Вернувшись к себе, Григорий Васильевич многое сделал и для лучшего использования мин замедленного действия, и для расширения подпольной партийной сети. Вместе с новым комиссаром батальона Акимом Захаровичем Михайловым он быстро выправил положение.
Таков был наш комбат-1, Герой Советского Союза Григорий Балицкий, человек сложный, своеобразный, к которому мы пришли сейчас в гости.
- Добро пожаловать! Милости просим к нашему партизанскому огоньку! говорил Балицкий, распахивая перед нами дверь хаты-землянки.
В данном случае роль партизанского огонька выполняли несколько электрических лампочек, ярко сиявших над уже накрытым столом. В углу разукрашенная елка. По стенам гирлянды из елочных веток образуют две цифры - 1944 и 100.
Значение второй цифры понятно каждому из нас не меньше, чем значение первой: ровно сто вражеских эшелонов подорвал на Волыни 1-й батальон. До чего же приятна такая круглая цифра к Новому году! И не мешало лишний раз представить себе, что за нею скрывалось. Целые парки исковерканных паровозов и вагонов! Горы военной техники врага, приведенной в полную негодность! Обширные кладбища не доехавших до фронта гитлеровских солдат и офицеров! Огромное количество боеприпасов, обмундирования, продовольствия, которых так и не получили немецкие войска! Есть и еще нечто очень весомое за этой круглой цифрой, подкрепленное боевыми делами других наших батальонов: почти полный выход из строя всех дорог Ковельского узла.
- Прошу к столу, товарищи! Рассаживайтесь! - приглашает Балицкий.
- Подожди, Гриша, дай со старыми друзьями поздороваться, - говорю я. - Тут у тебя по-прежнему черниговское засилье!
Пожимаю руки начальнику штаба Ивану Решедько и чекисту Василию Зубко. Оба они из Малодевицкого района, Черниговской области. Однако черниговцами мы называем партизан не только по месту рождения или прежней работы, но и по месту вступления в наши отряды. Вот командир батальонной разведки сероглазый розовощекий Павел Ганжа. Он уроженец Орловщины, но для нас Ганжа - черниговец, потому что пришел к нам где-то под Корюковкой или Щорсом. Считаем мы черниговцем и секретаря партбюро Семена Газинского, хотя родился он в Киеве. Новый комиссар батальона Аким Михайлов - сибиряк, но для всех нас он еще и черниговец. От его высокой подтянутой фигуры и простого русского лица с зоркими внимательными глазами веет спокойствием, силой. Михайлов - старый коммунист, опытный партийный работник, честный, принципиальный, волевой человек. У Центрального Комитета Коммунистической партии Украины были все основания утвердить Акима Захаровича членом нашего подпольного обкома партии.
Начал Михайлов свой партизанский путь в одном из отрядов Александра Николаевича Сабурова. В конце лета 1942 года сабуровцы действовали на правом берегу Десны, а мы на левом. Возникла мысль о слиянии наших соединений. Александр Николаевич прислал ко мне для связи небольшой отряд, возглавляемый Федором Тарасенко и Акимом Михайловым.
Обстановка не позволила черниговцам перейти на правобережье Десны. Мы остались на старых местах, а с нами остался и отрядик Тарасенко Михайлова, разумеется с разрешения Сабурова. Постепенно отряд этот вырос и превратился в наш 11-й батальон. Командир Тарасенко и комиссар Михайлов хорошо дополняли друг друга. 11-й стал одним из наших самых боевых подразделений. Я уверен, что Аким Захарович принесет много пользы и 1-му батальону, успешно заменит здесь Кременицкого, ворочающего теперь делами в польской бригаде.
- Ну как, ладите с Григорием? - тихо спрашиваю я, здороваясь с Михайловым. - Уж больно характеры у вас разные...
- Все в порядке, - отвечает комиссар, сдержанно улыбаясь. - Характеры разные, но ведь цели одни. Вот взаимодействие и налажено!
Рассаживаемся за столом у вспыхнувшей разноцветными огоньками новогодней елки. Стол богатый - домашние украинские колбасы, холодец, заливной поросенок, всевозможные консервы, из тех, что не доехали до немецких складов. Умеют угостить в 1-м батальоне! Впрочем, гвоздь кулинарной программы еще впереди.
За шутками, разговорами время незаметно подошло к последним минутам уходящего года. Из репродуктора донесся знакомый голос Левитана, объявивший о выступлении Михаила Ивановича Калинина.
В своей новогодней речи всесоюзный староста обращается ко всему советскому народу, обращается к фронтовикам и к тем, кто сражается за линией фронта, во вражеском тылу. Он говорит об успехах Красной Армии, о героических усилиях всех советских людей, помогающих добиваться победы над врагом, выражает надежду, что фашисты будут полностью разгромлены в наступающем 1944 году.
Величаво звучит далекий перезвон московских курантов, далекий, но и, как всегда, близкий. Каждый думает: "Мы с тобой. Родина! Мы с тобой, наш славный советский народ! Мы с тобой, Москва!"
Часы Спасской башни отбивают удар за ударом. Вот и последний, двенадцатый... Новый год наступил. Привет тебе, боевой сорок четвертый! Поднимаем чарки за партию, за победу, за нашу дружную партизанскую семью.
Новогодний ужин продолжается. Балицкий делает таинственный знак старшине, после чего на столе появляются, источая аппетитный запах, румяные жареные карпы.
- О, да ты рыболовством занялся! - говорю я Григорию Васильевичу.
- Какое там рыболовство! Это же нелегкая работа... А мы сейчас на отдыхе! - лукаво отвечает Балицкий.
Оказывается, карпов ловили, вернее, заготавливали... немцы. Неподалеку от станции Маневичи есть несколько колхозных прудов. На этих днях гитлеровцы решили полакомиться в свой рождественский праздник свежей рыбкой. В одном из прудов они спустили воду, разбили лед я набрали со дна пять саней рыбы. За это хищничество немцам не поздоровилось. Наперерез "рыболовам" Балицкий послал взвод. Партизаны хорошенько проучили любителей чужих карпов, а весь "улов" отобрали. Половину рыбы тут же роздали крестьянам, другая же сейчас на столе перед нами и перед встречающими Новый год в других землянках.
Вообще-то Балицкий только шутил, сказав, что батальон на отдыхе. Отдых - это официально... Безделье тяготит партизан. И 1-й все время подыскивает себе работенку. Раздобудет Григорий Васильевич где-нибудь толу, сразу же посылает людей на диверсию. Охотников хоть отбавляй! А недавно он снарядил несколько экспедиций за солью. Самый дефицитный пищевой продукт у нас - это соль, добывать ее приходится с оружием в руках. Соль теперь на Волыни еще и валюта. Каждому, кто обнаружит установленную партизанами мину, оккупанты обещают премию солью. За головы партизанских командиров также установлены награды в соляном исчислении. Но вот желающих получить эти награды что-то не находится!
Дверь землянки непрерывно открывают. Приходят с поздравлениями командиры и политруки рот, взводов. Веселой ватагой ввалились батальонные артисты и музыканты. Размеры штабной землянки не позволяют им развернуть свое представление, но можно хотя бы спеть. Прежде всего грянули "минерские частушки":
Спецы мы по желдорогам,
В этом нет сомненья!
Только прибыли на место,
Начались крушенья!
Мы дороги оседлали,
Ими управляем:
Эшелоны с немцами
К фронту не пускаем.
Фрицы ехали-спешили,
Но куда? - вот в чем вопрос...
Как на мину наскочили,
Полетели под откос!
Художественной самодеятельностью в 1-м батальоне ведает один из ротных политруков Василий Яковлевич Коновалов. По профессии он драматический артист. Однако и у нас не забывает своего мирного призвания. И теперь он не только артист, но и режиссер, драматург, хормейстер, неутомимый организатор художественной самодеятельности.
Когда отгремели песни, частушки, Василий Яковлевич выступил вперед и с большим чувством прочел "Письмо к Гитлеру", в духе известного письма запорожских казаков турецкому султану:
- "Кобель тебя зачинав, а сука сплодыла и на белый свет пустыла. Кланяемся тебе голым задом и просымо вас поцеловать в это место нас. Не злякают нас ни машины твои, ни танки, есть у нас для них партизанские приманки, сами их готуем, непрошеных гостей частуем. Едут они на машинах, а взрываются на партизанских минах. Всем им вот тут подходит капут! Бо вояки твои - арийцы не заслуговують инших гостынцив. Всесвитний ты телепень, дурный, як пень!"
Высмеивались в письме и попытки фашистов воевать с нами при помощи авиации, их безуспешные бомбежки лесов:
- "А ще потишылы нас, партизан, твои литуны! Над лесами и нашими батальонами воны кажные дни. Е велыкие втраты, бо их не избежаты! У нашои бабки Насти две курки вбито зозулясти. Биля дырявого моста прыблудний корови отбыто хвоста. Наведено жах на болотных жаб. Хоч вирь, хоч ни, а так було уси дни! Кобылячья твоя голова, не разум у ний, а трава. Ты, свиняче ухо, нашего совета послухай! У першу чергу не верь генералу авиации Кицингеру. Не верь ни трохи и рейхскомиссару Коху. Надсылають воны тоби депеши, надсылають лысты, щоб брехню свою замести. Адже доложили, що партизан разбили, а мы на всех вас..."
Цитировать дальше партизанское послание Гитлеру не представляется возможным. Оно полно выражений гораздо более крепких, чем те, что адресовались в свое время турецкому султану.
Потом мы все вместе, хором, поем "Катюшу", "Войну народную", "Землянку" и другие военные и старинные украинские песни.
Вот чей-то высокий тенор начинает:
По-над лугом зелененьким
Брала вдова лен дрибненький...
И сразу же со всех сторон подхватывают:
Вона брала - выбирала,
Тонкий голос подавала...
Песня рассказывает о крестьянском парне Василе, полюбившем молодую вдову. "Дозволь, маты, вдову браты, вдова вмие шануваты", - просит Василь. "Не дозволю вдову браты, вона вмие чаруваты, чарувала мужа свого, зачаруе и сына мого", - отвечает мать. Не знаю почему, но эта бесхитростная, лирическая по своему содержанию песня всегда звучала в исполнении партизан мощно, раздольно, приподнято. Так звучит она и сейчас. Стройный хор ведет песню дальше, до последней ее строки, до слов Василя:
А я чарив не боюся
И на вдови оженюся!
Простые слова, но сколько чувств, настроения вкладывают в них партизаны... Или оттого это, что с каждым днем все больше вдов на нашей земле?.. Или думают люди о своих семьях?..
Начинаются танцы. Как же без них! Старшина Семен Тихоновский растянул баян, и по переливчатым коленцам все узнали "Корюковскую полечку". Корюковская - значит, наша, черниговская! Тряхнув стариной, пошел танцевать и я. Вот только дам не хватало, и танцевать пришлось в паре с Балицким.
Поздно ночью обошли мы лагерь, заглянули в землянки, где люди еще не спали, обменялись поздравлениями. А днем в батальоне началось гулянье.
Загорелись огни огромной елки, опушенной не хлопьями ваты, а самым натуральным снегом. Опять зазвучали песни, музыка. Несколько сот партизан обступили эстраду, на которой Василий Коновалов, временно сложив обязанности ротного политрука, опять приступил к своим довоенным артистическим и режиссерским обязанностям.
Большой концерт открылся театрализованным обозрением. В прологе Старый год отдавал рапорт Новому году, и старику было о чем рапортовать. Затем действие внезапно перенеслось в ставку Гитлера. Кроме бесноватого фюрера здесь оказались Муссолини, Антонеску, адмирал Хорти, японский микадо и еще кто-то. Все они ругались между собой, укоряя друг друга за поражения на Восточном фронте. В разгар споров прибежал хромоногий Геббельс, держа телеграфную ленту. Он сообщил, что партизаны 1-го батальона подорвали на Волыни сто немецких эшелонов. Гитлер схватился за сердце и тут же грохнулся в обморок.
Во втором отделении выступали певцы, танцоры, декламаторы, музыканты. У нас в каждом батальоне была неплохая художественная самодеятельность. Почти всюду имелись оркестры, составленные из самых неожиданных инструментов. С гармошкой и скрипкой соседствовал пастуший рожок, в лад кларнету и балалайке потрескивали горошины в сухом бычьем пузыре. Роль барабана обычно выполнял чемодан с подвешенными внутри погремушками. Получалось здорово! На этот раз не ударил лицом в грязь и подобный оркестр 1-го батальона.
После концерта гулянье продолжалось. Вдруг все устремились к небольшому возвышению и обступили его плотным кольцом. Здесь демонстрировался своеобразный аттракцион.
По рельсам, сделанным из тонкой проволоки, двигался миниатюрный поезд из вагонов величиной со спичечную коробку. Для того чтобы понятнее было, чей это поезд, на паровозе намалевали фашистскую свастику. Когда игрушечный эшелон достиг определенной черты, демонстратор дернул за нитку, на рельсах пыхнул игрушечных же масштабов взрыв, и паровоз вместе с вагонами полетел "под откос". У людей, привыкших поднимать на воздух настоящие эшелоны, шуточная эта диверсия вызвала бурю восторгов.
И опять гремит баян и чьи-то каблуки лихо бьют мерзлую землю. Партизанский гопак еще задорнее, веселее, чем тот знаменитый, запорожский, ярко описанный Гоголем!
Сегодня партизаны отдыхали... Завтра они снова пойдут в разведку, в бой или на подрывную операцию. Пойдут, куда прикажет Родина.
Хорошо начался у нас новый военный год! И наша последняя партизанская зима уже приближалась к своей середине.
ОПЕРАЦИЯ "СЕМЕЧКИ"
Взвод Михаила Тущенко стоял в небольшой, окруженной лесами деревеньке неподалеку от Чарторийска. При необходимости взводу предстояло занять оборону и перекрыть один из дальних подходов к центральному лагерю нашего соединения. Когда же в район станции Чарторийск посылали минеров, они брали у Тущенко группу прикрытия. Но в последнее время подрывники здесь не работали. В сущности, взвод пес теперь только гарнизонную службу.
Михаил Тущенко вместе с политруком Николаем Хромцовым и общим их ординарцем Васютой жили на краю деревни. Из соседних хат хозяев тоже пришлось временно переселить. По одной дали каждому отделению, в третьей разместили старшину с поваром и кухню. Двадцать пять человек по списочному составу - вот и весь гарнизон.
Стоило ли нам держать так далеко этот одинокий, оторванный от своего батальона взвод? А вдруг отрежут, окружат? Вдруг уничтожат? Ведь мы находились на занятой врагом территории. Гитлеровцы - на станции Чарторийск, всего в десятке километров от взвода. Могли появиться где-то рядом и бродячие бандеровцы, располагающие силами во много раз большими, чем у Тущенко.
Да, гитлеровцы и бандеровцы были близко, но никаких "вдруг" произойти не могло. За судьбу отдаленного гарнизона мы не беспокоились. И вот почему. Прежде всего в условиях партизанской войны взвод - довольно сильная, хорошо оснащенная и очень маневренная боевая единица, способная вести автономно и наступательные и оборонительные действия. Это многократно проверено практикой. Во-вторых, фашисты контролировали оккупированную ими территорию полностью лишь по утверждению геббельсовской пропаганды, всегда выдававшей желаемое за действительное. Какое там полностью! У себя в тылу гитлеровцы жались поближе к железным дорогам, да и то не могли надежно их охранять, особенно подходы к путям. На той же станции Чарторийск они не отваживались и шагу ступить от железнодорожного полотна.
Фашисты пришли на Волынь в самом начале войны, но и теперь, два с половиной года спустя, они чувствовали, что земля горит у них под ногами. Гарнизоны оккупантов в небольших населенных пунктах были фактически блокированы, отрезаны от внешнего мира, находились под постоянной угрозой партизанских налетов. Незавидной была жизнь горе-завоевателей в таких местечках и селах! Приходилось сидеть в блиндажах, в дзотах, всюду расставлять охрану, в уборную и то пробираться по ходам сообщения.
Помню, летом 1943 года мы буквально терроризировали фашистский гарнизон в городе Любешове, кстати сказать представляющем собой довольно крупный районный центр Волынской области. Мало того, что партизаны оседлали все дороги, ведущие в Любешов. Частенько мы подвергали окопавшихся там гитлеровцев еще и артиллерийскому обстрелу, напоминая, что выходить им из своих нор не рекомендуется. А потом партизаны и совсем выгнали оккупантов из города, заняли его, дали свободно вздохнуть населению.
Летом и осенью мы сильно поколотили и бандеровцев, почти полностью вытеснив эту мразь из районов, где находились партизаны.
Конечно, оккупанты вместе со своими прислужниками - украинскими националистами - могли еще наскрести силы для очередной противопартизанской экспедиции. Однако такая экспедиция не смогла бы обрушиться на партизан внезапно. Элемент неожиданности исключался. У нас была широкая агентурная сеть, имелись в селах подпольные партийные и комсомольские организации, повсюду мы располагали множеством добровольных помощников из местных жителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45