Каландрилл — мечтатель, шептались люди между собой, он совсем не такой, как Тобиас. Слава богам, что он не первенец. Какой из него домм?Каландрилл соглашался с этим и не обижался, тем более сейчас, когда почувствовал себя увереннее. Взвесив все он пришел, как ему казалось, к самым логичным выводам. Беспокоило только то, что, какое бы решение он ни принял, он все равно что-то теряет.Он рассеянно ответил кивком на приветствие второго наряда и через обитые медью двери вошел в первую дворцовую гостиную, отсюда — в коридор, по которому сновали слуги, готовя предстоящий банкет. Они кланялись ему, может, не так учтиво, как Тобиасу или отцу, но ему было все равно. Они неплохо к нему относятся, и этого уже достаточно.Оставив суету позади, он поднялся в свои комнаты, довольный тем, что отец вроде бы ничего не заметил.Закрыв за собой дверь, он облегченно вздохнул, скинул плащ и бросил на стул пояс с мечом. Здесь, в знакомой обстановке, он чувствовал себя спокойнее, а книги, свитки и папирусы на стеллажах вдоль одной из стен казались ему старыми друзьями, одобрявшими его решение. Хотя, подумал он, пока что он решился лишь на то, чтобы принять решение. Сегодня он будет говорить с Надамой, и надо выглядеть как можно привлекательнее. Он прошел в спальню. Окна были открыты, кровать убрана, а книги, в беспорядке валявшиеся на столе, протерты от пыли; здесь было тепло и просторно, а солнечный свет золотил белые стены, отражаясь в большом зеркале, стоявшем у платяных шкафов. Он подошел к зеркалу и критически осмотрел себя с ног до головы.Высокий юноша, нет, подумал Каландрилл, молодой человек, стройный и мускулистый. Непричесанные отросшие волосы, отливающие золотом в солнечном свете, обрамляли вытянутое лицо, самой замечательной частью которого были большие карие глаза. В общем, он далеко не урод. Может, конечно, не настолько привлекателен, как Тобиас, и, уж конечно, не столь величествен, но не урод. Если бы нос у него был чуть пошире, а подбородок — чуть попрямее, а глаза — чуть поменьше, то ему бы это вовсе не повредило; зато рот у него достаточно большой, а зубы — ровные. Он улыбнулся и, зная за собой привычку сутулиться, распрямил плечи. Нет, он очень даже привлекателен. Сейчас позовет парикмахера и подстрижется. Примет ванну. И выберет одежду на вечер.А потом… Сомнения вновь овладели им, и улыбка слетела с его губ. Если бы он был Надамой, кого из двоих он предпочел бы? Он отвернулся от зеркала и подошел к балконной двери. Внизу раскинулся сад, огражденный каменными стенами, по которым ползли виноградные лозы; на кустах распускалась молодая весенняя зелень, из земли пробивались первые цветы; в центре журчал маленький фонтан. Любимое место матери. Он хорошо помнил их игры и развлечения, но она умерла от оспы, возможно, от той же самой, что не пощадила и Ребу.Что бы она ему посоветовала? Он мало ее знал, и догадаться о совете матери ему было нелегко — она умерла, когда он был еще ребенком, и в памяти у него остались только ее тепло, материнская любовь, ласковые руки, в раскрытые объятия которых он бежал от сердитого Билафа. Во дворце было много ее портретов и скульптур, но все они были слишком церемониальны, и на них она выглядела величественно, с короной на черных волосах. Так она выглядела, но не такой она была; женщина на портретах не была его матерью, которую он, хоть и смутно, еще помнил.Билаф, отличавшийся крутым нравом, когда-то был мягче и доступнее. Смерть ее оказалась для него тяжелым ударом, и отец замкнулся, посуровел, зачерствел, словно страшась еще раз полюбить. Да и на сыновей он смотрел как на источник боли, ибо любовь идет с ней рука об руку. Останься он прежним, подумал Каландрилл, и его жизнь, его чувства могли бы стать другими. Тобиас, который был на два года старше Каландрилла, легко приспособился к этому изменению, найдя в боевых искусствах, в жажде власти утешение, в котором им отказал отец. Для Каландрилла же это оказалось более болезненным, и он отдалился от отца; между ними росло отчуждение, и Каландрилл начал искать утешения в том, что любила его мать, — прежде всего в книгах; знания стояли для него выше даже благосостояния Секки. С годами эта тяга становилась сильнее и сильнее, и в конце концов Билаф отчаялся сделать из своего сына солдата.В некотором роде это даже было на руку Каландриллу. Для доммов вообще не в новинку ссылать младших сыновей в Ганнсхольд или в Форсхольд — два крупных города, прикрывавших Лиссе со стороны суши, — чтобы, не дай бог, они не стали препятствием для старших братьев. Случалось, что старший брат нанимал убийц, дабы разделаться с возможным соперником: Каландрилл слышал, что нынешний домм Вессиля даже прибег к услугам загадочных чайпаку, чтобы избавиться от двух братьев; а домм Химе при помощи того же Братства избавился от четырех членов семьи. Но Каландриллу это явно не грозит. Билаф, думал он, считает своего сына настолько никудышным воином, что отправлять его на север не собирается. Что же касается Тобиаса, то тот просто презирает своего младшего ученого брата.Если Каландрилл останется в Секке, то ему, скорее всего, суждено стать священником, при условии, конечно, что ему не удастся заручиться поддержкой семьи Надамы. Каландрилл вздохнул и отвернулся от балкона. Судя по песочным часам, до банкета еще оставалось время, и он решил заняться своей внешностью. Он дернул за шнурок подле кровати, и где-то в глубине дворца звякнул колокольчик; поджидая слугу, юноша взял книгу, которую читал еще прошлым вечером, и сел.Это была «История Лиссе и мира» Медифа. С ее помощью он надеялся проникнуть в мысли посла, который будет сегодня на банкете, и хотя он и считал эту книгу менее познавательной, чем «Хроники южных царств» Сарниума, она оказалась достаточно интересной, и он настолько зачитался, что даже вздрогнул при появлении слуги.— Господин звал меня?Слуга смотрел на Каландрилла с меньшим, чем на Тобиаса, уважением и вел себя так, словно у него были дела и поважнее, чем служить младшему сыну домма. Каландрилл отметил страницу и отложил книгу.— Мыться и стричься. Есть что-нибудь поесть?— Домм уже перекусил, господин; кухня готовится к сегодняшнему банкету. Мы тебя не могли найти.— Отец спрашивал обо мне?Каландрилл подумал о том, как будет оправдываться, и щеки его покраснели.Слуга задумался, затем покачал головой.— Нет, господин. Домм трапезничал с послом и братом господина. Я попробую что-нибудь найти.— Пожалуйста, — кивнул Каландрилл, думая о том, что, если бы эта просьба исходила от Тобиаса, слуга уже давно бы бросился ее исполнять.— В какой последовательности, господин?Каландрилл с трудом сдержал вздох — надо все-таки быть построже — и сказал:Сначала есть, затем мыться. Стрижка в конце.Слуга кивнул.— Будет исполнено, господин.Слуга ушел, и Каландрилл вновь принялся за книгу. Преимуществом Медифа были более современные карты, более точная, чем у Сарниума, картография. Секка лежала на востоке Лиссе, более или менее на той же параллели, что и Альдарин; Вессиль — к северу, а еще выше раскинулся большой залив, где, огражденные от морских бурь, работали верфи Эрина. Эйль и Кандахар расположились на другом берегу Узкого моря; Альдарин занимал очень выгодное географическое положение, как раз на пересечении торговых путей всех городов на обоих берегах моря; Секка же торговала в основном с городами Лиссе и далекой Джессеринской равнины. При желании домм Альдарина мог бы перерезать все торговые пути Секки, так что ей очень важно заключить договор о морских путях до Кандахара.Кандахар расположен на южной оконечности полуострова, врезающегося в Южный океан, и, хотя формально он поддерживал мир с Лиссе, здесь находили пристанище кандийские пираты, державшие в напряжении всю торговлю Лиссе. Так что морской союз, борьба единым фронтом против корсаров — в интересах и Секки, и Альдарина.Удовлетворенный своими выводами, он поднял глаза от карты и опять задумался о предсказанном ему Ребой путешествии в далекие края. Эйль и Кандахар не так уж и далеко от Секки, но даже Медиф ничего не пишет о землях более удаленных. По ту сторону Ганнских островов, охранявших северные подступы к Лиссе, лежала земля Керн, которая, судя по описанию Медифа, была прерией, бескрайним полем, покрытым травой, вокруг огромного леса Куан-на'Дру; к западу возвышались горы Валц, а еще дальше на север, за провалом Кесс-Имбрун, раскинулась Джессеринская равнина. Об этой загадочной стране ничего не было известно; купцы не забирались дальше Нивана, труднодоступного города в устье Марля. Полуостров, на котором, разделенные пустыней Шанн, лежали Эйль и Кандахар, делился пополам хребтом Кхарм-Рханна, а западная его оконечность почти полностью терялась в джунглях Гаша. На северо-западе от великого хребта Валц до самого моря тянулся Гессиф, о котором Медиф писал: «Это — заповедная земля, о которой лучше не вспоминать. Она сплошь покрыта вонючими топями, в которых, без любви человеческой, прозябают странные, забытые богом существа. Трое из моих людей погибли там, да и сам я едва не скончался от болезни». И больше ничего.Каландрилл вспомнил, что у него есть еще одна, более подробная карта, хранившаяся где-то в дворцовых архивах. Как-то, копаясь в поисках карты Лиссеанского побережья, он натолкнулся на нее, но тогда не обратил внимания. Надо будет поискать. В случае, если Надама отвергнет его…Слуга принес на медном подносе тарелку с холодным мясом и фруктами. Каландрилл закрыл книгу и отложил ее в сторону.— Сейчас займутся приготовлением ванны, — объявил слуга и вышел, даже не удосужившись поклониться.Каландрилл почувствовал, что голоден. Только он надкусил яблоко, как вошли еще двое слуг с чаном дымящейся воды; за ними две служанки несли ведра с холодной водой. Мужчины вылили горячую воду в ванну, а женщины встали в стороне, ожидая приказаний. Он отпустил их. Позволять кому-то мыть себя казалось ему убожеством, а любовь к Надаме не позволяла думать о других услугах, предоставляемых женщинами.Когда Каландрилл выбрался из ванны, его уже поджидал парикмахер, и, сев на стул, он, односложно отвечая на вопросы, наблюдал за падавшими около его ног локонами. Приведя в порядок волосы, парикмахер принялся брить Каландриллу щеки; наконец он позволил осмотреть результаты своего труда.— Спасибо.Жестом Каландрилл отпустил парикмахера и уставился на свое отражение в зеркале. Теперь он выглядел явно опрятнее, хотя, может, и не намного привлекательнее. Что поделаешь? Без божественного вмешательства красивее ему не стать. Каландрилл взглянул на песочные часы — они показывали, что до банкета оставалось совсем немного. Он пошел в гардеробную.Обычно Каландрилл не придавал одежде никакого значения, но сегодня он долго думал о том, что надеть, вытаскивая и отбрасывая в сторону то одну, то другую вещь. Наконец юноша остановил выбор на свободной рубашке из секкийского шелка и темно-синих штанах с темно-бордовым поясом, с которого на серебряной цепочке свисали ножны; рукоятка кинжала была украшена огромной жемчужиной, а синие кожаные ботинки прошиты серебристыми нитками, гармонировавшими с ножнами; на плечи Каландрилл накинул тунику, расшитую темно-бордовыми и синими ромбами. Он еще раз критически осмотрел себя в зеркале и, довольный своим необычным видом, налил чашу альданского вина.Три бокала придали Каландриллу необходимую уверенность в себе. Когда раздался гонг, он еще раз оглядел себя с ног до головы, решаясь покорить Надаму. Едва сдерживаясь, чтобы не побежать, он решительно спустился по лестнице.Оказавшись на первом этаже, он по кафельному полу прошел в Малый банкетный зал. Для послов обычно не устраивались грандиозные пиршества, это — привилегия доммов или равных монархам гостей. Сегодня на банкете собрались только те из родовитых жителей города, кто непосредственно имел отношение к переговорам, и их семьи; но и их оказалось достаточно — зал был переполнен. Отец Надамы, Тирас ден Эквин, тоже должен быть здесь с женой и дочерью. От этой мысли сердце Каландрилла заныло.У входа в зал часовые приветствовали Каландрилла, и он махнул им в ответ рукой. Перед аркой он остановился. На улице сгущались сумерки, и поэтому вдоль стен уже горели факелы; сандаловое дерево, тлевшее в медной жаровне, наполняло воздух ароматным дымом. Билаф сидел за Высоким столом, стоявшим на черном мраморном возвышении в три ступеньки, лицом к арочному входу; по правую руку от него восседал посол, по левую — Тобиас. Справа от посла стул был пустой. Каландрилл задержался в дверях, осматривая зал. Все наиболее важные советники домма сидели за столом у подножия Высокого стола; там была и Надама.Она выглядела восхитительно. На ее каштановых, высоко забранных, чтобы подчеркнуть бледную стройность шеи, волосах играли золотистые блики, отбрасываемые факелами. Глаза ее светились, она широко улыбалась, а когда повернулась к матери, белый шелк так выразительно натянулся на груди, что у Каландрилла даже перехватило дыхание. Глубоко вздохнув и пытаясь придать лицу достойное выражение, он ступил в зал.Когда он подошел к Высокому столу, Билаф коротко взглянул на него и что-то пробормотал человеку, сидевшему по правую руку от него. Посол — высокий, стройный, с красивым орлиным носом и коротко подстриженными волосами — сидел прямо, и его темные глаза поблескивали на загорелом лице, оттененном бледно-голубой и золотистой одеждой. Он взглянул на Каландрилла и кивнул. Тобиас тут же с улыбкой что-то добавил ему в другое ухо, и Каландрилл понял, что они говорят о его опоздании. Юноша покраснел и инстинктивно ускорил шаг. Проходя мимо Надамы, он поймал на себе ее взгляд и улыбнулся, довольный ее молчаливым приветствием.— Наконец-то.Билаф смотрел на сына холодными серыми глазами, задумчиво теребя медаль, свисавшую с его шеи. Каландрилл покраснел еще сильнее и, пробормотав что-то в свое оправдание, сел.— Мой младший сын, Каландрилл, — представил его послу Билаф. — Каландрилл, этот господин — Варент ден Тарль из Альдарина.— Очень приятно.Каландрилл вежливо поклонился, и Варент приветливо улыбнулся в ответ.— Зачитался наверняка, — заметил Тобиас с издевкой.— Ученье не такая уж плохая штука, — пробормотал Варент, и Каландрилл бросил на него благодарный взгляд.— Но бессмысленная для того, кому уготована судьба священника, — заметил Тобиас.Варент слегка пожал плечами и погладил бороду, как бы раздумывая.— Знание — сила, — ровным голосом сказал он. — Даже если ему суждено быть священником, от учения он ничего не теряет.Тобиас что-то хмыкнул, и на какое-то мгновенье стал похож на отца — крутые широкие плечи и сморщенное в насмешливой улыбке красивое лицо. Он был одного с Билафом, сохранившим былую силу, роста; рука, державшая чашу, была большой, с толстыми пальцами; темно-золотистые волосы обрамляли лицо, словно выточенное из темного камня. Каландрилл почувствовал себя карикатурой на своего родителя и очень приблизительной копией брата и попытался скрыть смущение, взяв в руки чашу.— Чем ты сейчас занимаешься? — по-дружески спросил Варент.Альдаринский посол понравился Каландриллу. Он сказал:— Я читал Медифа.— «Историю Лиссе и мира»? — кивнул Варент. — Прекрасная книга, хотя лично я считаю, что Сарниум — более надежный источник.— У Медифа лучше карты, — возразил Каландрилл, чувствуя себя более уверенно.— Верно, — согласился Варент, — у нас в Альдарине сохранились его оригинальные карты. Если когда-нибудь ты окажешь честь нашему городу своим посещением, я с удовольствием покажу их тебе.Каландрилл расплылся в улыбке от такой перспективы, но стоило заговорить его отцу, как улыбка тут же слетела с его лица.— Священники Секки не покидают свой город. Каландрилл поселится в храме.Похоже, его будущее уже предрешено, и это только еще больше утвердило его в намерении переговорить с Надамой. Он посмотрел на нее, почти не слыша Тобиаса, который произнес:— Там мне будет легче присматривать за ним.Ему даже не надо было поворачивать голову, чтобы увидеть кривую насмешливую улыбку брата.Надама улыбнулась ему, и он почувствовал себя увереннее, на несколько мгновений забыв о предсказании Ребы.Если Надама любит его, то его будущее обещает быть счастливым.— Ты чем-то взволнован, — мягко заметил Варент. — Тебе не хочется быть священником?Каландрилл с трудом оторвал взгляд от Надамы и перевел его на посла, собираясь ответить отрицательно. Но, заметив взгляд отца, покорно произнес:— Это — воля домма.Билаф натянуто усмехнулся. Варент кивнул, сознавая, что затронул неприятную тему, и, будучи дипломатом, быстро сменил ее:— Ты считаешь, что кандийские пираты могут представлять угрозу для Секки?— Они угрожают всем нашим городам, — ответил Каландрилл, делая над собой усилие, чтобы говорить спокойно. — Хотя их набеги отражаются на Секке менее всего, нам нужна сталь Эйля и открытые торговые пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59