Там, за Бугом, привыкли они к своеобразной вольнице, действовали всегда лишь на собственный страх и риск, нападать или отступать решали чуть ли не голосованием.
Много пришлось нам поработать с этими людьми. Зато теперь володинцы никому не уступали в организованности, дисциплине. А уж на трудное дело бери в первую очередь их!
К становищу "Золотой роты" партизаны подобрались поздно вечером. Бандеровские заставы, стоявшие на пути, были сняты без выстрелов. В окнах сторожки горел свет, но на поляне безлюдно. Наверно, разбойничьих дел мастера сидят в своих "схронах".
Первой в атаку рванулась рота Андрея Алексеенко. Достигнув сторожки, Алексеенко швырнул в окно гранату, свалил пулей показавшегося в дверях часового и побежал к партизанам, уже ведущим бой с бандеровцами, которые засели в "схронах". Но десятка три золоторотцев, если не больше, успели выбраться из не замеченных сначала землянок на краю поляны. По бандитам дали несколько коротких автоматных очередей. В полутьме трудно разобраться, где свои, где чужие... Вскоре бой на поляне перешел в ожесточенную рукопашную схватку.
Здоровенный бандеровец, орудуя секирой на длинной рукоятке, убил одного партизана, ранил другого. К нему никак не могли приблизиться. Тогда Алексеенко с ходу бросился секирнику под ноги. Сбил. Но последний удар бандита пришелся по голове командира роты. Не поднялся и никогда больше не поднимется с земли веселый и немного озорной Андрюша Алексеенко!
- Хлопцы! Командира убили... Круши бандитов! Бей их, стервецов! За Андрея!
Ярость партизан накалилась до предела. В плен золоторотцев не брали... И только немногим из них удалось прорваться в глубину леса.
Ночевали партизаны тут же: кто в сторожке, кто в "схронах", кто у костров. А утром к Геннадию Мусиенко, разбиравшему документы штаба "Золотой роты", привели пять девчонок, задержанных поблизости. Старшей лет семнадцать, не больше.
- Сюда шли... Кажуть, к женихам на свиданку! - доложил доставивший их боец.
Задержанные оказались не только "невестами" золоторотцев, но и активистками молодежного "провода" ОУН. Все они успели закончить какие-то подпольные оуновские курсы. Держались довольно смело, всячески подчеркивали свою "идейность". Но Мусиенко просто ужаснулся той унылой демагогической брехне, которую националисты вколотили в головы этим девчатам. Как заученный урок, повторяли они услышанные от бандеровских политвоспитателей обычные антисоветские сказки и клевету на русский народ.
- А разве не русские помогли западным областям воссоединиться со всей Украинец? - спросил Мусиенко.
Ответа не последовало.
- Эх, совсем вас задурили ваши политвыхованцы! - усмехнулся Геннадий. - А как воевать дальше УПА будет, они вам не говорили? Красная Армия совсем близко. У нее пушки, тапки, самолеты, а у вас что? Или на немцев надеетесь?
- Не на них... На друже Бандеру надеемся, на мудрого Степана! Он скажет, что делать.
А вся мудрость Бандеры заключалась в том, что, пока партизаны колотили его войско, сам он находился в полной безопасности на комфортабельной даче под Берлином, почему-то называвшейся тюрьмой!
Вскоре 4-й и 11-й батальоны получили приказ двигаться дальше, продолжая очистку Скулинских лесов. На следующий день они разгромили еще один лагерь приверженцев "мудрого Степана".
* * *
Очередная радиограмма, поступившая на КП из Несухоеже, была подписана не только Лысенко, но и Рвановым. Значит, Дмитрий Иванович действует! Но еще до его прибытия туда танковая атака немцев была отбита. Партизаны подожгли второй немецкий танк. Остальные предпочли повернуть обратно.
Положение, однако, не улучшилось. По местечку открыли огонь с дальних дистанций немецкие самоходные пушки. В небе появилась авиация. После нескольких бомбежек в Несухоеже вспыхнули пожары. Лысенко и Рванов радировали, что под прикрытием самоходок гитлеровцы сосредоточивают пехоту для новой контратаки. Вопроса, удерживать ли дальше местечко, шифровка не содержала, но он напрашивался сам собой. Надо было его решать.
Однако все зависело от того, сможет ли нам помочь сейчас армия. Мы снова радировали об этом в Киев.
Незадолго до начала операции я побывал в штабе ближайшего к нам 2-го Белорусского фронта (1-й Украинский уже отодвинулся к юго-западу) и просил командование помочь нам в наступлении на Ковель. Большую поддержку могла бы оказать авиация, возможно, даже и выброской десанта. Кроме того, буквально рядом с нашим соединением находилась за очень неплотной линией фронта 143-я стрелковая дивизия, которая тоже могла бы подойти к нам на помощь. При совместных действиях с армейскими частями партизаны сумели бы не только захватить, но и удержать Ковель.
Принявший меня генерал-полковник внимательно слушал, во многом со мной соглашался, одобрительно отозвался о тактическом замысле нашего наступления, но затем развел руками. Оказать помощь он и рад бы, да не вправе: на участие в такой крупной операции требуется согласие Москвы, нужно запрашивать Ставку... В конце концов он посоветовал действовать официальным путем через Киев, через Украинский штаб партизанского движения. Но и оттуда относительно поддержки нас армейскими силами не ответили ничего определенного. Дали понять, что доложат в Ставку, а конкретная обстановка во время операции многое определит.
Сейчас как раз и сложилась такая обстановка, когда помощь с воздуха была особенно нужна.
- Смотрите, как оборачивается дело, - говорил Маликов, постукивая карандашом по карте. - Немцы, без сомнения, не разгадали нашего замысла. Они уверены, что направление главного удара партизан намечено по оси Несухоеже - Ковель. Поэтому и суют сюда все, что могут: танки, артиллерию, авиацию, пехоту... Это и позволяет моему западному флангу продвигаться относительно легко. Да и ваш, восточный, двигаясь к исходным позициям, встречает пока лишь бандеровцев. Плохо, конечно, что часть ваших батальонов завязла в Несухоеже. Но, если разобраться, это не так уж и плохо...
- Ясно, Степан Федорович! Мысль совершенно правильная! - перебил я Маликова. - Надо поддержать у противника уверенность, что Несухоеже для нас очень важно. Следует немцев туда впустить, затем снова атаковать, словом, оттягивать к этому пункту их силы... С такой задачей справится Николенко, можно к нему и Балицкого подбросить. Он сейчас немного правее, в Облапах... А седьмой и девятый батальоны пусть дальше к югу идут... Но все это имеет смысл лишь при поддержке нас авиацией!
- Только! - согласился Дружинин. - Нужны удары с воздуха и по Несухоеже, когда немцев туда пустим, и у самого Ковеля авиация может подсобить.
- Особенно если штурмовая! - заметил Павел Васильевич Сысоев.
- Давай, Алексей, снова Киев тормошить, - сказал Дружинин, придвигая к себе бумагу для новой радиограммы.
Связь с Украинским штабом партизанского движения была четкой. Обстановка ему докладывалась каждый час. Однако в ответ ничего утешительного Киев пока не сообщил.
И все-таки мы еще надеялись получить поддержку армии. Решили пока морочить голову немцам у Несухоеже. КП дал указание Лысенко во избежание лишних потерь оставить этот пункт, если противник будет сильно напирать, однако ночью обязательно вести контратаки.
Затем, возможно, Лысенко пойдет на юг, а к Несухоеже мы передвинем Балицкого.
* * *
1-й батальон находился на окраине села Облапы, откуда еще два дня назад выбил небольшую заставу немцев. Теперь сюда двинулась самоходная артиллерия противника.
Командир батальона Балицкий, комиссар Михайлов, начальник штаба Решедько, заместитель командира по диверсионной работе Клоков и еще два-три человека наблюдали из узкого окопчика, как тяжелые "фердинанды", развернувшись в линию, медленно, с остановками, приближались к селу. Время от времени самоходки вели огонь по Облапам. Снаряды ложились где-то в стороне от занятой партизанами линии обороны.
Балицкий был вне себя от бессильной ярости:
- Ну, что могут сделать ПТР против лобовой брони! А боков они не подставляют... Батарейку бы сюда покрупнее калибром! Нет, вот что надо... Слышишь, Клоков! Как подойдут ближе, обвязаться толом, запал в руку, и под гусеницы... Найди охотников! Да я сам первым брошусь!.. Тащи сюда тол!..
- Так я тебе и дам броситься! Тоже мне - выискался смертник! спокойно сказал Михайлов.
- Что же тогда? Ждать, пока передавят батальон? Или отступать? Не отступим! Не было приказа! - кричал Балицкий.
- Не горячись, Гриша! - по-прежнему спокойно продолжал Аким Захарович. - Отступать - это если назад пятиться... Назад! А нам в сторонку, чуть в сторонку надо продвинуться. Сманеврировать по-партизански! Пусть себе "фердинанды" боекомплекты расходуют да в село входят... В конце-то концов придется немцам из-под брони вылезать, а мы тут будем, рядом.
- Дело комиссар говорит, - уронил Решедько.
Балицкий задумался, потом взглянул на Клокова:
- А если ночью, в темноте, к "фердинандам" подобраться и попробовать на шнур толом их рвать?
- Попробовать можно, - кивнул Всеволод.
Самоходки все ближе. Водят стволами, постреливают... К окопчику подполз адъютант комбата и протянул полученную шифровку с новым приказом командования.
* * *
Миновало еще больше суток. Несухоеже переходило из рук в руки. Тем временем наши батальоны начали сосредоточиваться у села Колодница, что в пяти километрах восточнее Ковеля. Партизаны Маликова ворвались на западную окраину города. Несмотря на долгие изматывающие бои, настроение у людей превосходное, все готовы к штурму.
И все же операцию пришлось прекратить.
Дмитрий Рванов вздохнул и, сделав последнюю отметку, убрал со стола карту.
- Но мы дерзали! - тихо произнес Дружинин.
Я понял, о чем думал сейчас Владимир Николаевич, и, наверно, не один он. Да, пришло время, когда партизаны уже могли вести наступление на такой крупный, стратегически важный пункт, как Ковель! Лишь неблагоприятно сложившаяся обстановка и желание сохранить свои силы, избежать лишних жертв заставили нас отказаться от штурма этого города.
Главная беда заключалась в том, что был утрачен момент внезапности нашего наступления. Противник успел приготовиться к обороне и наращивал свои силы. Из Польши гитлеровцы подтянули новые резервные части - один пехотный и один кавалерийский полки. По-прежнему против нас действовали артиллерия, танки, авиация, а мы поддержки так и не дождались. Наверно, где-то на других участках самолеты были нужнее...
К чувству досады, неудовлетворенности тем, что начатое не пришлось довести до конца, все же примешивалось радостное, бодрящее ощущение нашей собственной силы, гордости за то, что нам удалось сделать. Как-никак мы здорово поколотили фашистов! Очень здорово! Не они нас, а мы их.
Вот доказательства. За время операции немецко-фашистские войска потеряли только убитыми 1103 солдата и офицера, пленными 30. Бандеровцы потеряли 118 человек. Потерн партизан - 95 убитыми (по нашему соединению 65), 115 ранеными (по нашему соединению - 84). Уничтожено партизанами в боях: вражеских танков - 2, автомашин - 58, складов с боеприпасами - 7, других складов - 10, понтонов - 2, автокухонь - 2, телефонный узел и так далее. Взяты солидные трофеи.
Рванов спрятал карту, Маслаков свертывал узел связи... Вот сейчас все мы выйдем на улицу, и наш КП в селе Верхи снова станет обычной крестьянской хатой. В окна видно, как мимо шагает партизанский батальон, шагает весело, бодро, с гармонью и песней.
Часть наших подразделений уже получила приказ расположиться на правом берегу Стохода, чтобы удерживать здесь переправы до подхода Красной Армии. Все мы были уверены, что очень скоро партизанам и армейцам все же доведется воевать вместе, плечом к плечу.
СМЫТОЕ ПЯТНО
О том, что в бою под Несухоеже в числе других равен Негнемат Маханов, доложил мне капитан Дроздов.
- Маханов... Маханов... - старался припомнить я партизана с этой фамилией.
- Севастополец, - подсказал капитан.
- Ах да, тот морячок! - кивнул я, сразу многое восстановив в памяти. - И хорошо он дрался?
- Отлично! По-севастопольски...
Неудивительно, что о ранении Маханова услышал я от капитана, возглавлявшего нашу группу дальней разведки. С Негнематом Махановым и Устином Дроздовым связана целая история, о которой хочется рассказать.
Осенью партизанская застава на Стоходе задержала и доставила к нам в штаб двух человек, одетых в немецкую форму. Оружия они не имели, знаки различия с кителей были сорваны. Оба задержанных говорили по-русски. Еще на заставе они сообщили, что дезертировали из РОА - "русской освободительной армии", как называл свое презренное войско предатель Власов.
При допросе старший из доставленных в штаб назвался Федором Прокофьевичем Силкиным, тридцати четырех лет, бывшим капитаном одной из стрелковых дивизий, оборонявшей до последнего дня Севастополь. Силкин широк в плечах, нетороплив, его простоватое лицо изрезано глубокими морщинами. Второй перебежчик - на вид лет двадцати трех, стройный, черноволосый, с крепкими монгольскими скулами. Он назвал себя татарином Негнематом Хабибуловичем Махановым, бывшим лейтенантом морской пехоты, тоже участником Севастопольской обороны.
- С Федором мы познакомились еще на мысе Херсонес, когда фашисты прижали нас к самому морю, - рассказывал Маханов. - Вместе были в боях, вместе попали в плен, вместе прошли многие пересыльные пункты и лагеря. Последний концлагерь - самый страшный! Пленным там прямо сказали: или в РОА идите, или насмерть заморим голодом... Десять дней сидели без всякой жратвы... Чувствую, еще день - и протянемся! "Будем помирать, Силкин?" спрашиваю. "Обожди, брат, - отвечает. - Мертвыми мы России не нужны, мертвых у нее и так уже много... Вон в одном Севастополе сколько их осталось! А живыми, может, еще и пригодимся для дела". И решили мы пойти в это паскудное войско, лишь бы к партизанам нас поближе доставили... Понимаем, что на нас пятно. Смоем! Хотим смыть...
- Где находится полк, из которого вы дезертировали?
- В Бресте.
- Какие настроения в полку?
- Да в полку почти все не по своей воле и рады бы уйти к партизанам!
Подтвердил это и Федор Силкин.
Показания перебежчиков нуждались в тщательной проверке. Но пока мы могли проверить только одно: верно Ли, что Силкин и Маханов - участники обороны Севастополя.
В штаб вызвали Устина Дроздова.
Вошел молодой подтянутый капитан. Непослушные волосы цвета спелой соломы выбивались из-под его пилотки. Все 250 дней героической обороны Севастополя капитан Дроздов был среди ее участников. Когда немцы добрались до Херсонесского маяка, Устин с горсткой однополчан продолжал отстреливаться из пещер, вымытых водами Козацкой бухты у подножия мыса. Затем он с тремя товарищами пытался проскользнуть к своим через занятый фашистами Крым. Их схватили где-то под Симферополем. Плен... Пересыльные пункты... Два побега, последний - удачный... В Брянских лесах Устин Дроздов стал партизаном.
Наверно, Силкин и Маханов были немало удивлены, когда вошедший начал проверять их совершенно конкретными, точно поставленными вопросами, относящимися к Севастополю:
- Какая дивизия держала оборону на Инкермане? По какому склону Сапун-горы стояла седьмая бригада морской пехоты? Кто командовал седьмой бригадой, а кто восьмой? Когда последний советский корабль заходил в Козацкую бухту? Как он назывался?
Но и ответы следовали быстрые, точные.
- Севастопольцы! - убежденно заключил Дроздов.
Однако для нас Маханов и Силкин были пока еще и власовцами. Перебежчиков из вражеских формирований мы к себе принимали, хотя, естественно, строго за ними присматривали, проверяли в боевых делах. Надо оставить и этих двух, но дело ведь не только в них. Меня с Дружининым заинтересовало утверждение, что чуть ли не все солдаты находившегося в Бресте полка власовцев хотели бы перейти к партизанам.
Силкин и Маханов рассказали, что полк насчитывает 700 человек. Поскольку большинство из них вовлечено в РОА насильно, под угрозой смерти, гитлеровцы не очень-то полку доверяют. Поэтому и держат его в глубоком тылу на охране железных дорог. Командует полком некий Черкасский, но как он настроен - Силкин с Махановым не знали. Будучи всего лишь рядовыми, они находились от высокого начальства довольно далеко.
Полученные сообщения мы обсудили у себя в штабе.
- Есть перспектива перетянуть к нам весь полк целиком, надо ее использовать, - сказал я. - По вот давайте подумаем, как это лучше сделать.
Первым высказался Рванов:
- Весь полк не перетянешь, пока он расквартирован в городе. Под каким-то предлогом его нужно заставить выйти из Бреста, поближе к лесу. А тут не обойтись без содействия командира полка! Чем дышит этот Черкасский, мы не знаем. Надо прощупать его настроение.
- В душу к Черкасскому все равно не заглянешь, - покачал головой начальник войсковой разведки Антон Сидорченко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45