даже более обширные, чем любое
пространство мира с побелевшими костями. Я все еще находился в пустыне и
буду оставаться в ней, пока не найду ответы на вопросы моей жизни, если
вообще когда-нибудь они будут найдены. Величественный размах миндального
ландшафта, свободного от комфорта, был совершенно пуст: колодцы дружбы,
привязанности, любви, из которых пила человеческая душа, пересохли. Передо
мной через весь простор маячила цель из белого камня: обиталище колдуньи -
пусть даже в конце пустыни или просто на горизонте, с другой пустыней за
ним, я не смогу рассмотреть ее, пока не дойду туда.

4
Как я и рассчитывал, мечта о западном золоте завладела Ланко. Вот уже
тринадцать дней стояла теплая гнетущая ветреная погода. "Чайка" бежала
между внешними островами, заходя в порты в поисках таверн, секса, сделок
или грабежа, время от времени улепетывая, как ошпаренный черный кот,
перебежавший дорогу перед погрузкой в масрийском порту. Острова были
скалистые, торчавшие из глубин океана толстыми ломтями. Холмы внутренней
части островов были покрыты лесами, где бегали дикие бараны. Там жили люди
старой крови, занимавшиеся преимущественно рыбной ловлей. На
возвышенностях догорали большие ритуальные костры, все еще дымящиеся,
когда корабль проходил мимо. Это был праздник древних хессеков - Сжигание
Лета, - целью которого было умилостивить зиму, несущую штормовые ветры,
дожди и бурное море. Команда гребцов была разделена на две вахты и
менялась через два часа. Ночью корабль шел под парусами. Когда судно
заходило в порт, гребцы тоже сходили на берег, чтобы попировать или
расслабиться так, как им того хотелось. Они делили награбленное добро
наравне со всей командой и после тяжелой вахты запивали вином и куисом
соленое мясо и сухари. Они были неотъемлемой частью команды, когда их
преследовали масрийцы или когда они сами преследовали какое-нибудь судно.
Я сделал это открытие, когда однажды ночью нес вахту на "Чайке",
ввязавшейся в такую историю. Сначала я подумал, что мы спасаемся от
преследователей, пока нелестные крики несчастных в мой адрес не открыли
мне глаза. Маленький торговец, сбившийся с курса на пути с Тинзена и
стоявший на якоре у какого-то острова, был обнаружен хищным взором Ланко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42