По прибытии в Шеффилд он благополучно провел их сквозь толпу репортеров, терпеливо ожидавших прибытия Изабель у дома Элизабет Уинтер.Через час он вывел заплаканную Элизабет из дома и вместе с чемоданами погрузил в «даймлер». Доставил мать с дочерьми в уединенный комфортабельный номер отеля «Грейт мидленд» и с удовольствием удалился в ближайший паб, где подавали картофельную запеканку с мясом и отборный эль.На следующий день состоялась кремация. Этому предшествовало короткое богослужение, проведенное очень молодым священником, который, как видно, совсем растерялся — и от того, что не знал, как положено поступать с самоубийцами, и от присутствия знаменитой кинозвезды. От всего этого да еще от страшной жары щеки его побагровели и покрылись капельками пота.Из всей семьи только одна Изабель привезла подходящий туалет для похорон — черное платье, босоножки на высоком каблуке из первоклассной кожи и огромные темные очки. Жакет, полагавшийся к платью, она отдала Кристиан, и та надела его поверх своего платья в черную и красную полоску — единственного платья в ее гардеробе, теперь состоявшем из шорт, джинсов, кожаных брюк и купальных костюмов. Жакет смотрелся очень элегантно, с умеренными плечиками и длинными узкими лацканами. И сама Кристиан, со своим ровным и глубоким тропическим загаром, с длинными темными ногами, казалось, распространяла вокруг себя какую-то ауру изысканности и утонченности. Арран, в противоположность сестрам, после туманного лета в Сан-Франциско выглядела бледным эфирным созданием. Тем не менее она тоже выглядела элегантно все в том же костюме от Сен-Лорана, который пришлось надеть за неимением ничего другого — она не привезла с собой никакого багажа.Как только сестры, щурясь от ослепительного солнца, показались у входа на кладбище, моментально вспыхнули и защелкали десятки фотоаппаратов и кинокамер.Раздались взволнованные возгласы, репортеры и фотографы устремились к сестрам Уинтер, еще более блистательным в этой невзрачной обстановке. Бедняга священник воздел руки к небу, бессильный остановить превращение семейной трагедии в публичное зрелище.Элизабет Уинтер, безутешная вдова, стояла в стороне, всеми забытая, в своем бесформенном вязаном коричневом жакете, сжимая в руках урну с прахом Джорджа Уинтера. Урну купила Изабель.— Ужасно, — бормотала Элизабет, ни к кому конкретно не обращаясь. — Просто отвратительно.— Иза, повернитесь, пожалуйста, сюда, — последовал щелчок фотоаппарата.— Иза, вы знали о том, что ваш отец находился в состоянии депрессии?— Вы все еще встречаетесь с Лоренсом Сэнсоном?— Планируете ли вы выйти замуж в ближайшее время?— Что вы почувствовали, узнав, что ваш отец покончил с собой?— Девочки, встаньте-ка рядом.Щелчок, вспышка, щелчок, вспышка…— Ты только посмотри на нее, — с горьким упреком обратилась Элизабет к Арран. — Как всегда, выставляет себя напоказ. Ей просто необходимо быть в центре внимания.— Это не ее вина, мама. Ей это не нравится так же, как и тебе.Изабель между тем держалась с профессиональным спокойствием. Иметь дело с прессой стало для нее еще более привычным, чем все остальное в жизни. Сегодня, правда, она с радостью ощущала рядом присутствие Мартина, который время от времени касался ее своей крепкой надежной рукой.В конце концов она решительно направилась к воротам кладбища.— А теперь прошу извинить. Нам необходимо побыть своей семьей, наедине с нашим горем. Я уверена, что вы поймете.— Как это все недостойно, — бормотала Элизабет. — Хоть бы на похоронах отца постеснялась…— Мама, для нее это так же неприятно, как и для тебя.— И нечего выставляться напоказ. У нее нет на это никакого права. Совершенно никакого права.Бедная мама, подумала Арран. У нее вырвали из рук роль героини трагедии. Это нелегко пережить.Через полчаса сестры Уинтер и их мать уже сидели в роскошном «даймлере», мчавшемся по шоссе в восточном направлении. Мартину удалось благополучно ускользнуть от наиболее навязчивых репортеров, собиравшихся последовать за ними. Элизабет, еще не оправившись от ярости, крепко прижимала урну с прахом к своей плоской груди и смотрела на экран телевизора, где шла передача «Клуба садоводов». Пожилой мужчина с грубым обветренным лицом, в резиновых сапогах расхаживал среди клумб с маргаритками и хризантемами. Арран и Кристиан тоже смотрели на экран, довольные, что можно не разговаривать. Изабель, полулежа на сиденье, по-видимому, заснула.Путь предстоял неблизкий — почти на другой конец Англии, до норфолкского побережья. Элизабет хотела развеять по ветру бренные останки Джорджа Уинтера на заросших сорняками взлетных дорожках старого аэродрома поблизости от Лудгейт-Мэнора.— Знаете, — тайком пробормотал Мартин, обращаясь к Кристиан, — такого места в природе не существует.И никогда не существовало.— Да, я знаю. Но что же нам делать?— Что-нибудь придумаем.Мартин сдержал слово. К шести часам вечера он привез их в приморский поселок под названием Бранкастер и доставил в небольшой, но очень симпатичный семейный отель, окруженный цветниками. Здесь он проявил чудеса дипломатии.— Небольшая проблема, мадам. Боюсь, что на аэродром «Лудгейт-Мэнор» гражданским лицам вход воспрещен. Там теперь американская ракетная база.Элизабет это известие явно потрясло. Она несколько раз энергично сложила губы трубочкой в немом возражении.— Почему бы вам не развеять его прах в море? — мягко предложил Мартин. — Так он все равно останется со своими товарищами, с теми парнями, которых сбили. на обратном пути после налетов на Германию. Думаю, ему это понравилось бы даже больше.На следующее утро, в семь часов во время прилива, он повез их наверх, в дюны. К этому времени Элизабет свыклась с предложением Мартина до того, что уже считала эту мысль своей.— Да-да, самолеты возвращались именно этим путем.С вдохновенным лицом стояла она на краю обрыва над мягко шепчущим морем. Поверхность воды искрилась под лучами восходящего солнца. Купленные медали Джорджа Уинтера лежали у ее ног. Она вытянула вперед руки с урной, словно принося жертву богам.Холодные воды Северного моря приняли бренные останки Джорджа Уинтера с безмятежным равнодушием.Он скрылся в волнах без следа. Глава 2 — Если хотите, можем накрыть вам стол для ленча в саду, — сказала горничная. — В столовой очень душно.— Да, это было бы прекрасно, — ответила Изабель.Воздух в Бранкастере, казалось, стоял неподвижно.Медное солнце тяжело свисало с неба в туманной янтарной дымке.Стол накрыли на лужайке в тени огромного каштана.Здесь тоже было душно, но все же лучше, чем на солнцепеке. За оградой, обвитой виноградными лозами, слышались крики детей, плескавшихся в пруду.Подали холодную отварную лососину с майонезом, салат, тонко нарезанный черный хлеб и целый кувшин лимонада. Элизабет ела молча. Выражение ее лица постепенно менялось — экзальтация перешла в растерянность.Молоденькая официантка убрала посуду и подала кофе. Элизабет воззрилась на свою чашку так, будто никогда раньше ничего подобного не видела.— Его больше нет, — внезапно произнесла она. — Джорджа больше нет на свете.Не зная, что на это ответить, Изабель, сидевшая рядом с матерью, лишь сочувственно погладила ее руку.— Тридцать пять лет, — сдавленным голосом продолжала Элизабет. — Больше тридцати пяти лет он принадлежал мне. Он ведь мог выбрать себе кого угодно… любую девушку. Но он выбрал меня.Она снова замолчала. Ни у одной из сестер не хватило смелости прервать паузу. Мать сидела с потерянным видом, уйдя глубоко в себя. Может быть, в мыслях она сейчас бродила с молодым красавцем Джорджем Уинтером по зеленым полям летом 1944 года…Элизабет тряхнула головой.— Я доказала, что заслужила его доверие. Все это время я заботилась о нем, защищала его, оберегала от всего мира. Я все делала для него… что бы они все ни говорили. Вам не понять, что это такое.Снова наступило молчание. Потом заговорила Арран:— Мы понимаем, мама. Мы знаем, что тебе пришлось пережить. Мы ведь все знаем. Так что можешь больше ничего не говорить.Элизабет вскинула голову.— Что ты имеешь в виду?На лице ее появилось отрешенное выражение. Вернее, с него исчезло всякое выражение. Так бывало каждый раз, когда они жили слишком долго на одном месте и окружающие начинали что-то подмечать, и начинались сплетни.Изабель искоса взглянула на Арран.— Пусть мама расскажет, если ей хочется.Элизабет перевела взгляд с Арран на Изабель.— О чем я должна рассказать? Не понимаю.Изабель вздохнула, неловко поерзала на стуле, не зная, как начать.— Но ты же сама говорила, что хочешь нам что-то рассказать.Элизабет чуть склонила голову на одну сторону и стала похожа на птицу.— Но если не хочешь, можешь не говорить, мама, потому что мы уже знаем.В глазах Элизабет промелькнуло что-то незнакомое.Потом выражение ее лица снова изменилось. Теперь она смотрела на дочь с неподдельным удивлением.— Вы не можете этого знать… Мы были очень осторожны…— Но, мама, разве ты не помнишь? Отец ведь сам мне сказал.Элизабет все так же удивленно смотрела на нее.— Вспомни же, мама. Я приехала к вам. Мы сидели за чаем. Я показывала вам фотографии детей, и он сказал мне… что он… душевнобольной. Ты ведь при этом присутствовала, мама. Ты тоже это слышала.Элизабет раздраженно покачала головой:— Он просто не понимал, что говорит.Изабель откинула волосы со лба.— И Кристиан тоже об этом знает. Она когда-то случайно услышала ваш разговор с отцом. Арран давно догадалась, потому что они с отцом были ближе, чем мы.— Да, — холодно заметила Элизабет, — вот это правда.Она обернулась к Изабель, сердито глядя на нее.— Я тебя не понимаю. О чем ты говоришь? Ты что, сказала сестрам, что ваш отец сумасшедший?Растерянная Изабель молча смотрела на нее.— Это же не правда. Какая-то дикая ложь. Да, я не буду от вас скрывать, однажды ваш отец попал в клинику для душевнобольных. Но потом он поправился. Вылечился полностью. Мой муж не был сумасшедшим!Из-за ограды послышался женский голос:— Ну давай же, Кэролайн, плыви к мамочке.Кристиан подумала, что обязательно научит своего ребенка плавать. Представила себе маленькое загорелое тельце в воде, потом вспомнила о том, что Лудо этого не увидит, не улыбнется, глядя на барахтающегося в воде малыша. Ей захотелось плакать.— Иногда он терял представление о том, где находится и что происходит вокруг, — продолжала Элизабет. — Иногда мог потерять контроль над собой. После операции психика его стала не совсем устойчивой. Когда у него вынимали шрапнель из мозга, пришлось перерезать какие-то нервы.— Мама, — заговорила Арран, — хватит притворяться. Ты что, не понимаешь? В этом больше нет необходимости.Кристиан молчала, поглощенная своими печальными мыслями. Раньше она думала о будущем ребенке как о драгоценном талисмане, который поможет ей удержать Лудо… спасет их обоих. Теперь спасать больше нечего.И более того, вернулись все старые страхи. Да, она тоже душевнобольная, как и отец. Она не имеет права подвергать риску ребенка. Душевная болезнь может передаться и ему. Что же ей теперь делать?.. У нее появилось желание уйти отсюда, уползти куда-нибудь в темноту и заснуть вечным сном.За оградой снова раздался женский голос:— Вот моя умница! Молодец!Потом послышались еще какие-то ласковые слова и громкий всплеск.Кристиан почувствовала дурноту.Мать тем временем совсем вышла из себя, доказывая, что их отец не был сумасшедшим, и требуя от Изабель и Арран, чтобы они в это поверили.В конце концов заговорила Арран со своей неумолимой логикой:— Ну хорошо, тогда скажи, почему мы все время переезжали с места на место? Почему ты постоянно придумывала для этого всякие оправдания? Почему ты никогда не позволяла нам заводить друзей? Потому, что отец был болен и ты не хотела, чтобы об этом узнали, так ведь?Наступило долгое молчание.— Нет, — произнесла наконец Элизабет. — Никто не мог такое сказать, потому что он никогда не был сумасшедшим. И с вашей стороны нехорошо так говорить об отце.Сестры молча переглядывались. Оставим это, взглядом показала Изабель, все равно это ничего не даст.В глазах Элизабет внезапно зажегся воинственный огонек. Она поджала губы.— Ты права, мама, — примирительно произнесла Арран. — Не будем больше об этом говорить. Теперь это уже не имеет значения.Изабель решила прийти на помощь сестре, однако, как всегда, только ухудшила дело.— Конечно, он слишком много пил. Может быть, это тоже повлияло…За этим последовал неожиданный взрыв. Элизабет вскочила на ноги, побагровев от ярости:— Ты что такое говоришь! Что мой муж был пьяницей? ! Алкоголиком?!Изабель в страхе съежилась на стуле.— О Господи! Да нет же, мама.— Да как ты смеешь! — Элизабет с силой размахнулась и отвесила Изабель звонкую пощечину. На щеке остался красный след.Изабель в шоке смотрела на мать.— Как ты посмела! — Элизабет, казалось, приготовилась ударить ее еще раз, но в этот момент Арран подскочила к матери и схватила ее за плечи.Элизабет содрогнулась и упала обратно на стул. Казалось, ее угловатое тело сейчас распадется на части. Она подалась вперед, закрыла лицо руками и зарыдала, покачиваясь то назад, то вперед.— Не могу я больше этого слышать. Не буду больше слушать ваши выдумки про отца. Он не был ни душевнобольным, ни пьяницей. — Она вскинула голову, с яростью глядя на дочерей. — Вижу, вы мне не верите.Повисла напряженная тишина.— Ну почему же, мама… — произнесла наконец Арран. — Мы тебе верим.Однако она опоздала.— Ну хорошо же! Хоть я и обещала ему, что никогда никому не скажу… что унесу его тайну с собой в могилу… но я не могу больше слышать эту гнусную ложь. Я вам сейчас все расскажу.В напряженном выжидательном молчании под каштаном разорвалась первая бомба:— Вы правильно догадались, Джордж не воевал и не был ранен на войне. Но и сумасшедшим он тоже не был.Ни сумасшедшим, ни пьяницей. — Элизабет понизила голос до шепота. — Он стал наркоманом.Кристиан безудержно расхохоталась, сжав руки в кулаки. Смеялась до слез. Они катились по ее щекам, а она никак не могла остановиться.— Конечно, это была не его вина, — тусклым голосом продолжала Элизабет. — Это они сделали его таким.После нервного срыва его положили в клинику. Там его лечили электрошоком, потом транквилизаторами и обезболивающими. Все это вышло из-под контроля. Джордж никогда не обладал сильной волей. Он так и не смог остановиться. Постоянно увеличивал дозу… Он стал принимать кокаин, чтобы возбудиться, и пил джин, чтобы потом успокоиться. В прежние времена его бы назвали… — Элизабет судорожно вздохнула. — Я не могла допустить такого позора.Она с достоинством поднялась с места, высоко вскинула голову, но уже в следующий момент настроение ее переменилось, и она заговорила самым обыденным тоном, словно до этого они обсуждали незначащие вещи типа приближения грозы.— Пойду прилягу до чая.Кристиан тоже провела большую часть дня в постели.Изабель сидела рядом. Кристиан никак не могла унять истерический смех:— Ты только подумай, мой отец был наркоманом, а любовник занимается контрабандой наркотиков. Как все хорошо сошлось. Ну разве это не восхитительно?Изабель раздобыла на кухне немного льда — в такой жаркий день это оказалось нелегко — и приложила к своей пылающей щеке.— Ну перестань, Крис, успокойся. Ты просто переутомилась. Тебе надо отдохнуть. Подумай о ребенке.Для Изабель будущий ребенок Кристиан стал чем-то вроде спасительного плота в бушующем море. После откровений матери она совсем потеряла равновесие и поэтому ухватилась за мысль о ребенке. Ребенок по крайней мере представлял собой нечто реальное и доступное ее пониманию.Смех Кристиан постепенно перешел в рыдания:— Да, по-видимому, о ребенке больше нет причин беспокоиться. Он ведь не может родиться наркоманом.А вот Лудо… он снова отправился в опасную экспедицию. А ведь перед этим уже обещал мне покончить с этим. Он рассердился на меня из-за ребенка.Изабель положила мешочек с тающим льдом на разгоряченный лоб сестры и пробормотала что-то утешительное. Бедная Крис! Как это грустно… Но по крайней мере после рассказа матери одно тяжелое бремя свалилось с ее плеч. Печально, конечно, что Лудо ее покинул, но Кристиан сможет найти кого-нибудь другого. Снова влюбится… Хотя то же самое Изабель когда-то говорила себе самой, но этого так и не произошло.— Как ты думаешь, — сквозь слезы спросила Кристиан, — Лудо это делает мне в наказание? Я так хочу ребенка.— Нет, конечно. Дай ему возможность одуматься.Возможно, его это слишком сильно потрясло. И кроме того, не забывай, что он много лет жил, как цыган. Сама подумай, легко ли ему перестроиться. Скорее всего твое известие его просто напугало. Дай ему время привыкнуть к этой мысли, потом возвращайся и разыщи его. Вот увидишь, все будет хорошо.— Нет, на этот раз он не вернется, я это предчувствую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44