Хулиган, Св. Лао-Цзы, Св. Дороти, которая сформулировала это лучше всех: «Если вы не можете найти Господа на своем заднем дворе в Канзасе, скорее всего, вы не найдете Его и в Великой пирамиде Египта».
К тому же (теперь я могу в этом признаться) экспедиция направляется вовсе не к Великой пирамиде в Гизе и не к одному из других уже изученных и объясненных храмов, стоящих на западном берегу великого Нила, – мы едем к иному, еще неведомому чуду, в величественных залах которого якобы содержится разгадка всех тайн прошлого!
Например, как им удавалось обтесывать такие крепкие камни и переносить их на такие большие расстояния? Что за мощное устройство когда-то венчало пирамиду Хеопса и до сих пор аукается с обратной стороны нашего доллара? Откуда взялись эти строители? Откуда взялись мы сами и, что самое главное в свете перехода нашей планеты из созвездия Рыб в созвездие Водолея и грядущей смены полюсов, куда мы идем?
Эта экспедиция призвана найти крепость, которую Иоанн Златоуст называл Новым Иерусалимом, Енох из Огайо – Потаенным Храмом тайн, а Эдгар Кайс – Залом свидетельств.
Следующая остановка – библиотека исследований и просвещения в Вирджиния-Бич, штат Вирджиния.
5, 6, 7, 8 октября. Исследования в библиотеке Кайса.
По мере разрастания репрессий после Французской революции вереница голов, предназначенных быть снесенными новомодным изобретением доктора Гильотина, слишком разрослась, и потому кое-кого из мелкотравчатых аристократов обрекали на более дешевый вид смерти. Когда наступало время, их без каких-либо церемоний вышвыривали из камер в поле, где уже поджидал дюжий палач с обнаженным мечом.
Для того чтобы скрасить скуку этих ежедневных казней, руководство изобрело следующую забаву: перед тем как опустить меч на шею несчастного, ему шептали: «Ты свободен, mon ami, беги!» и выпускали. После чего зрители делали ставки, сколько шагов пробежит обезглавленное тело, прежде чем упасть. Семь шагов было нормой, двенадцать удавалось сделать лишь особо энергичным экземплярам. Рекорд был установлен женщиной, пробежавшей двадцать четыре шага, пока лишенное глаз тело не наткнулось на телегу с навозом.
Оказывается, некоторые устойчивее других.
Тот же неукротимый дух окружает здание библиотеки исследований и просвещения, насчитывающей 49 135 страниц стенографических записей, сделанных за невзрачным человечком, известным под именем Спящего Пророка.
Единственное, что мне удалось узнать после четырехдневных исследований, это то, что до меня сотни других уже пытались найти Тайную пирамиду Кайса. Наиболее заметным среди них был некий Малдун Грегор. Исследователь Грегор написал на эту тему книгу под названием «Тайные свидетельства» и, по утверждению его брата, продолжающего свои научные труды, до сих пор находится в Каире. Может, ему удалось раскопать что-нибудь новенькое?
– Он работает в университете, – отвечает этот брат, не отрываясь от своих занятий. – Вот и спросите его сами в Каире.
9 октября, среда. Нью-Йорк. Я не провел и получаса в этом бушующем Вавилоне, как отбуксировали мою машину. Остаток дня был потрачен на уплату штрафа в 75 долларов и получение ее обратно. Маленькая девочка, стоящая передо мной в разъяренной очереди, говорит, что их машину украли, и теперь она, наверное, плачет от обиды.
«Знаете, их хватают за задние лапы и уволакивают».
10, 11 октября. Снова музеи и библиотеки. Кажется, я собрал всю информацию, чтобы сложить историю воедино. Я намеревался изложить весь материал за те дни, которые оставались до нашего отъезда, но этот город слишком довлеет надо мной. Он величественен и жуток. Именно здесь явственнее всего ощущается образовавшаяся в экономике течь. Стоя у хайвея на Нью-Джерси, ощущаешь великий протеиновый ветер, овевающий нацию и уносящийся в океан, в котором плавают десять квадратных миль отбросов.
Приехал Джек Черри, и завтра мы улетаем в Каир. Следующую запись я сделаю, находясь на другой стороне земного шара.
Рамадан: «Они кишмя кишат по ночам» 2.
13 октября. Девятнадцатое воскресенье после Троицы. Наш Боинг-747 с воем прорезает облака и плюхается в аэропорту Амстердама, как летающая свинья, опускающаяся в свою лужу.
К нему тут же устремляются три огромных грузовика, чтобы сделать все необходимое для его удобства. В свою очередь этот жиртрест прилагает максимум усилий, чтобы обеспечить комфорт своим клиентам. Щедрость его не знает границ. Улыбающиеся половозрелые особы непрерывно подносят прохладительные напитки; бесплатно раздаются журналы, демонстрируются кинофильмы, звучит музыка. К тому же все осуществляется с применением новейших достижений санитарии и гигиены: все предметы, имевшие контакт с человеком, немедленно подлежат кремации.
Это составляет разительный контраст с неряшливым DC-8, на который мы пересаживаемся в Анкаре, чтобы лететь в Каир. В самолете воняет как в подземке, и он под завязку набит разнообразными язычниками.
– Не удивительно, что таможенный досмотр занял столько времени, – шепчет Джек. – Здесь все похожи на террористов.
Он утверждает, что различает турецкий, сербский, курдский, арабский и берберский языки, и, кажется, еще какой-то. Все летят на свой религиозный праздник, все потные, все поют и перекрикивают друг друга на разных языках и диалектах, напоминающих, по гастрономическому сравнению Джека, «лопающийся попкорн».
Большая половина выходит в Стамбуле. Как ни странно, в салоне самолета становится еще более шумно. Оставшиеся пассажиры с уважением поглядывают на нас с Джеком. «Вы? Вы летите в Каир?» Мы отвечаем – да, в Каир. И они закатывают глаза.
– Я латиф! Я латиф!
Я спрашиваю Джека, что это означает.
– Это по-арабски «очень далеко». В устах правоверных это означает: «О Аллах, ты все больше меня удивляешь».
Перелетев через Суэцкий канал, мы вырываемся из гряды облаков и погружаемся в ясную ночь. В иллюминаторе усталыми стражниками в помятых униформах, обшитых ржавыми звездами, виднеются грозовые фронты, перекатывающие туда-сюда шарики молний, чтобы не заснуть.
Воскресенье, полночь. Каир. В аэропорту царит невероятная неразбериха, все шумят и кишат кишмя – именно так – кишмя кишат: паломники приезжают и уезжают, а родственники паломников встречают их и провожают. Носильщики обслуживают пассажиров, оборванные посыльные – носильщиков. Суетятся таможенники, прогуливаются и позевывают солдаты в старых униформах землистого цвета. Жулики всех сортов и возрастов пытаются подцепить клиентуру всеми известными человечеству способами. Джекки пресекает их попытки учтиво и обходительно.
– За год, проведенный на Ближнем Востоке, я изучил все их примочки, – сообщает он.
Мы продираемся сквозь толпу, заполняем формуляры и получаем печати, переправляем багаж через целую вереницу рук – один передает другому, тот катит наши пожитки на тележке к третьему, третий разгружает их на столе четвертого, и все ждут чаевых – и наконец, выйдя на улицу, подставляем лица долгожданному пустынному ветру.
Прицепившийся к нам жулик-носильщик останавливает такси и загружает нас в машину. Он говорит, чтобы мы не волновались, так как водитель хороший, и отправляет нас по круто уходящему вниз неосвещенному бульвару, запруженному от тротуара до тротуара велосипедами, мотоциклами, повозками, скутерами, мопедами, автобусами, навьюченными пассажирами, экипажами, кабриолетами, инвалидными колясками, похоронными дрогами, тачками, фургонами, телегами, армейскими грузовиками, в кузовах которых хихикающая солдатня щекочет друг друга дулами автоматов, рикшами, ослами, волами, безногими нищими на тележках, прачками с корзинами белья на головах; здесь же крестьянский паренек гонит перед собой огромного гольштинского быка (в город! ночью! зачем? продать мяснику? обменять на бобы?), плюс целая вереница других клаксонящих такси, и все несутся вперед без зажженных передних и задних фар, лишь периодически мигая ими, чтобы поставить темную массу впереди в известность о том, что сейчас с помощью восьми цилиндров, дарованных Аллахом, сквозь нее будет проезжать тот или иной Великий Водитель!
Мы чудом продираемся сквозь запруженный центр города, переезжаем через Нил и останавливаемся у ступеней нашей гостиницы «Омар Хайям». Ее великолепие несколько поблекло по сравнению с эпохой расцвета, когда у всех статуй еще были носы и соски, а полковники и местные губернаторы поднимали бокалы с лимонным соком за Империю и за то, чтобы над ней всегда сияло солнце!
Нас провожают в номер, и мы принимаемся распаковывать вещи. На часах начало третьего ночи, но фантастический шум с противоположного берега реки заставляет нас снова выйти на улицу. Пересекая немыслимо старомодный вестибюль в колониальном стиле, Джек сообщает мне еще некоторые подробности о пользе, принесенной египтянам англичанами.
– Они донесли до правителей Египта мысль о том, что вещи можно приобретать в кредит. В результате Египет погряз в чудовищных долгах, и англичане были вынуждены вернуться, чтобы помочь им в финансовых вопросах. На это ушло около семидесяти лет. Англичане хотели превратить Египет в моноэкспортное государство и получать из него исключительно хлопок. Для этого они и начали перекрывать Нил плотинами. Англичане не понимали, как можно жить в стране, которая каждый год подвергается наводнениям.
После того как наводнения, ежегодно обогащавшие почву, прекратились, египтяне стали зависеть от чудо-удобрений. А англичане начали подумывать, что хорошо бы собирать не один, а два урожая за год. А может, и три! Руководство, ни один из членов которого не являлся египтянином и даже не говорил по-арабски, сочло эту идею замечательной. Кажется, оно состояло исключительно из албанцев. Вот они-то и принялись швырять деньгами, возводить викторианские мечети, импортировать разнообразные товары и платить немыслимые проценты европейским кредиторам…
Сбор трех урожаев вместо одного привел к тому, что крестьяне были вынуждены проводить у ирригационных каналов больше времени. Что вызвало страшную вспышку бильгарциоза, распространяемого мелким водяным червяком; сначала поражаются ноги, а потом постепенно болезнь поднимается до самых глаз. Именно из-за него Египет занимает первое место в мире по количеству слепых. Почти 70 % населения рано или поздно оказывается пораженным им.
При этом, несмотря на всю внедряемую модернизацию, англичанам так и не пришло в голову выстроить здесь больницы. Смертность детей до пяти лет составляет 50 %. Не случайно тут родилась поговорка «Лучше терпения нет ничего на свете». Англичане сделали все возможное, чтобы закрепить ее.
Мы переходим через Нил, и рассказ Джекки о недавнем прошлом Каира тонет в дыхании города. Ничего даже похожего представить себе невозможно! Оно обладает неповторимыми свойствами. Смешайте в воображении глухой рев заливаемой в танкеры нефти с пронзительными криками подростковой баскетбольной команды, добавьте гул кондиционеров и взбрызните все перезвоном колокольчиков и свистками полицейских, затем вылейте эту смесь в узкие улочки, обитатели которых шумно поедают кунжутные пирожки, жаренные в оливковом масле, булькают огромными кальянами, прихлебывают кофе по-турецки и играют в нарды, с грохотом передвигая фишки, – тысячи людей кашляют, бормочут и плюются в сумрачных свалках перед домами, а еще миллионы в грязных камчатных одеяниях бредут, поют, праздно шатаются и ругаются. Подогрейте эту смесь до 80° по Фаренгейту в два часа ночи, и вы ощутите вкус каирской какофонии.
Пройдя несколько кварталов и не обнаружив никаких перемен, мы повернули обратно. После проделанных десяти тысяч миль сил уже не было. На мосту к Джеку пристает какой-то тип с обезображенным оспой лицом, тамбурином и краснозадым бабуином.
– Денег! – кричит тип, протягивая тамбурин и удерживая бабуина на веревке, привязанной к кольцу, продетому сквозь нижнюю губу животного. – Денег! Для облизьянки! Прошу прощения, сэр!
Джекки отрицательно качает головой:
– Нет. Ана миш авез. Мы не хотим смотреть, как она танцует.
– Облизьянка не танцует. Прошу прощения, сэр. Не танцует! – Он кричит, пытаясь заглушить грохот транспорта; возбужденный бабуин начинает истерически метаться и скалить свои длинные желтые клыки. Тип резко ударяет голосящее животное по уху краем тамбурина.
– Облизьянка больна! Бешенство! Денег! – он еще раз ударяет бабуина и дергает поводок. – Вылечить облизьянку!
Бабуин ведет себя так, будто это мы виноваты в его страданиях. Выпячивая нижнюю губу, он пятится по направлению к нам и пытается зацепить нас задней лапой. Когти у него выкрашены в пурпурный цвет, а задница напоминает опухоль мозга, только на противоположном месте.
– Денег для облизьянки! Скорей!
Когда мы расстаемся, лишившись 50 пиастров, Джек признает, что за десять лет его отсутствия в Каире появились новые способы вымогательства.
Мы спускаемся вниз и видим, как с берегового устоя моста в реку писает молодой охранник. Он смущенно запахивает полы длинного кителя и закидывает на плечо карабин.
– Добро пожаловать, – произносит он. – Добро пожаловать в Каир. Хоккей?
14 октября, утро понедельника. Мы с Джеком встаем на рассвете, чтобы встретиться с доктором Рагаром, рекомендованным мне Енохом из Огайо. Наконец мы его обнаруживаем. Он сидит в своей ювелирной лавке, напоминая мутный камень, вправленный в плетеное кресло – египетский бизнесмен со слезящимися глазами, в костюме из настоящей саржи, в черном галстуке. Мы пытаемся объяснить ему цель нашего приезда, но, похоже, поиски неизвестного храма интересуют его меньше, чем демонстрация уже сделанных находок. Он с шумом открывает стеклянную витрину.
– Хлам! Я, доктор Рагар, говорю вам правду. В основном, хлам. Для невежественного туриста, который ни к чему не испытывает уважения, это хлам. Однако если я вижу, что человек уважает Египет, я показываю ему тот Египет, который я уважаю. Ну, так из какой части Америки вы приехали, друг мой?
Я говорю, что из Орегона. Это рядом с Калифорнией.
– Да, я знаю, где Орегон. А из какой части Орегона?
Я отвечаю, что живу в городке, который называется Гора Нибо.
– Да, я знаю Гору Нибо. Я был в вашем штате этим летом. С Ротари-клубом. Видите флаг?
И действительно, на стене среди множества вымпелов висит флаг с бахромой, полученный на международном съезде членов Ротари-клуба, который проводился в Портленде в 1974 году.
– Я хорошо знаю весь ваш штат. Я же археолог. Я его объездил вдоль и поперек. Ну так и в какой части города вы живете? На востоке или на западе?
– Посередине, – отвечаю я. Гора Нибо – обычный городишко, расположенный по бокам щебеночной дороги, отходящей от хайвея. – Немного к северу.
– Да. Северная часть Горы Нибо. Я очень хорошо знаю эту часть города. А теперь позвольте мне вам кое-что показать…
Он оглядывается и достает из внутреннего кармана пиджака бумажник, а оттуда извлекает карточку с выгравированным на ней рельефным древним тайным символом.
– Видите? Я еще и Храмовник 32-й степени. Вы знаете, кто такие масоны?
Я говорю, что мне уже известно, что он масон, что именно поэтому Енох и узнал о нем, прочитав статью в газете братства, и добавляю, что мой отец – масон той же степени, но в настоящее время отошел от дел.
– Брат! – восклицает он и, сжав руку, заглядывает мне глубоко в глаза. Его взгляд похож на материализовавшийся дурной запах изо рта. – Сын брата – мой брат! Заходи. Тебе я не стану показывать этот хлам. Заходи ко мне домой на чай – там гораздо спокойнее. Вы любите египетский чай, братья? А египетские благовония? Не дешевые аптечные духи, а настоящие благовония? Лотосовые эссенции? Жасмин? Идем. Во имя твоего отца я окажу тебе любезность – подарю скарабея, который тебе понравился.
Он снова сжимает мою руку, вкладывая мне в ладонь свой подарок. Я говорю, что в этом нет никакой необходимости, но он отрицательно качает головой:
– Ни слова, брат. Когда-нибудь ты мне отплатишь за мое добро. Как говорят масоны: «Внеси свою лепту – встрой свой камень».
Он продолжает удерживать мою руку, пронзая меня взглядом, и я начинаю гадать, не существует ли какого-нибудь полоскания для освежения зловонных взглядов, и пытаюсь перевести разговор на археологию.
– Кстати, о камнях, доктор, – вам известна легенда об отсутствующем камне на вершине пирамиды в Гизе? Как раз там, где, по предположениям, находится Храм свидетельств?
Он разражается мрачным смехом.
– А кому же знать, как не мне? – вопрошает он, увлекая меня за собой. – Но сначала вы оба должны отдохнуть.
Джекки следует за нами, но его сбить с панталыку не так-то просто.
– Значит, вы знаете об этом месте, доктор? Об этом потаенном храме?
– Храмовник и археолог доктор Рагар, чтобы он не слышал о Потаенном храме свидетельств?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
К тому же (теперь я могу в этом признаться) экспедиция направляется вовсе не к Великой пирамиде в Гизе и не к одному из других уже изученных и объясненных храмов, стоящих на западном берегу великого Нила, – мы едем к иному, еще неведомому чуду, в величественных залах которого якобы содержится разгадка всех тайн прошлого!
Например, как им удавалось обтесывать такие крепкие камни и переносить их на такие большие расстояния? Что за мощное устройство когда-то венчало пирамиду Хеопса и до сих пор аукается с обратной стороны нашего доллара? Откуда взялись эти строители? Откуда взялись мы сами и, что самое главное в свете перехода нашей планеты из созвездия Рыб в созвездие Водолея и грядущей смены полюсов, куда мы идем?
Эта экспедиция призвана найти крепость, которую Иоанн Златоуст называл Новым Иерусалимом, Енох из Огайо – Потаенным Храмом тайн, а Эдгар Кайс – Залом свидетельств.
Следующая остановка – библиотека исследований и просвещения в Вирджиния-Бич, штат Вирджиния.
5, 6, 7, 8 октября. Исследования в библиотеке Кайса.
По мере разрастания репрессий после Французской революции вереница голов, предназначенных быть снесенными новомодным изобретением доктора Гильотина, слишком разрослась, и потому кое-кого из мелкотравчатых аристократов обрекали на более дешевый вид смерти. Когда наступало время, их без каких-либо церемоний вышвыривали из камер в поле, где уже поджидал дюжий палач с обнаженным мечом.
Для того чтобы скрасить скуку этих ежедневных казней, руководство изобрело следующую забаву: перед тем как опустить меч на шею несчастного, ему шептали: «Ты свободен, mon ami, беги!» и выпускали. После чего зрители делали ставки, сколько шагов пробежит обезглавленное тело, прежде чем упасть. Семь шагов было нормой, двенадцать удавалось сделать лишь особо энергичным экземплярам. Рекорд был установлен женщиной, пробежавшей двадцать четыре шага, пока лишенное глаз тело не наткнулось на телегу с навозом.
Оказывается, некоторые устойчивее других.
Тот же неукротимый дух окружает здание библиотеки исследований и просвещения, насчитывающей 49 135 страниц стенографических записей, сделанных за невзрачным человечком, известным под именем Спящего Пророка.
Единственное, что мне удалось узнать после четырехдневных исследований, это то, что до меня сотни других уже пытались найти Тайную пирамиду Кайса. Наиболее заметным среди них был некий Малдун Грегор. Исследователь Грегор написал на эту тему книгу под названием «Тайные свидетельства» и, по утверждению его брата, продолжающего свои научные труды, до сих пор находится в Каире. Может, ему удалось раскопать что-нибудь новенькое?
– Он работает в университете, – отвечает этот брат, не отрываясь от своих занятий. – Вот и спросите его сами в Каире.
9 октября, среда. Нью-Йорк. Я не провел и получаса в этом бушующем Вавилоне, как отбуксировали мою машину. Остаток дня был потрачен на уплату штрафа в 75 долларов и получение ее обратно. Маленькая девочка, стоящая передо мной в разъяренной очереди, говорит, что их машину украли, и теперь она, наверное, плачет от обиды.
«Знаете, их хватают за задние лапы и уволакивают».
10, 11 октября. Снова музеи и библиотеки. Кажется, я собрал всю информацию, чтобы сложить историю воедино. Я намеревался изложить весь материал за те дни, которые оставались до нашего отъезда, но этот город слишком довлеет надо мной. Он величественен и жуток. Именно здесь явственнее всего ощущается образовавшаяся в экономике течь. Стоя у хайвея на Нью-Джерси, ощущаешь великий протеиновый ветер, овевающий нацию и уносящийся в океан, в котором плавают десять квадратных миль отбросов.
Приехал Джек Черри, и завтра мы улетаем в Каир. Следующую запись я сделаю, находясь на другой стороне земного шара.
Рамадан: «Они кишмя кишат по ночам» 2.
13 октября. Девятнадцатое воскресенье после Троицы. Наш Боинг-747 с воем прорезает облака и плюхается в аэропорту Амстердама, как летающая свинья, опускающаяся в свою лужу.
К нему тут же устремляются три огромных грузовика, чтобы сделать все необходимое для его удобства. В свою очередь этот жиртрест прилагает максимум усилий, чтобы обеспечить комфорт своим клиентам. Щедрость его не знает границ. Улыбающиеся половозрелые особы непрерывно подносят прохладительные напитки; бесплатно раздаются журналы, демонстрируются кинофильмы, звучит музыка. К тому же все осуществляется с применением новейших достижений санитарии и гигиены: все предметы, имевшие контакт с человеком, немедленно подлежат кремации.
Это составляет разительный контраст с неряшливым DC-8, на который мы пересаживаемся в Анкаре, чтобы лететь в Каир. В самолете воняет как в подземке, и он под завязку набит разнообразными язычниками.
– Не удивительно, что таможенный досмотр занял столько времени, – шепчет Джек. – Здесь все похожи на террористов.
Он утверждает, что различает турецкий, сербский, курдский, арабский и берберский языки, и, кажется, еще какой-то. Все летят на свой религиозный праздник, все потные, все поют и перекрикивают друг друга на разных языках и диалектах, напоминающих, по гастрономическому сравнению Джека, «лопающийся попкорн».
Большая половина выходит в Стамбуле. Как ни странно, в салоне самолета становится еще более шумно. Оставшиеся пассажиры с уважением поглядывают на нас с Джеком. «Вы? Вы летите в Каир?» Мы отвечаем – да, в Каир. И они закатывают глаза.
– Я латиф! Я латиф!
Я спрашиваю Джека, что это означает.
– Это по-арабски «очень далеко». В устах правоверных это означает: «О Аллах, ты все больше меня удивляешь».
Перелетев через Суэцкий канал, мы вырываемся из гряды облаков и погружаемся в ясную ночь. В иллюминаторе усталыми стражниками в помятых униформах, обшитых ржавыми звездами, виднеются грозовые фронты, перекатывающие туда-сюда шарики молний, чтобы не заснуть.
Воскресенье, полночь. Каир. В аэропорту царит невероятная неразбериха, все шумят и кишат кишмя – именно так – кишмя кишат: паломники приезжают и уезжают, а родственники паломников встречают их и провожают. Носильщики обслуживают пассажиров, оборванные посыльные – носильщиков. Суетятся таможенники, прогуливаются и позевывают солдаты в старых униформах землистого цвета. Жулики всех сортов и возрастов пытаются подцепить клиентуру всеми известными человечеству способами. Джекки пресекает их попытки учтиво и обходительно.
– За год, проведенный на Ближнем Востоке, я изучил все их примочки, – сообщает он.
Мы продираемся сквозь толпу, заполняем формуляры и получаем печати, переправляем багаж через целую вереницу рук – один передает другому, тот катит наши пожитки на тележке к третьему, третий разгружает их на столе четвертого, и все ждут чаевых – и наконец, выйдя на улицу, подставляем лица долгожданному пустынному ветру.
Прицепившийся к нам жулик-носильщик останавливает такси и загружает нас в машину. Он говорит, чтобы мы не волновались, так как водитель хороший, и отправляет нас по круто уходящему вниз неосвещенному бульвару, запруженному от тротуара до тротуара велосипедами, мотоциклами, повозками, скутерами, мопедами, автобусами, навьюченными пассажирами, экипажами, кабриолетами, инвалидными колясками, похоронными дрогами, тачками, фургонами, телегами, армейскими грузовиками, в кузовах которых хихикающая солдатня щекочет друг друга дулами автоматов, рикшами, ослами, волами, безногими нищими на тележках, прачками с корзинами белья на головах; здесь же крестьянский паренек гонит перед собой огромного гольштинского быка (в город! ночью! зачем? продать мяснику? обменять на бобы?), плюс целая вереница других клаксонящих такси, и все несутся вперед без зажженных передних и задних фар, лишь периодически мигая ими, чтобы поставить темную массу впереди в известность о том, что сейчас с помощью восьми цилиндров, дарованных Аллахом, сквозь нее будет проезжать тот или иной Великий Водитель!
Мы чудом продираемся сквозь запруженный центр города, переезжаем через Нил и останавливаемся у ступеней нашей гостиницы «Омар Хайям». Ее великолепие несколько поблекло по сравнению с эпохой расцвета, когда у всех статуй еще были носы и соски, а полковники и местные губернаторы поднимали бокалы с лимонным соком за Империю и за то, чтобы над ней всегда сияло солнце!
Нас провожают в номер, и мы принимаемся распаковывать вещи. На часах начало третьего ночи, но фантастический шум с противоположного берега реки заставляет нас снова выйти на улицу. Пересекая немыслимо старомодный вестибюль в колониальном стиле, Джек сообщает мне еще некоторые подробности о пользе, принесенной египтянам англичанами.
– Они донесли до правителей Египта мысль о том, что вещи можно приобретать в кредит. В результате Египет погряз в чудовищных долгах, и англичане были вынуждены вернуться, чтобы помочь им в финансовых вопросах. На это ушло около семидесяти лет. Англичане хотели превратить Египет в моноэкспортное государство и получать из него исключительно хлопок. Для этого они и начали перекрывать Нил плотинами. Англичане не понимали, как можно жить в стране, которая каждый год подвергается наводнениям.
После того как наводнения, ежегодно обогащавшие почву, прекратились, египтяне стали зависеть от чудо-удобрений. А англичане начали подумывать, что хорошо бы собирать не один, а два урожая за год. А может, и три! Руководство, ни один из членов которого не являлся египтянином и даже не говорил по-арабски, сочло эту идею замечательной. Кажется, оно состояло исключительно из албанцев. Вот они-то и принялись швырять деньгами, возводить викторианские мечети, импортировать разнообразные товары и платить немыслимые проценты европейским кредиторам…
Сбор трех урожаев вместо одного привел к тому, что крестьяне были вынуждены проводить у ирригационных каналов больше времени. Что вызвало страшную вспышку бильгарциоза, распространяемого мелким водяным червяком; сначала поражаются ноги, а потом постепенно болезнь поднимается до самых глаз. Именно из-за него Египет занимает первое место в мире по количеству слепых. Почти 70 % населения рано или поздно оказывается пораженным им.
При этом, несмотря на всю внедряемую модернизацию, англичанам так и не пришло в голову выстроить здесь больницы. Смертность детей до пяти лет составляет 50 %. Не случайно тут родилась поговорка «Лучше терпения нет ничего на свете». Англичане сделали все возможное, чтобы закрепить ее.
Мы переходим через Нил, и рассказ Джекки о недавнем прошлом Каира тонет в дыхании города. Ничего даже похожего представить себе невозможно! Оно обладает неповторимыми свойствами. Смешайте в воображении глухой рев заливаемой в танкеры нефти с пронзительными криками подростковой баскетбольной команды, добавьте гул кондиционеров и взбрызните все перезвоном колокольчиков и свистками полицейских, затем вылейте эту смесь в узкие улочки, обитатели которых шумно поедают кунжутные пирожки, жаренные в оливковом масле, булькают огромными кальянами, прихлебывают кофе по-турецки и играют в нарды, с грохотом передвигая фишки, – тысячи людей кашляют, бормочут и плюются в сумрачных свалках перед домами, а еще миллионы в грязных камчатных одеяниях бредут, поют, праздно шатаются и ругаются. Подогрейте эту смесь до 80° по Фаренгейту в два часа ночи, и вы ощутите вкус каирской какофонии.
Пройдя несколько кварталов и не обнаружив никаких перемен, мы повернули обратно. После проделанных десяти тысяч миль сил уже не было. На мосту к Джеку пристает какой-то тип с обезображенным оспой лицом, тамбурином и краснозадым бабуином.
– Денег! – кричит тип, протягивая тамбурин и удерживая бабуина на веревке, привязанной к кольцу, продетому сквозь нижнюю губу животного. – Денег! Для облизьянки! Прошу прощения, сэр!
Джекки отрицательно качает головой:
– Нет. Ана миш авез. Мы не хотим смотреть, как она танцует.
– Облизьянка не танцует. Прошу прощения, сэр. Не танцует! – Он кричит, пытаясь заглушить грохот транспорта; возбужденный бабуин начинает истерически метаться и скалить свои длинные желтые клыки. Тип резко ударяет голосящее животное по уху краем тамбурина.
– Облизьянка больна! Бешенство! Денег! – он еще раз ударяет бабуина и дергает поводок. – Вылечить облизьянку!
Бабуин ведет себя так, будто это мы виноваты в его страданиях. Выпячивая нижнюю губу, он пятится по направлению к нам и пытается зацепить нас задней лапой. Когти у него выкрашены в пурпурный цвет, а задница напоминает опухоль мозга, только на противоположном месте.
– Денег для облизьянки! Скорей!
Когда мы расстаемся, лишившись 50 пиастров, Джек признает, что за десять лет его отсутствия в Каире появились новые способы вымогательства.
Мы спускаемся вниз и видим, как с берегового устоя моста в реку писает молодой охранник. Он смущенно запахивает полы длинного кителя и закидывает на плечо карабин.
– Добро пожаловать, – произносит он. – Добро пожаловать в Каир. Хоккей?
14 октября, утро понедельника. Мы с Джеком встаем на рассвете, чтобы встретиться с доктором Рагаром, рекомендованным мне Енохом из Огайо. Наконец мы его обнаруживаем. Он сидит в своей ювелирной лавке, напоминая мутный камень, вправленный в плетеное кресло – египетский бизнесмен со слезящимися глазами, в костюме из настоящей саржи, в черном галстуке. Мы пытаемся объяснить ему цель нашего приезда, но, похоже, поиски неизвестного храма интересуют его меньше, чем демонстрация уже сделанных находок. Он с шумом открывает стеклянную витрину.
– Хлам! Я, доктор Рагар, говорю вам правду. В основном, хлам. Для невежественного туриста, который ни к чему не испытывает уважения, это хлам. Однако если я вижу, что человек уважает Египет, я показываю ему тот Египет, который я уважаю. Ну, так из какой части Америки вы приехали, друг мой?
Я говорю, что из Орегона. Это рядом с Калифорнией.
– Да, я знаю, где Орегон. А из какой части Орегона?
Я отвечаю, что живу в городке, который называется Гора Нибо.
– Да, я знаю Гору Нибо. Я был в вашем штате этим летом. С Ротари-клубом. Видите флаг?
И действительно, на стене среди множества вымпелов висит флаг с бахромой, полученный на международном съезде членов Ротари-клуба, который проводился в Портленде в 1974 году.
– Я хорошо знаю весь ваш штат. Я же археолог. Я его объездил вдоль и поперек. Ну так и в какой части города вы живете? На востоке или на западе?
– Посередине, – отвечаю я. Гора Нибо – обычный городишко, расположенный по бокам щебеночной дороги, отходящей от хайвея. – Немного к северу.
– Да. Северная часть Горы Нибо. Я очень хорошо знаю эту часть города. А теперь позвольте мне вам кое-что показать…
Он оглядывается и достает из внутреннего кармана пиджака бумажник, а оттуда извлекает карточку с выгравированным на ней рельефным древним тайным символом.
– Видите? Я еще и Храмовник 32-й степени. Вы знаете, кто такие масоны?
Я говорю, что мне уже известно, что он масон, что именно поэтому Енох и узнал о нем, прочитав статью в газете братства, и добавляю, что мой отец – масон той же степени, но в настоящее время отошел от дел.
– Брат! – восклицает он и, сжав руку, заглядывает мне глубоко в глаза. Его взгляд похож на материализовавшийся дурной запах изо рта. – Сын брата – мой брат! Заходи. Тебе я не стану показывать этот хлам. Заходи ко мне домой на чай – там гораздо спокойнее. Вы любите египетский чай, братья? А египетские благовония? Не дешевые аптечные духи, а настоящие благовония? Лотосовые эссенции? Жасмин? Идем. Во имя твоего отца я окажу тебе любезность – подарю скарабея, который тебе понравился.
Он снова сжимает мою руку, вкладывая мне в ладонь свой подарок. Я говорю, что в этом нет никакой необходимости, но он отрицательно качает головой:
– Ни слова, брат. Когда-нибудь ты мне отплатишь за мое добро. Как говорят масоны: «Внеси свою лепту – встрой свой камень».
Он продолжает удерживать мою руку, пронзая меня взглядом, и я начинаю гадать, не существует ли какого-нибудь полоскания для освежения зловонных взглядов, и пытаюсь перевести разговор на археологию.
– Кстати, о камнях, доктор, – вам известна легенда об отсутствующем камне на вершине пирамиды в Гизе? Как раз там, где, по предположениям, находится Храм свидетельств?
Он разражается мрачным смехом.
– А кому же знать, как не мне? – вопрошает он, увлекая меня за собой. – Но сначала вы оба должны отдохнуть.
Джекки следует за нами, но его сбить с панталыку не так-то просто.
– Значит, вы знаете об этом месте, доктор? Об этом потаенном храме?
– Храмовник и археолог доктор Рагар, чтобы он не слышал о Потаенном храме свидетельств?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45