А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сопровождать колонну должны полицейские и сельские старосты, в том числе и кропивнянский Стодон Гинайло.
- Старый знакомый! - сумрачно сказал Бегас и попросил командира разрешить ему возглавить засаду.
К этому времени Ярина Смоляр уже имела винтовку. Смелая девушка была с теми, кто притаился на опушке леса, у самой дороги.
Показалась колонна. Понуро опустив головы, брели юноши и девушки. С обеих сторон колонны шагали полицаи. Впереди ехали на телеге Стодон и еще кто-то из старост.
Колонна все ближе... Но стрелять по конвою нельзя: можно ненароком попасть в ребят. Готовясь к засаде, об этом и не подумали. Что ж теперь делать?! Решили открыть пальбу в воздух, поднять больше шума, а там, дальше, можно схватиться и врукопашную. Только бы Стодона взять живым!
При первых же выстрелах охрана начала разбегаться. Нырнул в кусты и Гинайло. Догнать подлеца не удалось. Зато партизаны избавили от беды мобилизованных. С десяток хлопцев постарше сразу же вступили в отряд, а остальные разошлись по дальним хуторам, где можно хорошо спрятаться.
- Недолго теперь! Недолго! Скоро наши придут, советские! - кричала им вслед Ярина.
Нет, еще не скоро придут в эти далекие места советские войска. Заканчивался лишь первый, самый тяжелый год войны. Здешним партизанам было особенно трудно, невероятно трудно. Ведь они находились в самом глубоком тылу, у западной советской границы, за полторы тысячи километров от подступившего к волжским берегам фронта.
Это определяло многое.
Партизаны в прифронтовых районах всегда чувствовали поддержку Большой земли. Они помогали фронту, но и сами ощущали помощь с той стороны. Чаще ли, реже ли, но им присылали оружие, боеприпасы, медикаменты, газеты, литературу. Подбрасывали и нужных людей. С отрядами имелась связь по радио. Но чем дальше от линии фронта находились партизаны, тем труднее было оказывать им поддержку.
Шацкий отряд - один из самых дальних. Удалось перебросить к Бугу коммуниста Степана Шковороду и еще двух-трех человек из центра, но снабжать партизан оружием, боеприпасами, литературой, дать им радиостанцию оказалось невозможным.
Но и в этих условиях партизанский отряд не чувствовал себя изолированным, одиноким. Прежде всего на каждом шагу он ощущал народную поддержку. Во многих селах работали подпольные антифашистские группы. И не только эти группы, но и люди, не связанные с подпольем, старались помочь партизанам чем только могли. Кто отдает им из последних запасов мерку крупы и шматок сала. Кто тащит найденную обойму патронов и оброненную немцем гранату. Кто высмотрит, разузнает все, о чем попросят партизаны. Кто надежно спрячет партизанских разведчиков и связных.
Командиру отряда Степану Шковороде часто приходилось самому ходить на связь с местными подпольщиками. Оккупанты знали об этом. Они с ног сбивались, только бы арестовать Шковороду. Слежка, засады, обыски... Особенно ретиво старался помочь гитлеровцам шацкий староста Левон. Не раз доносил он фашистам, что, по самым точным сведениям, Шковорода должен быть сегодня там-то и там-то... Но очередной обыск ничего не давал. Крестьяне успевали предупредить партизанского командира, помогали ему скрыться. Доносчик оправдывался, разводил руками... В конце концов фашисты решили, что Левон их обманывает, и сами же его повесили. Туда негодяю и дорога!
Боевой дух шацких партизан всегда поддерживала несокрушимая вера в конечную победу советского народа над фашистской Германией. Они не слышали здесь московского радио, не читали советских газет, до них доносился только лживый голос вражеской пропаганды, и все-таки они твердо верили, что правое дело победит, и продолжали служить этому делу.
Партизаны Шацкого района, действуя у самых истоков Припяти, как и партизаны тех больших отрядов, которые воевали где-нибудь у со низовьев, возле Днепра, прекрасно понимали, что народная борьба во вражеском тылу помогает Красной Армии, фронту. Уничтожили фашиста - помощь, не дали немцам угнать крестьянский скот - тоже помощь, подожгли полицейский участок - и этим как-то помогли... По им хотелось помогать фронтовикам и более непосредственно.
Мимо леса, в котором скрывались шацкие партизаны, стучали и стучали колесами бесконечные поезда, идущие на восток. Они везли новые пушки и танки, новые полки и дивизии, брошенные Гитлером против советских солдат. Остановить вражеский эшелон, подорвать его - вот это и будет самая непосредственная, самая боевая помощь фронту.
Отряд решил взяться за диверсионную работу на железной дороге. Первая самодельная мина представляла собой маленький кособокий ящичек с положенной в него гранатой, которую присыпали сверху толом. К ящику тянулся бикфордов шнур. Где удалось этот шнур раздобыть? Шнуром снабдил немец. Факт примечательный! Нашелся в шацком гарнизоне немец-антифашист, немало помогавший партизанам.
Взорвать мину с помощью бикфордова шнура под быстро идущим эшелоном дело довольно сложное. Время горения шнура надо точно согласовать со скоростью приближающегося поезда. Мину поставили на подходах к станции Заболотье. Операцией руководил Трофим Глущук. По его сигналу к шнуру поднесли спичку... Расчет оказался верным. Мина взорвалась под третьим вагоном, но поезд продолжал двигаться вперед. Потом уже поняли партизаны, что ставить мину надо не между шпал, а под шпалы и не посредине колеи, а поближе к рельсу. Да и заряд был слабоватым.
Неудача не столько огорчила, сколько разозлила партизан. Ладно, с миной пока не вышло, так будем крепче бить фашистов при всяком другом удобном случае, решили они. А нового случая долго ждать не пришлось.
В начале июня три немецких грузовика везли награбленное у крестьян добро. Возле леса у села Вилыця их встретили дружные выстрелы партизанской засады. Одна машина, резко прибавив скорость, успела уйти, но у двух были пробиты моторы, и они остановились. Завязался бой с охраной. На месте полегли четверо фашистских солдат и восемь полицаев. Оружие и обмундирование убитых партизаны забрали себе, а все награбленное оккупантами вернули хозяевам. Обе поврежденные машины тут же сожгли.
Действия партизан встревожили гитлеровцев. Совсем недавно партизаны пытались взорвать воинский эшелон, а вот теперь нападение среди бела дня на автоколонну! Фашисты решили обезопасить себя на будущее своим излюбленным методом - террором. В село Вилыця примчалось несколько бронетранспортеров. Крестьянские хаты эсэсовцы предали огню, девяносто жителей расстреляли.
Затем каратели решили прочесать ближайшие леса. На помощь фашисты мобилизовали полицию со всей округи. Как только полицаи потянулись на сборный пункт, Степан Шковорода понял, что готовится облава. Отряд срочно перебазировался в другое место, километров за пятьдесят от Кропивников.
Там было спокойней, однако всех интересовало, что делается в родных селах. Убрались ли эсэсовцы? Нет ли новых жертв их бесчинств? Уцелел ли постоянный лагерь отряда?.. На разведку в район Кропивников послали двух комсомолок - Ярину Смоляр и Пашу Шепелю.
С корзинками, полными земляники, - как будто только за ней и ходили в лес! - шли девушки по знакомой тропинке. До села оставалось совсем уже немного... Вот-вот проглянут из-за деревьев крайние хаты! Неожиданно раздался окрик на чужом языке, лязгнули затворы винтовок.
Как и предусматривалось на такой случай, Ярина и Паша бросились в разные стороны. Вслед загремели выстрелы. Паша успела исчезнуть в зарослях орешника, Ярина упала, раненная разрывной пулей.
Через несколько минут она увидела направленные на нее винтовочные дула, услышала голос немца:
- Кто ты есть?
Ярина молчала... Из-за спины фашиста выдвинулась долговязая фигура местного подкулачника Александра Кропивника.
- Так це ж партизанка, - сказал предатель. - И батько и маты ей теж партизаны!
Ярину долго мучили, пытали, требуя сказать, где находится отряд, далеко ли до него. Девушка продолжала молчать. Фашисты поняли, что им ничего не добиться. И тогда пистолетная пуля оборвала жизнь комсомолки.
Вторая разведчица вернулась в отряд. Промокшую, оборванную, изнемогавшую от усталости Пашу окружили партизаны. Сквозь слезы она рассказала о гибели Ярины. Забилась в рыданиях мать, тяжко вздохнул и отвернулся отец, потемнели глаза боевых друзей отважной девушки.
День, ночь и еще день искали партизаны тело Ярины, а когда наконец нашли, с почестями похоронили ее у самого края лесной поляны. Немногословна была партизанская клятва над свежей могилой, суровая клятва мстить.
И первым должен пасть тот, кто предал.
Ночью в село пробрались несколько партизан. Среди них - женщина с еще не просохшими от слез глазами, с лицом, на которое совсем недавно легли новые морщины. Звали ее Акулиной Ивановной Смоляр, это была мать, потерявшая свою единственную дочь. Вместе с мужчинами вошла она в хату предателя.
Увидев партизан, Александр Кропивник рухнул на колени и начал оправдываться.
- Молчи, продажная душа! - сказала Акулина Ивановна. - Для изменников и трусов нет прощения.
Она оттолкнула от своих ног мерзавца... В хате прозвучал выстрел.
С предателем рассчитались. Но еще за многое должны были ответить фашисты вместе со своими прислужниками.
Партизаны снова принялись мастерить мину. Теперь взяли крупный артиллерийский снаряд и осторожно вывинтили головку. Снаряд зарыли у самого рельса, вместо взрывателя приспособили немецкую гранату. Оставалось протянуть к гранате длинную веревку и дернуть ее в нужный момент.
Но вот этой-то самой простой веревки и не было.
Тогда партизаны взглянули на свои ноги. Почти все носили постолы самодельную обувь из грубой сыромятной кожи. Поддерживает постол тонкий сыромятный ремешок, оплетающий голень.
Десять человек разулись. Двадцать ремешков связали в один, протянув его к мине.
На этот раз эшелон был подорван. Он шел на запад и вез награбленную фашистами украинскую пшеницу. Не довез!
Теперь, как только партизанам удавалось найти снаряд или раздобыть тол, они шли подрывать вражеские поезда. Длинную веревку по-прежнему заменяли связанные ремешки. В музей бы, под стекло, эти ремни от древней крестьянской обуви! Хорошо помогали они полищукам громить незваных "освободителей"!
После каждой удачной операции, рассказывая о ней в лагере, бойцы обычно добавляли:
- Ото за Ярину! Ото за твою дочку, Кулина Ивановна!..
Немало партизан и подпольщиков погибло от руки фашистов, но чаще всего в отряде вспоминали Ярину. Не потому ли, что она погибла одной из первых?! А возможно, светлый образ этой девушки стал собирательным, вместил в себя память о многих.
Ярину не только вспоминали. Ее стойкость, ее верность Родине были для партизан неумирающим примером. Однажды в лапы рыскавших по лесу карателей попал отрядный разведчик комсомолец Николай Сулим. Скрутив юноше руки и взявшись за длинный конец веревки, фашисты приказали своему пленнику вести их к партизанскому лагерю.
- Проведешь, оставим в живых. Понял?..
Николай все понял, обдумал, решил. Он повел карателей в самую гущу леса, увлек к далеким от лагеря болотам и потом долго еще мытарил их по зыбким тропам и зарослям камыша. Наконец гитлеровцы догадались, что обмануты. Комсомольца подтащили к одинокому дереву и, развязав ему руки, сделали из веревки петлю.
- Проведешь к лагерю? Спрашиваем в последний раз!
Николай Сулим даже не ответил...
Чем активнее действовал отряд, тем больше злобствовали фашисты. Облавы следовали одна за другой. Непрерывные схватки с карателями изматывали партизанские силы. Степан Шковорода решил вести отряд на север, чтобы присоединиться там к белорусским партизанам. В Шацких лесах оставили только небольшой, надежно укрытый лагерь с небоеспособными людьми.
Отряд двинулся в сторону Белоруссии. В боевом строю шли семьдесят хорошо вооруженных лесных солдат, жаждущих сделать по пути как можно больше.
Первый привал устроили на хуторе Барилово. Тут предстояло обзавестись обозом. Кто поможет в таком деле? Кто скажет, где прячут фашистские подпевалы лошадей, сбрую, повозки? К кому же еще обратиться, как не к дядьке Головию!
Жил в Барилове крепкий, суровый с виду, пожилой хуторянин Георгий Иванович Головий, бывший матрос. Да еще какой матрос! Имя его корабля знает всякий. В 1915 году, после призыва на военную службу, определили Головия артиллеристом на крейсер "Аврора".
Молодой волынский крестьянин быстро нашел общий язык с революционно настроенными моряками, узнал от них о программе большевистской партии. Ленинские лозунги были ему по душе, как и почти каждому из матросов "Авроры". Недаром уже через год экипаж крейсера был объявлен "неблагонадежным", "зараженным духом большевизма" и полностью расформирован.
Часть моряков-авроровцев, в том числе и Головия, направили на остров Роуссар, у берегов Финляндии, строить оборонительные сооружения. Но и отсюда поддерживали авроровцы связь с революционными организациями Кронштадта и Петрограда.
После Февральской революции на одном из митингов услышал Георгий Головий выступление Ленина. Многое определила в судьбе волынца мудрая речь Ильича. Окончательно понял и решил Головин, что и мыслями и делами своими он всегда будет с большевиками.
Летом 1917 года Головий вместе с другими моряками с острова Роуссар подписал протест против приказа Временного правительства арестовать Ленина. В ночь на 25 октября Головий был в матросском карауле, охранявшем штаб революционного восстания - Смольный, где в это время находился Владимир Ильич. Социалистическая революция победила! И еще не один месяц защищал Головий с винтовкой в руках первые ее завоевания.
В 1918 году, после демобилизации, матрос вернулся в родные места. Волынь уже прибирало к рукам польское панство. Не очень-то понравилось властям, что явился из Петрограда "большевистский агитатор", смущающий крестьян своими рассказами о революции, о Советской власти, о Ленине... Полевая польская жандармерия заочно приговорила Головия к расстрелу.
Его разыскали и явились, чтобы выполнить приговор. Арестованный Головий, растолкав стражников, бежал в лес. Два года скрывался Георгий Иванович то в лесу, то по хуторам у знакомых. После окончания гражданской войны заочный приговор жандармерии был аннулирован в силу амнистии, но Головий предстал перед обычным судом. Нет, ему не простили агитацию за Ленина, за Советскую власть! Вынесли новый приговор: штраф в 1500 злотых и лишение права голоса.
Что ж, Георгий Иванович не участвовал в комедии буржуазных выборов, чему был только рад, но голос его, голос моряка-революционера, продолжали слушать многие. Нередко в хате Головия тайком собирались односельчане, особенно молодежь. Головий связался с подпольщиками - членами КПЗУ, выполнял их поручения.
Когда на Волыни утвердилась Советская власть, Ярина Смоляр пригласила Георгия Ивановича в клуб. Теперь уже не оглядываясь, никого не опасаясь, слушали кропивнянцы воспоминания своего земляка об историческом выстреле с "Авроры", о матросском карауле у Смольного, о Владимире Ильиче, о революционном Петрограде.
Георгий Иванович помогал делить помещичьи земли, участвовал в организации первых колхозов... Нагрянула война, явились оккупанты. Уже пожилой, седеющий Головий не сошел с пути, указанного Лениным.
В хате Головия встречались партизаны, подпольщики, часто находили здесь надежный приют Степан Шковорода и Трофим Глущук. Не раз Георгий Иванович служил для партизан хорошим проводником, нередко снабжал их разведывательными сведениями... Помог он и сейчас в организации обоза. Не только указал, где прячут фашистские прихвостни лошадей, телеги, но и отдал партизанам своего коня и возок, нагруженный продуктами, фуражом.
Обоз-то обозом, но много значило для бойцов партизанского отряда просто взглянуть на матроса с "Авроры", поговорить с ним, пожать его большую сильную руку с чуть заметным рисунком якорька под огрубевшей кожей.
- Счастливо, хлопцы! С курса не сбиваться! Воевать вам храбро, по-матросски! - сказал, прощаясь, Георгий Иванович.
Партизаны тронулись дальше на север. Поскрипывание колес и цокот подков примешивались теперь к мерному звуку шагов.
Двигались с боями. В селе Гута отряд, обратив в бегство полицаев, разгромил маслодельный пункт и принадлежавшую какому-то новоявленному коммерсанту лавку. В селе Тур партизаны обезоружили полицию, сожгли волостное управление и контору лесничества, разбили молочарню. У деревни Горнилы удалось с помощью местных крестьян уничтожить три километра телеграфной линии, связывающей Ковель с Брестом, уничтожить начисто спилили столбы, порвали и растащили далеко по сторонам провода.
В селе Кортелисы не оказалось ни полицейских, ни комендатуры, не было даже старосты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45