- Это сработает?
- Да. Он снисходительно относится к мальчикам и их мужчинам, особенно
когда при этом к нему поступает кошелек-другой серебра. - И она бросила
мне кошелек, который я кинул ей обратно, прежде чем вошел в дверь.
В тот момент, когда я был уже в дверях, я почувствовал ловушку и
повернул назад.
Слишком поздно. На мое плечо легла рука, и голос сказал:
- Спокойно, Вазкор. Человек уже занялся вашим компаньоном. Вы же не
хотите, чтобы она умерла, после стольких усилий ее защитить.
Затем в темноту ворвалось пылание факелов, каждый из которых зажгли,
пробормотав заклинание; религия прежде всего, даже прежде убийства.
Я держался спокойно и осматривался. Я не был удивлен, обнаружив около
пятнадцати человек, набившихся в ветхий храм... Отблески огня сверкали на
их оружии и желто-черных ливреях Баснурмона.
Позади меня опять раздался голос:
- Если вы ищете меня, чудотворец, то я здесь. В этот раз я лично
явился.
Так я и встретился с наследником императора, с которым до сих пор мы
были связаны незримо.
Он был странно знаком, что меня сбивало с толку, пока я не понял, что
все масрийцы с их завитыми волосами и бородами похожи друг на друга. Да и
я, раз я придерживался этой моды, мог слегка напоминать Баснурмона. Не
знаю, чего я ожидал: ведь мы, как дети, воображаем своих врагов, пока не
увидим их, какими-то страшилами. Было занятно встретиться с этим
субъектом, привлекательным, одетым и роскошные щегольские одежды кремового
и золотистого цвета, заурядным, улыбающимся, как рыбак, которому попались
на крючок сразу две рыбины, когда он ожидал только одну. Еще занятнее было
то, что я понимал - он убьет нас обоих, и меня, и ее.
- Вы назвали меня чудотворцем, - сказал я. - А верите ли вы в это?
Его улыбка стала кислой, словно он съел лимон.
- О, я верю в это. Жрец-дикарь с севера, который убивает ударами
молнии. Но если вы повернете голову, то увидите матушку вашего
возлюбленного. Жизнь Малмиранет, ради сладкого Сорема, несравненно дороже
для вас. Вы не станете ею рисковать.
Два дьявола держали ее у колонны. Один приставил к ее шее длинный
нож.
Она держалась очень спокойно и сказала мне, игнорируя остальных:
- В этом храме воняет. Интересно, чем.
Солдат без ножа поднял руку, чтобы ударить ее, и Баснурмон гавкнул на
него, чтобы он успокоился. Он хотел, чтобы товар был доставлен императору
неиспорченным, а может быть собирался устроить какую-нибудь приватную
забаву. Однако я видел, что любое движение, которое я сделаю, может стоить
жизни мне или ей. Во мне тоже началась борьба. Несмотря на мое хвастовство
своей Силой, Бит-Хесси заставил меня ее бояться.
Я пытался поймать взгляд Баснурмона, но он прятал от меня глаза,
наверное зная рассказы не только о лучах света. Вместо этого он подошел к
Малмиранет и положил руку ей на грудь.
- Я должен буду сообщить императору, моему царственному отцу, как я
поймал вас с вашим любовником. Это очень ценно. Это стоит искажения форм;
сначала этих, - и он сжал то, что держал в руке, - а затем - прелестный
носик, который слишком долго совался в те дела, которые его совершенно не
касались.
- Мальчик, - сказала Малмиранет, - я не удивляюсь. Ты не мог не стать
мерзавцем, родившись от такой мерзкой, глупой суки.
- Заткнись! - заорал он, съежившись, как побитый щенок. Когда он
отошел от нее, его лицо приобрело странное раздраженное выражение. Нет
сомнения, она была его первой обидой, но не думаю, что она нападала на
него, когда он был ребенком, если только он сам не начал первый, по
наущению матери.
Я подумал: "Эта женщина и храбрее любого мужчины, и умнее. Думает ли
она, что погибла, или надеется, что я спасу ее? После смерти отца в ее
окружении не было сильных мужчин, это видно, и даже Сорем - больше золото,
чем сталь". И тут мой страх исчез, могильный страх перед старым Хессеком.
Я почувствовал, как во мне, словно масрийская заря, поднимается гордость.
Она стоила драки, а я был готов к ней.
Люди Баснурмона вытолкали нас в темноту. Священника они, должно быть,
устранили или он спрятался: я его не видел. За храмом людей в осиных
формах ждали лошади. Нашли лошадь и для меня. Баснурмон велел одному из
своих головорезов связать руки Малмиранет и посадить ее позади себя. Я
понял, что надо сделать.
Человек, сидевший па лошади впереди Малмиранет, протянул через свой
пояс веревку, которой были связаны ее руку. Я крикнул ей:
- Скачка будет опасной. Вам, императрица, лучше держаться покрепче.
По тому, как сверкнули ее глаза, я догадался, что она поняла меня, а
я выпустил мощный залп энергии, и мои стражи с обеих сторон закричали и
попадали. Баснурмон заверещал, его кукольное лицо перекосилось от ужаса, а
ублюдок, который привязал ее к себе, резко обернулся с ножом в руке. Я
ударил его в грудь белым лучом, который принес мне две трети славы в
Бар-Айбитни, и одновременно пнул в бок свою лошадь. Она налетела на его
коня, когда он уже падал, и я пережег веревку у ее рук энергией из пальцев
- той, что могла зажигать лампы. Я перепрыгнул со своей лошади на его и
подхлестнул животное огнем, чтобы сорвать его с места.
Она не потеряла головы, как я и надеялся, и обхватила меня обеими
руками.
По террасам ниже Небесного города часто ездят верхом, но медленно и
осторожно, потому что уступы холма то там, то тут круто обрываются вниз, к
Пальмовому кварталу, расположенному в сотне футов внизу. Я направил лошадь
к краю Храмовой террасы, туда, где находился один из таких уступов. Лошадь
сорвалась и попыталась повернуть, но я коротко взял поводья и с воплем
ужаса, под бряканье камней, с искрами высыпавшихся из-под копыт, она
прыгнула с холма в необъятное небо.
А женщина, которая умела говорить, как мужчина, издала легкий писк,
как мышонок.
- Держись за меня, и не сходи с ума, - крикнул я ей, повернув голову.
Она не ослабила хватки.
Лошадь под нами с ржанием летела, ударяя копытами в небо, а звезды
вертелись колесом. Усилием воли я коснулся ее мозга, охваченного хаосом
страха, и принудил ее к повиновению и молчанию, пока держал нас - всех
троих - без всяких усилий парящими в небе, как будто держал в воздухе
кувшин с вином, чтобы развлечь девушек с кухни. Дрожа до самых суставов
вытянутых ног, пока я сжимал ее бока бедрами, а ее мозг - своей волей,
лошадь неподвижно стала. В пустоте.
За нашей спиной на террасе раздался рев, но увидев, что произошло,
все замерли.
Под нами сияли окна, маленькие, как бусины. Гриву лошади шевелил
легкий ночной ветер.

Я был молод, и я был богом. Сила во мне пела, как золотая стрела.
- Вы живы? - спросил я ее.
Я почувствовал движение ее головы на своем плече, когда она кивнула,
будучи не в силах вымолвить ни слова.
Я легонько похлопал лошадь, извиняясь за то, что пришлось ее ударить.
Она вытянулась в плавном широком прыжке, еще и еще, и поскакала по
индиговому воздуху, как по летнему пастбищу.
Эта поездка, как бы ни была коротка, попала-таки в миф. Потом в
городе рассказывали о падающей звезде, о комете. Я думаю, в фольклоре
Бар-Айбитни появилась легенда о принце и принцессе, спустившихся с небес
на крылатой лошади. Я не могу сказать, была ли возможность забыть это
зрелище хоть у одного человека из тех, кто наблюдал полет снизу.
Я соображал быстро и четко. И отверг идею подобного прибытия в
Цитадель, хотя и сам не знаю почему. Может быть, не хотел фурора, или,
быть может, думал о ней - каково ей будет упасть из облаков на руки сыну.
Она крепко прижималась ко мне, больше не кричала и ни о чем не просила.
Она почувствовала, что я могу, и покорилась мне, вот все, что я знал. Ее
покорность была очень приятна в момент моего триумфа, в момент возрождения
моей божественности.
Я спустил лошадь вниз, снижаясь мягко, как шелковый женский шарф, на
открытое место за Пальмовым кварталом; рядом начинались виноградники.
Повсюду был аромат магии, или так мне казалось. Ночь, бархатные рощи,
линия старой изгороди и мерцание огней позади нас. Я позволил лошади с
минуту постоять в высокой темной траве, она опустила голову и принялась
щипать траву, как будто мы возвращались с базара.
Я сказал ей, возвращаясь в реальность:
- Кто-то предал вас, Малмиранет. Кто-то, кто видел, что я с вами, и
кто достаточно хорошо вас знал, чтобы угадать, что вы сделаете в храме.
Она сказала резким сердитым голосом, обвиняя меня:
- Мы летаем в небесах, а он говорит о предательстве. С ума сойти! Да,
вы правы, от этого можно умереть.
Она отпустила меня, соскользнула с лошади и отошла на шаг. Я думал,
что она плачет, пока не понял, что смеется. Я спешился, оставил поводья на
шее лошади - она была не в том настроении, чтобы удирать, - и подошел к
Малмиранет, притянул ее к себе и поцеловал.
Я был ненормальным, если хоть на мгновение мог принять за нее другую
там, на лестнице! Она пахла не вином и не духами, а дымным запахом самой
ночи. Не было губ, подобных ее, не было в мире подобных ароматов, а ее
тело приникало к моему.
Миновал только один удар сердца, и она обвила меня руками, держа так
же крепко, как и в небе. Затем она мягко оттолкнула меня, посмотрела в
глаза и улыбнулась:
- Говорят, ром с возрастом становится только лучше?
- Сорем будет королем в Малиновом дворце, - сказал я ей. - Я сделаю
его императором. Как вы вознаградите меня?
- Столь малым, - ответила она, - за столь многое. Я слишком стара для
вас, мой чудотворец. - Но она продолжала улыбаться, не томная, но опасная,
как высоко горящее пламя. Теперь она поцеловала меня, притянув мою голову
за волосы, и шнуровка на ее мальчишеской рубашке распустилась так быстро,
что, я думаю, она прошлась по ней раньше, чтобы помочь мне на моем пути.
Нас, катающихся по земле, привела в чувство лошадь.
Я обернулся и увидел, что небо на западе снизу стало красным, как
будто снова начался закат. Я почувствовал запах дыма, а вечер принес
далекий шум, похожий на раскат грома.
- Пожар! - воскликнула она. - Кажется, в порту. Отчего он мог
загореться?
Холодная змея скользнула по моей спине, и я ответил:
- От Бит-Хесси.

3
Лошадь неслась галопом не по воздуху, по твердой, мощенной плитняком
мостовой Пальмового квартала. Толпа разбегалась впереди нас. Яркие улицы
были более полны народом, чем обычно, бурля коварной тревогой, а башни с
балконами ощетинились наклонявшимися фигурами, которые вглядывались в
северо-западном направлении, туда, где алым фейерверком горели доки.
Они не знали, что случилось. Они думали, что это случайность, большой
пожар. Те, у кого деньги были вложены в корабли, бледнели, ломали руки и
отправляли рабов в ту сторону за новостями. Все усложнялось смехотворным
суеверием - масрийским оцепенением перед богохульно неприкрытым пламенем.
Лошадь неслась по оживленным улицам. Под западным ветром звонили
колокола, в нем ощущался привкус пепла. В моем рту тоже: я был напуган,
как будто старый Хессек вытянул из меня душу. Это произошло; когда я не
был готов, хотя до этого долгое время я ждал в напряжении, а они ничего не
предпринимали.
Копыта лошади процокали вверх по подъездному пути к Столбу, и для нас
без пароля открыли Ворота Лисы. Обширный внутренний двор Цитадели был
заполнен джердиерами и лошадьми и освещен раскаленным железом решеток на
светильниках. Люди двигались почти без шума, слышнее был звон колоколов и
далекий рокот толпы на месте пожара.
Один из капитанов Бэйлгара подбежал к нам и проводил нас во Двор
секир.
Сором был в колоннаде, с ним - его приятели-джердаты Дашем, Денейдс и
каменнолицый Ашторт, а вокруг ник безостановочно вращалась толпа входящих
и выходящих солдат.
Появился Яшлом и вежливо помог Малмиранет спешиться. Я слышал, как
она требовательно спрашивала, в безопасности ли ее девочки. Он ответил:
да. Подошел Сорем, взял ее за плечи и возблагодарил бога, что она осталась
невредима.
- Мы встретили Баснурмона, - сказал я.
- Во имя Масримаса, я так и подумал, что вы не из-за лошадей
задержались.
- Чудотворец позаботился обо всем, - ответила она, - тебе рассказать
о чуде сейчас или потом? Ты выглядишь озабоченным, мой прекрасный сын. Что
происходит?
- Посидите на совете и узнаете. Вазкор, - он сжал мою руку. - Тебе -
вся моя благодарность, но об этом после. Ты видел пожар?
- Весь город его видит, - ответил я. Я чувствовал себя тяжелым, как
свинец, лишенным энергии, и от суеты вокруг мне становилось еще хуже.
Собрав остатки сил, я добавил: - Думаю, несмотря на мое притворство,
Бит-Хесси считает меня врагом. Они выступили, не дав мне знака.
- Но они прислали знак, - сказал он мрачно. - Если бы ты был здесь,
ты бы получил его.
- Твои люди отпустили хессекского посланца, не дождавшись меня?
- Не совсем.
Он подозвал молодого джердиера, который стоял у мишеней. Мальчик
нервничал и кусал губы, когда Сорем велел ему говорить. Он выпалил:
- Я был на страже, господин, в левой башне ворот. Уже как раз
темнело, но я видел, как они подошли. Они выглядели, как бродяги, но после
приказа о хессеках... Я крикнул им по-дружески, чего они хотят - а они
удирают. Однако они оставили под стеной корзинку. Я послал одного из своих
солдат за ней, он приносит, и мы открываем. О господин, я видел многое, но
это...
Часовой был из джерда Щита, к нему подошел Бэйлгар и взял его за
плечо.
- Не делай из этого драмы. Это была голова, Вазкор. Голова ребенка. С
выдранными зубами.
- Выдраны, - повторил часовой, как бы взывая ко мне по поводу
несправедливости, что именно ему пришлось найти такой предмет.
Все, что я съел за обедом, поднялось к горлу. Я сглотнул и сказал:
- Мне кажется, я знаю, что это за ребенок.
- Так как с остальным все ясно, - сказал Бэйлгар спокойно, - нам
нужно оценить возможность выжечь дотла эту вонючую нору.
Я немного прошелся по колоннаде позади факелов. Моя голова звенела,
как тогда в могиле. Ребенок, который вцепился в меня желтыми зубами. Его
голова без зубов - их дар. Если они снова считают меня своим - почему бы
не подождать, пока я не приму их жертву? Если... если только я _у_ж_е_ не
принял ее?
Конечно, Сила. Опять Сила. Я воспользовался ею, великой Силой,
достаточной, чтобы разогнать тьму и их тоже. Потому что Белая ведьма
научила их тому, что сама умела; теперь они могли чувствовать меня,
питаться моей Силой, как и она. Фейерверк с летающей лошадью стал для них
знаком; почувствовав его, они приняли его за мою команду и поднялись,
сделав меня своим Шайтхун-Кемом, поедая мою Силу, и их голод иссушал мой
мозг и мою жизнь.
Я должен положить этому конец. Сейчас, пока они меня не уничтожили,
так как я не хочу принадлежать им, чтобы быть съеденным заживо, и ей,
Уастис, я тоже не принадлежу, как бы сильно она этого ни хотела. Я ходил
по воде, успокоил ураган, скакал на лошади по небу, - конечно же, я был
хозяином самого себя и этого отребья.
Должно быть, я кричал, потому что, когда я обернулся, они внимательно
смотрели на меня - смущенные, встревоженные, озадаченные. Человек,
которого я считал своим другом, отвел глаза в сторону, шокированный тем,
чего он не знал обо мне, а женщина, которую я желал больше всех других,
отвернулась со злой гордостью, чтобы не показать, как она меня боится.
Но я перестал мычать, как бык перед бойней, и оторвал свое тело от
столба.
Я вернулся к ним.
- Что это? - спросил Сорем.
- Все кончено, - ответил я.
Во двор вбежал человек, выкрикивая имя Сорема.
- Джердат, горит порт и зерновые склады вдоль торговой стороны.
Сгорели двадцать кораблей, на Янтарной дороге - толпа хессеков примерно до
трех тысяч, а остальные - дальше на западе. Так говорят разведчики.
Они вылезли из болота, как будто вскрылась гноящаяся рана, похожие
больше на стаю одичавших собак, чем на крыс. Портовые сторожа, увидев их,
бежали.
Казалось, на Бар-Айбитни шел прилив грязи из переполнившегося болота,
его поверхность была покрыта ядом. Отряд из двадцати человек и портовая
полиция, пытавшиеся удержать Рыбную улицу - аллею, которая вела на восток
к заливу, - за несколько секунд были перебиты черным ливнем дротиков и
каменных осколков. Волна несла и запрещенные законом ножи, самодельные
примитивные орудия из заточенного кремня без ручек. При каждом броске они
до костей разрезали их собственные руки, но это их не останавливало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42