— Они могут показаться добродушными, — сказал он, когда они выехали из города, — но у них нет доверия к нарцам, можешь в этом не сомневаться. Тот тип, Кафул, ни за что не пустил бы тебя на ночь.
— А львиный всадник? Как насчет него? Мне казалось, они — изгои. Неужели ему доверяют больше, чем мне?
— Он — триец. Даже так далеко от Чандаккара ему рады больше, чем нарцу.
Ричиус пожал плечами. У него по-прежнему не укладывалась в голове история с огромной ручной кошкой.
— Я никогда не думал, что мне доведется увидеть льва, — сказал он. — И так далеко на севере! Зачем ему понадобилось ехать в такую даль?
Люсилер бросил на спутника озорной взгляд. На его губах заиграла легкая улыбка.
— Я ведь говорил тебе, друг мой: наступил мир. Это не тот Люсел-Лор, который ты помнишь.
— Мне начинает казаться, что здесь ты прав, — ответил Ричиус. — И, кстати, раз уж ты собираешься завтра вернуться в город, я на рынке увидел одно платье…

26
Динадин Лоттс протиснул свое большое тело сквозь толпу у плаката, прикрепленного к забору, который окружал рынок, и в ужасе застыл. Он буквально влетел на главную площадь Арамура: невнятные известия о странных событиях докатились до их дома — рассказывали нечто невероятное. И вот теперь, запыхавшийся, стиснутый сотнями кричащих людей, он читал бесхитростные слова, начертанные на плакате. Там просто было сказано, что Ричиус Вентран — человек вне закона. Размытая чернильная подпись графа Ренато Бьяджио шла по низу плаката. Динадин отшатнулся назад, в толпу. Вокруг раздавались грозные обвинения фермеров и горькие вопли женщин. Слово «предатель» срывалось даже с губ детей, слишком маленьких, чтобы понимать его смысл.
— Предатель! — прошептал Динадин.
На плакате сообщалось, что Ричиус уехал из Арамура в Люсел-Лор, дабы вести переговоры с дьяволом Тарном. Братья Динадина впервые услышали об этом по дороге из Иннсвика. И хотя Динадин едва мог поверить этому, он все же оказался в городе — и теперь смотрел на плакат, объявлявший его друга и короля преступником.
— Боже, — простонал он, — Ричиус, что ты наделал!
— Он предал нас! — ответила стоявшая рядом с ним старуха. Заливаясь слезами, она ткнула в Динадина клюкой. — Он ведет переговоры, чтобы отдать нас трийцам, вот что он делает.
— Нет, — зарычал Динадин, отталкивая палку, уткнувшуюся ему в ребра, — это неправда! Это какая-то уловка!
— Уловка? Значит, ты один из тех дурней, его друзей? Нас предали, парень! И это правда.
Динадин покачал головой.
— Я в это не верю. Не могу поверить!
Он скользнул взглядом по толпе в надежде увидеть знакомое лицо. Как это ни удивительно, но он его нашел. На Джильяме был черный мундир арамурского гвардейца, как бы бросающий вызов домотканым крестьянским одеждам. Хотя Динадин не виделся с боевым товарищем со времени возвращения домой, он бросился к нему как к старому другу.
— Джильям! — кричал он, проталкиваясь сквозь запрудившую площадь толпу. — Эй, я здесь!
Джильям повернулся к нему, и лицо его просветлело.
— Динадин! — Двое гвардейцев крепко пожали друг другу руки. — Слава Богу, что ты пришел! Ты слышал?
— Не все, — ответил Динадин. — Почему ты в мундире? Что происходит?
Джильям схватил Динадина за отворот куртки и презрительно его дернул.
— То есть как это — «почему»? А ты что это на себя напялил? Почему не надел мундир?
— С чего мне его надевать? — рассердился Динадин. — Что, черт возьми, случилось?
Джильям секунду молча смотрел на него.
— Значит, ты не слышал, да?
— Чего я не слышал? Проклятие, Джильям, да говори же!
— Император провозгласил Блэквуда Гейла правителем Арамура. Его войска уже в замке.
— Боже! — воскликнул Динадин. — Значит, насчет Ричиуса — это правда?
Джильям кивнул.
— Да, но не вся правда. Талистанцы утверждают, будто он предал нас, но я уверен: если он отправился в Люсел-Лор, то у него были для этого веские основания.
— Нам надо идти в замок, — торопливо молвил Динадин, — помочь Петвину и Джоджастину.
— Слишком поздно, — мрачно объявил Джильям. — Они уже мертвы. Петвин погиб, защищая леди Сабрину. А Джоджастин… — У гвардейца перехватило горло, и он закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. — Я слышал, его казнил Бьяджио. Что стало с леди Сабриной, я не знаю.
— Петвин погиб? — переспросил Динадин, чувствуя, как вся его решимость исчезает. Ведь он совсем недавно разговаривал со своим добросердечным товарищем.
— Он отказался изменить клятве, данной Ричиусу, — сказал Джильям. — Именно этого требуют Гейл и его псы. Все, кто сохранит верность дому Вентранов, должны быть убиты. — Он вытащил меч и поцеловал его серебристый клинок. — Видит Бог, сегодня им придется убить многих!
— Они двигаются сюда?
— Так говорят. И, похоже, мы с тобой единственные, кто сможет встать у них на пути. У Динадина вспыхнуло лицо.
— Не сходи с ума, Джильям. Нам надо уходить сию же минуту, пока еще есть возможность собрать отряд…
— Никакого отряда нам не собрать, Динадин. Большинство погибли в замке. Остальные готовятся защищать свои дома. Только мы и остались, чтобы сражаться за этих людей, что собрались здесь. Мы по-прежнему гвардейцы Арамура. У нас есть долг.
Динадин кивнул, но ничего не сказал. Каков бы ни был долг, их всего двое — и им явно не устоять перед отрядами Блэквуда Гейла. Если талистанцы направляются сюда, они сразу же заметят Джильяма в его броском мундире — а это значит, предстоит драться. Динадин с трудом подавил стон. Все происходит слишком стремительно! Ричиус исчез — это он усвоил, но правление Талистана вызывало не меньшее удивление. Дом Вентранов правил Арамуром со дня его основания, и немало людей были бы готовы умереть ради его сохранения. Они следовали за Вентранами до могилы — как Петвин и Джильям. Это было весьма примечательным фактом жизни в Арамуре, который последнее время казался Динадину все более странным. Он помрачнел еще сильнее. Сегодня прольется кровь — целые реки крови. Он ухватил яблоко с тележки торговца и яростно в него вгрызся, пытаясь сообразить, что происходит. Похоже, зеленщик не заметил кражи — а может, ему просто не было до нее дела. Их всех волновали гораздо более важные вопросы, и торговля на площади прекратилась. Джильям разговорился с молодым парнем со светлыми волосами, жадно прижимавшим к груди буханку хлеба. Вокруг Джильяма столпились люди и начади забрасывать его бесконечными вопросами, на которые гвардейцу трудно было ответить. Но несмотря на разноголосицу, все вопросы в конечном счете сводились к одному: что же теперь с нами будет?
«Действительно, что?» — подумал Динадин.
Ему прикажут отречься от верности Ричиусу — и его отцу, и братьям тоже придется это сделать. Род Лоттсов сегодня не пощадят. У семьи Динадина была долгая история вражды с Талистаном, и Гейлам они знакомы не меньше, чем Вентраны. Чтобы выйти из этого положения, придется поработать головой. Динадин съел яблоко до середины и бросил огрызок через плечо. Джильям по-прежнему отвечал на вопросы и пытался собрать вокруг себя группу мужчин, которые были бы готовы сражаться вместе с ним — но у него ничего не выходило. В людях ощущалась подлинная враждебность и горечь, какая обычно бывает результатом предательства. Здесь присутствовали в большинстве своем фермеры, а не солдаты, и, похоже, они оставались глухи к объяснениям Джильяма.
— Он нас не бросил! — восклицал Джильям. — Он вернется. Клянусь!
Одни ему верили. Другие — нет. И пока они спорили, Динадин начал медленно отступать. Без твердого предводительства Вентранов арамурцы превратились в скопище оборванных трудяг. Армии практически не существовало — она была уничтожена в Люсел-Лоре, а те солдаты, что остались в живых, сейчас будут пересматривать свой долг. Подобно Дариусу Вентрану, Ричиус отвернулся от них — и осознание этого поступка наполняло Динадина яростью.
— Почему, Ричиус? — еле слышно прошептал он.
Еще один необъяснимый шаг его друга.
В этот момент на площади раздался топот копыт. Около десятка всадников в зеленых с золотом мундирах Талистана и масках демонов резко осадили коней перед разномастной толпой. Рука Динадина опустилась на рукоять меча. Несколько солдат спешились по приказу своего командира. Это был худой мужчина без шлема — зато в странной широкополой шляпе, украшенной пером, похожим на хвост.
— Народ Арамура, — загремел звучный голос командира, — я — Ардоз Троск, полковник зеленой бригады. Вы все уже слышали о предательстве вашего короля. По приказу Нара его земли конфискованы. Отныне Арамура больше не существует. Теперь вы — провинция Талистана и подчиняетесь законам и приказам вашего нового правителя, барона Блэквуда Гейла!
Раздались вполне предсказуемые возгласы изумления. Дождавшись тишины, полковник продолжал:
— Будьте послушны, подчиняйтесь нам — и вам не причинят вреда. — По взмаху его руки всадники разом обнажили сабли. — Вздумаете нам сопротивляться — будете наказаны.
— Я не признаю вас! — раздался полный ненависти крик. Джильям вышел из толпы, сжимая крепкими руками меч. — Я не откажусь от своего короля, жалкий пес! И то же сделают многие другие!
На полковника Троска это не произвело впечатления. Его губы изобразили нечто похожее на скучающий зевок.
— Все обязаны отречься от верности крови Вентранов. Такова воля Аркуса, солдат. Опусти свой меч. Тебе больше не дозволено его носить.
— Так иди и попробуй отнять! — бросил ему вызов Джильям.
Он сделал еще один шаг к кругу воинов в позолоченных нагрудниках, угрожая им гигантским мечом. У Динадина перехватило дыхание — и он отпустил рукоять своего меча. Никто не шел на помощь этому отважному глупцу.
— Ты провоцируешь нас на демонстрацию, — предостерег его Троск. — Положи меч. Сейчас же!
— Ни за что! — прорычал Джильям и метнулся к ближайшему талистанцу.
Солдат мгновенно занял оборонительную позицию, но удар Джильяма, нанесенный со всего размаху, оказался столь мощным, что защита была подавлена — огромный клинок резко упал, отсекая руку солдата. Толпа исторгла изумленный крик, а Джильям стремительно обернулся, встречая бросившихся на него талистанцев. Его меч описал полукруг, развалив еще одному нападавшему живот и пробив позолоченный нагрудник с точностью скальпеля. Несколько коротких секунд казалось, что Джильям одержит победу…
Но, конечно, это было невозможно. Остальные солдаты сразу же бросились на него и окружили кольцом острой стали. Великан уже начал задыхаться, хотя продолжал кружиться, поворачивая голову и отбивая мечи, которые дразнили и кололи его. Талистанцы наседали на него, наносили удары в спину и ноги, как это делает стая волков, так что вскоре сотни разрезов на мундире арамурца окрасились алой кровью. Джильям упал на колени, выкрикивая проклятия и насмехаясь над врагами. Он не замечал мужчин, которые не таясь плакали о нем, женщин, которые закрывали лица детей юбками.
— Динадин! — отчаянно закричал Джильям, чувствуя, как вокруг него сжимается кольцо солдат. — Где ты? Ты мне нужен, парень! Помоги мне!
Динадин стоял неподвижно, окаменев от ужаса. Снова и снова Джильям звал его — и его крики уже больше походили на рыдания. Наконец стихли и они. Лоб Динадина покрылся холодным потом. Его била неукротимая дрожь, он стучал зубами, словно от пронзительного зимнего ветра. Толпа вокруг Джильяма отхлынула. Талистанские солдаты вложили мечи в ножны. В центре их круга бесформенной массой лежало тело Джильяма.
— Ну вот, — сказал Троск, вглядываясь в толпу. — Кто этот Динадин?
Динадин мысленно произнес молитву. В толпе есть люди, которые его знают, и, если полковник будет настаивать, они на него укажут. Он собрался с мужеством и шагнул вперед.
— Я Динадин из рода Лоттсов, — объявил он с напускной уверенностью.
Голова полковника взметнулась вверх: это имя было ему знакомо.
— Лоттс? Чудесно! Тогда ты станешь первым, парень. — Троск вытащил свой меч и опустил его вниз. — Подойди ближе.
Динадин опасливо приблизился к всаднику. У самой морды храпящего боевого коня он остановился.
— Делай свое дело, — резко заявил он. — Только не медли.
Троск насмешливо улыбнулся.
— Теперь тебе известен закон, Лоттс. Ты будешь ему подчиняться?
Вопрос повис в воздухе — тяжелый словно наковальня. Все замерли. Обнаженный меч свободно висел у конского бока в ожидании ответа. Одно движение руки — и он окажется у его горла. Динадин молчал.
— Ты отказываешься от верности дому Вентранов? — нетерпеливо спросил Троск. — Клянешься в своей верности Нару?
Горячие слезы текли по его щекам. Смутившись, Динадин вытер их, закрывая лицо рукавом. Глаза толпы сверлили ему спину: все ждали, гадая, что произойдет дальше. В этот момент все мысли Динадина были обращены к Ричиусу. Ричиусу — его милому другу и предателю. Все было слишком давно, решил он в эту минуту. Возможно, если б он не сторонился короля, все сложилось бы иначе.
Он медленно приподнял руку и прикоснулся к клинку. На секунду ему захотелось провести запястьем по остро отточенному лезвию. Но какой в этом был смысл? Ради какой достойной цели погиб Джильям? Они все имели глупость любить семью предателей. Возможно, платой за эту глупость станет суверенитет нации.
Терзаемый горечью и мукой, он наклонился и поцеловал меч из Талистана.
27
Накануне казада — главного священного дня дролов — Ричиус с Люсилером приехали в крепость Фалиндар. Им удалось добраться до северных границ Таттерака, где холодное море билось о скалистые берега, а высокие горы были полны тайн. На одной из таких гор стояла твердыня, опасно застывшая у отвесного обрыва, выбеленного мощным прибоем, бьющимся далеко внизу. В крепость вел только один путь — хорошо вымощенная дорога, достаточно широкая для того, чтобы пропустить королевские процессии, которые так любил бывший господин Фалиндара. По всей длине утопленная в скалах дорога была усеяна каменными факелами, так что круглые сутки она оставалась освещенной — и полной неверных теней. Подобно поразительным зданиям Нара, крепость Фалиндар разрезала горизонт. Ее стройные шпили были одновременно мрачными и прекрасными. Свет полумесяца окрашивал их в призрачный розоватый цвет.
Когда Люсилер остановил коня, ветер полнился печальными стонами. На его усталом лице появилась печальная улыбка.
— Мы добрались! — торжественно объявил он. Вдали в лунных лучах призраками парили морские птицы. Огонь факелов капризно метался на ветру.
— Добро пожаловать домой, — сказал Ричиус.
Он с благоговением взирал на крепость: ее неестественная красота произвела на него сильное впечатление. С момента своего первого приезда в Люсел-Лор он постоянно слышал рассказы о Фалиндаре. Крепость была родиной революции, и для всех, кто сражался рядом с ним, ее название было связано с неким позором. Он заметил, как блестят глаза у Люсилера, и думал, не выглядел ли сам так же, когда снова увидел Арамур.
— Разве я не говорил тебе, как прекрасен Фалиндар?
— Он оказался еще прекраснее, чем я себе представлял, — ответил Ричиус. — Неудивительно, что Тарн оставил его себе.
— Нет, Ричиус, прошу тебя! — взмолился Люсилер. — Давай не будем снова спорить об этом. Только не сейчас!
Ричиуса пронзило чувство стыда. Фалиндар пал в первый же день революции — при попытке дролов освободить своего предводителя из крепостной тюрьмы. Их атака привела к изгнанию дэгога и ввергла Люсилера и других, кто сохранил верность главе трийцев, в состояние хаоса, рассеяв их по всему Люсел-Лору. Ричиус не мог понять, каким образом Люсилер сумел забыть все пережитое. Но вот он снова посмотрел на крепость — и понял. Эта цитадель драгоценным бриллиантом поблескивала в ночи. Возможно, Фалиндар был самым прекрасным творением рук человеческих, какого Ричиусу еще не доводилось видеть. Его святость превосходила Храм Мучеников в Наре. Несмотря на мощную науку и сверхструктуру Черного Города, он никак не мог соперничать с красотой Фалиндара.
— Я тебе завидую, — тихо признался он. — Ну, давай поспешим. Чем скорее я завершу здесь мои дела, тем скорее смогу вернуться домой.
— Сейчас уже поздно, Ричиус. Сомневаюсь, что ты увидишь Тарна сегодня же.
— Поздно? Я три недели ехал, чтобы попасть сюда. Я уверен, твой господин может пожертвовать несколькими минутами сна — невелика неприятность.
Люсилер собрался было что-то ответить, но вдруг заприметил направлявшегося к ним всадника и тотчас замолчал. Всадник неожиданно возник из темноты, и его доспехи были определенно трийскими. Однако волосы его не сверкали белизной, а оказались окрашенными в огуречно-зеленый цвет, к тому же половина дикого лица под странной шевелюрой тоже была зеленая — благодаря масляной краске. Куртка цвета индиго, перетянутая золотым кушаком, спускалась до колен. Вокруг головы была повязана узкая полоска шкуры какого-то зверя, а сапоги из оленьей кожи с длинной шнуровкой достигали середины икр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94