Чернобородый хватает палку еще до того, как пес успевает ее выпустить, и начинает яростно выдирать ее у него из пасти. На этот раз Дебори со всей возможной скоростью, на которую способны его уставшие члены, бросается вперед и хватается за противоположный конец палки:
– Я же сказал, что не надо ее бросать.
На этот раз чернобородый не отводит взгляда в сторону и ухмыляется прямо в лицо Девлину, убеждая его в правильности первоначальной догадки, – гнилостное дыхание с тихим присвистом выходит из его корявого рта.
– Я слышал, что ты сказал, ублюдок.
Вцепившись в противоположные концы палки, они смотрят друг на друга. Дебори из последних сил заставляет себя не отводить глаз, но чувствует, что надолго его не хватит. Он сейчас не в той форме, чтобы соперничать с противником такого калибра. Во взгляде оппонента кипит обвинение, неопределеное, но настолько яростное, что сила воли Дебори начинает перед ним никнуть. Он чувствует, как потоки ненависти проходят сквозь палку и заполоняют весь его организм. Он словно держит оголенный провод, находящийся под напряжением.
– Все имеют право на жизнь, – повторяет чернобородый сквозь кривую ухмылку и делает шаг в сторону, чтобы покрепче вцепиться в палку обеими руками. – И все… – Он не успевает закончить. Дебори с силой ударяет кулаком по палке и разламывает ее надвое, затем, прежде чем чернобородый успевает среагировать, разворачивается и дает Стюарту пинок. Пес издает удивленный всхлип и убегает за амбар.
Маневр оказывается действенным и успешным. Оба туриста изумлены. И прежде чем они успевают прийти в себя, Дебори своим концом палки указывает им на противоположный конец двора и сообщает:
– Вон там начинается тропа на Хайт-Эшбери, ребята. Масса выпивки.
– Пошли, Боб, – говорит светлоголовый, с ухмылкой глядя на Дебори. – Пошли. Ну его. У него с головой не все в порядке. Как у Лири и Леннона. Как у всех знаменитых уродов. Звездная болезнь.
Чернобородый смотрит на свою часть палки. Она на несколько дюймов короче, чем у Дебори.
– А пошел ты, – наконец бормочет он себе под нос и разворачивается.
По дороге он вытаскивает из чехла нож. И светлоголовый пацан поспешно занимает место рядом со спутником, но тот уже смеется и срезает со своей палки длинную завивающуюся стружку. За первым перышком на землю опускается следующее.
Девлин стоит, упершись руками в бока, и наблюдает за тем, как падает стружка, до тех пор, пока они не выходят за границу его владений, и лишь после этого возвращается к поискам своих очков.
До него снова доносится вой приближающейся машины. Он открывает глаза, возвращается к окну и раздвигает шторы. Розовая машина развернулась и вновь едет к дому. Он завороженно смотрит, как она снова пролетает мимо подъездной дорожки, тормозит, дает задний ход, сворачивает к дому и, вереща и подскакивая на колдобинах, направляется к амбару. Наконец он смаргивает, задергивает шторы и тяжело опускается в кресло.
Машина останавливается, и ее владелец великодушно отключает двигатель. Девлин не шевелится. Хлопает дверца и снизу раздается голос из его прошлого:
– Дев?
Слишком поздно он задернул штору.
– Девлин? Эй ты, Девлин Дебори! – Интонация полушутливая, полуистерическая – так кричала в Мексике эта девчушка Сэнди, когда потеряла свои мраморные шарики.
– Дев? У меня новости. О Хулигане. Плохие известия. Он умер. Хулиган погиб.
Он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Он не подвергает сомнению услышанное. Этого можно было ожидать, учитывая время и ситуацию. А потом ему приходит в голову новая мысль: «Если положить руку на сердце, именно в это и превратилась революция. В постоянные утраты!»
Он заставляет себя встать, подойти к окну и отдернуть штору. Он вытирает слезящиеся глаза и высовывается наружу. Несмотря на дымку, солнечный свет кажется еще ярче и жестче, чем обычно. Хромированные поверхности автомобиля нещадно блестят и режут глаза.
– Хулиган, – моргая произносит он. Облако пыли, поднятое автомобилем, по инерции медленно движется к амбару, и он даже ощущает его слабое дуновение. – Хулиган умер? – вопрошает он, глядя на задранное вверх розовое лицо.
– От переохлаждения, – хриплым голосом отвечают снизу.
– Когда? Недавно?
– Вчера. Я только что узнала. Сегодня утром столкнулась в аэропорту Окленда с одной знакомой девицей. Она подошла ко мне в баре и сказала, что великий Хулиган стал великим покойником. Кажется, вчера. Она только что прилетела из Пуэрто-Санкто, где Хулиган жил вместе с ее приятелями. На той самой улице, где когда-то жили мы. Наверное, пил и принимал транквилизаторы, а потом пошел ночью шататься и забрел хрен знает куда. Шел по рельсам между Санкто и Манзанилло и замерз в пустыне. Ты же знаешь, Дев, как там бывает холодно после захода солнца.
Это и вправду Сэнди, но как она изменилась! Ее когда-то длинные волосы пострижены и выкрашены в тот же ржавый оттенок, что и у решетки радиатора машины. Глаза и губы накрашены, лицо нарумянено, и вообще кажется, что на ней не менее сотни фунтов косметики.
– Умер наш герой шестидесятых, Деви. Умер, умер, умер. От транквилизаторов, выпивки и сырого тумана. Хул-Хул, ну и дурак же ты! Кретин несчастный. Как его Керуак назвал в своей книжке? Классическим кретином?
– Нет. Святым придурком.
– Я собиралась к своей тетке в Сиэтл, чтобы немножко «а» и «п», а-атдохнуть и пописать, сечешь? Но когда услышала об этом в Окленде, то подумала – а знает ли Дев и прочие Друзья Животных? Наверное, нет. И когда самолет сел в Юджине, я вспомнила об этой вашей коммуне и сказала себе: Сэнди, старик Дебори должен знать об этом. И вот Сэнди получает наличные за сданный билет, берет напрокат машину и приезжает сюда. Послушай, а что они имеют в виду под всеми этими «М» и «Б»? Разве это не означает вождение во мраке и среди бела дня?
– Ты что, всю дорогу от аэропорта ехала на малой скорости?
– Возможно. – Она смеется и захлопывает крышку капота рукой, унизанной кольцами. – Только представь меня среди всех этих трейлеров и сухогрузов на машине, которая ревет громче всех.
– Да уж, представляю.
– Но когда она начала дымиться, я решила пойти на компромисс и переключила на «Б1». Черт бы побрал этих автомобилестроителей! Я же, наверное, ее угрохала. А? Скажи честно. – Она растирает шею и устремляет взгляд туда, откуда приехала. – Господи, что творится? Хулиган скапутился. Свинарник помер от цирроза печени, Бродяга Терри перебрал кокаина, да и старушка Сэнди уже с дюжину раз стояла на пороге. – Она начинает расхаживать взад и вперед по гравию. – У меня такое ощущение, что я все время хожу кругами, понимаешь, старик? Это отвратительно. И послушай, я только что сбила там на дороге собаку.
Он понимал, что надо что-то ответить – «Да?» или «Не может быть», потому что она продолжала говорить без умолку:
– Старая сука с целым выводком щенков. Так треснулась!
Сэнди обходит машину, открывает правую дверцу, отодвигает розовое кресло и начинает вытаскивать на гравий свои вещи, не переставая рассказывать о том, как, круто повернув, наскочила на спавшую на дороге собаку. Прямо посередине дороги! Из соседнего дома выскочила женщина и бросилась вытаскивать задавленную тварь из кювета, в который та с воем отползла. Женщина ощупала позвоночник собаки и изрекла свой приговор, избавлявший животное от дальнейших мучений. И после ее многочисленных призывов из дома наконец появился ее сын-подросток с винтовкой в руках.
– Мальчишка так плакал, что дважды промахнулся. На третий раз он выстрелил из обоих стволов и разнес несчастную тварь на мелкие клочки. Единственное, что они от меня потребовали, так это шестипенсовик за пули. А я спросила, не согласятся ли они принять кредитную карточку. – Сэнди рассмеялась. – И даю голову на отсечение, что когда я уезжала, щенки уже играли с ошметками своей матери.
Она снова засмеялась. А он вспомнил, что слышал звуки выстрелов. Он знал и эту собаку – глухую спаниельку, и ее хозяев, но не стал что-либо говорить. Прикрыв рукой глаза, он рассматривал этот новый раздувшийся вариант когда-то тощей Сэнди, которая, смеясь, суетилась вокруг своей поклажи. Казалось, даже ее дыхание набрало вес и теперь вылетало из горла с усилием и хрипом. Все казалось распухшим – спина, шея, запястья. Однако она обращалась со своим весом легко и вызывающе небрежно, как с осколком щебенки, приставшим к плечу. В цветных туфлях, эластичных брючках и шелковой гавайской рубашке навыпуск она походила на царицу роллеров, только что прибывшую на скейтинг-ринг. «Отлично выглядит», – подумал он. «Готова вступить в спор при малейшем поводе». Мысль о еще одном противостоянии вызвала у него прилив слабости и тошноты.
Во двор с громким лаем вбежали доги Макелы, и Сэнди принялась отмахиваться от них своей розовой пластиковой сумочкой.
– Пошли вон, крокодилы. Расчухали запах сородича на моих колесах? Хотите, чтобы и с вами так обошлись? Ну и громадины! Слушай, ты их не можешь отогнать от меня?
– Они не так опасны, как страшны на вид, – пояснил Деб и крикнул собакам, чтобы они проваливали обратно к своему автобусу. Те не обратили на его крик никакого внимания.
– Что за дьявол, Дебори? – махая руками, кричала Сэнди. – Неужели ты не можешь образумить своих тварей?
– Они не мои, – пояснил он, пытаясь перекричать лай. – Их оставил Макела перед тем, как отправиться в Вудсток.
– Чертовы сукины дети! – орала Сэнди. – Отстаньте! – Собаки начали проявлять некоторую нерешительность, и вдохновленная Сэнди заорала еще громче: – Вон! Вон! Отстаньте! – Псы попятились. Сэнди радостно заулюлюкала и принялась швыряться в них гравием, пока они не обратились в бегство. Сэнди бросилась следом и гнала их до самого автобуса, пока они не исчезли из виду.
Зато теперь снова появились вороны. Солнечные лучи продолжали прорезать густой дым. По радио «Бич Бойз» распевали «Приятные флюиды». Снизу доносился голос подпевавшей им Сэнди, гордой своей победой над собаками. Наконец она нашла нужную ей сумку и достала из нее пузырек с таблетками. Дебори проследил, как она вытряхивает себе на ладонь по меньшей мере дюжину, закидывает в рот и снова принимается копаться в сумке в поисках чего-нибудь, чем их можно было бы запить.
– У фтаруфки Фэнди пофле Мексики начались глюки, – сообщила она, стараясь не выронить таблетки изо рта и в то же время ввести его в курс последних событий. – Ее начали преследовать картины наводнений. Разрушающиеся мосты. А пару раз она сама чуть ни потонула. В общем, в голове началась полная путаница. Представь, ее укатали в известное заведение. Но с помощью врачей и богатого папочки ей удалось выбраться, и она даже приобрела половину бара в Сан-Хуан Капистрано; потом она начала спиваться, потом подсела на героин и стала непрофессиональной исполнительницей блюзов; потом она познала Иисуса, Любовь и приобрела нового мужа – священника Вселенской Церкви Последних Дней; потом она забеременела, сделала аборт, была лишена наследства, развелась и впала в депрессию, что неудивительно; естественно, она немного прибавила в весе, как можно заметить, а сейчас лишь ищет место, где такая девушка, как она, могла бы немного отдохнуть.
– Мефто, где мофно было бы читать, пифать и фремя от фремени поддерфывать фебя барбитуратами, – добавила она сквозь зубы, стараясь не выронить таблетки.
– Поддерживать! – откликнулся он, вспомнив о ее прежнем пристрастии к барбитуратам. – Это называется иначе. – Угроза возникновения еще одного трупа наконец вывела его из апатии. – Черт бы тебя побрал, Сэнди, если у тебя снова будет передозировка…
Она примирительно подняла руку:
– Это витамины. Вот те крест! – Наконец среди вороха нижнего белья ей удалось отрыть серебряную фляжку, которую она искала. Она отвинтила крышку и закинула голову. Он уставился на ее вздувающееся горло. Она вытерла рот рукой и снова рассмеялась.
– Не бойся, бабуля, – промолвила она. – Совершенно невинные витаминчики. Даже в старые времена маленькая Сэнди не принимала столько транквилизаторов зараз. Хотя неизвестно, что нас еще ждет. Неизвестно даже, что еще может стрястись до конца года. Ты же знаешь, что этот год объявлен годом наркоманов? Так что пусть все идет как идет. – Она запихала фляжку обратно в чемодан и захлопнула его так, что со всех сторон повылезали прищемленные детали нижнего белья, напоминая вздувшуюся корочку пирога. – Ну, а где Сэнди может сделать пись-пись и избавиться от использованного «котекса»?
Он указал пальцем, и она, напевая себе что-то под нос, направилась к амбару. Псы, подошедшие к дверям автобуса, зарычали ей вслед. Дебори проследил взглядом за тем, как она нырнула под бельевую веревку и скрылась за углом. Потом до него донесся стук захлопнувшейся за ней дверцы.
Он стоял у окна с ощущением, что это далеко не все. Атмосфера была накалена до предела. Белье неподвижно висело в дымном воздухе, как куски вяленого мяса. Из куста появился навещавший свою подругу павлин с ободранным грязным хвостом, ничем не напоминавшим весеннее великолепие. Пройдя через двор, он взлетел на один из шестов, к которым крепилась бельевая веревка, и Дебори подумал, что сейчас он огласит пространство своим криком, однако этого не произошло. Он сидел, качая головой из стороны в сторону, словно измеряя витавшее в воздухе напряжение. Посмотрев некоторое время на павлина, Дебори снова задернул занавеску и вернулся к столу, без особой уверенности решив: пусть все катится как катится.
По радио «Дорзы» требовали все переиначить. Он не мог вспомнить, умер Моррисон или нет. Единственное, в чем он не сомневался, так это в том, что на дворе стоял 1969 год, и вся долина до самых подножий была заполнена дымом от горящей стерни, чтобы калифорнийским садоводам не приходилось выдергивать на своих лужайках ни единого сорняка.
Грандиозно.
Снова раздался стук двери, и до него донесся хруст гравия и робкий лай одной из собак. Приглушенно и интеллигентно лая, она проводила звук шагов до угла. И Дебори догадался по ее голосу, что это сука. Чистейших кровей. Ночью она тоже лаяла. В поле. Проснувшаяся Бетси подошла к лестнице и стала требовать, чтобы он спустился вниз и выяснил, что там происходит. Он никуда не пошел. Может, кто-то из догов и задушил ягненка? Хотелось бы верить. Мысль об этом вызывала приятное негодование. Как и черномазый, которому принадлежали эти белоснежные доги и который бросил их здесь на произвол судьбы. Что-то вокруг развелось слишком много бродяг. Надо будет сходить к автобусу и наподдать им по их высокородным задницам. Однако он остался сидеть за столом и лишь прибавил звук радио, чтобы заглушить шум. Потом до него долетел визг, когда Сэнди попыталась отогнать собаку к автобусу, легкий ветерок приоткрыл занавеску, и он увидел, что павлин, покачивая головой, по-прежнему сидит на шесте. Потом шаги вернулись обратно к амбару и начали подниматься по деревянной лестнице. Они быстро пересекли чердак, и в дверях без стука появилась Сэнди.
– Отличное место, Дев, – сообщила она. – Старомодно, но здорово. Сэнди уже все осмотрела. И все на своих местах: свинарник, курятник… есть где пописать, есть где…
Дебори уже чувствовал опасность, но не мог прервать ее болтовню.
– Послушай, я сдала свой авиабилет в Сиэтл и взяла напрокат машину, потому что я знала, что ты захочешь все узнать лично от Сэнди. Да нет, все нормально, можешь оставить при себе свои благодарности. Я в этом не нуждаюсь. А вот что мне надо, так это какое-нибудь местечко, чтобы написать пару-тройку писем. Серьезно, Дев, я там видела сторожку у пруда – там и бумага есть, и конверты – все, что надо. Как насчет того, чтобы Сэнди пожила там пару дней? Написала бы письма дорогой мамочке, дорогому надзирателю, дорогому бывшему и т. д. А заодно, может, она вернулась бы к своему дневнику. Я, кстати, пишу о нашей мексиканской кампании для одного рок-н-ролльного журнала. Ну так как ты к этому отнесешься?
Он попытался объяснить ей, что сторожка у пруда являлась местом для медитаций, а не каким-нибудь Кемп-Дэвидом, предназначенным для написания мемуаров. К тому же он намеревался сегодня же ее использовать. Но это вызвало у нее только смех, и она попросила его не беспокоиться.
– На сегодня я найду себе пристанище, а завтра посмотрим.
Он так и не вышел из-за стола. Продолжая болтать, Сэнди бродила по его кабинету, пока не обнаружила обувную коробку, в которой хранились остатки травы. Он не хотел курить, по крайней мере до тех пор, пока не похоронит ягненка. И когда он отрицательно покачал головой при виде протянутого косяка, она, пожав плечами, выкурила его целиком и принялась подробно объяснять, как наполнит эту коробку с верхом с помощью гешефтов, организованных ею в городе, для чего там-то и там-то ей надо будет встретиться с теми-то и теми-то и обменять то-то и то-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Я же сказал, что не надо ее бросать.
На этот раз чернобородый не отводит взгляда в сторону и ухмыляется прямо в лицо Девлину, убеждая его в правильности первоначальной догадки, – гнилостное дыхание с тихим присвистом выходит из его корявого рта.
– Я слышал, что ты сказал, ублюдок.
Вцепившись в противоположные концы палки, они смотрят друг на друга. Дебори из последних сил заставляет себя не отводить глаз, но чувствует, что надолго его не хватит. Он сейчас не в той форме, чтобы соперничать с противником такого калибра. Во взгляде оппонента кипит обвинение, неопределеное, но настолько яростное, что сила воли Дебори начинает перед ним никнуть. Он чувствует, как потоки ненависти проходят сквозь палку и заполоняют весь его организм. Он словно держит оголенный провод, находящийся под напряжением.
– Все имеют право на жизнь, – повторяет чернобородый сквозь кривую ухмылку и делает шаг в сторону, чтобы покрепче вцепиться в палку обеими руками. – И все… – Он не успевает закончить. Дебори с силой ударяет кулаком по палке и разламывает ее надвое, затем, прежде чем чернобородый успевает среагировать, разворачивается и дает Стюарту пинок. Пес издает удивленный всхлип и убегает за амбар.
Маневр оказывается действенным и успешным. Оба туриста изумлены. И прежде чем они успевают прийти в себя, Дебори своим концом палки указывает им на противоположный конец двора и сообщает:
– Вон там начинается тропа на Хайт-Эшбери, ребята. Масса выпивки.
– Пошли, Боб, – говорит светлоголовый, с ухмылкой глядя на Дебори. – Пошли. Ну его. У него с головой не все в порядке. Как у Лири и Леннона. Как у всех знаменитых уродов. Звездная болезнь.
Чернобородый смотрит на свою часть палки. Она на несколько дюймов короче, чем у Дебори.
– А пошел ты, – наконец бормочет он себе под нос и разворачивается.
По дороге он вытаскивает из чехла нож. И светлоголовый пацан поспешно занимает место рядом со спутником, но тот уже смеется и срезает со своей палки длинную завивающуюся стружку. За первым перышком на землю опускается следующее.
Девлин стоит, упершись руками в бока, и наблюдает за тем, как падает стружка, до тех пор, пока они не выходят за границу его владений, и лишь после этого возвращается к поискам своих очков.
До него снова доносится вой приближающейся машины. Он открывает глаза, возвращается к окну и раздвигает шторы. Розовая машина развернулась и вновь едет к дому. Он завороженно смотрит, как она снова пролетает мимо подъездной дорожки, тормозит, дает задний ход, сворачивает к дому и, вереща и подскакивая на колдобинах, направляется к амбару. Наконец он смаргивает, задергивает шторы и тяжело опускается в кресло.
Машина останавливается, и ее владелец великодушно отключает двигатель. Девлин не шевелится. Хлопает дверца и снизу раздается голос из его прошлого:
– Дев?
Слишком поздно он задернул штору.
– Девлин? Эй ты, Девлин Дебори! – Интонация полушутливая, полуистерическая – так кричала в Мексике эта девчушка Сэнди, когда потеряла свои мраморные шарики.
– Дев? У меня новости. О Хулигане. Плохие известия. Он умер. Хулиган погиб.
Он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Он не подвергает сомнению услышанное. Этого можно было ожидать, учитывая время и ситуацию. А потом ему приходит в голову новая мысль: «Если положить руку на сердце, именно в это и превратилась революция. В постоянные утраты!»
Он заставляет себя встать, подойти к окну и отдернуть штору. Он вытирает слезящиеся глаза и высовывается наружу. Несмотря на дымку, солнечный свет кажется еще ярче и жестче, чем обычно. Хромированные поверхности автомобиля нещадно блестят и режут глаза.
– Хулиган, – моргая произносит он. Облако пыли, поднятое автомобилем, по инерции медленно движется к амбару, и он даже ощущает его слабое дуновение. – Хулиган умер? – вопрошает он, глядя на задранное вверх розовое лицо.
– От переохлаждения, – хриплым голосом отвечают снизу.
– Когда? Недавно?
– Вчера. Я только что узнала. Сегодня утром столкнулась в аэропорту Окленда с одной знакомой девицей. Она подошла ко мне в баре и сказала, что великий Хулиган стал великим покойником. Кажется, вчера. Она только что прилетела из Пуэрто-Санкто, где Хулиган жил вместе с ее приятелями. На той самой улице, где когда-то жили мы. Наверное, пил и принимал транквилизаторы, а потом пошел ночью шататься и забрел хрен знает куда. Шел по рельсам между Санкто и Манзанилло и замерз в пустыне. Ты же знаешь, Дев, как там бывает холодно после захода солнца.
Это и вправду Сэнди, но как она изменилась! Ее когда-то длинные волосы пострижены и выкрашены в тот же ржавый оттенок, что и у решетки радиатора машины. Глаза и губы накрашены, лицо нарумянено, и вообще кажется, что на ней не менее сотни фунтов косметики.
– Умер наш герой шестидесятых, Деви. Умер, умер, умер. От транквилизаторов, выпивки и сырого тумана. Хул-Хул, ну и дурак же ты! Кретин несчастный. Как его Керуак назвал в своей книжке? Классическим кретином?
– Нет. Святым придурком.
– Я собиралась к своей тетке в Сиэтл, чтобы немножко «а» и «п», а-атдохнуть и пописать, сечешь? Но когда услышала об этом в Окленде, то подумала – а знает ли Дев и прочие Друзья Животных? Наверное, нет. И когда самолет сел в Юджине, я вспомнила об этой вашей коммуне и сказала себе: Сэнди, старик Дебори должен знать об этом. И вот Сэнди получает наличные за сданный билет, берет напрокат машину и приезжает сюда. Послушай, а что они имеют в виду под всеми этими «М» и «Б»? Разве это не означает вождение во мраке и среди бела дня?
– Ты что, всю дорогу от аэропорта ехала на малой скорости?
– Возможно. – Она смеется и захлопывает крышку капота рукой, унизанной кольцами. – Только представь меня среди всех этих трейлеров и сухогрузов на машине, которая ревет громче всех.
– Да уж, представляю.
– Но когда она начала дымиться, я решила пойти на компромисс и переключила на «Б1». Черт бы побрал этих автомобилестроителей! Я же, наверное, ее угрохала. А? Скажи честно. – Она растирает шею и устремляет взгляд туда, откуда приехала. – Господи, что творится? Хулиган скапутился. Свинарник помер от цирроза печени, Бродяга Терри перебрал кокаина, да и старушка Сэнди уже с дюжину раз стояла на пороге. – Она начинает расхаживать взад и вперед по гравию. – У меня такое ощущение, что я все время хожу кругами, понимаешь, старик? Это отвратительно. И послушай, я только что сбила там на дороге собаку.
Он понимал, что надо что-то ответить – «Да?» или «Не может быть», потому что она продолжала говорить без умолку:
– Старая сука с целым выводком щенков. Так треснулась!
Сэнди обходит машину, открывает правую дверцу, отодвигает розовое кресло и начинает вытаскивать на гравий свои вещи, не переставая рассказывать о том, как, круто повернув, наскочила на спавшую на дороге собаку. Прямо посередине дороги! Из соседнего дома выскочила женщина и бросилась вытаскивать задавленную тварь из кювета, в который та с воем отползла. Женщина ощупала позвоночник собаки и изрекла свой приговор, избавлявший животное от дальнейших мучений. И после ее многочисленных призывов из дома наконец появился ее сын-подросток с винтовкой в руках.
– Мальчишка так плакал, что дважды промахнулся. На третий раз он выстрелил из обоих стволов и разнес несчастную тварь на мелкие клочки. Единственное, что они от меня потребовали, так это шестипенсовик за пули. А я спросила, не согласятся ли они принять кредитную карточку. – Сэнди рассмеялась. – И даю голову на отсечение, что когда я уезжала, щенки уже играли с ошметками своей матери.
Она снова засмеялась. А он вспомнил, что слышал звуки выстрелов. Он знал и эту собаку – глухую спаниельку, и ее хозяев, но не стал что-либо говорить. Прикрыв рукой глаза, он рассматривал этот новый раздувшийся вариант когда-то тощей Сэнди, которая, смеясь, суетилась вокруг своей поклажи. Казалось, даже ее дыхание набрало вес и теперь вылетало из горла с усилием и хрипом. Все казалось распухшим – спина, шея, запястья. Однако она обращалась со своим весом легко и вызывающе небрежно, как с осколком щебенки, приставшим к плечу. В цветных туфлях, эластичных брючках и шелковой гавайской рубашке навыпуск она походила на царицу роллеров, только что прибывшую на скейтинг-ринг. «Отлично выглядит», – подумал он. «Готова вступить в спор при малейшем поводе». Мысль о еще одном противостоянии вызвала у него прилив слабости и тошноты.
Во двор с громким лаем вбежали доги Макелы, и Сэнди принялась отмахиваться от них своей розовой пластиковой сумочкой.
– Пошли вон, крокодилы. Расчухали запах сородича на моих колесах? Хотите, чтобы и с вами так обошлись? Ну и громадины! Слушай, ты их не можешь отогнать от меня?
– Они не так опасны, как страшны на вид, – пояснил Деб и крикнул собакам, чтобы они проваливали обратно к своему автобусу. Те не обратили на его крик никакого внимания.
– Что за дьявол, Дебори? – махая руками, кричала Сэнди. – Неужели ты не можешь образумить своих тварей?
– Они не мои, – пояснил он, пытаясь перекричать лай. – Их оставил Макела перед тем, как отправиться в Вудсток.
– Чертовы сукины дети! – орала Сэнди. – Отстаньте! – Собаки начали проявлять некоторую нерешительность, и вдохновленная Сэнди заорала еще громче: – Вон! Вон! Отстаньте! – Псы попятились. Сэнди радостно заулюлюкала и принялась швыряться в них гравием, пока они не обратились в бегство. Сэнди бросилась следом и гнала их до самого автобуса, пока они не исчезли из виду.
Зато теперь снова появились вороны. Солнечные лучи продолжали прорезать густой дым. По радио «Бич Бойз» распевали «Приятные флюиды». Снизу доносился голос подпевавшей им Сэнди, гордой своей победой над собаками. Наконец она нашла нужную ей сумку и достала из нее пузырек с таблетками. Дебори проследил, как она вытряхивает себе на ладонь по меньшей мере дюжину, закидывает в рот и снова принимается копаться в сумке в поисках чего-нибудь, чем их можно было бы запить.
– У фтаруфки Фэнди пофле Мексики начались глюки, – сообщила она, стараясь не выронить таблетки изо рта и в то же время ввести его в курс последних событий. – Ее начали преследовать картины наводнений. Разрушающиеся мосты. А пару раз она сама чуть ни потонула. В общем, в голове началась полная путаница. Представь, ее укатали в известное заведение. Но с помощью врачей и богатого папочки ей удалось выбраться, и она даже приобрела половину бара в Сан-Хуан Капистрано; потом она начала спиваться, потом подсела на героин и стала непрофессиональной исполнительницей блюзов; потом она познала Иисуса, Любовь и приобрела нового мужа – священника Вселенской Церкви Последних Дней; потом она забеременела, сделала аборт, была лишена наследства, развелась и впала в депрессию, что неудивительно; естественно, она немного прибавила в весе, как можно заметить, а сейчас лишь ищет место, где такая девушка, как она, могла бы немного отдохнуть.
– Мефто, где мофно было бы читать, пифать и фремя от фремени поддерфывать фебя барбитуратами, – добавила она сквозь зубы, стараясь не выронить таблетки.
– Поддерживать! – откликнулся он, вспомнив о ее прежнем пристрастии к барбитуратам. – Это называется иначе. – Угроза возникновения еще одного трупа наконец вывела его из апатии. – Черт бы тебя побрал, Сэнди, если у тебя снова будет передозировка…
Она примирительно подняла руку:
– Это витамины. Вот те крест! – Наконец среди вороха нижнего белья ей удалось отрыть серебряную фляжку, которую она искала. Она отвинтила крышку и закинула голову. Он уставился на ее вздувающееся горло. Она вытерла рот рукой и снова рассмеялась.
– Не бойся, бабуля, – промолвила она. – Совершенно невинные витаминчики. Даже в старые времена маленькая Сэнди не принимала столько транквилизаторов зараз. Хотя неизвестно, что нас еще ждет. Неизвестно даже, что еще может стрястись до конца года. Ты же знаешь, что этот год объявлен годом наркоманов? Так что пусть все идет как идет. – Она запихала фляжку обратно в чемодан и захлопнула его так, что со всех сторон повылезали прищемленные детали нижнего белья, напоминая вздувшуюся корочку пирога. – Ну, а где Сэнди может сделать пись-пись и избавиться от использованного «котекса»?
Он указал пальцем, и она, напевая себе что-то под нос, направилась к амбару. Псы, подошедшие к дверям автобуса, зарычали ей вслед. Дебори проследил взглядом за тем, как она нырнула под бельевую веревку и скрылась за углом. Потом до него донесся стук захлопнувшейся за ней дверцы.
Он стоял у окна с ощущением, что это далеко не все. Атмосфера была накалена до предела. Белье неподвижно висело в дымном воздухе, как куски вяленого мяса. Из куста появился навещавший свою подругу павлин с ободранным грязным хвостом, ничем не напоминавшим весеннее великолепие. Пройдя через двор, он взлетел на один из шестов, к которым крепилась бельевая веревка, и Дебори подумал, что сейчас он огласит пространство своим криком, однако этого не произошло. Он сидел, качая головой из стороны в сторону, словно измеряя витавшее в воздухе напряжение. Посмотрев некоторое время на павлина, Дебори снова задернул занавеску и вернулся к столу, без особой уверенности решив: пусть все катится как катится.
По радио «Дорзы» требовали все переиначить. Он не мог вспомнить, умер Моррисон или нет. Единственное, в чем он не сомневался, так это в том, что на дворе стоял 1969 год, и вся долина до самых подножий была заполнена дымом от горящей стерни, чтобы калифорнийским садоводам не приходилось выдергивать на своих лужайках ни единого сорняка.
Грандиозно.
Снова раздался стук двери, и до него донесся хруст гравия и робкий лай одной из собак. Приглушенно и интеллигентно лая, она проводила звук шагов до угла. И Дебори догадался по ее голосу, что это сука. Чистейших кровей. Ночью она тоже лаяла. В поле. Проснувшаяся Бетси подошла к лестнице и стала требовать, чтобы он спустился вниз и выяснил, что там происходит. Он никуда не пошел. Может, кто-то из догов и задушил ягненка? Хотелось бы верить. Мысль об этом вызывала приятное негодование. Как и черномазый, которому принадлежали эти белоснежные доги и который бросил их здесь на произвол судьбы. Что-то вокруг развелось слишком много бродяг. Надо будет сходить к автобусу и наподдать им по их высокородным задницам. Однако он остался сидеть за столом и лишь прибавил звук радио, чтобы заглушить шум. Потом до него долетел визг, когда Сэнди попыталась отогнать собаку к автобусу, легкий ветерок приоткрыл занавеску, и он увидел, что павлин, покачивая головой, по-прежнему сидит на шесте. Потом шаги вернулись обратно к амбару и начали подниматься по деревянной лестнице. Они быстро пересекли чердак, и в дверях без стука появилась Сэнди.
– Отличное место, Дев, – сообщила она. – Старомодно, но здорово. Сэнди уже все осмотрела. И все на своих местах: свинарник, курятник… есть где пописать, есть где…
Дебори уже чувствовал опасность, но не мог прервать ее болтовню.
– Послушай, я сдала свой авиабилет в Сиэтл и взяла напрокат машину, потому что я знала, что ты захочешь все узнать лично от Сэнди. Да нет, все нормально, можешь оставить при себе свои благодарности. Я в этом не нуждаюсь. А вот что мне надо, так это какое-нибудь местечко, чтобы написать пару-тройку писем. Серьезно, Дев, я там видела сторожку у пруда – там и бумага есть, и конверты – все, что надо. Как насчет того, чтобы Сэнди пожила там пару дней? Написала бы письма дорогой мамочке, дорогому надзирателю, дорогому бывшему и т. д. А заодно, может, она вернулась бы к своему дневнику. Я, кстати, пишу о нашей мексиканской кампании для одного рок-н-ролльного журнала. Ну так как ты к этому отнесешься?
Он попытался объяснить ей, что сторожка у пруда являлась местом для медитаций, а не каким-нибудь Кемп-Дэвидом, предназначенным для написания мемуаров. К тому же он намеревался сегодня же ее использовать. Но это вызвало у нее только смех, и она попросила его не беспокоиться.
– На сегодня я найду себе пристанище, а завтра посмотрим.
Он так и не вышел из-за стола. Продолжая болтать, Сэнди бродила по его кабинету, пока не обнаружила обувную коробку, в которой хранились остатки травы. Он не хотел курить, по крайней мере до тех пор, пока не похоронит ягненка. И когда он отрицательно покачал головой при виде протянутого косяка, она, пожав плечами, выкурила его целиком и принялась подробно объяснять, как наполнит эту коробку с верхом с помощью гешефтов, организованных ею в городе, для чего там-то и там-то ей надо будет встретиться с теми-то и теми-то и обменять то-то и то-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45