При взрыве судье-фашисту начисто оттяпало обе ноги. По этому поводу ликовали во всем районе. Выясняем, кто ставил мину. Оказывается, Дмитрий Резуто.
Очень трудно подрывать бронированные поезда. За ними приходилось буквально охотиться. Но кто подорвал бронепоезд среди бела дня и всего-то двумя килограммами тола? Опять Митя Резуто.
Став заместителем командира 6-го батальона по диверсионной работе, Резуто продолжал выходить на железные дороги и в качестве рядового минера. На его личном счету значилось больше десятка подорванных эшелонов, он успел перевыполнить "норму" Героя Советского Союза и был уже представлен к этой высшей из воинских наград.
Мите продолжало "везти"...
Но как отнесется к Резуто судьба на этот раз, когда он опустит руку в стоящую под ратненским мостом авиабомбу?
* * *
Снова идут партизаны по болотной кочковатой тропе, опять высылают разведку, заставы...
- Услышите взрыв, все назад к хутору, - напомнил Резуто.
С ним остались только двое: Гриша Воробьев, бывший тракторист, волжанин, и молоденький автоматчик Василь Круковец, Митин земляк - из-под Киева.
Шли молча. Мост выплыл из полутьмы неожиданно близко, большой, невредимый и соблазнительный, как всегда.
- Троим делать там нечего, - сказал Дмитрий, останавливаясь. - Вы давайте вон туда, подальше, к самой насыпи... Она немного прикроет. Лежать, беречь голову! Нужны будете - свистну. Не вернусь - доложите обо всем комбату. Выполняйте!
Партизаны повиновались приказу.
Резуто помедлил с минуту, пощупал, на месте ли сумка, потом пошел вперед. Он двигался бесшумно, ступал мягко, словно его шаг мог поколебать стальное тело тридцатипудовой "телки".
Вот и она! Как оставили, так и стоит. Вплотную к бомбе Резуто подошел почти крадучись. И опять забилась в мозгу тревожившая целые сутки мысль: "Ну что там со взрывателем?" Никто не ответит Дмитрию. Но сейчас все выяснится... Если взрыватель отказал, он извлечет его из бомбы. Если же замедлитель сработал, а ударник висит на каком-то волоске или перекошен, прикосновение руки минера дошлет стальной стерженек вниз до конца. Не станет тогда на белом свете ни моста, ни минера Резуто.
Может случиться и третье, только это будет почти чудо.
Можно коснуться взрывателя так легко и выбросить его так быстро, что он, и сработав, не успеет послать в тол раскаленные искры, а метнет их, уже находясь в воздухе.
"Значит, у меня все-таки два шанса против одного, - подумал минер, но сразу же поправился: - Какое там два! Чудеса случаются редко... Полтора на полтора!"
И в неожиданном для самого себя приливе холодной, трезвой и ясной решимости Резуто опустил руку в пасть "телки", осторожно и цепко обхватил пальцами крышку взрывателя и тут же, ни мгновения не медля, плавным и сильным движением выбросил его наружу. Почти коснувшись земли, а может быть, еще не коснувшись, взрыватель щелкнул, как щелкает пистон, и сверкнул огненным букетиком. Именно в этот момент Дмитрий с особенной остротой почувствовал страх, хотя взрыва уже не могло произойти, - страх был за прошлое, страх перед тем, что могло случиться.
Резуто сел на землю, прислонясь спиной к безобидной теперь "телке", и просидел так минуту или две.
Затем он поднялся, сделал несколько шагов вдоль насыпи и тихо свистнул Василю и Грише.
- В общем, все в порядке, - сказал Дмитрий подбежавшим партизанам. Сейчас пойду на шнур ее брать. Насчет дистанции и прочего объяснять вам больше не надо? Ну и хорошо, что не надо... Отваливайте!
Резуто вернулся под мост. Он вынул из сумки моток шнура и отрезал пять метров. Один конец вставил в маленькую, стограммовую, шашечку тола и опустил ее в бомбу. Проверил, как лежит шнур, нет ли резких изгибов; затем прижал к свободному концу спичку, чиркнул по ней коробком. Шнур зашипел, втягивая в себя пламя. Дмитрий опустил его на землю и побежал от моста.
Бикфордов шнур горит по сантиметру в секунду. У Резуто было в запасе около восьми минут. За это время надо уйти в безопасное место. Только неизвестно, где безопасно, когда поблизости рвется бомба в пятьсот килограммов!
Резуто бежал широкими скачками вдоль насыпи. Мешали кочки, вязкий кое-где грунт. Увидев в полумгле приподнявшихся с земли Василя и Гришу, минер крикнул им:
- Давайте дальше! Дальше! За мной!..
Побежали втроем. Резуто оглянулся и тут же почувствовал, как лица его коснулся тугой, будто спрессованный воздух. Он понял, что это значит; падая, руками потянул за собой хлопцев и в этот момент увидел желтое пламя и черный дым. Донесся оглушительный грохот взрыва. Зашуршали, засвистели на всех тонах летящие над болотом осколки. Да, все произошло как бы в четыре счета: волна - пламя - грохот - полет осколков.
Когда отсвистело и отшуршало, партизаны поднялись.
- Да-а-а! - уважительно произнес Василь, но неизвестно, в чей адрес.
- Надо посмотреть! - сказал Резуто.
Смотреть на мост не пришлось. Его уже не было. Взрыв разломал на части и расшвырял по сторонам все двадцатипятиметровое полотно настила. Исчезла и центральная опора, у которой стояла "телка". Боковые опоры искорежило, помяло, груды бетона повисли на перекрученном железе арматуры.
- Прилично! - одобрил Дмитрий.
Ни одного стекла в окнах на хуторе не осталось. Партизаны пообещали вставить их при случае. Теперь маленький отряд здесь больше не задерживался. Скорее в лес, в лагерь. Там уже беспокоятся, наверно.
Командир 6-го батальона Федор Кравченко, выслушав Резуто, долго пробирал его за излишний риск. Но Дмитрий знал, что выговор делается для проформы, сам Кравченко поступил бы точно так же. И Кравченко великолепно это знал.
Бреясь в землянке перед осколком зеркала, Резуто впервые заметил у себя на висках седину.
- Да и пора! - уронил он вслух.
Ему не было еще и тридцати лет, но случается, что минеры седеют рано.
ПО ТУ СТОРОНУ БУГА
В двадцатых числах ноября, когда уже выпал первый снег и начал прихватывать морозец, из батальона, "обслуживающего" диверсиями дорогу Ковель - Брест, пришла следующая радиограмма: "Нашем расположении находится группа в четырнадцать человек, прибывшая на связь от польских партизан. Просит препроводить наверх. Жду указаний. Тарасенко".
- Пусть немедленно даст провожатых, - сказал я начальнику штаба Рванову. - А здесь приготовьте все для встречи - баньку там, землянку...
Нас очень интересовала обстановка в Польше. Рядом с районом, в котором мы действовали, за широким полноводным Западным Бугом лежала земля братского народа, придавленная сапогом того же агрессора, что вторгся и в Советскую страну. Беды, нужды, настроения поляков не могли быть нам безразличны. Но приближалось уже то время, когда Красная Армия перейдет Буг и Вислу, чтобы громить фашистов за советским рубежом. Поэтому нарастал и чисто стратегический интерес к территории, на которой скоро развернутся новые наступательные операции. Тем, кто их планировал, требовались точные и всесторонние сведения о положении в Польше.
Еще в сентябре специально выделенная нами группа разведчиков выясняла по заданию Москвы, строят ли немцы укрепления по ту сторону Буга. Многое узнавали мы от беженцев из Польши. В наши леса они пробирались целыми семьями, невероятно изможденные, исстрадавшиеся. Нужную информацию удавалось получать и от небольших партизанских отрядов, организованных в Польше бежавшими из фашистского плена советскими воинами.
Собственно, такие отряды мы не считали в полном смысле партизанскими. Бывшие военнопленные объединялись прежде всего для того, чтобы быстрее пробиться на Родину, а воевали, так сказать, попутно, при удобных случаях. И с дисциплиной в подобных отрядах было не всегда благополучно. По-настоящему боевыми, партизанскими отряды из-за Буга становились уже у нас, после переформирования, пополнения и большой работы с людьми.
Данные о положении в Польше, поступающие по случайным каналам, хотя и представляли известную ценность, были разрозненными, отрывочными. Они нуждались в проверке, уточнении. Для этого мы собирались послать в Польшу, в ближайшее к нам Люблинское воеводство, свою глубокую разведку. Одновременно нашим людям предстояло связаться с польскими партизанами. Разведку намечалось отправить примерно через месяц, как только установится зима. Но вот, как следовало из радиограммы Тарасенко, контакт с друзьями по ту сторону Буга мы сможем наладить уже теперь. Нетерпеливо поджидал я прибытия в лагерь посланцев из Польши.
Явились они дня через два. Группа выстроилась возле штаба, я вышел к ней, взглянул на гостей. Стояла шеренга рослых, бодро выглядевших, неплохо вооруженных людей, но почему-то с лицами явно российского и украинского типа. От правого фланга отделился и зашагал ко мне, четко печатая шаг, худощавый человек в белой кубанке. Остановясь на положенной воинским уставом дистанции, он отдал честь и, заметно волнуясь, отрапортовал:
- Товарищ генерал-майор, Герой Советского Союза! Группа партизан в составе четырнадцати человек из русского отряда второго округа Гвардии людовой прибыла на связь в расположение вашего штаба. Потерь в пути не имели. Докладывает командир отряда Ковалев.
"Вот оно что! Значит, русские отряды тоже входят теперь в Гвардию людову!" - понял я и поздоровался с гостями. Ответное приветствие грянуло весело, дружно.
Федор Ковалев оказался лейтенантом Красной Армии, бежавшим из фашистского плена. Вместе с другими бывшими военнопленными лейтенант организовал отряд действительно партизанский, активно боровшийся с оккупантами. На его боевом счету несколько подорванных немецких эшелонов, разгромы полицейских участков, расправы с пособниками врага. В партизанские силы Гвардии людовой отряд влился не так давно. Продолжая им командовать, Ковалев одновременно стал заместителем командующего 2-м округом Гвардии людовой, то есть вошел в руководство всеми отрядами на определенной территории. Пришел к нам в группе связных и комиссар русского отряда Яков Письменный.
Все это выяснилось в первой же короткой беседе, после чего я попросил Ковалева и Письменного зайти вечером в штаб для более обстоятельного разговора.
Вечером они пришли, познакомились с нашими штабными работниками. Только теперь, когда гости разделись, я рассмотрел их получше. Федор красивый темноволосый малый с энергичным крутым подбородком и внимательными карими глазами. Яков - узколицый, несколько угрюмый, тоже еще довольно молодой человек.
Прежде всего требовалось установить, что представляет собой польский партизанский округ, направивший связных.
- Сейчас у нас шесть отрядов, в каждом примерно до семидесяти бойцов, а в моем около двухсот, - ответил Ковалев.
- Почему такие неопределенные цифры? - удивился Рванов.
- Точного учета нет! Люди приходят и уходят. Мы не сосредоточены в одном месте. Часть отрядов в лесу, а часть квартирует по деревенькам, по хуторам...
- Кто командующий вашим округом? - спросил я.
- Товарищ Метек. Это не фамилия, а подпольная кличка. Всех командиров у нас называют по кличке или только по имени. О моем отряде говорят: "отряд Федора", "отряд Феди"... Известно, что Метек входит в центральное руководство Гвардии людовой и является членом ППР, то есть Польской партии робитничей*.
_______________
* Как выяснилось позже, Метек - польский полковник Мечислав
Мочар, один из видных организаторов Гвардии людовой, ставшей затем
Армией людовой.
- Мы знаем, что Польская рабочая партия стоит на правильных позициях, что это самая передовая партия в Польше, - сказал Дружинин. - Ну, а насколько велик ее авторитет? Идут ли за ППР массы?
- Ого! Еще как идут! - воскликнул Ковалев. - Рабочие, крестьянская беднота, часть трудовой интеллигенции видят в ППР своего вожака. Ведь и Гвардией людовой, в которую входят не только партизанские отряды, но и антифашистское подполье, руководит Польская рабочая партия.
- А какая партия в Польше является наиболее реакционной? Партия эндеков, не так ли? - спросил я.
- Конечно, эндеки льют воду на фашистскую мельницу, - ответил Ковалев. - Эндеки - это от названия партии "Народова демократия", но только ни народом, ни демократией у них и не пахнет. Кто состоит в эндеках? Офицеры-пилсудчики, буржуазия, интеллигенты, которые побогаче. А программа? Подай им Польшу "от можа до можа", подай границы тысяча девятьсот тридцать девятого года! Только неизвестно, с чьей помощью эту программу они хотят осуществить...
- Почему неизвестно? - перебил его Письменный. - Англичане помогают. Ведь беглое панское правительство, признаваемое эндеками, находится в Лондоне, его англичане подкармливают. Из Лондона и оружие эндекам идет с английской маркой. Однако эндеки одновременно делают ставку на немецких фашистов. Да-да, конечно, делают!
- А откуда это видно? - спросил кто-то.
- Очень просто! Эндеки тоже имеют свои подпольные вооруженные силы. Но эндеки только кричат, что воюют с немцами, а фактически ведут бои лишь с польскими партизанами, мешая им бить фашистов.
В глазах Дружинина вдруг зажглись веселые искорки. Сдерживая улыбку, наш комиссар спросил:
- А не говорят ли эндеки и руководители их вооруженных отрядов, что они копят силы для решающего удара, что ударить еще не пришел час?
Ковалев с Письменным в один голос подтвердили, что подобные заявления эндеки делали нередко. Тогда Владимир Николаевич расхохотался и сказал:
- Товарищи, да ведь выходит, что эндеки самые настоящие бандеровцы, но только на польский манер! И час, которого они ждут, это конечно же момент, когда можно будет нанести Красной Армии удар в спину. Никакой не вижу разницы между эндеками и бандеровским сбродом!
- Чего еще захотел! - обернулся я к Дружинину. - Разницу между всеми националистическими партиями давно раки съели.
По свидетельству наших гостей, мобилизации сил польского народа на борьбу с захватчиками мешало обилие в Польше политических партий. Будь там только пепэровцы и эндеки со своими совершенно противоположными программами, то к Польской рабочей партии примкнуло бы гораздо больше народа. Беда в том, что существует множество промежуточных партий - больше тридцати! - и каждая тянет людей в свою сторону, старается прельстить своими программными установками. ППР стремится сейчас создать единый антифашистский фронт, хочет, чтобы под знамена Гвардии людовой встали все, кому дорога независимость Польши.
Много интересного, нового услышали мы о своеобразных методах партизанской борьбы в польских деревнях, об оккупационных порядках в "генерал-губернаторстве". Жутью повеяло от рассказов о фашистских лагерях уничтожения. Я поручил Рванову и работникам разведки продолжить завтра разговор с Ковалевым и Письменным, все, что нужно, уточнить, зафиксировать и выяснить, в какой именно помощи нуждаются поляки.
С утра гости опять отправились в штаб, а ко мне зашел один из руководителей нашего особого отдела.
- Ну и дела, Алексей Федорович! - сказал он. - Хорошо, что хоть удалось сразу разоблачить! И кто бы мог подумать?! Вот как случается...
- Короче! - попросил я.
- Командир прибывшей из-за Буга группы - немец.
- Что за ерунда?
- Замаскировался. Не иначе как агент абвера!..
- Да откуда такие данные?
- От нашего немца. От Карла. Я вокруг этого Ковалева в кавычках уже и людей своих расставил... Настоящая его фамилия - Альбрехт. Это у прибывших связных выяснили.
- Сейчас же пришлите ко мне Карла.
Особист вышел выполнить приказание.
В нашей контрразведке были неплохие работники. Они обезвредили немало вражеских лазутчиков. Честь за это и слава партизанским чекистам! Не раз предотвращали они покушения бандеровских агентов и на мою жизнь. За это личная благодарность! Однако порой некоторые особисты, как говорится, перегибали палку. Шпионы им мерещились там, где их и в помине не было. Таких, сверхбдительных, приходилось часто поправлять. Утверждение, что Ковалев - немец и агент абвера, показалось мне чепухой.
Вспомнился случай, когда усилиями слишком рьяных контрразведчиков чуть не был превращен тоже в агента немецкой разведки политрук нашей диверсионной роты Николай Денисов.
Однажды уполномоченный особого отдела одного из стоявших у дороги Ковель - Брест отрядов прислал нам вырезку-фотографию из какого-то явно зарубежного журнала. Снимок запечатлел группу военных не то в немецкой, не то в другой иностранной форме, изучавших радиоприемник. С фотографии смотрел на нас... Коля Денисов.
Что за черт? Денисов у нас с 1941 года, и не случайно же мы сделали его политруком роты, да еще такой, как подрывная. И все же факт оставался фактом: Денисов сидит в чужеземном мундире и прилежно изучает радиотехнику.
- Шпион! Подослали!.. Арестовать! - зашумели некоторые особисты.
- Тут недоразумение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45