Наконец-то мне не мешают ни сирены причаливающих кораблей, ни гул печей. Воздух снова стал сладким, лес вокруг меня полон тишины. Мне так не хватало всего этого! Легко забыть вкус доброго хлеба, когда тебе дают только икру. Эти деревья знакомы мне, словно друзья детства. Отсюда мне виден замок, который теперь кажется маленьким по сравнению с нарскими сооружениями, а к северу раскинулась вся пустынная красота Арамура. Эти места так прекрасны! Будь сейчас со мной Аркус, ему не понадобилось бы поддерживать в себе жизнь с помощью снадобий.
Снова попав домой, я решил, что нарцев сделал безумными сам Черный Город. Они не могут жить без своих снадобий потому, что их город не приспособлен для жизни. Он слишком огромен, чтобы разум мог вместить его. Все, кто живет в Наре, превращаются в грызунов, испуганных обитающими во дворце ястребами. Если на земле есть место, которое может сравниться с долиной Дринг своим злом, то это — Черный Город. Я не хотел бы снова попасть туда. Честно говоря, он меня потряс. Теперь я стал частью империи — в гораздо большей степени, чем прежде. Мне предстоит выполнить поручение Аркуса. Но я, наконец, дома, и даже он не может отменить весну или помешать деревьям зеленеть.
Прошлой ночью мне опять снился Люсилер. Еще один проклятый кошмар! Я ни разу не спал спокойно с того дня, как вернулся домой. Мне уже начинает казаться, будто со мной что-то случилось — словно какие-то снадобья Нара проникли в мозг. И эти удивительно живые сны настолько похожи на мои мысли, что мне очень трудно отделить одно от другого. Мне казалось, что я уже справился с чувством вины из-за смерти Люсилера, но теперь я каждую ночь вспоминаю эту потерю. Он обращается ко мне во сне, но я не могу его расслышать. Или, может быть, я просто не могу вспомнить его слова после пробуждения. Как бы то ни было, мне бы очень хотелось, чтоб он сказал все ясно и четко и покончил с этим. Мертвым следует оставаться в могилах и не мешать живым спать.
Быть женатым — как это странно! Слишком непривычно постоянно делить с кем-то постель. Но Сабрина чудесная! Хотя мы приехали домой всего три недели назад, она уже так изучила замок, словно живет здесь много лет. И Джоджастин, и остальные души в ней не чают. Они развлекают ее по вечерам, когда я уезжаю — а последнее время это бывает часто. Только Дженна еще не подружилась с Сабриной. Похоже, мой брак оказался для нее гораздо большим сюрпризом, чем я ожидал. После моего возвращения мы почти не общаемся, а когда это происходит, наш разговор сводится к обмену ничего не значащими любезностями. Однако я уверен, со временем она оттает. Сабрина — моя жена, и Дженне надо с этим смириться. Я только надеюсь, что все это не затянется. Мне уже недолго оставаться рядом с Сабриной, и в будущем ей понадобятся друзья.
К счастью, Сабрина, кажется, чувствует себя здесь хорошо. Все, кроме Дженны, старались помогать ей освоиться: показывали окрестности, объясняли наши обычаи и привычки. Все хотят, чтобы она не испытывала одиночества. Поначалу Сабрина была молчалива, но сейчас за столом стала говорить больше — и у нее есть талант поддерживать интересный разговор. Аркус не ошибся: большинство мужчин мечтают о такой прекрасной молодой жене. Она не отнимает у меня времени и не мешает моим беспокойным хлопотам. А в последнее время у меня много тревог. Пока дролы, похоже, удовлетворились Люсел-Лором, однако нам надо составлять планы. И я знаю, Сабрина ощущает мою тревогу. Дженна сказала ей, что моего отца убили в саду, и теперь она старается удержать меня дома — еще более настойчиво, чем Джоджастин. Я как будто вновь обрел отца и мать: чувствую, что их забота обо мне идет от сердца. Я не был с ней достаточно откровенен, и мы очень редко проводим время вдвоем. Мне даже трудно было выкроить часок, чтобы сделать запись в дневнике. И тем не менее, по-моему, она все понимает. Сейчас трудная пора для всех нас.
Я сознаю, что смелый план Аркуса должен остаться тайной. В данную минуту, похоже, о нем знают только обитатели моего замка. Я предполагал, что Джоджастин будет шокирован этим известием, но, как ни странно, он оказался самым рьяным его сторонником. И то, что всем нам снова предстоит воевать, ничуть его не огорчило. Как старый отец он скорбит при мысли, что нам будет грозить смерть, но как солдат — он ликует. Новые боевые кони, легионы Аркуса, грузы из Нара… Он рассказывает мне обо всем этом, словно чиновник, который жаждет пустить свой товар в дело. Для него все это — новая перспектива, миг торжества над Гейлами, возможность продемонстрировать миру, на что способен Арамур. Когда я сказал ему, что Талистан в войне участвовать не будет, он веселился, как школьник. Ненависть к этому роду поистине ослепила его.
Сам я такой радости не испытываю. Я был бы гораздо больше рад королевской власти без вмешательства Нара. Джоджастин часто повторяет мне, как сильно я похож на отца. По его словам, мы все теперь должны признать правление Аркуса. Но я предпочел бы иметь отвагу отца. Пусть бы Гейлы оставались любимчиками императора. Благоволение Аркуса для меня ничего не значит. Я пытался объяснить Джоджастину, что любовь Нара к нам — дело сиюминутное, но, кажется, только я один и могу понять, что происходит на самом деле. Последнее время меня окружают одни павлины. Похоже, все заразились глупой гордостью Джоджастина. Даже Петвин оказался в ее власти. Возможно, Аркус предвидел, что будет именно так. Всем нам трудно было смириться с перенесенным унижением. Однако, по-моему, глупо верить в то, что мы можем победить дролов. Я согласился на эту глупость лишь потому, что не имел иного выхода, но остальные оказались бездумно податливыми. Они меня пугают. Если я иду на это, то хотя бы не ради пустого кармана мести. По крайней мере, я отдаю себе отчет в том, что мною движет.
Не исключено, что все это будет напрасно и никто из нас не получит вознаграждения. К нам из Нара практически не приходит новостей, но среди торговцев в Иннсвике ходят слухи, что Лисс по-прежнему держится. Бог да благословит этих стойких негодяев! Я уверен, и Аркус, и его мясник Никабар рассчитывали, что к этому времени они уже будут стоять на коленях. Возможно, новые дредноуты оказались не такими чудесными, как предполагалось. Как бы то ни было, мы выигрываем драгоценное время. Если нам повезет и Лисс выдержит очередной напор, то, может быть, нам вообще не придется готовиться к этой войне. Я отправил Бъяджио письмо с просьбой сообщить, как обстоят дела с Лиссом. Но ответ я получу не скоро — спустя несколько недель. Тем лучше.
Однако и это тоже вызывает у меня тревогу. Какая-то часть меня жаждет этой войны. Я понимаю эфемерность моей надежды — но Дьяна могла остаться в живых. И она ждет меня где-то в Люсел-Лоре — прячется в пещере или, возможно, дрожит в постели этого дьявола Тарна. Это похоже на сон или ощущение, которое возникает в момент опасности: его увидеть не легче, чем воздух. Но я знаю, это так. И если Лисс каким-то образом выстоит, если небеса даруют им чудо и избавят от Нара, то у меня не будет возможности спасти ее. А в последние месяцы я больше ни о чем не могу думать. Я даже не произнес ее имени при Сабрине, но чувствую, что она о чем-то догадывается. Я видел, как она наблюдает за мной, когда я пишу, и знаю, она пытается постичь, что происходит. И когда ночью я к ней не прикасаюсь, что ей остается думать? Я пытался избегать ее как можно тактичнее, не ложиться, пока она не заснет, но уверен, она спрашивает себя, что со мной происходит. Она не заслуживает такой холодности от мужа.
И я ее недостоин. Я никогда не смогу рассказать ей, перед каким ужасным выбором поставил меня Аркус, но в последнее время я начинаю думать, что ей было бы лучше с Гейлом. Я просто предложил ей другие муки, более изощренное одиночество. Я не способен разжечь в себе любовь к ней, как будто она — моя сестра.
Завтра я поеду с Петвином в дом Лоттсов. Пора начать рассказывать остальным семьям о грандиозных планах Аркуса. Не сомневаюсь, что Динадин будет так же глупо рваться в бой, как и Джоджастин. Он слишком молод, дабы понять, как император нами манипулирует. А что до Террила и остальных, то они будут терпеть, как всегда. Они достаточно стары, чтобы не спорить о войне. Я уже кончил спорить. Никто меня не слушает.
21
Сабрина проснулась неожиданно.
Утро едва наступило. Слабый дождик бил в окно спальни. Рядом с ней Ричиус метался во сне. Тяжелое одеяло неловко обвилось вокруг его ног и груди. С губ срывалось невнятное бормотание. На бледном лице застыло выражение ужаса, резкие движения глаз под закрытыми веками говорили о том, что ему снится кошмарный сон. Опять.
Она осторожно отодвинулась от него, стянув свое одеяло. Один раз она попыталась его разбудить и больше этой ошибки не повторит. Он скоро выйдет из кошмара, как это бывает всегда. И, может быть, потом еще немного поспит. Она бесшумно соскользнула с кровати, с трудом заставила себя поставить босые ноги на холодный пол. Ветер за окном проникал в комнату, и она задрожала. Даже весной Арамур был холодным уголком империи. Она поспешно сняла халат со спинки кровати. Подошла к окну — небо было затянуто плотным слоем облаков. Молодожены заняли главную спальню замка, откуда просматривались почти все владения Вентранов. И все утопали в грязи.
«Неподходящий день для поездки, — подумала она с улыбкой. — Вот и хорошо».
До дома Лоттсов было довольно далеко, и Сабрина надеялась, что Ричиус отсрочит свой отъезд. Тогда, возможно, они побудут вместе.
Громкий крик мужа вырвал ее из мира грез. Она повернулась и поспешила к постели. Его лицо и грудь блестели от пота. Он бормотал какие-то слова, повторяя их снова и снова странным, сдавленным голосом. Она наклонила голову и прислушалась к этим отрывистым словам. Что он говорит? Какое-то имя. Да, решила она, это имя.
Наконец сон закончился, и Ричиус затих. Его дыхание постепенно выровнялось. Успокоившись, Сабрина всмотрелась в его лицо. Бледность с него еще не сошла, но пот уже начал высыхать; постепенно лицо становилось умиротворенным. Она едва заметно поцеловала его в щеку и пригладила влажные волосы. Она почти не помнила матери, но сейчас ей показалось, что именно так вела бы себя мать, обеспокоенная болезнью ребенка. Ричиуса уже несколько недель тревожили сны — с того времени, как они вернулись в Арамур. Казалось, во время сна им овладевает какая-то адская лихорадка. Что еще хуже — он никогда не говорил о своих снах, вместо этого только невнятно извинялся за то, что разбудил ее. Какими бы ни были эти кошмары, он считал их своей собственностью, и ее тревожило его нежелание ими делиться. В этой большой кровати она всегда была одна.
Сабрина снова вернулась к окну, безуспешно пытаясь обнаружить солнце. Земля уже начала просыпаться и в нежном свете зарождающегося утра выглядела особенно прекрасной. Арамур действительно походил на Горкней, и ее сердце неожиданно защемило. Она скучала по Горкнею, скучала по Дэйсону и его странной дружбе. И почему-то ей не хватало даже ее жестокого отца. Сегодня ей хотелось бы чего-то привычного.
— Внимание! — пробормотала она, и от ее дыхания стекло запотело.
После трех недель пребывания в замке по-настоящему ее замечал один только Джоджастин. Он даже предложил поучить ее ездить верхом. Ричиус обещал учить ее сам, но, видимо, забыл об этом. Однако она не была влюблена в старого управляющего. Он был славный и благожелательный, но она жаждала общества Ричиуса — этого прекрасного незнакомца, который спал в ее постели. Ей необходимо найти возможность взломать ту стену, которой он себя окружил.
Она снова посмотрела на небо. Дождь был не сильный, но настырный. Двор замка усеивали обломки веток и палки. В выбоинах собрались лужи. Скоро во дворе и внутри замка начнется жизнь. Эта мысль вынудила ее стиснуть зубы. Все будут отнимать у Ричиуса время. Не было минуты, чтобы его кто-нибудь не разыскивал. А когда к вечеру она где-нибудь его отыщет, он просто улыбнется ей и скажет:
— Времена сейчас хлопотные.
«Слишком хлопотные, — печально подумала она. — Но только не сегодня!»
Сегодня она заодно с тучами заставит его остаться дома. Конечно же, он сможет отложить свою поездку до более удобного времени, хотя он с волнением говорил об этом Динадине. Может быть, Петвин ей поможет. Она решила переговорить с ним.
Осторожно прошла по комнате, стараясь избегать скрипучих половиц. Ричиус по-прежнему спал — наконец совсем спокойно. Она почти миновала кровать, когда ударилась большим пальцем ноги о какой-то угол и чуть не упала.
— Боже! — прошипела она, едва успев проглотить крик.
Она оказалась на коленях, а ее лицо — на уровне матраса. Ричиус тихо застонал, но не проснулся. Внезапно она посмотрела вниз. У кровати лежала небольшая книга в кожаном переплете. Дневник Ричиуса! Она подняла его. Обычно ее радовало, когда он оставлял его на виду. Это был единственный маленький знак доверия — сознательный или неосознанный — и она очень его ценила. Но теперь, когда она держала дневник в дрожащих руках, ей вдруг захотелось вышвырнуть его из окна. Даже эта книжица в последнее время получала больше внимания, чем она сама, и в эту секунду Сабрина ненавидела ее.
А потом ей в голову пришла новая, еще более мрачная мысль. То, что тревожит ее молчаливого мужа, наверное, можно отыскать там, на этих грязных страничках. Достаточно только открыть дневник.
«Нет, — подумала она, почувствовав острый стыд. — Я не могу. Я не буду. Он мне доверяет. Доверяет, и я не могу этим рисковать».
Однако дневник остался в ее руках. Она смотрела на него долгие мгновения, размышляя над его тайнами. Там есть имена — словно ключи к шифрам его непонятных снов. Если она прочтет его дневник, то сможет что-то понять. Это будет полезно им обоим. И тогда ему не придется говорить о войне и тех ужасах, которые он пережил. Она будет все знать. И она сможет ему помочь.
— Нет, — решительно прошептала она.
Она положила дневник на пол, чуть задвинув его под кровать. Ее окатило волной отвращения. В этом дневнике были личные мысли и чувства Ричиуса, и он имел право скрывать их от всех — даже от нее. Она выпрямилась. У нее горели колени; она провела по ним рукой, стараясь справиться с подступившими к глазам слезами. Ричиус повернулся к ней спиной.
К спальне примыкала крошечная гардеробная, Сабрина сделала ее своим убежищем. Комната была наполнена одеждой и украшениями. В изящном зеркале можно было увидеть себя в полный рост. Сабрина вошла в комнату. Там не было освещения, но она все равно закрыла за собой дверь, спрятавшись от рассвета. Вслепую прошла к зеркалу. Рядом стоял комод. Хотя в гардеробной были сотни предметов одежды, сложенных в кипы и развешанных на вешалках в шкафах, она не стала выбирать из них. Как бы то ни было, большинство нарядов ей не принадлежали. Эту одежду когда-то носила королева Джессикейн, мать Ричиуса, а она, похоже, была женщиной высокой. Сабрина могла бы надевать ее вещи только после значительной переделки. Но были в комнате и такие вещи, которые Сабрине нравились, в основном те, что она привезла с собой из Горкнея. Их она и держала в комоде.
Она выдвинула верхний ящик и опустила туда руку. Изумрудно-зеленое платье лежало именно там, где она его оставила. В нем она впервые увидела Ричиуса. В тот день в его взгляде было нечто особенное — то, что она намерена возродить. Это платье должно ей помочь. Она бесшумно скинула халат и надела платье, пытаясь нащупать завязки на спине. Даже при дневном свете ей было нелегко справиться с золотыми шнурами, которые стягивали наряд на талии, но уже через несколько минут ей это удалось. Не менее ловко она отыскала свои туфельки и зашнуровала их. И, наконец, нашла щетку для волос. Проведя несколько раз по волосам, она решила, что выглядит пристойно, надела свой любимый браслет и снова вернулась к двери.
Заглянула в спальню. Ричиус по-прежнему спал. Обычно сон у него был чутким, поэтому удивило то, что он ее не услышал. Он продолжал лежать спиной к ней, так что легко было уйти. Прошла мимо на цыпочках, бросив на него последний взгляд. Он необычайно прекрасен, грустно подумала она. Даже во сне.
Коридор за дверью спальни был пуст и выстужен. В этой части замка никто не спал, кроме них и Джоджастина, а старик всегда вставал очень рано. Скорее всего, он уже был внизу и садился завтракать с традиционным стаканом горячего вина. Сабрина нахмурилась. Дженна, вероятно, тоже там, чтобы присматривать за работой на кухне. Хозяйство в замке не было большим — в отличие от того, к которому она привыкла в Горкнее, но все-таки многим людям приходилось рано вставать, чтобы о нем заботиться. Во избежание лишних расспросов ей придется схитрить. Ее наряд обязательно пробудит любопытство.
Она спустилась вниз по гулкой лестнице. В железных канделябрах уже горели крошечные свечи;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Снова попав домой, я решил, что нарцев сделал безумными сам Черный Город. Они не могут жить без своих снадобий потому, что их город не приспособлен для жизни. Он слишком огромен, чтобы разум мог вместить его. Все, кто живет в Наре, превращаются в грызунов, испуганных обитающими во дворце ястребами. Если на земле есть место, которое может сравниться с долиной Дринг своим злом, то это — Черный Город. Я не хотел бы снова попасть туда. Честно говоря, он меня потряс. Теперь я стал частью империи — в гораздо большей степени, чем прежде. Мне предстоит выполнить поручение Аркуса. Но я, наконец, дома, и даже он не может отменить весну или помешать деревьям зеленеть.
Прошлой ночью мне опять снился Люсилер. Еще один проклятый кошмар! Я ни разу не спал спокойно с того дня, как вернулся домой. Мне уже начинает казаться, будто со мной что-то случилось — словно какие-то снадобья Нара проникли в мозг. И эти удивительно живые сны настолько похожи на мои мысли, что мне очень трудно отделить одно от другого. Мне казалось, что я уже справился с чувством вины из-за смерти Люсилера, но теперь я каждую ночь вспоминаю эту потерю. Он обращается ко мне во сне, но я не могу его расслышать. Или, может быть, я просто не могу вспомнить его слова после пробуждения. Как бы то ни было, мне бы очень хотелось, чтоб он сказал все ясно и четко и покончил с этим. Мертвым следует оставаться в могилах и не мешать живым спать.
Быть женатым — как это странно! Слишком непривычно постоянно делить с кем-то постель. Но Сабрина чудесная! Хотя мы приехали домой всего три недели назад, она уже так изучила замок, словно живет здесь много лет. И Джоджастин, и остальные души в ней не чают. Они развлекают ее по вечерам, когда я уезжаю — а последнее время это бывает часто. Только Дженна еще не подружилась с Сабриной. Похоже, мой брак оказался для нее гораздо большим сюрпризом, чем я ожидал. После моего возвращения мы почти не общаемся, а когда это происходит, наш разговор сводится к обмену ничего не значащими любезностями. Однако я уверен, со временем она оттает. Сабрина — моя жена, и Дженне надо с этим смириться. Я только надеюсь, что все это не затянется. Мне уже недолго оставаться рядом с Сабриной, и в будущем ей понадобятся друзья.
К счастью, Сабрина, кажется, чувствует себя здесь хорошо. Все, кроме Дженны, старались помогать ей освоиться: показывали окрестности, объясняли наши обычаи и привычки. Все хотят, чтобы она не испытывала одиночества. Поначалу Сабрина была молчалива, но сейчас за столом стала говорить больше — и у нее есть талант поддерживать интересный разговор. Аркус не ошибся: большинство мужчин мечтают о такой прекрасной молодой жене. Она не отнимает у меня времени и не мешает моим беспокойным хлопотам. А в последнее время у меня много тревог. Пока дролы, похоже, удовлетворились Люсел-Лором, однако нам надо составлять планы. И я знаю, Сабрина ощущает мою тревогу. Дженна сказала ей, что моего отца убили в саду, и теперь она старается удержать меня дома — еще более настойчиво, чем Джоджастин. Я как будто вновь обрел отца и мать: чувствую, что их забота обо мне идет от сердца. Я не был с ней достаточно откровенен, и мы очень редко проводим время вдвоем. Мне даже трудно было выкроить часок, чтобы сделать запись в дневнике. И тем не менее, по-моему, она все понимает. Сейчас трудная пора для всех нас.
Я сознаю, что смелый план Аркуса должен остаться тайной. В данную минуту, похоже, о нем знают только обитатели моего замка. Я предполагал, что Джоджастин будет шокирован этим известием, но, как ни странно, он оказался самым рьяным его сторонником. И то, что всем нам снова предстоит воевать, ничуть его не огорчило. Как старый отец он скорбит при мысли, что нам будет грозить смерть, но как солдат — он ликует. Новые боевые кони, легионы Аркуса, грузы из Нара… Он рассказывает мне обо всем этом, словно чиновник, который жаждет пустить свой товар в дело. Для него все это — новая перспектива, миг торжества над Гейлами, возможность продемонстрировать миру, на что способен Арамур. Когда я сказал ему, что Талистан в войне участвовать не будет, он веселился, как школьник. Ненависть к этому роду поистине ослепила его.
Сам я такой радости не испытываю. Я был бы гораздо больше рад королевской власти без вмешательства Нара. Джоджастин часто повторяет мне, как сильно я похож на отца. По его словам, мы все теперь должны признать правление Аркуса. Но я предпочел бы иметь отвагу отца. Пусть бы Гейлы оставались любимчиками императора. Благоволение Аркуса для меня ничего не значит. Я пытался объяснить Джоджастину, что любовь Нара к нам — дело сиюминутное, но, кажется, только я один и могу понять, что происходит на самом деле. Последнее время меня окружают одни павлины. Похоже, все заразились глупой гордостью Джоджастина. Даже Петвин оказался в ее власти. Возможно, Аркус предвидел, что будет именно так. Всем нам трудно было смириться с перенесенным унижением. Однако, по-моему, глупо верить в то, что мы можем победить дролов. Я согласился на эту глупость лишь потому, что не имел иного выхода, но остальные оказались бездумно податливыми. Они меня пугают. Если я иду на это, то хотя бы не ради пустого кармана мести. По крайней мере, я отдаю себе отчет в том, что мною движет.
Не исключено, что все это будет напрасно и никто из нас не получит вознаграждения. К нам из Нара практически не приходит новостей, но среди торговцев в Иннсвике ходят слухи, что Лисс по-прежнему держится. Бог да благословит этих стойких негодяев! Я уверен, и Аркус, и его мясник Никабар рассчитывали, что к этому времени они уже будут стоять на коленях. Возможно, новые дредноуты оказались не такими чудесными, как предполагалось. Как бы то ни было, мы выигрываем драгоценное время. Если нам повезет и Лисс выдержит очередной напор, то, может быть, нам вообще не придется готовиться к этой войне. Я отправил Бъяджио письмо с просьбой сообщить, как обстоят дела с Лиссом. Но ответ я получу не скоро — спустя несколько недель. Тем лучше.
Однако и это тоже вызывает у меня тревогу. Какая-то часть меня жаждет этой войны. Я понимаю эфемерность моей надежды — но Дьяна могла остаться в живых. И она ждет меня где-то в Люсел-Лоре — прячется в пещере или, возможно, дрожит в постели этого дьявола Тарна. Это похоже на сон или ощущение, которое возникает в момент опасности: его увидеть не легче, чем воздух. Но я знаю, это так. И если Лисс каким-то образом выстоит, если небеса даруют им чудо и избавят от Нара, то у меня не будет возможности спасти ее. А в последние месяцы я больше ни о чем не могу думать. Я даже не произнес ее имени при Сабрине, но чувствую, что она о чем-то догадывается. Я видел, как она наблюдает за мной, когда я пишу, и знаю, она пытается постичь, что происходит. И когда ночью я к ней не прикасаюсь, что ей остается думать? Я пытался избегать ее как можно тактичнее, не ложиться, пока она не заснет, но уверен, она спрашивает себя, что со мной происходит. Она не заслуживает такой холодности от мужа.
И я ее недостоин. Я никогда не смогу рассказать ей, перед каким ужасным выбором поставил меня Аркус, но в последнее время я начинаю думать, что ей было бы лучше с Гейлом. Я просто предложил ей другие муки, более изощренное одиночество. Я не способен разжечь в себе любовь к ней, как будто она — моя сестра.
Завтра я поеду с Петвином в дом Лоттсов. Пора начать рассказывать остальным семьям о грандиозных планах Аркуса. Не сомневаюсь, что Динадин будет так же глупо рваться в бой, как и Джоджастин. Он слишком молод, дабы понять, как император нами манипулирует. А что до Террила и остальных, то они будут терпеть, как всегда. Они достаточно стары, чтобы не спорить о войне. Я уже кончил спорить. Никто меня не слушает.
21
Сабрина проснулась неожиданно.
Утро едва наступило. Слабый дождик бил в окно спальни. Рядом с ней Ричиус метался во сне. Тяжелое одеяло неловко обвилось вокруг его ног и груди. С губ срывалось невнятное бормотание. На бледном лице застыло выражение ужаса, резкие движения глаз под закрытыми веками говорили о том, что ему снится кошмарный сон. Опять.
Она осторожно отодвинулась от него, стянув свое одеяло. Один раз она попыталась его разбудить и больше этой ошибки не повторит. Он скоро выйдет из кошмара, как это бывает всегда. И, может быть, потом еще немного поспит. Она бесшумно соскользнула с кровати, с трудом заставила себя поставить босые ноги на холодный пол. Ветер за окном проникал в комнату, и она задрожала. Даже весной Арамур был холодным уголком империи. Она поспешно сняла халат со спинки кровати. Подошла к окну — небо было затянуто плотным слоем облаков. Молодожены заняли главную спальню замка, откуда просматривались почти все владения Вентранов. И все утопали в грязи.
«Неподходящий день для поездки, — подумала она с улыбкой. — Вот и хорошо».
До дома Лоттсов было довольно далеко, и Сабрина надеялась, что Ричиус отсрочит свой отъезд. Тогда, возможно, они побудут вместе.
Громкий крик мужа вырвал ее из мира грез. Она повернулась и поспешила к постели. Его лицо и грудь блестели от пота. Он бормотал какие-то слова, повторяя их снова и снова странным, сдавленным голосом. Она наклонила голову и прислушалась к этим отрывистым словам. Что он говорит? Какое-то имя. Да, решила она, это имя.
Наконец сон закончился, и Ричиус затих. Его дыхание постепенно выровнялось. Успокоившись, Сабрина всмотрелась в его лицо. Бледность с него еще не сошла, но пот уже начал высыхать; постепенно лицо становилось умиротворенным. Она едва заметно поцеловала его в щеку и пригладила влажные волосы. Она почти не помнила матери, но сейчас ей показалось, что именно так вела бы себя мать, обеспокоенная болезнью ребенка. Ричиуса уже несколько недель тревожили сны — с того времени, как они вернулись в Арамур. Казалось, во время сна им овладевает какая-то адская лихорадка. Что еще хуже — он никогда не говорил о своих снах, вместо этого только невнятно извинялся за то, что разбудил ее. Какими бы ни были эти кошмары, он считал их своей собственностью, и ее тревожило его нежелание ими делиться. В этой большой кровати она всегда была одна.
Сабрина снова вернулась к окну, безуспешно пытаясь обнаружить солнце. Земля уже начала просыпаться и в нежном свете зарождающегося утра выглядела особенно прекрасной. Арамур действительно походил на Горкней, и ее сердце неожиданно защемило. Она скучала по Горкнею, скучала по Дэйсону и его странной дружбе. И почему-то ей не хватало даже ее жестокого отца. Сегодня ей хотелось бы чего-то привычного.
— Внимание! — пробормотала она, и от ее дыхания стекло запотело.
После трех недель пребывания в замке по-настоящему ее замечал один только Джоджастин. Он даже предложил поучить ее ездить верхом. Ричиус обещал учить ее сам, но, видимо, забыл об этом. Однако она не была влюблена в старого управляющего. Он был славный и благожелательный, но она жаждала общества Ричиуса — этого прекрасного незнакомца, который спал в ее постели. Ей необходимо найти возможность взломать ту стену, которой он себя окружил.
Она снова посмотрела на небо. Дождь был не сильный, но настырный. Двор замка усеивали обломки веток и палки. В выбоинах собрались лужи. Скоро во дворе и внутри замка начнется жизнь. Эта мысль вынудила ее стиснуть зубы. Все будут отнимать у Ричиуса время. Не было минуты, чтобы его кто-нибудь не разыскивал. А когда к вечеру она где-нибудь его отыщет, он просто улыбнется ей и скажет:
— Времена сейчас хлопотные.
«Слишком хлопотные, — печально подумала она. — Но только не сегодня!»
Сегодня она заодно с тучами заставит его остаться дома. Конечно же, он сможет отложить свою поездку до более удобного времени, хотя он с волнением говорил об этом Динадине. Может быть, Петвин ей поможет. Она решила переговорить с ним.
Осторожно прошла по комнате, стараясь избегать скрипучих половиц. Ричиус по-прежнему спал — наконец совсем спокойно. Она почти миновала кровать, когда ударилась большим пальцем ноги о какой-то угол и чуть не упала.
— Боже! — прошипела она, едва успев проглотить крик.
Она оказалась на коленях, а ее лицо — на уровне матраса. Ричиус тихо застонал, но не проснулся. Внезапно она посмотрела вниз. У кровати лежала небольшая книга в кожаном переплете. Дневник Ричиуса! Она подняла его. Обычно ее радовало, когда он оставлял его на виду. Это был единственный маленький знак доверия — сознательный или неосознанный — и она очень его ценила. Но теперь, когда она держала дневник в дрожащих руках, ей вдруг захотелось вышвырнуть его из окна. Даже эта книжица в последнее время получала больше внимания, чем она сама, и в эту секунду Сабрина ненавидела ее.
А потом ей в голову пришла новая, еще более мрачная мысль. То, что тревожит ее молчаливого мужа, наверное, можно отыскать там, на этих грязных страничках. Достаточно только открыть дневник.
«Нет, — подумала она, почувствовав острый стыд. — Я не могу. Я не буду. Он мне доверяет. Доверяет, и я не могу этим рисковать».
Однако дневник остался в ее руках. Она смотрела на него долгие мгновения, размышляя над его тайнами. Там есть имена — словно ключи к шифрам его непонятных снов. Если она прочтет его дневник, то сможет что-то понять. Это будет полезно им обоим. И тогда ему не придется говорить о войне и тех ужасах, которые он пережил. Она будет все знать. И она сможет ему помочь.
— Нет, — решительно прошептала она.
Она положила дневник на пол, чуть задвинув его под кровать. Ее окатило волной отвращения. В этом дневнике были личные мысли и чувства Ричиуса, и он имел право скрывать их от всех — даже от нее. Она выпрямилась. У нее горели колени; она провела по ним рукой, стараясь справиться с подступившими к глазам слезами. Ричиус повернулся к ней спиной.
К спальне примыкала крошечная гардеробная, Сабрина сделала ее своим убежищем. Комната была наполнена одеждой и украшениями. В изящном зеркале можно было увидеть себя в полный рост. Сабрина вошла в комнату. Там не было освещения, но она все равно закрыла за собой дверь, спрятавшись от рассвета. Вслепую прошла к зеркалу. Рядом стоял комод. Хотя в гардеробной были сотни предметов одежды, сложенных в кипы и развешанных на вешалках в шкафах, она не стала выбирать из них. Как бы то ни было, большинство нарядов ей не принадлежали. Эту одежду когда-то носила королева Джессикейн, мать Ричиуса, а она, похоже, была женщиной высокой. Сабрина могла бы надевать ее вещи только после значительной переделки. Но были в комнате и такие вещи, которые Сабрине нравились, в основном те, что она привезла с собой из Горкнея. Их она и держала в комоде.
Она выдвинула верхний ящик и опустила туда руку. Изумрудно-зеленое платье лежало именно там, где она его оставила. В нем она впервые увидела Ричиуса. В тот день в его взгляде было нечто особенное — то, что она намерена возродить. Это платье должно ей помочь. Она бесшумно скинула халат и надела платье, пытаясь нащупать завязки на спине. Даже при дневном свете ей было нелегко справиться с золотыми шнурами, которые стягивали наряд на талии, но уже через несколько минут ей это удалось. Не менее ловко она отыскала свои туфельки и зашнуровала их. И, наконец, нашла щетку для волос. Проведя несколько раз по волосам, она решила, что выглядит пристойно, надела свой любимый браслет и снова вернулась к двери.
Заглянула в спальню. Ричиус по-прежнему спал. Обычно сон у него был чутким, поэтому удивило то, что он ее не услышал. Он продолжал лежать спиной к ней, так что легко было уйти. Прошла мимо на цыпочках, бросив на него последний взгляд. Он необычайно прекрасен, грустно подумала она. Даже во сне.
Коридор за дверью спальни был пуст и выстужен. В этой части замка никто не спал, кроме них и Джоджастина, а старик всегда вставал очень рано. Скорее всего, он уже был внизу и садился завтракать с традиционным стаканом горячего вина. Сабрина нахмурилась. Дженна, вероятно, тоже там, чтобы присматривать за работой на кухне. Хозяйство в замке не было большим — в отличие от того, к которому она привыкла в Горкнее, но все-таки многим людям приходилось рано вставать, чтобы о нем заботиться. Во избежание лишних расспросов ей придется схитрить. Ее наряд обязательно пробудит любопытство.
Она спустилась вниз по гулкой лестнице. В железных канделябрах уже горели крошечные свечи;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94