Единственное транспортное средство у партизан - телега летом, а зимой сани. На колесах или полозьях партизаны везут все свое имущество - тяжелое оружие и боеприпасы, продукты и одежду, штабные документы и нехитрую утварь. Везут раненых, едут сами. Когда мы совершали, например, рейд с Черниговщины на Волынь, у нас не было ни одного пешего партизана. Естественно, что на каждом ездовом - "водителе" возка - лежит большая ответственность. От его сноровки, от того, как относится он к делу, зависит многое.
Надо при этом иметь в виду, что движение партизанской колонны обычно не эшелонируется. Партизанский обоз - не только обоз, но и боевой порядок. Нередко ездовому приходится быть под огнем. Нередко, взяв винтовку, он и сам стреляет.
А дороги? Сколько сил выматывают у ездовых разбитые, раскисшие или заметенные снегом дороги! Иной раз двигаться приходится и вовсе без дорог - лесом, кустарниками, полями, болотами.
Ездовому всегда тяжелее, чем пешему бойцу. Пеший заботится только о себе, у ездового есть еще заботы о лошади, об упряжке, о грузе. Если же ездовой со своими конями закреплен за партизанским командиром, то становится для него и ординарцем, и адъютантом, и охраной, и верным другом.
Да, хороший ездовой - очень даже почетная фигура среди партизан, а Максим Титович Глазок был настоящим мастером своего дела. Его дочери Зинаида и Полина стали в отряде санитарками. Труд санитарок и медсестер это тоже боевой, ратный труд. Нередко наши чудесные девушки, отважно спешившие на помощь раненому бойцу, сами погибали в бою. Перевязать раненого, вынести его в безопасное место, потом помочь ему вылечиться, вернуться в строй... Много требуется для этого сил и самоотверженности. Кроме того, наши санитарки и медсестры часто и бельишко выстирают бойцу, и одежку починят, и повариху заменят в роте, и за оружие возьмутся в нужный момент.
Зина и Поля отлично справлялись со своими обязанностями, а вот самый младший из Глазков - четырнадцатилетний Миша - первое время как-то не находил себе в отряде определенного занятия. Использовали его связным, давали раза два задания по разведке... Ничего другого и не поручишь такому мальцу! А Мише хотелось большего, он хотел бить врага, мстить за погибших братьев. Но он, наверно, и сам понимал, что из-за малолетства его не могут посылать на серьезные боевые дела. Пожалуй, именно поэтому смуглый, немного скуластый мальчик с круто разлетевшимися темными бровями почти всегда выглядел грустным, задумчивым, даже угрюмым.
Он не был похож на своих сверстников, озорных, непоседливых пацанов, тоже ставших партизанами. У Миши - лирическая натура. Часто видели его сидящим под сосной с томиком Некрасова или Маяковского. И где только доставал он книжки! Миша сам писал стихи, любил живопись, хорошо рисовал, до войны он мечтал стать художником. В партизанском отряде у Миши появилась совсем другая - суровая, недетская мечта: сделаться минером.
Сначала робко, потом все настойчивее мальчик просил командиров направить его в диверсионное подразделение. Ему отказывали, советовали подрасти, а один раз жестко сказали:
- В минеры берут ребят комсомольского возраста, а у тебя он еще пионерский!
Миша отошел в сторону, опустив голову. Но от своей мечты не отказался.
Весной 1943 года наше соединение разделилось на два самостоятельных. Одно, под командованием Н. Н. Попудренко, не покинуло Черниговской области, другое, во главе со мной, двинулось в дальний рейд на правобережье Днепра. У Попудренко осталась Зина Глазок, чтобы находиться поближе к матери, а с нами ушли Максим Титович, Поля и Михаил.
Почти уже заканчивая рейд, мы остановились на берегу реки Уборть, где создали знаменитую "партизанскую академию" для массовой подготовки минеров. Отбор был строгим. Все же Миша добился, чтобы приняли и его.
Будущие минеры изучали многое: устройство мин, монтирование механизмов, подготовку зарядов, технику закладки мин, тактику подхода к объектам. Все это Миша Глазок усваивал настолько успешно, что к окончанию занятий в "академии" стал не просто рядовым минером, а инструктором по минноподрывному делу.
Любопытный случай произошел с Глазком, когда к нам на Уборть прилетел секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Украины Д. С. Коротченко - товарищ Демьян. Партизаны решили продемонстрировать ему на учебном полигоне установку МЗД. Товарищу Демьяну сказали, что он увидит работу наших лучших минеров-инструкторов.
Мы подошли к насыпи с несколькими метрами рельсов, возле которой уже находились Миша Глазок и его "второй номер", тоже подросток, Миша Кобеняк. Минеры выжидательно посматривали на секретаря ЦК, готовые по его распоряжению начать работу. В свою очередь Демьян Сергеевич нетерпеливо поглядывал по сторонам. Наконец он спросил:
- Ну а где же инструкторы?
- Вот они, перед вами! - ответил я, посмеиваясь в усы.
- Эти хлопчики? - удивленно вскинул брови товарищ Коротченко.
- Они самые!
В том, что перед ним действительно мастера своего дела, Демьян Сергеевич убедился воочию. Глазок и Кобеняк работали быстро, сноровисто, каждое их движение было хорошо рассчитанным, точным. Ребята установили мину в рекордное время, всего за восемь минут.
- Просто артисты! - шепнул мне товарищ Демьян и, подойдя поближе к минерам, громко поблагодарил за отличную работу.
Вскоре мы начали диверсии на железных дорогах Ковельского узла. Миша считался в своем батальоне лучшим минером. Полетели под откос первые лично им подорванные поезда. Успешно действовали и те партизаны, которых Миша инструктировал.
Всякий раз, когда у командира батальона возникали какие-то неясные вопросы, связанные с минированием, он говорил:
- Надо посоветоваться с Глазком... Надо спросить у Глазка...
А советчику-то всего пятнадцать лет, и годился он командиру в сыновья!
Труднее всего приходилось минерам на дороге Брест - Пинск. Железнодорожное полотно пролегало здесь далеко от леса. Подбираться к нему надо было но совершенно открытой местности и устанавливать мину как можно быстрей. От партизан-подрывников требовалась особая, повышенная четкость в работе. Для того чтобы закрыть дорогу Брест - Пинск, мы в помощь имевшимся там подрывникам послали дополнительную группу, укомплектованную самыми опытными, самыми умелыми минерами. Попал в эту группу и Миша Глазок.
Вскоре юный подрывник стал героем диверсионной операции, в которой очень ярко проявились все его не только боевые, но и душевные качества.
Михаилу предстояло установить МЗД-5 на участке, одновременно и соблазнительном и опасном. Рельсы тянулись по высокой крутой насыпи, что обычно увеличивает результаты крушения. Однако подход к участку был очень трудным. Выйдя из чахлого леса, вернее, кустарника, минеры должны ползти метров триста по открытому полю, а после этого пересечь шоссе, по которому и ночью ходят одиночные машины. Потом, оставив шоссе позади, опять ползти двести метров по голой местности, теперь уже прямо к насыпи, и там, прижимаясь к откосу, карабкаться вверх, на полотно.
Фашисты усиленно охраняли участок. На подступах к дороге и у насыпи обычно устраивались засады. Линию часто осматривали патрули.
И все же мину надо было ставить именно здесь.
Миша тщательно смонтировал механизм, подобрал нужный замедлитель, проверил упаковку заряда... Темной, ненастной ночью отделение минеров вышло в путь. По-пластунски добрались до шоссе, выждав удобный момент, пересекли его, затем проползли еще несколько десятков метров.
Дальше двигаться всем вместе было уже нельзя. Вперед выслали разведчика. Он должен был подняться к рельсам, осмотреть участок, установить, есть ли поблизости охрана.
Разведчик вернулся довольно скоро - раньше, чем ожидали.
- Все в порядке! - сказал он. - Пусто... Никого нет!
Партизаны поползли снова. У насыпи группа прикрытия, разделившись на две части, стала подниматься по откосу слева и справа от Глазка и его "второго номера". Через минуту они тоже двинулись вверх.
Уже на рельсах Миша вдруг увидел прямо перед собой пламегаситель немецкого пулемета-универсала. Дальше, за характерным дырчатым кожухом, обрисовывались в темноте приникшие к земле человеческие фигуры.
Засада! Реакция Михаила была мгновенной. Не поднимаясь, одним резким и сильным движением он оттолкнулся от подвернувшейся под руку шпалы и покатился вниз. Голова ударялась о камни, которыми был выложен откос. Миша не чувствовал боли, но, оказавшись внизу, сразу заметил посланную ему вдогонку и упавшую рядом гранату с длинной деревянной ручкой. И снова не растерялся Глазок. Мигом подхватив гранату, он бросил ее обратно к фашистам. Там, наверху, и грянул взрыв.
Вряд ли кто-нибудь из немцев был ранен. Сразу же заработал пулемет, застучали автоматы, а затем взвились в небо осветительные ракеты. Партизанам пришлось туго. Уходили от дороги, петляя, низко пригнувшись, а больше ползком, ползком... Наконец выбрались в безопасное место.
Просто чудом все остались живы. Только у Миши голова была в ссадинах и синяках, а у командира отделения Смолина пулей рассечена кожа на лбу. Возле насыпи пришлось бросить полупудовый заряд тола... Жаль, конечно! Однако тол - это лишь обычное взрывчатое вещество, а вот секретный механизм мины не попал в руки врагов. Его спас Миша Глазок. Он и с откоса катился, прижимая к груди драгоценный ящичек.
Почему минеры напоролись на засаду? Что произошло? Партизаны не успели задать друг другу эти вопросы. Ходивший в разведку высокий губастый парень побледнел и повалился остальным в ноги:
- Простите! Струсил... Не был на полотне...
За подобную трусость полагается расстрел. Но смалодушничавший разведчик раньше ни в чем плохом не замечался, а теперь клятвенно обещал, что загладит свою вину. Ребята просто надавали ему хороших тумаков.
Невеселыми вернулись партизаны в лагерь. Пришлось отвечать на очень неприятные расспросы, отворачиваться от укоризненных взглядов... Больше всех переживал неудачу Глазок, хотя совершенно не был в ней виновен.
Заминировать участок все-таки нужно. Не смогли сегодня - значит, придется минировать следующей ночью.
- В каком месте будешь ставить? - спросил Мишу командир группы.
- В том же самом!
- Почему не в другом?
- Место хорошее: насыпь высокая, поворот начинается. Да и не сделают фрицы засады там, где уже делали!
- Добро! - сказал командир.
И опять с наступлением ночи ползут партизаны через поле, переваливают по одному через шоссе, крадутся, прикрытые лишь темнотой, все ближе к железнодорожному полотну. На этот раз ни засад, ни патрулей нет. Глазок быстро проверил надежность контактов и осторожно опустил механизм в яму под шпалой, куда его напарник уже положил заряд. Еще через несколько минут мину хорошо замаскировали.
До ближайшего хутора партизаны добрались вполне благополучно, но там-то и начались у Михаила терзающие всякого минера сомнения. А вдруг не взорвется? А вдруг не сработает детонатор? Вдруг утренний патруль обнаружит мину?
Знает человек, что все проверено, все надежно, знает, что и сам теперь не найдет поставленной мины, а успокоиться не может. Минеру еще надо видеть результаты своей работы.
Глазок упросил товарищей задержаться на хуторе до полудня. Впрочем, особенно уговаривать их не пришлось. Каждому участнику операции интересен ее итог. Тем более что ждать долго не придется: замедлитель установлен на девять часов утра.
Партизаны остановились в одинокой хате, откуда хорошо просматривалась железная дорога. Балагурили с хозяйкой, подкрепились предложенными молоком и хлебом, а сами все посматривали в окно.
Часов в семь утра показался паровоз, медленно тащивший за собой два товарных вагона. Это, должно быть, проверка линии. Но проверяй тут не проверяй, а раньше девяти мина не взорвется! Еще через час проследовал эшелон из 25 - 30 товарных вагонов. Вот ему следовало бы появиться позже! Ну да пойдут еще...
Наконец срок наступил. Партизаны приникли к окнам... Нового поезда все нет и нет. Где же он? Когда же?..
Но вот показался вражеский эшелон. Все ближе, ближе... Хорошо видно, что идет смешанный пассажирско-товарный поезд. Он совсем уже недалеко от места, где лежит мина. Стучит кровь в висках Миши.
И тут паровоз качнулся, из-под колес вырвались рыжеватое пламя и темный дым, от грохота взрыва тонко задребезжали оконные стекла. Все увидели, что вагоны, громоздясь друг на друга, падают с насыпи.
- Блеснула! - ликующе выкрикнул Михаил излюбленное минерами словцо.
Теперь возвращение партизан в лагерь было радостным, веселым.
Наша агентура донесла позже, что взрыв вывел из строя локомотив, а большая часть вагонов превратилась в щепки. Трупы гитлеровцев увезли с места крушения на трех платформах.
На трех!
Так заплатили фашисты за смерть братьев минера, за гибель Николая, Ивана и Семена Глазков.
Но война еще не кончилась. Минер Михаил Глазок продолжал подрывать вражеские эшелоны. Ездовой Максим Глазок правил доверенными ему конями. Санитарка Полина Глазок спешила на помощь к раненым.
Слава боевой партизанской семье Глазков! Слава всем партизанским семьям!
ЛЮДЯМ НУЖНА ПРАВДА
Молодой черниговский артист Василий Яковлевич Коновалов стал партизаном в конце августа 1941 года, когда многие районы Черниговщины еще не были захвачены врагом. Но оккупанты продолжали продвигаться вперед. В ту тяжелую, напряженную пору областной комитет партии днем и ночью занимался организацией партизанских отрядов. Тщательно подобранных, хорошо проверенных людей к нам направляли отовсюду. Городской драматический театр прислал трех своих артистов, в том числе Васю Коновалова.
До этого мне приходилось видеть его только на сцене: то передовым инженером, обличавшим рутинеров и вредителей, то в облике стриженного под скобку купчика из пьесы Островского, а иной раз и в роли гордого испанского графа в шляпе с перьями и высоких ботфортах. И вот передо мной оказался Василий Коновалов без грима и в обычном костюме. Это был рослый молодой человек с приятными чертами смуглого лица и внимательными карими глазами. Кандидат в члены партии. Свое решение остаться в тылу твердо обдумал. Отзывы о Коновалове были самые положительные. Мы зачислили его в отряд рядовым бойцом.
Воевал Вася отлично. Вскоре стал командиром взвода, а затем политруком одной из рот 1-го батальона. Участвовал в рейде из Черниговской области на Волынь. Награжден боевыми орденами. И вдруг я узнаю, что Коновалова собираются привлечь к партийной ответственности. И за что! За оскорбление религиозных чувств жителей села Угриничи.
Ничего подобного у нас никогда не случалось. Чувства верующих партизаны всегда уважали. В западных областях Украины, которые стали советскими лишь незадолго до начала войны и где религиозных людей гораздо больше, чем в областях восточных, мы были в этом отношении особенно тактичными. И правильно делали: подчеркнутая веротерпимость всегда шла нам на пользу.
Двигаясь на стыке Ровенской и Волынской областей к месту теперешней дислокации, наше соединение оказалось возле большого кладбища русских воинов, погибших во время первой мировой войны. Кладбище это с подгнившими, давно покосившимися крестами, с осевшими, поросшими травой могильными холмиками выглядело очень запущенным, забытым. Мы привели его в порядок, поставили новые кресты, а затем партизаны возложили венки к надгробиям неизвестных защитников отечества. Церемония носила, конечно, не религиозный, а патриотический характер, однако тот факт, что мы обновили кресты, произвел на местных жителей весьма выгодное для нас впечатление. Уважительное отношение к верующим, к церковным обычаям опрокидывало один из поклепов на партизан, обезвреживало вражескую агитацию.
И вот теперь я узнал, что недавно в Угриничах каким-то образом оскорблены религиозные чувства тамошних жителей. Пока я гадал, что там стряслось, и ждал из 1-го батальона ответа на свой запрос, Коновалова уже вызвали для предварительного разговора к секретарю батальонного партбюро Семену Газинскому. В землянке Коновалов увидел и комиссара батальона, члена нашего подпольного обкома Акима Захаровича Михайлова.
- Садись, товарищ Коновалов, - пригласил Газинский. - Для чего тебя вызвали, должен догадываться!.. Рассказывай, что ты натворил в угринической церкви.
- Ничего я там не натворил. Проводил недавно работу с населением.
- Лучшего места не нашел?
- Трудно подыскать лучшее. В церкви полно народу, люди не только из Угриничей, многие из других мест. Некоторые издалека приезжают. Аудитория огромная!
- Аудитория?! Ты еще скажи: зрительный зал. Церковь - это тебе не театр, товарищ Коновалов! - строго напомнил секретарь партбюро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45