Также общеизвестным фактом является то, что внутренний коридор поднимается под углом 26°17 , и сечение его составляет четыре квадратных фута. Однако ни его узость, ни крутизна совершенно не ощущаются, пока навстречу не попадается следующий поток людей, пытающихся протиснуться наружу. Неудивительно, что они покрыты потом и глаза у них безумные. Это слишком маленькое помещение для такого количества людей! Кислорода не хватает, в этом никто не виноват, и все это понимают – прямо как на ранних рок-н-ролльных концертах, когда все было непредсказуемо.
Проталкиваясь вперед, вы наконец оказываетесь в просторной Великой галерее. Из-за спины доносится тяжелое дыхание поднимающихся людей. Однако вы знаете, что вам еще предстоит преодолеть горизонтально расположенный отросток, ведущий в покои царицы, где и можно будет глотнуть свежего воздуха. Похоже, местные жители даже не догадываются об этом.
– Невероятно, – выдыхает Джекки. – Остальные пирамиды вообще лишены вентиляции?
– Да. Потому-то эту и не считают усыпальницей.
– Ну конечно, мертвецы не нуждаются в вентиляции.
– Кажется, это еще одно открытие Говарда Вайса. Он предположил, что раз наверху в царских покоях есть вентиляционные отверстия, почему бы им не быть и в покоях царицы. Он рассчитал их местонахождение, как следует стукнул, и они оказались всего в нескольких дюймах от внутренней обшивки.
– Очень странно.
– Это еще не самое странное. Вот посмотри… – я провожу рукой по стене с видом школьника, демонстрирующего приятелю семейный чердак. – Видишь, чем покрыты стены и потолок? Солью, кристаллизовавшейся морской солью, и это только в покоях царицы и близлежащих коридорах.
– И как это объясняют египтологи?
– А никак. Это невозможно объяснить, если только не допустить, что когда-то это помещение было заполнено морской водой… что было сделано или каким-то древним водопроводчиком по неизвестным причинам, или приливной волной.
– Пошли. – Джекки уже был сыт по горло. – Давай вернемся в гостиницу и выпьем пива.
– Последняя остановка, – заверил его я и нырнул в коридор, ведущий из покоев царицы.
Мы вышли в Великую галерею и возобновили свой подъем. Этот сводчатый коридор не производил давящего впечатления. Я больше чем когда-либо уверен, что эти переходы служили для инициации – когда они были освещены факелами, а не флюоресцентным светом, должно было казаться, что Великая галерея уходит в бесконечную высь.
Перед входом в царские покои я заставляю Джекки остановиться и ощупать выступающий Главный камень в кромешно-темном предбаннике размером с телефонную будку.
– На случай, если Бюро стандартов когда-нибудь развалится, здесь находится образец идеального дюйма.
Мы ныряем в царские покои. Внутри, как лягушки на болоте, хохочут и бурлят паломники. Мы обходим толпу и приближаемся к возвышению.
– Оно высечено из цельной глыбы красного гранита. Имеет такие идеальные размеры и углы, что если все на Земле исчезнет, какой-нибудь пещерный умник с математическими задатками, просто изучая этот гранитный ящик, все равно сможет вычислить все то, что нам сегодня известно о плоскости и стереометрии.
Мы наклоняемся и заглядываем внутрь, а толпа продолжает смеяться, топать, греметь и болтать, пока помещение не начинает напоминать улицы полночного Каира.
– Здесь схвачена самая суть Каира, – признает Джекки, – все вплоть до запаха.
Когда наши глаза привыкают к мраку пустой каменной гробницы, мы видим, что дно ее на дюйм заполнено мочой. Чтобы отогнать этот бред, я достаю свою губную гармошку. Толпа замолкает. Джекки дергает меня за рукав, но я продолжаю играть. Паломники не спускают с меня глаз, а я дую до головокружения, заполняя каменные пустоты до, фа и соль аккордами. Я вам покажу, невежественные писуны, как умеет играть американский паломник! Хор посторонних голосов смолкает, и только тогда до меня доходит, что я пою:
– Соберемся у реки, у прекраснейшей реки… Расступись! И какая, вы думаете, это река? Вы, методисты, мусульмане и библеисты. Миссисипи? Конго? Огайо?
– Да, мы соберемся у реки…
Амазонка? Волга? Янцзы? Это древнее изображение на обратной стороне вашего потрепанного доллара – как вы думаете, черт побери, что это за река?
– …текущей вдоль Небесного престола.
Джекки вытаскивает меня, опасаясь, что еще через мгновение я начну читать проповедь. Когда мы минуем Великую галерею, головокружение у меня прекращается, зато живот бурлит, как ручей во время баптистского крещения вероотступников.
– Что-то ты плохо выглядишь, – замечает Джекки.
– Я и чувствую себя отвратительно.
Мы выходим на улицу. И под аплодисменты присутствующих я прямо перед Великой пирамидой изрыгаю из себя завтрак, съеденный в гостинице.
18 октября. Умираю. Проклятие фараонов приковало меня к постели. Я изучаю душераздирающие теории всеобщей гибели человечества, которые мне уже снятся.
19 октября. Я снова пытаюсь подняться на пирамиду и вынужден спуститься из-за сильнейшего озноба. Опять сплю, читаю и занимаюсь экстраполяцией. Ну хорошо, предположим, что эта Буря дерьма действительно приближается. Предположим, ученые подтверждают это, как, например, в «Крушении миров». Население перестает стирать белье, сбивается в кучи и требует, чтобы кто-нибудь что-нибудь сделал. Что именно? Послал бы в космос банк с элитарной спермой, как предлагал доктор Лири в «Teppe II»?
Надо это принять, как обрушившуюся на нас волю Аллаха?
Или попытаться спастись?
Однако кто сказал, что для сохранения видов надо срочно создавать ковчег? Похоже, что Бури дерьма происходили не раз, a Homo sapiens как жил, так и живет. И на самом деле если что-то и угрожает, то не нам и не нашим душам, а нашей цивилизации.
А теперь представьте себе эту внезапную аннигиляцию (кстати, палеонтологами были найдены замерзшие мастодонты со свежими цветами в зубах – настолько быстро все произошло) и горстки выживших, ютящихся тут и там и цепляющихся за свое скудное существование. Представьте, как они пытаются сохранить некоторые основополагающие ценности. Например, пастеризацию. Объяснить основы бактериологии второму поколению пещерных жителей даже с помощью сохранившихся библиотек достаточно сложно. Придется начать с ритуалов.
– Запомните! Молоко – кипятить. Кипятить молоко.
– Хорошо, о мудрейший старейшина. Кипятить молоко. – И все разражаются Молочной песнью: «Кипятить молоко и убить эту тварь – мы ее не видим, но от нее болеем!»
Библиотеки еще существуют. Старые ритуалы указывают на их местонахождение. Старые песни! Старые хранилища! Старые схемы!
И тут Джек Черри нарушает мой лихорадочный бред.
– Пришел Малдун! Он говорит, что нашел человека, который знает, где это. Он готов отвести нас туда сегодня вечером!
– Где что? – я начинаю выходить из ступорозного состояния. – Кого нашел?
– Местного ясновидца. У него было видение о том, что три американца ищут Потаенный храм, и он составил карту.
– Карту?
– Прохода в тайный храм! Наверное, если чувак знает, что мы что-то ищем, это не просто так.
Я думаю, что Джек просто получил разнос за отсутствие результатов нашей экспедиции, но тем не менее одеваюсь и выхожу на улицу. Малдун ведет переговоры с миниатюрным человечком в голубой геллабии.
Это – Мараг.
4. В гробнице тельца
«Засуха на воды его, и они иссякнут; ибо это земля истуканов, и они обезумеют от идольских страшилищ». Иеремия 50:38.
По-прежнему 19 октября, воскресенье, по прошествии нескольких неприятных секунд.
– Доброе утро, друг мой, – произносит Мараг, выпрастывая руку из рукава. – Прекрасная погода.
Я говорю, что утро выдалось неплохое для двух часов дня, и пожимаю ему руку. Мы впервые видим друг друга при свете дня. Он старше, чем я думал, и в волосах уже проступила седина, но черные глаза молодо блестят, а зубы белы как жемчуг. Он улыбается в ожидании того, что я предприму. Ситуация острая: признание в том, что он является моим поставщиком гашиша, может стоить мне полезных связей, с другой стороны, разоблачение может его оскорбить и т. д.
Малдун разрешает мои сомнения, представив его как Марвина. Я говорю, что меня зовут Девлин. Малдун сообщает, что у Марвина есть карта, и быстрые маленькие ручки извлекают свиток. На клочке бумаги поверх просвечивающего школьного задания по математике что-то нацарапано карандашом. Мы наклоняемся ближе, и свиток снова сворачивается как жалюзи.
– Марвин говорит, что на этой карте показан путь к Потаенному храму священной истории…
– Потаенный туннель ангельской истории, – поправляет Мараг. – Не далее. У меня есть машина, и вас довезут туда в полной сохранности. Племянник! Это мои друзья из Америки.
Он машет рукой парню, который стоит, прислонившись к капоту машины у тротуара. Это насупленный тип лет двадцати в синтетических штанах и спортивной рубашке с короткими рукавами, закатанными до самых подмышек, чтобы видны были накачанные бицепсы. Он окидывает нас взглядом с ног до головы и с помощью нахмуренных бровей и выставленной вперед челюсти дает нам понять, что мы имеем дело с опасным типом. Он коротко кивает на призыв Марага, и даже его округлая фигура с большой задницей и коротенькими ножками не сглаживает откровенную агрессию.
– Малообразован, – признается Мараг, – но водитель отличный.
– Скажите, Марвин, а откуда у вас эта карта? – Я не припоминаю, чтобы говорил ему что-нибудь о Храме свидетельств.
– До меня дошли слухи, что американские ученые – один с лысиной – ищут тайные проходы. И вчера вечером я набросал эту карту.
– Вы сами?
– А сына попросил написать пояснения. Абсолютно достоверная тайная карта. Моя семья живет в Назлет эль-Саммане уже много веков, и нам известно все, что там происходило.
Малдун говорит, что, насколько ему известно, Марвин хочет получить за нее десять фунтов. «Десять фунтов?!» – повторяем мы хором с Джекки.
– Мне только пять, – поспешно добавляет Мараг. – А еще пять за машину и водителя. – Он замечает наши сомнения и добродушно пожимает плечами: – Как хотите, друзья мои. Я не могу осуждать вас за вашу осторожность. Сейчас мы возьмем только пять за машину и бензин, а мне вы заплатите, когда вернетесь довольными. Годится? Сейчас только пять.
Похоже, здесь все стоит пять фунтов. Мараг продолжает улыбаться.
– Ладно, – соглашаюсь я и вынимаю из своего бумажника пятифунтовую банкноту, которая тут же исчезает в складках голубой геллабии. Однако это происходит не настолько быстро, чтобы ускользнуть от взгляда племянника, который бросается к дядюшке и вступает с ним в визгливую перепалку на египетском языке.
Несмотря на всю приземистость, он все же на несколько дюймов выше своего миниатюрного дядюшки, к тому же явно время от времени занимается в тренажерном зале. И тем не менее силы не равны. Наш юркий, как норка, проводник набрасывается на своего опасного противника так, что от того только перья летят.
– Мой племянник сам не свой до денег, – признается он, провожая нас до побитого «фиата». – Но лучшего водителя вам не найти.
Он закрывает за нами дверцы машины, и только тут я понимаю, что он не собирается ехать с нами.
– К тому же очень услужлив. Его зовут Тадд.
– Клад? – хором переспрашиваем мы с начинающей брезжить догадкой. Толстый коричневый палец вжимается в кнопку стартера, и машина издает победоносный рев. Тадд нажимает на педаль и, сжимая в руке карту, одаривает нас торжествующей улыбкой.
– Я не видел таких улыбок с тех пор, как Сол Минео получил Оскара за «Молодого Муссолини», – признается Джек.
Тадд поправляет зеркальце, чтобы видеть свое отражение, зачесывает назад маслянистую прядь и с визгом вылетает на бульвар Пирамид.
Мы слишком поздно осознаем, что оказались заложниками его святейшества Безмозглого Неведения. Тадд являет собой воплощение египетского автобезумия, точно так же, как западный материализм дистиллирован до чистейшей абстракции Лас-Вегасом. Бесстрашный как бедуин и одичавший как дервиш, он лавирует между машинами, мигая фарами и давя на клаксон. На скорости пятьдесят миль в час он подъезжает к хвосту медленно ползущей вереницы машин. Не прикасаясь к тормозам, он впритирку обходит справа крохотный «фольксваген», проскальзывает между двумя мотоциклами и сворачивает на встречную полосу, чтобы объехать туристический автобус, пассажиры которого с ужасом смотрят, как в последнее мгновение мы успеваем вернуться в свой ряд. Затем мы обходим огромный шестиколесный военный грузовик с пушкой в кузове и, вихляя из стороны в сторону, продолжаем нестись дальше, едва не сдирая обшивку, пока не обходим всю вереницу машин и не оказываемся впереди. Тут бы и развернуться, да вот незадача – мы быстро приближаемся к образовавшейся впереди пробке…
– Тадд!
Раздается тошнотворный скрежет тормозов, которые давно нуждаются в новых колодках, потом визг экстренного тормоза, и в последний момент машина рывками останавливается. Дверца с моей стороны оказывается в нескольких дюймах от грузовой платформы, заставленной клетками с индюшками.
– Джекки, ради Бога, скажи, чтобы он прекратил это! У меня жена и дети! Малдун, скажи ему!
Бесполезно. Оба переводчика словно онемели от ужаса. Впрочем, Тадд все равно бы их не услышал: высунув голову из окна, он изо всех сил жмет на клаксон и пытается выяснить, что это за автосвалка, мешающая нам проехать. Он чуть подает вперед, и нашим взорам предстают два столкнувшихся хрупких «фиата», точно таких же, как наш. Корпусы машин вжаты друг в друга, как обертки от жвачки. Ни полиции, ни «скорой помощи», ни зевак – только тощие уличные шакалы, сбегающиеся на кровь. На разделительной линии, прижимая зеленый носовой платок к окровавленному уху и махая рукой подъезжающим машинам, покачиваясь, стоит уцелевший шофер.
Тадд продолжает кричать, пока ему не отвечают. Он запихивает голову обратно в салон машины и ставит нас в известность о происходящем настолько будничным тоном, что Джекки выходит из транса и начинает переводить.
– Он говорит, что это его родственник по материнской линии. Погибший таксист тоже приходится ему родней. Был хорошим человеком, но не очень хорошим водителем – на него нельзя было положиться.
– Скажи ему, что я тоже не могу полагаться на свое сердце.
Слишком поздно. Тадд замечает просвет, кажущийся ему достаточным для проезда, и протискивается мимо соседней машины – зеленый платок повисает на искореженном ухе, когда водитель вздымает обе руки, чтобы погрозить нам вслед кулаками – но Тадду все нипочем: у него все под контролем. Он раскладывает мятую карту на приборной доске, одновременно смотрит на дорогу, разглядывает собственное отражение в зеркальце, давит на клаксон и выскакивает на противоположную полосу навстречу огромному фургону, битком набитому мебелью и с медной кроватью на капоте… (Далее текст неразборчив)
20 октября. Двадцатое воскресенье после Троицы, через несколько минут после рассвета, но еще до завтрака… в шезлонге на берегу купальни.
Накануне вечером Джекки устроил скандал из-за того, что администрация не могла дозвониться до Джэна Веннера, и нам до сих пор не предоставили отдельных номеров. Он оказался настолько красноречивым, что мы тут же выехали из нашего прекрасного номера и получили по раздевалке у купальни, которые вообще не приспособлены для жилья – цементные стены, жесткая лежанка, отсутствие окон и горячей воды, причем – за те же деньги, что и наш предыдущий номер. Но Джекки с ума сходил от того, что после всего этого кофе и пакистанского гашиша я шастаю по ночам…
Я откатываю шезлонг от края купальни туда, откуда видна Великая пирамида. На утреннем небе громоздятся грозовые тучи. Вокруг царит такая тишина, что я слышу крик ворон, кружащих над вершиной пирамиды – дюжина черных точек вертится над длинным деревянным шестом, обозначающим место, где должна была бы находиться вершина, если бы замковый камень свода был на месте. Они отлично проводят время, то падая вниз, то взмывая вверх. Наверное, это еще лучше, чем кофе по-турецки. На кирлиановских снимках моделей пирамид видно, как из их вершин выходят силовые потоки, напоминающие вулканы, изрыгающие чистую энергию.
Существует сотня легенд о таинственных вещах, происходящих на вершине пирамиды: о начинающих безумно вращаться стрелках компаса, искрящемся вине и отлетающей в наручных часах радиевой краске, которая кристаллизируется внутри, напоминая зеленый песок. До отъезда надо будет все это проверить…
Вчера мы впервые не были на Великих пирамидах с тех пор, как покинули Каир. Я решил, что сконцентрирую все свое внимание на Ризе и не стану совершать свойственную туристам ошибку и пытаться увидеть все.
Однако вчера, несмотря на мою решимость, нас, к нашему же несчастью, вынудили увидеть это «все». Тадд оказался столь же полезным и надежным, как карта Марага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45