Никогда!
Линож поднимает спящего мальчика, как подношение. Голубое сияние вокруг
него становистя ярче... и начинает захватывать Ральфи. Старость Линожане
добра, а жестока, такая, которая пугает. И его торжествующая улыбка - это
ужас, который долго будет еще в наших снах.
-- Будет. Он полюбитменя. -- Линож делает паузу. -- И он будет называть
меня отцом.
Это - страшная правда, против которойМолли уже не в силах выстоять. Она
падает на удерживающие ее сильные руки, не в силах держаться на ногах. Линож
еще секундувыдерживает ее взгляд, потом отворачивается - развевает край его
облачения. Он шагает к двери. И все глаза поворачиваются ему вслед.
А мы видим Майка. Он встает. Лицо его все такое же мертвое. Хэтч
касается его рукой.
-- Майк, я...
-- Не трогай меня, -- отталкивает его руку Майк. -- Никто из вас меня
больше не трогайте. -- Взгляд на Молли. -- Никто.
Он идет по боковому проходу, и никто его не останавливает.
Он выходит из зала как развовремя, чтобы успеть заметить, каккрай
облачения Линожа исчезает за входной дверью в ночи. Сперва остановившись, он
идет туда же.
Майк выходит, останавливается и смотрит, и дыхание его серебрится в
свете луны.
Перед зданием стоят Линож и Ральфи, и Линож все еще сияет ярко-голубым
светом. Камера смотрит ему вслед, а он несет Ральфи к улице... берегу...
проливу... материку... и не считанным лигам бескрайней земли. Мы видим его
следы - сперва глубокие... потом легкие... потом еле заметные...
x x x
Миновав купол с мемориальным колоколом, Линож начинает подниматься в
воздух. Всего на дюйм-другой, но расстояние от него до земли медленно
растет. Будто он идет по лестнице, которую мы не видим.
А Майк у входа в мэрию кричит вследсвоему сыну, вложив все свое горе
вединое слово:
-- Ральфи!
Линож и Ральфи. Ночь. Ральфиоткрывает глаза и оглядывается.
-- Где я? Где мой папа?
Далекий, еле слышный голос Майка:
-- Ральфи...
-- Это неважно мальчик с седлом феи, -- говорит Линож. -- Посмотри
вниз!
Ральфи смотрит. Они летят над проливом. Тени их летят по волнам,
окруженные лунной дорожкой. Ральфи улыбается от радости.
-- Ух ты! Класс! -- И после паузы: -- А это настоящее?
-- Как ябочный пирог, -- отвечает Линож.
Ральфи оглядывается на:
Литтл-Толл-Айленд. Это почти негатив того изображения, что мы
показывали вначале - ночь вместо дня, уход вместо приближения. В лунном
свете Литтл-Толл-Айленд выглядит почти иллюзией. Чемон скоро для Ральфи и
станет.
-- А куда мы летим? -- спрашивает Ральфи.
Линож подбрасывает скипетр в воздух, и он занимает то положение,
которое было, когда Линож летал с детьми. Его тень, теперь от луны, а не от
солнца, лежит попереклица Линожа. Линож наклоняет голову и целует седло феи
на носу у Ральфи.
-- Куда хотим. Всюду. Во все те места, которые тебе только снились.
-- А мама спапой? Когда они прилетят?
-- А, об этом потом, -- улыбается Линож.
Что ж, ему виднее, он взрослый... и потом, это так интересно!
-- О'кей, -- говорит Ральфи.
Линож поворачивает - закладывает вираж, почтикак самолет, - и они
улетаютот нас прочь.
Майк стоит на ступенях мэрии. Он плачет.
Джоанна Стенхоуп выходит из мэрии и кладет ему руку на плечо. С
бесконечной добротой она произносит:
-- Войди в дом, Майк.
Не обратив на нее внимания, он идет вниз по ступеням, пробивая путь в
рыхлом снегу. Для тех, кто не волшебник, это трудная работа, но он идет
вперед. Он идет по следам Линожа, и камера следит за ним, глядя как
отпечатки становятся все легче и легче, все меньше связаны с землей, где
обязаны жить смертные.
Мимо мемориального колокола, здесь еще один исчезающий отпечаток... и
ничего. Поля девственного снега. Майк в рыданиях валится у последнего следа.
Возносит руки к пустому небу, к сияющей луне.
-- Верни его, -- тихо произносит Майк. -- Прошу тебя. Я сделаю все, что
ты хочешь, если ты его вернешь. Все, что ты хочешь.
В дверях мэрии столпились островитяне и молча смотрят. Джоннии Санни,
Ферд и Люсьен, Тавия и Делла, Хэтч и Мелинда.
-- Верни его! -- слышен молящийголос Майка.
Лица островитян не меняются. В них, быть может, есть сочувствие, но нет
милосердия. Здесь, сейчас - нет. Что сделано, то сделано.
Майк на снежном поле. Он копошится в снегу возле купола, где висит
мемориальный колокол. Протягивает рукик луне изалитой светом воде в
последний раз, но без надежды.
-- Прошу тебя, верни его, -- шепчет он.
Камера начинает уходить в сторону и вверх. Понемногу. Майк становится
меньше и меньше, и вот он уже черная точка на белой снежной равнине. За ней
- материк, рухнувший маяк, волны пролива.
Затемнение.
И последний, еле слышный шепот мольбы:
-- Я люблю его! Смилуйся!
Конец акта шестого.
Акт седьмой
Небо ярко-голубое, и пролив тоже. Флегматично пыхтят рыбачьи лодки,
проносятся спортивные катера, оставляя кильватерный след и таща волных
лыжников. Парят и кричат в вышине чайки.
Прибрежный город утром. Титр: МАЧИАС, ЛЕТО 1989.
Небольшой дощатый дом на Мэйн-стрит. Табличка:
ЮРИДИЧЕСКИЕ УСЛУГИ.
Пониже еще одна:
ЕСЛИ РЕШЕНИЕ ЕСТЬ.
МЫ ВМЕСТЕ ЕГО НАЙДЕМ.
Камера наплывает на окно. В доме сидит женщина, глядя наружу. Глаза
красные, щеки мокры от слез. Волосы у нее седые, и сначала мы простоне
узнали Молли Андерсон. Она постарела на двадцать лет.
Сидит она на кресле-качалке, глядя на летний пейзаж, и беззвучно
плачет. Напротив нее адвокат - профессионального вида женщина в светлой
летней юбке и шелковой блузке. Хорошо причесана, хорошо накручена, и смотрит
на Молли с тем сочувствием, которое проявляют хорошие психологи - часто
помогает, но пугает своей отстраненностью.
Молчание длится. Адвокат ждет, пока заговорит Молли, но Молли только
сидит в качалке и глядит плачущими глазами на лето за окном.
-- Вы с Майком не спите вместе, -- говорит наконец адвокат, -- вот
уже... как давно?
-- Пять месяцев, -- отвечает Молли, все так же глядя в окно. --
Приблизительно. Если нужно, я могу сказать точно. Последний раз был в ночь
передбольшой бурей. Бурей столетия.
-- Когда выпотеряли сына. И в этой потере Майк обвиняет себя.
-- Я думаю, он собирается от меня уйти.
-- И ты этого очень боишься, не так ли?
-- Я думаю, он исчерпал все свои средства остаться. Ты понимаешь, что я
хочу сказать?
-- Расскажи мне еще раз, что случилось с Ральфи.
-- Зачем? Какая в этом польза? Господа Бога ради, кому от этого будет
лучше? Его больше нет!
Адвокат ничего наэто не отвечает. Молли вздыхает и сдается.
-- Это былона второй день. Мы все были в мэрии - там все собрались
укрыться от бури. Знаешь... очень она была сильная.
-- Я была здесь, -- отвечает адвокат. -- Я ее пережила.
-- Да, Лиза, ты была - здесь. На материке. На острове это дело другое.
-- Она замолкает на миг. -- На острове все по-другому. -- Еще одна пауза. --
В общем, ДжонниГарриман влетел во время завтрака и сказал, что маяк падает.
Все, конечно, захотели посмотреть, и Майк...
Дом Андерсонов летним утром. Перед домом стоит небольшая белая машинас
открытым багажником. В ней два или три чемодана. Открывается дверь дома, и
выходит Майк, неся еще два. Он закрывает дверь, спускается с террасы и
идетпо дорожке. По всем движениям и жестам, по каждому взгляду перед нами
человек, который уезжает навсегда.
-- Майк сказал нам, что сейчас белая мгла, -- слышится за кадром голос
Молли, -- и чтобы мы держались поближе к дому. Ральфи хотел посмотреть...
Пиппа и все дети тоже... и мы их с собой взяли. Прости нас Боже, мы взяли их
с собой.
Майк останавливается возле таблички детского сада "МАЛЕНЬКИЙ НАРОД".
Она все еще висит на нижней ветви растущего во двореклена, но какой-то вид у
нее сейчас пыльный. Забытый. Никому до нее нетдела. Майк срывает ее,
смотрит, поворачивается и бросает ее натеррасу в приступе ярости.
-- Никому из нас не следовало выходить, -- говорит голос Молли, --
особенно детям. Мы недооценили бурю. Несколько человек заблудились и
пропали. Один из них былРальфи. Энджи Карвер нашла дорогу домой. Остальные
все погибли.
Майк провожает взглядом упавшую натеррасу табличку, поворачивается
иидет к машине. Когда он обходит ее, чтобы сесть за руль, вытаскивая из
кармана ключи, раздается голос:
-- Майк?
Это Хэтч.
Майк оборачивается. Хэтч, имеющий довольно странный вид в футболке и
шортах, идет туда, где он стоит. И видно, что ему очень хотелось бы
оказаться в другом месте. Майк смотрит на него холодным взглядом.
-- Если у тебя есть, что сказать, скажи. Паром уходит в 11: 10, и я не
собираюсь на него опаздывать.
-- Куда ты едешь? -- спрашивает Хэтч.
Молчание.
-- Не надо, Майк. Не уезжай.
Молчание.
-- Тебе легче будет, если я скажу, что с февраляни одной ночи толком не
спал?
Нет ответа.
-- Тебе легче будет, если я скажу, что... что мы, наверное, поступили
неправильно?
-- Хэтч, мне пора ехать.
-- Робби велел тебе сказать, что пост констебля за тобой, стоит тебе
только захотеть. Ты только скажи.
-- Скажи ему, куда он может засунуть этот пост. Мне здесь делать
нечего. Я пытался, сколько мог, и больше не могу.
Он идет кдверце водителя, но не успевает ее распахнуть, как Хэтч
касается его руки. Майк оборачивается с горящими глазами, как будто
собирается двинуть ему в глаз, но Хэтч стоит, не шевельнувшись. Может быть,
он считает, что этого заслужил.
-- Ты нуженМолли. Ты видел, что с ней творится? Ты хотя бы смотрел?
-- Посмотри ты за меня. О'кей?
Хэтч опускает глаза.
-- С Мелиндой тоже плохо. Она столько принимает транквилизаторов...
боюсь, как бы она к ним не привыкла.
-- Плохо, -- отвечает Майк. -- Но... по крайнеймере у вас есть дочь.
Может, вы не так хорошоспите, но можете зайти в ее комнату и посмотреть, как
спит она. Верно?
-- Ты все такой же уверенный в своей правоте. Смотришь на все только со
своей точки зрения.
Майк садится за руль и смотрит на Хэтча ничего не выражающим взглядом.
-- Я никакой. Я пустой. Выскобленный, как ноябрьская тыква.
-- Если бы ты хоть попытался понять...
-- Я понимаю, что паром уходит в 11: 10, и если я сейчас не поеду, то
опоздаю. Счастливо оставаться, Хэтч. Надеюсь, тыснова обретешь сон.
Он хлопает дверцей, заводит мотор и выезжает на Мэйн-стрит. Хэтч
беспомощно смотрит ему вслед.
Утро на газоне у мэрии.
Камера смотрит вниз по Мэйн-стрит иловит в кадр машину Майка, идущую к
причалам, где стоит паром на материк, рокочамотором. Мы смотрим ему вслед и
отворачиваемся влево к мемориальному колоколу. Под мемориальной доской в
память погибших на войнетеперь еще одна. На ней надпись:
ЖЕРТВЫ БУРИ СТОЛЕТИЯ 1989 ГОДА.
Ниже идут имена:
МАРТА КЛАРЕНДОН,
ПИТЕР ГОДСО,
УИЛЬЯМ СОАМС,
ЛЛОЙД УИШМЕН,
КОРА СТЕНХОУП,
ДЖЕЙН КИНГСБЕРИ,
УИЛЬЯМ ТИММОНС,
ДЖОРДЖ КИРБИ...
и в самомнизу:
РАЛЬФ АНДЕРСОН.
x x x
Молли в кабинете адвоката замолчала и только смотрит в окно. В глазах
ее снова выступают слезы икатятся по щекам, но плачет она молча.
-- Молли? -- окликает ее адвокат.
-- Он заблудился в белой мгле. Может быть, он был с Биллом Тиммонсом -
который с насосной станции. Мне хочется так думать: тогда с ним кто-то был
до конца. Наверное, они совсем потеряли направление и зашли в воду. Их двоих
никогда не нашли.
-- В этой истории, -- говорит адвокат, -- есть многое, чего ты мне не
сказала, правда?
Молли молчит.
-- Пока ты не расскажешь кому-нибудь, это будет болеть, как нарыв.
-- Это будет болеть, что бы я ни делала, -- отвечает Молли. -- Есть
раны, которые не заживают. Я не понимала этого раньше... но понимаю теперь.
-- Почему твой муж так тебя ненавидит, Молли? -- спрашивает Лиза. --
Что случилось с Ральфи на самом деле?
Камера наплывает на Молли. Молли все так же смотрит вокно. На улице
солнечно, трава зелена, цветутцветы... но идет снег. Он валит густо, укрывая
траву и дорожки, нависая налистьях и ветках.
Камера наплывает на Молли, наплывает до самого крупного плана, а Молли
смотрит на падающий снег.
-- Он ушел и заблудился. Так бывает, ты знаешь. Люди теряются.
Такслучилось и с Ральфи. Он потерялся в белой мгле. Потерялся в буре.
Кадр расплывается и фокусируется снова. На пароме.
Паром пыхтит через пролив. На кормовой палубе стоят автомобили, и среди
них машина Майка. Сам Майк стоит один у релинга, подняв лицо, и океанский
бриз сдувает его волосы на затылок. Он почти умиротворен.
Голос Майка за кадром.
-- Это былодевять лет назад. Я заправил машинуи уехал паромом: 10. И
никогда не возвращался.
И снова офис адвоката.
Разговор Молли с юристом окончен. Часы на стене показывают 11:: 55.
Молли стоит у стола адвоката, выписывая чек. Адвокат смотрит на нее с
тревогой, зная, что она еще раз потерпела поражение, а остров победил. Тайна
- какова бы она ни была - осталась тайной.
И никто из них двоих не видит проплывающий на пароме автомобиль Майка.
-- Я не думал, куда я еду, -- говорит голос Майка. -- Сперва я просто
уехал кудаглаза глядят.
Майк едет в машине, сквозь ветровое стекло виден закат. Майк надел
темные очки, и в каждом из стекол отражается заходящее солнце.
-- И единственное, о чем я думал - каждый вечер надевать солнечные
очки, -- говорит голос Майка. -- И с каждой милей на спидометре становился
на милю дальше от Литтл-Толл-Айленд.
Среднеамериканская пустыня в полдень. Тянется двухполосная дорога
покраю кадра. Появляется быстро идущий белый автомобиль, и камера следует за
ним.
-- Развод прошел без претензий, -- слышится голосМайка. -- Молли
получила банковские счета, страховки, магазин, дом и клочок земли, который
был у нас в Вэнсборо. Мне достались "тойота" и душевный мир... То, что от
него осталось.
Мост Золотых Ворот. Сумерки.
-- Я доехалдосюда, -- продолжает голос. -- Снова к воде. Ирония судьбы,
что ли? Но на Тихом океане по-другому. Нет в нем того жесткого блеска, когда
дни начинают клониться к зиме. -- Пауза. -- И тех воспоминаний тоже нет.
Небоскреб на Монтгомери-стрит в Сан-Франциско.
Выходит Майк - постаревший Майк с сединой на висках и морщинами - но
этот человеквыглядит так, будто заключил мир с миром. Или сам нашел себе
мир. Он одет в костюм (не официальный, без галстука), в руке у него кейс.
Майк и его спутник идут к стоящему у тротуара седану. Садятся в машину, и
она выезжает в поток, обогнув вагон фуникулера. Голос Майка рассказывает:
-- Я снова пошел учиться. Получил диплом по правоохранительным
дисциплинам и диплом по бухгалтерскому учету. Подумал было еще получить
диплом юриста... но передумал. Начал с лавочки на острове у побережья штата
Мэн и кончил маршалом федерального суда. Ничего себе?
Мы видим лицо Майка через окно машины. За рулем его напарник, Майк
сидит рядом, и глаза его не здесь. Он едет по долгой дороге памяти. Мы
слышим его голос:
-- Иногда остров кажется мнеочень далеким, и Андре Линож - всего лишь
давним дурным сном. Иногда... когда я ночью просыпаюсь и стараюсь удержаться
от крика... он совсем рядом. И, как я говорил в начале, я держу связь.
Похоронная процессия идетпо кладбищу к свежевырытой могиле, неся на
плечах гроб (мы это видим сосреднего расстояния). Мимо шуршат цветным
водопадом осенние листья.
-- Мелинда Хэтчер умерла в октябре девяностого, -- говорит голос Майка.
-- В местной газете сказали, что от сердечного приступа, - Урсула Годсо
прислала мне вырезку. Я не знаю, было ли за этим еще что-нибудь. Тридцать
пять - слишком молодой возраст, чтобы отказал мотор, но - бывает. А то как
же.
Методическая церковь Литтл-Толл-Айленда. Приветственные рукис цветами
вдоль ведущей к двери дорожки. Доносятся звуки органа, играющего свадебный
марш. Распахиваются двери, и Молли выходит из них, сияющая, веселая, в
свадебном платье. Морщины остались на ее лице, но седых волос не видно.
Рядом с ней, в визитке, обнимая ее за талию - Хэтч. И он так жесчастлив, как
и она. За ними, держа в одной руке букет, а в другой - шлейф Молли, идет
Пиппа - подросшая и с красивыми длинными волосами. Давно прошли те дни,
когда она могла застрять головой между столбиками перил. Народ идет за ними,
бросая рис. Среди толпы, улыбаясь, как гордый папаша, - преподобный Боб
Риггинс.
-- Молли и Хэтч поженились вмае девяносто третьего, -- говорит голос
Майка. -- Урсула прислала мне и этувырезку. Как я слышал, они отлично ладят
друг с другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Линож поднимает спящего мальчика, как подношение. Голубое сияние вокруг
него становистя ярче... и начинает захватывать Ральфи. Старость Линожане
добра, а жестока, такая, которая пугает. И его торжествующая улыбка - это
ужас, который долго будет еще в наших снах.
-- Будет. Он полюбитменя. -- Линож делает паузу. -- И он будет называть
меня отцом.
Это - страшная правда, против которойМолли уже не в силах выстоять. Она
падает на удерживающие ее сильные руки, не в силах держаться на ногах. Линож
еще секундувыдерживает ее взгляд, потом отворачивается - развевает край его
облачения. Он шагает к двери. И все глаза поворачиваются ему вслед.
А мы видим Майка. Он встает. Лицо его все такое же мертвое. Хэтч
касается его рукой.
-- Майк, я...
-- Не трогай меня, -- отталкивает его руку Майк. -- Никто из вас меня
больше не трогайте. -- Взгляд на Молли. -- Никто.
Он идет по боковому проходу, и никто его не останавливает.
Он выходит из зала как развовремя, чтобы успеть заметить, каккрай
облачения Линожа исчезает за входной дверью в ночи. Сперва остановившись, он
идет туда же.
Майк выходит, останавливается и смотрит, и дыхание его серебрится в
свете луны.
Перед зданием стоят Линож и Ральфи, и Линож все еще сияет ярко-голубым
светом. Камера смотрит ему вслед, а он несет Ральфи к улице... берегу...
проливу... материку... и не считанным лигам бескрайней земли. Мы видим его
следы - сперва глубокие... потом легкие... потом еле заметные...
x x x
Миновав купол с мемориальным колоколом, Линож начинает подниматься в
воздух. Всего на дюйм-другой, но расстояние от него до земли медленно
растет. Будто он идет по лестнице, которую мы не видим.
А Майк у входа в мэрию кричит вследсвоему сыну, вложив все свое горе
вединое слово:
-- Ральфи!
Линож и Ральфи. Ночь. Ральфиоткрывает глаза и оглядывается.
-- Где я? Где мой папа?
Далекий, еле слышный голос Майка:
-- Ральфи...
-- Это неважно мальчик с седлом феи, -- говорит Линож. -- Посмотри
вниз!
Ральфи смотрит. Они летят над проливом. Тени их летят по волнам,
окруженные лунной дорожкой. Ральфи улыбается от радости.
-- Ух ты! Класс! -- И после паузы: -- А это настоящее?
-- Как ябочный пирог, -- отвечает Линож.
Ральфи оглядывается на:
Литтл-Толл-Айленд. Это почти негатив того изображения, что мы
показывали вначале - ночь вместо дня, уход вместо приближения. В лунном
свете Литтл-Толл-Айленд выглядит почти иллюзией. Чемон скоро для Ральфи и
станет.
-- А куда мы летим? -- спрашивает Ральфи.
Линож подбрасывает скипетр в воздух, и он занимает то положение,
которое было, когда Линож летал с детьми. Его тень, теперь от луны, а не от
солнца, лежит попереклица Линожа. Линож наклоняет голову и целует седло феи
на носу у Ральфи.
-- Куда хотим. Всюду. Во все те места, которые тебе только снились.
-- А мама спапой? Когда они прилетят?
-- А, об этом потом, -- улыбается Линож.
Что ж, ему виднее, он взрослый... и потом, это так интересно!
-- О'кей, -- говорит Ральфи.
Линож поворачивает - закладывает вираж, почтикак самолет, - и они
улетаютот нас прочь.
Майк стоит на ступенях мэрии. Он плачет.
Джоанна Стенхоуп выходит из мэрии и кладет ему руку на плечо. С
бесконечной добротой она произносит:
-- Войди в дом, Майк.
Не обратив на нее внимания, он идет вниз по ступеням, пробивая путь в
рыхлом снегу. Для тех, кто не волшебник, это трудная работа, но он идет
вперед. Он идет по следам Линожа, и камера следит за ним, глядя как
отпечатки становятся все легче и легче, все меньше связаны с землей, где
обязаны жить смертные.
Мимо мемориального колокола, здесь еще один исчезающий отпечаток... и
ничего. Поля девственного снега. Майк в рыданиях валится у последнего следа.
Возносит руки к пустому небу, к сияющей луне.
-- Верни его, -- тихо произносит Майк. -- Прошу тебя. Я сделаю все, что
ты хочешь, если ты его вернешь. Все, что ты хочешь.
В дверях мэрии столпились островитяне и молча смотрят. Джоннии Санни,
Ферд и Люсьен, Тавия и Делла, Хэтч и Мелинда.
-- Верни его! -- слышен молящийголос Майка.
Лица островитян не меняются. В них, быть может, есть сочувствие, но нет
милосердия. Здесь, сейчас - нет. Что сделано, то сделано.
Майк на снежном поле. Он копошится в снегу возле купола, где висит
мемориальный колокол. Протягивает рукик луне изалитой светом воде в
последний раз, но без надежды.
-- Прошу тебя, верни его, -- шепчет он.
Камера начинает уходить в сторону и вверх. Понемногу. Майк становится
меньше и меньше, и вот он уже черная точка на белой снежной равнине. За ней
- материк, рухнувший маяк, волны пролива.
Затемнение.
И последний, еле слышный шепот мольбы:
-- Я люблю его! Смилуйся!
Конец акта шестого.
Акт седьмой
Небо ярко-голубое, и пролив тоже. Флегматично пыхтят рыбачьи лодки,
проносятся спортивные катера, оставляя кильватерный след и таща волных
лыжников. Парят и кричат в вышине чайки.
Прибрежный город утром. Титр: МАЧИАС, ЛЕТО 1989.
Небольшой дощатый дом на Мэйн-стрит. Табличка:
ЮРИДИЧЕСКИЕ УСЛУГИ.
Пониже еще одна:
ЕСЛИ РЕШЕНИЕ ЕСТЬ.
МЫ ВМЕСТЕ ЕГО НАЙДЕМ.
Камера наплывает на окно. В доме сидит женщина, глядя наружу. Глаза
красные, щеки мокры от слез. Волосы у нее седые, и сначала мы простоне
узнали Молли Андерсон. Она постарела на двадцать лет.
Сидит она на кресле-качалке, глядя на летний пейзаж, и беззвучно
плачет. Напротив нее адвокат - профессионального вида женщина в светлой
летней юбке и шелковой блузке. Хорошо причесана, хорошо накручена, и смотрит
на Молли с тем сочувствием, которое проявляют хорошие психологи - часто
помогает, но пугает своей отстраненностью.
Молчание длится. Адвокат ждет, пока заговорит Молли, но Молли только
сидит в качалке и глядит плачущими глазами на лето за окном.
-- Вы с Майком не спите вместе, -- говорит наконец адвокат, -- вот
уже... как давно?
-- Пять месяцев, -- отвечает Молли, все так же глядя в окно. --
Приблизительно. Если нужно, я могу сказать точно. Последний раз был в ночь
передбольшой бурей. Бурей столетия.
-- Когда выпотеряли сына. И в этой потере Майк обвиняет себя.
-- Я думаю, он собирается от меня уйти.
-- И ты этого очень боишься, не так ли?
-- Я думаю, он исчерпал все свои средства остаться. Ты понимаешь, что я
хочу сказать?
-- Расскажи мне еще раз, что случилось с Ральфи.
-- Зачем? Какая в этом польза? Господа Бога ради, кому от этого будет
лучше? Его больше нет!
Адвокат ничего наэто не отвечает. Молли вздыхает и сдается.
-- Это былона второй день. Мы все были в мэрии - там все собрались
укрыться от бури. Знаешь... очень она была сильная.
-- Я была здесь, -- отвечает адвокат. -- Я ее пережила.
-- Да, Лиза, ты была - здесь. На материке. На острове это дело другое.
-- Она замолкает на миг. -- На острове все по-другому. -- Еще одна пауза. --
В общем, ДжонниГарриман влетел во время завтрака и сказал, что маяк падает.
Все, конечно, захотели посмотреть, и Майк...
Дом Андерсонов летним утром. Перед домом стоит небольшая белая машинас
открытым багажником. В ней два или три чемодана. Открывается дверь дома, и
выходит Майк, неся еще два. Он закрывает дверь, спускается с террасы и
идетпо дорожке. По всем движениям и жестам, по каждому взгляду перед нами
человек, который уезжает навсегда.
-- Майк сказал нам, что сейчас белая мгла, -- слышится за кадром голос
Молли, -- и чтобы мы держались поближе к дому. Ральфи хотел посмотреть...
Пиппа и все дети тоже... и мы их с собой взяли. Прости нас Боже, мы взяли их
с собой.
Майк останавливается возле таблички детского сада "МАЛЕНЬКИЙ НАРОД".
Она все еще висит на нижней ветви растущего во двореклена, но какой-то вид у
нее сейчас пыльный. Забытый. Никому до нее нетдела. Майк срывает ее,
смотрит, поворачивается и бросает ее натеррасу в приступе ярости.
-- Никому из нас не следовало выходить, -- говорит голос Молли, --
особенно детям. Мы недооценили бурю. Несколько человек заблудились и
пропали. Один из них былРальфи. Энджи Карвер нашла дорогу домой. Остальные
все погибли.
Майк провожает взглядом упавшую натеррасу табличку, поворачивается
иидет к машине. Когда он обходит ее, чтобы сесть за руль, вытаскивая из
кармана ключи, раздается голос:
-- Майк?
Это Хэтч.
Майк оборачивается. Хэтч, имеющий довольно странный вид в футболке и
шортах, идет туда, где он стоит. И видно, что ему очень хотелось бы
оказаться в другом месте. Майк смотрит на него холодным взглядом.
-- Если у тебя есть, что сказать, скажи. Паром уходит в 11: 10, и я не
собираюсь на него опаздывать.
-- Куда ты едешь? -- спрашивает Хэтч.
Молчание.
-- Не надо, Майк. Не уезжай.
Молчание.
-- Тебе легче будет, если я скажу, что с февраляни одной ночи толком не
спал?
Нет ответа.
-- Тебе легче будет, если я скажу, что... что мы, наверное, поступили
неправильно?
-- Хэтч, мне пора ехать.
-- Робби велел тебе сказать, что пост констебля за тобой, стоит тебе
только захотеть. Ты только скажи.
-- Скажи ему, куда он может засунуть этот пост. Мне здесь делать
нечего. Я пытался, сколько мог, и больше не могу.
Он идет кдверце водителя, но не успевает ее распахнуть, как Хэтч
касается его руки. Майк оборачивается с горящими глазами, как будто
собирается двинуть ему в глаз, но Хэтч стоит, не шевельнувшись. Может быть,
он считает, что этого заслужил.
-- Ты нуженМолли. Ты видел, что с ней творится? Ты хотя бы смотрел?
-- Посмотри ты за меня. О'кей?
Хэтч опускает глаза.
-- С Мелиндой тоже плохо. Она столько принимает транквилизаторов...
боюсь, как бы она к ним не привыкла.
-- Плохо, -- отвечает Майк. -- Но... по крайнеймере у вас есть дочь.
Может, вы не так хорошоспите, но можете зайти в ее комнату и посмотреть, как
спит она. Верно?
-- Ты все такой же уверенный в своей правоте. Смотришь на все только со
своей точки зрения.
Майк садится за руль и смотрит на Хэтча ничего не выражающим взглядом.
-- Я никакой. Я пустой. Выскобленный, как ноябрьская тыква.
-- Если бы ты хоть попытался понять...
-- Я понимаю, что паром уходит в 11: 10, и если я сейчас не поеду, то
опоздаю. Счастливо оставаться, Хэтч. Надеюсь, тыснова обретешь сон.
Он хлопает дверцей, заводит мотор и выезжает на Мэйн-стрит. Хэтч
беспомощно смотрит ему вслед.
Утро на газоне у мэрии.
Камера смотрит вниз по Мэйн-стрит иловит в кадр машину Майка, идущую к
причалам, где стоит паром на материк, рокочамотором. Мы смотрим ему вслед и
отворачиваемся влево к мемориальному колоколу. Под мемориальной доской в
память погибших на войнетеперь еще одна. На ней надпись:
ЖЕРТВЫ БУРИ СТОЛЕТИЯ 1989 ГОДА.
Ниже идут имена:
МАРТА КЛАРЕНДОН,
ПИТЕР ГОДСО,
УИЛЬЯМ СОАМС,
ЛЛОЙД УИШМЕН,
КОРА СТЕНХОУП,
ДЖЕЙН КИНГСБЕРИ,
УИЛЬЯМ ТИММОНС,
ДЖОРДЖ КИРБИ...
и в самомнизу:
РАЛЬФ АНДЕРСОН.
x x x
Молли в кабинете адвоката замолчала и только смотрит в окно. В глазах
ее снова выступают слезы икатятся по щекам, но плачет она молча.
-- Молли? -- окликает ее адвокат.
-- Он заблудился в белой мгле. Может быть, он был с Биллом Тиммонсом -
который с насосной станции. Мне хочется так думать: тогда с ним кто-то был
до конца. Наверное, они совсем потеряли направление и зашли в воду. Их двоих
никогда не нашли.
-- В этой истории, -- говорит адвокат, -- есть многое, чего ты мне не
сказала, правда?
Молли молчит.
-- Пока ты не расскажешь кому-нибудь, это будет болеть, как нарыв.
-- Это будет болеть, что бы я ни делала, -- отвечает Молли. -- Есть
раны, которые не заживают. Я не понимала этого раньше... но понимаю теперь.
-- Почему твой муж так тебя ненавидит, Молли? -- спрашивает Лиза. --
Что случилось с Ральфи на самом деле?
Камера наплывает на Молли. Молли все так же смотрит вокно. На улице
солнечно, трава зелена, цветутцветы... но идет снег. Он валит густо, укрывая
траву и дорожки, нависая налистьях и ветках.
Камера наплывает на Молли, наплывает до самого крупного плана, а Молли
смотрит на падающий снег.
-- Он ушел и заблудился. Так бывает, ты знаешь. Люди теряются.
Такслучилось и с Ральфи. Он потерялся в белой мгле. Потерялся в буре.
Кадр расплывается и фокусируется снова. На пароме.
Паром пыхтит через пролив. На кормовой палубе стоят автомобили, и среди
них машина Майка. Сам Майк стоит один у релинга, подняв лицо, и океанский
бриз сдувает его волосы на затылок. Он почти умиротворен.
Голос Майка за кадром.
-- Это былодевять лет назад. Я заправил машинуи уехал паромом: 10. И
никогда не возвращался.
И снова офис адвоката.
Разговор Молли с юристом окончен. Часы на стене показывают 11:: 55.
Молли стоит у стола адвоката, выписывая чек. Адвокат смотрит на нее с
тревогой, зная, что она еще раз потерпела поражение, а остров победил. Тайна
- какова бы она ни была - осталась тайной.
И никто из них двоих не видит проплывающий на пароме автомобиль Майка.
-- Я не думал, куда я еду, -- говорит голос Майка. -- Сперва я просто
уехал кудаглаза глядят.
Майк едет в машине, сквозь ветровое стекло виден закат. Майк надел
темные очки, и в каждом из стекол отражается заходящее солнце.
-- И единственное, о чем я думал - каждый вечер надевать солнечные
очки, -- говорит голос Майка. -- И с каждой милей на спидометре становился
на милю дальше от Литтл-Толл-Айленд.
Среднеамериканская пустыня в полдень. Тянется двухполосная дорога
покраю кадра. Появляется быстро идущий белый автомобиль, и камера следует за
ним.
-- Развод прошел без претензий, -- слышится голосМайка. -- Молли
получила банковские счета, страховки, магазин, дом и клочок земли, который
был у нас в Вэнсборо. Мне достались "тойота" и душевный мир... То, что от
него осталось.
Мост Золотых Ворот. Сумерки.
-- Я доехалдосюда, -- продолжает голос. -- Снова к воде. Ирония судьбы,
что ли? Но на Тихом океане по-другому. Нет в нем того жесткого блеска, когда
дни начинают клониться к зиме. -- Пауза. -- И тех воспоминаний тоже нет.
Небоскреб на Монтгомери-стрит в Сан-Франциско.
Выходит Майк - постаревший Майк с сединой на висках и морщинами - но
этот человеквыглядит так, будто заключил мир с миром. Или сам нашел себе
мир. Он одет в костюм (не официальный, без галстука), в руке у него кейс.
Майк и его спутник идут к стоящему у тротуара седану. Садятся в машину, и
она выезжает в поток, обогнув вагон фуникулера. Голос Майка рассказывает:
-- Я снова пошел учиться. Получил диплом по правоохранительным
дисциплинам и диплом по бухгалтерскому учету. Подумал было еще получить
диплом юриста... но передумал. Начал с лавочки на острове у побережья штата
Мэн и кончил маршалом федерального суда. Ничего себе?
Мы видим лицо Майка через окно машины. За рулем его напарник, Майк
сидит рядом, и глаза его не здесь. Он едет по долгой дороге памяти. Мы
слышим его голос:
-- Иногда остров кажется мнеочень далеким, и Андре Линож - всего лишь
давним дурным сном. Иногда... когда я ночью просыпаюсь и стараюсь удержаться
от крика... он совсем рядом. И, как я говорил в начале, я держу связь.
Похоронная процессия идетпо кладбищу к свежевырытой могиле, неся на
плечах гроб (мы это видим сосреднего расстояния). Мимо шуршат цветным
водопадом осенние листья.
-- Мелинда Хэтчер умерла в октябре девяностого, -- говорит голос Майка.
-- В местной газете сказали, что от сердечного приступа, - Урсула Годсо
прислала мне вырезку. Я не знаю, было ли за этим еще что-нибудь. Тридцать
пять - слишком молодой возраст, чтобы отказал мотор, но - бывает. А то как
же.
Методическая церковь Литтл-Толл-Айленда. Приветственные рукис цветами
вдоль ведущей к двери дорожки. Доносятся звуки органа, играющего свадебный
марш. Распахиваются двери, и Молли выходит из них, сияющая, веселая, в
свадебном платье. Морщины остались на ее лице, но седых волос не видно.
Рядом с ней, в визитке, обнимая ее за талию - Хэтч. И он так жесчастлив, как
и она. За ними, держа в одной руке букет, а в другой - шлейф Молли, идет
Пиппа - подросшая и с красивыми длинными волосами. Давно прошли те дни,
когда она могла застрять головой между столбиками перил. Народ идет за ними,
бросая рис. Среди толпы, улыбаясь, как гордый папаша, - преподобный Боб
Риггинс.
-- Молли и Хэтч поженились вмае девяносто третьего, -- говорит голос
Майка. -- Урсула прислала мне и этувырезку. Как я слышал, они отлично ладят
друг с другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27