А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Или ты уменьшаешь его до пятидесяти пяти градусов, или ищи себе другого летчика-испытателя. Я для тебя на многое готов, но расставаться с жизнью не хочу.
– А я говорю, шестьдесят градусов – один из исходных расчетов дедушки, – горячо спорила Сойер. – Я живу уже два года с мыслью об этом самолете и знаю, что делаю. Остальные согласны. Только ты один сомневаешься.
– Пусть только я сомневаюсь, но лететь на этой птичке придется мне одному, и я хочу вернуться назад целым и невредимым. Пятьдесят пять градусов!
– Нет! Мы теряем эффективность.
– Да!
Сойер встала и обошла стол, остановившись перед Рэндом.
– Ты считаешь, что я позволила бы тебе лететь, если бы сомневалась хоть на йоту?.. Ладно, чертов англичанин. Ответь мне – но сначала ты должен кое-что знать: я люблю тебя. А теперь подумай как следует и дай ответ.
Глаза у Билли широко раскрылись. Она никогда не видела Сойер такой непреклонной. Отами покусывала ногти, а Садахару уставился на безупречно белую скатерть. Только Райли во все глаза смотрел на молодую пару.
Рэнд лихорадочно думал, снова и снова вспоминая расчеты. Дважды он хмурился. Пронзительный, требовательный взгляд Сойер побуждал принять немедленное решение. Сомнения следовало прятать. Сойер проявляла упрямство не ради упрямства. Взгляд у нее стал уверенным и ясным. Рэнд кивнул и был вознагражден крепким объятием.
– Ты меня не разыгрываешь, а? Ты знаешь, я права. Не допускаю никакой случайности, ничего не ставлю на кон. Никогда я не стану играть твоей жизнью, Рэнд, ни за что. Скажи, что доверяешь мне, доверяешь тому, что я делаю, – бурно требовала Сойер.
Рэнд снова кивнул, не в силах говорить. Никто из них не заметил, что остальные встали из-за стола. Позднее в холл влетела Сойер, чтобы позвать всех обратно в столовую.
Сойер стояла рядом с Рэндом. Выражение глаз у нее было виноватым.
– Мистер Хасегава, самолет не будет готов к тридцать первому марта. Нам нужен еще один день, может быть, два. Что это будет значить для ваших людей?
Как бы хотелось Сойер избежать необходимости приносить извинения. Все они так старались, но выбились из графика. Один день, два дня, какая разница? Большая, если верить инвесторам. В соответствии с контрактом последний день марта был днем испытания… или потери всего. А контракт есть контракт. Если апрель наступит, а проект не будет завершен, контракты окажутся нарушены.
– Я не могу требовать от людей больше того, что они могут дать. Подойти так близко, зайти так далеко и не суметь…
– Дедушка, сделай что-нибудь, – воскликнул Райли. – Придумай что-нибудь.
Старший Хасегава ласково положил руку на плечо внука:
– Это не в моей власти, внук мой.
– А я не верю, папа. Должна оставаться возможность. Ты всегда был лучшим отцом и всегда находил лучшее решение для каждого. Сейчас мы не можем все потерять. – Отами заплакала, цепляясь за отца. – Пожалуйста, придумай что-нибудь.
– Нам нужен всего лишь один день, всего лишь двадцать четыре часа – и все, – по-детски умолял Райли.
– Довольно! Я подумаю, но ничего не обещаю, – сухо заявил японец и вышел из комнаты.
– Почему у меня такое чувство, будто я потерпела неудачу? – плакала от отчаянья Сойер.
– Ты не потерпела неудачу. Так сложились обстоятельства. Ты все проделала великолепно, – преданно утешал Рэнд. Остальные выразили свое согласие с его словами. – Пошли обратно в ангар. У нас полно дел. Сегодня вечером никто не пойдет домой. Бригада будет спать на месте и работать в три смены.
Билли тяжело опустилась на стул и закрыла лицо руками. Нет, не могли они потерять все сейчас. Отами обняла ее за плечи. Райли сел напротив.
– Дедушка найдет способ. Знаю, найдет.
– Мой отец исключительный человек, мама Коулмэн. Если это в пределах человеческих возможностей, то он найдет выход. Все мы должны надеяться на лучшее.
Билли кивнула.
В оставшиеся дни все работали не покладая рук. Приехал Тэд, чтобы предложить свою помощь. Сейчас Билли видела его редко, и он так уставал, что она могла лишь поцеловать его в щеку и укрыть одеялом, пока он спал после своей смены. Все силы были отданы мечте. Ничто больше не имело значения.
Последний день марта наступил слишком быстро. Сойер ходила с красными от слез глазами. Рэнд выглядел расстроенным. Казалось, все двигались в замедленном ритме. Так подумала Билли, когда вошла в ангар, чтобы отыскать внучку.
– Ну что, сделаете?
– Нет. Нужно отработать еще две смены. Я все рассчитала по книгам, а человеческий фактор мы не учли. Дедушка мне об этом ничего не говорил. Восемнадцать часов, всего-навсего. Боже мой, бабушка, не могу поверить.
В шесть часов вечера того же дня Садахару Хасегава вошел в ангар с улыбкой на лице. Он на восемь минут закрылся с Райли и Сойер в бюро, а когда они вышли к остальным, покрасневшие глаза Сойер сияли. Она помахала Билли. Все будет хорошо.
– Благодарю, тебя, Господи, – прошептала Билли. – Благодарю.
Времени было час пополудни. По календарю 1 апреля, но дедушка Райли объявил, что в марте появился еще один день. Газеты Хасегавы в Токио вышли с датой 32 марта, а газеты не лгут.
* * *
Словно весь мир смотрел на мечту Мосса Коулмэна в тот день. Присутствовали все члены семьи Хасегава, все инженеры и техники, Сойер, Билли и Тэд. Представители прессы разместились за барьером в полной готовности сообщить о полете серебристой птицы со скошенным необычным крылом.
Сойер в замасленном комбинезоне и в кепке с козырьком смотрела на солнце. Она пробежала до середины летного поля и подала Рэнду знак, подняв большой палец руки. Рэнд послал ей воздушный поцелуй и забрался в кабину.
Когда самолет заскользил по взлетной полосе, Билли перекрестилась и прошептала:
– Покойся с миром, Мосс. Через несколько минут это станет историей.
* * *
Сильные руки обхватили ее, и она прислонилась к груди Тэда.
– Помни о своем обещании, – сказал он ей на ухо. – Победа или поражение, а завтра мы женимся.
– Я всю жизнь мечтала выполнить это обещание, – отозвалась Билли.
Гул двигателей взорвался в воздухе, когда самолет достиг края взлетной полосы. Билли стояла в кольце рук Тэда, скрестив пальцы, подняв глаза к небу.
– Через несколько минут мы будем знать.
– Хочешь сказать, будем знать, не напрасны ли наши старания?
– Нет, не напрасны. Все: радость, слезы, вся моя жизнь – все стоит того, чтобы оказаться здесь сегодня с тобой.
Он поцеловал ее в щеку и крепко обнял как женщину, которую любил всю свою жизнь.
Билли повернулась и посмотрела на Тэда; ее светло-карие глаза заглянули в глаза друга. Над их головами поднялся в воздух Рэнд и уверенно начал испытательный полет.
– Иногда я вижу вопрос в твоем взгляде, Тэд. Разве ты не знаешь, что порой любовь живет для вчерашнего дня, а порой – вечно?
Свет ее улыбки прогнал тени, таившиеся в его сердце.
– Так и я люблю тебя, Билли, сегодня и навеки.
Глава 41
Мэгги Коулмэн глянула на себя в зеркало, где отразилась во весь рост, и вскрикнула. Она выглядела, как мешочница без мешков. Рука потянулась к волосам, коснулась щеки. Какой сегодня день? Нужно остановиться и подумать, попробовать вычислить месяц и день.
Сколько времени она здесь с тех пор, как муж ушел от нее? Год, полгода? Она не знала и не хотела знать. Не ощущала своей утраты и не будет ощущать. Все кончено.
Мечта отца тоже нашла свое завершение. Серебристая птица взметнулась в голубой простор, ведомая твердой рукой Рэнда. Должно быть, Сойер убедила его испытать самолет. Ненависть охватила ее при мысли о том, что Сойер виновата в осуществлении мечты отца. Мама в волнении звала ее в Японию, ожидая, что дочь порадуется вместе с ними. Несмотря на все преграды – постановления суда и судебные аресты недвижимости с целью лишить мать источников финансирования для этого проклятого самолета, – несмотря на все козни, она все же ждала, что дочь разделит с нею ее торжество. Эта дама, несомненно, знала, как взбудоражить совесть, мучимую чувством вины.
Все ушли. Папа ушел, мама ушла, Сойер ушла, ее муж ушел. Сын находился далеко от нее, в военной школе, и видела она его только на Рождество и две недели в августе. Все у нее украли. Все в ее жизни, что должно принадлежать ей, было у нее украдено. Это больно ранило, и она плакала – целыми днями, неделями, месяцами. И до сих пор плачет, пытается залечить свои раны, но ничто не может заглушить чудовищную боль, одолевавшую ее по двадцать часов в сутки. Годы, куда они ушли? Как она прожила их?
Мэгги огляделась вокруг в поисках бутылки водки. Прозрачная влага всегда помогала видеть жизнь в лучшем свете или, по крайней мере, приглушала боль.
Вот она, на ночном столике, рядом с письмом от старого Дадли Абрамсона, которое валяется нераспечатанным уже несколько дней. Мэгги наполнила стакан до краев и уставилась на белый конверт, прежде чем скомкать его и бросить в корзину для бумаг. Ей не нужны его советы или выговоры! Плевать на то, что он скажет.
– Ты всего лишь зря испортил марку, старый ворчун, – сказала она вслух.
Несколько минут спустя Мэгги выудила из корзины и разгладила помятое письмо. Может быть, следовало открыть, прочесть его и узнать, что в нем написано. Пока она трезвая, вполне может разобраться. Мэгги глубоко вздохнула, надорвала конверт и, не веря своим глазам, посмотрела на три листка бумаги, которые держала в руках. Это было свидетельство о праве владения Санбриджем. Мэгги без сил опустилась на постель. Само письмо оказалось коротким:
Дорогая миссис Таннер,
в соответствии с указаниями ваших родителей, направляю вам полностью оформленное свидетельство на право владения Санбриджем. Ключ прилагается. Теперь Санбридж на законных основаниях принадлежит вам.
Пользуюсь случаем, чтобы напомнить, что налоги следует уплатить до первого апреля. Если фирма чем-то может быть вам полезна, пожалуйста, обращайтесь к нам.
Искренне ваш,
Дадли Абрамсон.
Руки Мэгги так сильно дрожали, что она с трудом вынула письмо отца из незапечатанного конверта. Оно было написано от руки, неровным, корявым почерком. Дата свидетельствовала о том, что отец писал это письмо незадолго до смерти.
Дорогая Мэгги,
я не могу уйти в тот неизвестный мир, что ждет всех нас, пока не сделаю одно, последнее дело. Надеюсь и молюсь о том, что наступит время, и мистер Абрамсон сможет передать тебе мое последнее слово. Мы с твоей матерью много говорили о моем намерении оставить Санбридж тебе. Она обещала, что сделает все возможное, чтобы не выставлять его на аукцион, а вернет его тебе. Если по какой-либо причине придется продать наш дом и земли, я хочу, чтобы ты знала о моих намерениях. Сейчас наша жизнь отнюдь не полнится уверенностью, но мы не должны отклоняться от цели, надо идти вперед, а тебе, Мэгги, в первую очередь.
Последние недели стали для меня временем, когда я почувствовал необходимость заглянуть в свою душу. Старые обиды не исправить. Душевная боль от сознания утерянного мною сильнее страданий, причиняемых болезнью. Я всегда считал, что прощение последует само собой. Теперь мне представляется невозможным, что ты простишь меня, но твоя мать уверяет меня, что простишь. Я искренне сожалею, дорогая Мэгги, что был так слеп к твоим чаяниям. Я уношу это сожаление вместе с собой в вечность.
Только ты, Мэгги, можешь наполнить Санбридж любовью, жизнью, смехом, красивой музыкой и прекрасными словами, потому что хочешь этого. Привези сюда своего сына, Мэгги, и начни жизнь заново. Я знаю: воля Всевышнего позволит мне смотреть сверху на тебя в том месте, которое мы называем Санбриджем. Верь мне, Мэгги. Ты часть моей жизни, моя любовь, моя дочь. Будь счастлива.
Папа.
Мэгги бросилась на постель и зарыдала. Огромное ложе под пологом сотрясалось от ее рыданий. Когда наступило облегчение, она вытерла лицо краем простыни. И когда появилась улыбка, то была она лучезарной, как золотое солнце в первые дни лета.
* * *
Четыре часа спустя Мэгги Коулмэн Таннер была уже в Техасе.
Она ехала домой.
В руке она сжимала ключ, найденный в письме юриста, как доказательство того, что это не сон.
Автомобиль, взятый напрокат, остановился, и Мэгги сразу же выскочила из машины. Вот он, родной дом. Какое чудесное, замечательное слово.
Ключ скользнул в замочную скважину. Она повернула ручку, и дверь распахнулась. Первое, что бросилось в глаза, – вешалка с четырьмя крючками, на которой висели три стетсоновских шляпы. Сет, папа, Райли. В глубине сердца она знала, что последний крючок предназначен для шляпы ее сына, Коулмэна. Его стетсон будет висеть здесь, как только он приедет сюда из военной школы.
Домой, в Санбридж.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74