Под ее черным покровом проскальзывали наши минеры в двух шагах от охраны к железнодорожному полотну. При скупом блеске звезд отряды народных мстителей совершали дальние переходы. Бесшумно пробирались во мгле партизанские связные и разведчики. Молчаливые темные ночи помогали нам окружать полицейские и фашистские гарнизоны, появляться неожиданно у вражеских застав, опрокидывать, бить и гнать ошеломленного, растерявшегося противника.
Вот и теперь безлунная ночь стала помощницей партизанских батальонов, словно прикрыв всех бойцов разом одним огромным маскировочным халатом.
С трех сторон ползли к немецким окопам люди Николенко, Ковалева и Халимона. Ползли и сами командиры. Надо обладать унаследованным от казаков-пластунов особым искусством, чтобы двигаться вот так, приникнув всем телом к земле, не нарушая тишины ни одним звуком. Если и прислушается немецкий дозорный, ничего не услышит он на советской стороне, кроме пиликающей в отдалении гармошки и обрывков заунывной песни.
На гармошке играет по специальному распоряжению комбата-5 легко раненный в неудачной утренней вылазке Костя Крутояров... Хитер Николенко!
А цепи наступающих все ползут и ползут. До брустверов траншей осталось не больше двухсот метров. Дальше нельзя! Николенко поднял ракетницу. Огненная полоска взметнулась в небо и рассыпалась красными звездами. Грянули залпом партизанские минометы. Еще залп. Еще один. Четвертого не было, чтобы не зацепить своих.
Вместе с первым залпом, с первыми разрывами мин партизаны поднялись и рванулись вперед. Вперед, как можно быстрей вперед! Достигнув окопов, где по ходам сообщения уже мечутся немцы, каждый швыряет вниз по гранате, автоматчики добавляют по короткой очереди - и опять вперед. Не задерживаться! Прыжком через окоп - и дальше, дальше, к селу, которое совсем рядом.
Другой задачи наступающим в первой цепи и не ставилось.
Фашисты в траншеях испуганы, ошеломлены, но потерь у них больших нет, и они уже готовятся открыть огонь в спины проскочившим вперед партизанам. Тут-то и обрушился на них удар второй наступающей цепи. В этой цепи партизаны наступали вместе с красноармейцами. Вместе, плечом к плечу, повели они труднейший бой во вражеских окопах. Короткие автоматные очереди, разрывы гранат, звон и скрежет холодного оружия. И фашисты уже не поднимутся, они сломлены, уничтожены налетевшей бурей.
Армейцы и партизаны снова рвутся вперед, теперь на подмогу тем, кто успел завязать бой в самой Речице. Село прочесывалось хата за хатой. Сначала гранату в окно, затем огонь по выбегающим на улицу гитлеровцам. Быстрота, натиск и тут решали дело.
Обогнув село по западной его окраине, партизанский батальон под командованием Никифора Халимона вышел к Припяти и захватил паромную переправу. На противоположном берегу у немцев имелась лишь небольшая застава. Несколько снарядов, выпущенных армейскими артиллеристами, подавили ее пулеметы. Наступающие смогли на лодках, затем на пароме начать переправляться через по-весеннему полноводную реку.
Село было очищено от врага за какой-нибудь час с минутами. Еще час понадобился, чтобы захватить плацдарм на левом берегу Припяти и занять там оборону. Но фашисты не предпринимали контратак, видно отлично понимая, что потерянного не вернешь.
Да и какими силами могли они контратаковать? Для этого пришлось бы подтягивать резервы из тыла. Гарнизон же Речицы почти полностью был уничтожен. Уцелело лишь несколько десятков полумертвых от страха гитлеровцев, успевших разбежаться в одном нижнем белье. Они бродили мелкими группами в окрестностях села, ожидая рассвета, чтобы сдаться в плен. Ведь сдаваться ночью рискованно: поднятых рук могут и не заметить.
Николенко столкнулся с командиром полка возле переправы.
- Будем ли ругаться с вашим генералом? - улыбаясь спросил Николай Михайлович.
- Ох, за это не поручусь! Нет-нет! - рассмеялся подполковник. - Лихо воюете! Прямо по-суворовски!.. Потери у тебя велики?
- Трое убитыми, девятнадцать ранеными.
- И только? Невероятно. Вот уж действительно - храброго пуля боится!
- А ты думал!
- Ладно, ладно, не заносись! А помогайте уж до конца... На этом берегу я артиллерию размещаю и тылы, а на том надо окопы полного профиля вырыть. Людей у меня, как ты знаешь, маловато...
- Не уговаривай! Лучше лопатки нашим хлопцам подбрось. Помнится, есть у тебя с полсотни лишних.
- Теперь и трофейных сколько угодно!
Трофеи в Речице были взяты большие. Одни только партизаны захватили у немцев пушку, пятнадцать пулеметов, сотни две винтовок, склад боеприпасов, много продовольствия.
Конечно, партизаны не заносились. Они прекрасно понимали, что армейский полк, с которым вместе довелось воевать, прошел огромный путь, вынес много тяжких боев, нуждался в отдыхе, в пополнении. Маловато осталось в нем старых, обстрелянных солдат. Лишь поэтому и потребовалась полку помощь.
С лучшей стороны проявил себя под Речицей наш славный 5-й батальон. Не один год закалялся он в больших боевых делах, креп и мужал, накапливая опыт. Еще по ту сторону Днепра, в Софиевских лесах, 5-й прокладывал соединению путь из кольца вражеской блокады. Во время рейда на правобережье штурмовал он город Брагин, оставался один у незримых стен Лесограда, когда мы уходили за Стырь, совсем недавно громил эсэсовцев, засевших в Несухоеже. Отсюда и выучка 5-го батальона, и наступательный дух его бойцов.
Днем под яркими лучами сияющего в небесной голубизне весеннего солнца выстроились армейские и партизанские подразделения. К ним обратился прибывший в Речицу командир дивизии.
- Вот и нет у фашистов еще одного плацдарма на Припяти, а у нас есть еще один! - сказал генерал победителям. - К Бресту отсюда, к Бресту, дальше на запад!.. Большую роль в боях за Речицу сыграли партизанские батальоны. Выражаю им за это от лица Красной Армии благодарность... Спасибо, товарищи партизаны!
- Служим Советскому Союзу! - прогремело в ответ.
И хорошо, весело на душе было у каждого стоявшего в строю. Вообще, как сказал Николенко, весна - дело веселое!
ДОКУМЕНТЫ РАЗОБЛАЧАЮТ
В начале марта, когда часть наших батальонов вместе с армейским полком выбивала немцев из Речицы, свободные силы соединения были брошены против бандеровцев.
Активность этих бандитов усилилась по всему течению Стохода. Шайки украинских националистов нападали на тыловые учреждения Красной Армии, мешали восстановлению Советской власти в освобожденных от оккупантов районах и стремились продвинуться дальше на восток. Воевать с бандеровцами было нелегко прежде всего потому, что эта мразь избегала боев. При первом же столкновении националисты рассеивались по хуторам, прятались там или маскировались под местных жителей, а когда партизаны уходили, опять восстанавливали свои "сотни" и "курени", чтобы сделать новый рывок на восток. Мы уже хорошо знали, с какой целью банды движутся именно в этом направлении. Приходилось перехватывать их засадами, брать в клещи, загонять в мешки.
После одного из боев с бандеровцами работник особого отдела Василий Зубко положил передо мной письмо на украинском языке. Нижнюю часть листка покрывало расплывшееся буроватое пятно крови.
- Почитайте! - сказал Зубко. - Найдено в кармане убитого сотника... Любопытный документ!
Я пробежал письмо. Содержание его действительно представляло значительный интерес, а имя получателя показалось знакомым.
- Не тот ли это Богдан, о котором недавно упоминалось в радиограмме из района Радехова? - спросил я.
- Мартынюк нам сообщал о Богдане Давыдовиче, по должности кошевом, а этот был только сотником... Но возможно, что убитый не получатель, а автор письма, которое просто не успел отослать. В таком случае не исключено, что послание предназначалось Давыдовичу по кличке Железняк. С другой стороны, сомнительно, чтобы кошевой атаман занимался отправкой каких-нибудь пятнадцати человек... Все это мы сейчас выясняем!
- Правильно, надо выяснить. А пока дайте мне серую папку! И захватите донесение Мартынюка...
В серой папке наш особый отдел хранил документы, изъятые у бандеровцев. Конечно, совершенно случайно папка оказалась такого цвета, но партизаны-чекисты шутили, что случайности тут нет, поскольку шпионская кличка Степана Бандеры в абвере тоже Серый.
Мне принесли папку и расшифровку недавней радиограммы, полученной из-под Радехова. Освежив в памяти донесение нашего разведчика, я убедился, что сообщенные им факты как бы предваряли содержание письма с бурым пятном крови. Из серой папки я вынул еще два документа: лист почтовой бумаги, заполненный плотным косым женским почерком, и фотокопию официального отношения со штампом немецкого коменданта города Камень-Каширского.
Теперь передо мной лежало четыре документа. Они могли служить прекрасной иллюстрацией к тому, как украинские буржуазные националисты, скатываясь все ниже, достигли предела своего падения. Об истории этих документов стоит рассказать, и я начну с письма, написанного женской рукой.
* * *
Один из районных центров Волынской области - город Камень-Каширский расположен в 54 километрах севернее Ковеля, с которым связан железнодорожной веткой. Ветка заканчивалась тупиком и военного значения почти не имела. Поэтому наши минеры ее не трогали.
Население Камень-Каширского достигало всего десяти тысяч человек. Весь городок состоял из нескольких улиц, пыльной торговой площади и одной или двух церквей. В центре высился Народный дом, построенный незадолго до начала войны владельцем ближайшего сахарного завода и другими польскими богачами. Паны-благотворители не пожелали слишком близко общаться с "черной костью" и для своих собственных развлечений оборудовали на крыше Народного дома танцевальную площадку, куда простому люду вход был строжайше запрещен.
Летом 1943 года Камень-Каширский находился в руках бандеровцев. Немцев это беспокоило мало. Их вполне устраивала деятельность обосновавшегося в городке представителя ОУН некоего Устина Кузьменко по кличке Ярослав.
Каждый вечер этот бандеровский фюрер местного значения взбирался на бывшую танцевальную площадку, где для него и для его приближенных устроили теперь питейное заведение, нечто вроде кабака. Тут на свежем воздухе бандитские атаманы глушили крепчайший, двойной очистки самогон, бахвалились друг перед другом своими кровавыми похождениями и орали пьяными голосами "Полесское танго":
Все Полесье в болотах и реках,
Пол-Полесья вода залила...
Кое-где хуторок одинокий,
Только кое-где хаты села.
Ярослав-Кузьменко часто пускался в пляс, подпевая нестройному хору своим хрипловатым испитым тенорком:
Что нам тропики, пальмы, пампасы,
Что Ривьера, и Крым, и Кавказ!
Если видеть хотите красоты,
Приезжайте в Полесье. Ждем вас!
Кузьменко не только пьянствовал здесь, но и вел деловые разговоры, принимал доклады, давал директивы... Доклады были все на один манер: там-то убили столько-то поляков, там-то насильно взяли в банду столько-то крестьян, там-то за связь с партизанами казнены такие-то. Выслушав доклад, Кузьменко ронял только одно слово: "Мало!" И все его директивы сводились к однообразному требованию усилить террор, расширять вооруженные оуновские шайки.
Нам пришлось принять свои меры. Партизаны выгнали из Камень-Каширского бандеровцев и пробыли там с месяц. Десятки бандитов уничтожили мы в бою за городок, но еще важнее для нас было показать населению всего района, что мы гораздо сильнее бандеровцев, хорошо вооружены, дисциплинированны. С жителями городка проводилась большая политическая работа.
Само собой разумеется, что с пребыванием партизан в Камень-Каширском оккупанты примириться не могли. Против нас двинулся из Ковеля целый немецкий полк. Ввязываться в драку и стараться удерживать город нам не было смысла. Занимавший его батальон отошел в лес. Немцы оставили в Камень-Каширском свой гарнизон и учредили здесь комендатуру.
Тем временем представитель ОУН Кузьменко скрывался в одном из самых глухих углов района, именуя себя "руководителем украинской боевой группы Камень-Каширского округа". Вскоре партизаны добрались и до новой его берлоги. На этот раз бегство представителя Бандеры было настолько поспешным, что нам в руки попала вся его канцелярия. Вот каким путем оказалось у нас адресованное Кузьменко письмо, написанное женским почерком. Привожу его целиком:
"Друг Ярослав!
Несколько дней назад приехал в Камень-Каширский новый военрук
ОУН по Камень-Каширскому округу. Он считает, что мы с немцами обязаны
найти общий язык и вместе выступить на борьбу с большевиками. Немцы,
как мне заявил их комендант, полны настойчивого желания договориться
с украинским народом, а так как с украинцами можно говорить через их
руководителей, то немцы обращаются к вам с предложением встретиться.
Измены нечего бояться. Вы же знаете, что немцы не обманут. Напишите,
когда и где может состояться встреча.
Слава Украине!
И р и н а
6 ноября 1943 г.
Камень-Каширский".
Как вскоре мы установили, автором письма являлась активная оуновка И. Демьяненко, оставленная Кузьменко-Ярославом в "подполье". Насколько условным было это "подполье", можно судить уже по тому факту, что Демьяненко запросто встречалась с немецким комендантом эсэсовцем Альвенслебеном и ручалась за его, если так можно выразиться, благонадежность.
Да и самому Устину Кузьменко нечего было бояться гитлеровцев. Бандера требовал от него лишь создавать иллюзию, что украинские националисты относятся враждебно к немецким фашистам, всячески маскировать их подлинные взаимоотношения. Поэтому-то свидание между Кузьменко и Альвенслебеном состоялось на конспиративной основе.
Они прекрасно договорились обо всем. Самозваный "руководитель украинцев" обязался вести в пользу оккупантов шпионаж и помогать им получать в селах "контингент" - определенное количество рабочей силы для атправки в Германию. В свою очередь представитель оккупационных властей пообещал и в дальнейшем не трогать бандеровцев, снабжать их оружием. Обе стороны сочли за благо хранить достигнутое соглашение в строжайшей тайне.
Но немец не сдержал слова. Уже через несколько дней на совещании председателей волостных управ в Ратном он разболтал о своей встрече с Кузьменко. Бандеровец был возмущен и отправил немецкому коменданту письмо, полное горьких упреков. Альвенслебену пришлось оправдываться, а попутно выложить встречные претензии к союзнику. Вот его письмо, адресованное Кузьменко-Ярославу:
"Камень-Каширский, 80 ноября 1943 г.
Сегодня подтверждаю получение вашего письма от 22.XI.43 г. Таким
образом, письмо шло 8 дней.
1. Ваше обвинение необоснованно. Я в Ратном говорил не о нашем
разговоре. В Ратном я лишь пояснил, что переговоры между немецкими и
украинскими организациями ведутся с целью общей борьбы с красными. Об
отношениях между вами и мной не было упомянуто.
2. Вы мне пообещали детально информировать меня о передвижениях
красных. Я жалею, что ваше обещание до сего времени не оправдалось, и
прошу вас как можно скорее дать мне исчерпывающие сведения о
пребывании в вашем округе красных.
3. Наши обязательства выполняются во всех отношениях и нигде не
ухудшились. Только обязательства доставки контингента еще в целом
ряде сел не выполнены. Я обязан в случае необходимости принять
строгие меры. Сообщаю вам об этом для сведения.
4. Мне бы хотелось еще раз поговорить с вами, и поэтому
приглашаю вас навестить меня дружески здесь еще раз. Я буду считать
вас своим гостем и ручаюсь за вашу полную безопасность.
Фон Альвенслебен, штурмбаннфюрер СС".
Не правда ли, идиллия - штурмбаннфюрер СС приглашает представителя пана Бандеры к себе в гости на чашку чая?! Отношения между друзьями лишь несколько омрачены в силу объективных причин. Нужной эсэсовцу информации о батальонах нашего соединения Кузьменко дать не может. Собрать ее, да еще "как можно скорее", не так-то просто. Я уже рассказывал о печальной, но заслуженной участи Стального и других бандеровско-немецких лазутчиков. Выколачивать "контингент" тоже нелегко. И с вывозкой продовольствия весьма туго. Все, что есть у крестьян лишнего, они с радостью отдают партизанам. Немало продуктов из тех, на которые зарился фон Альвенслебен, попадало на склады моего заместителя по хозяйству Малявко.
В данном случае дело не в этом. Важно отметить, что в ноябре 1943 года оккупанты договорились с бандеровцами лишь по таким вопросам, как разведка и поставка "контингента". Правда, еще и раньше ими проводились совместные карательные экспедиции против партизан, однако для неискушенного глаза они могли выглядеть не совместными, а параллельными, случайно совпавшими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45