Спокойной ночи, дорогая.
– Спокойной ночи, мама.
* * *
Райли Коулмэн не приехал домой ни на ближайший уик-энд, ни на следующий. Он оставался в студенческом городке, пока не убедился, что Майк достаточно окреп, чтобы его можно было перевезти на самолете на восток для специальной операции. С помощью друзей ему удалось благополучно избежать разговоров по телефону с отцом и дедом. Совсем не хотелось выслушивать все обвинения, которые неизбежно должны были последовать. Мать – другое дело, она понимала его правильно. Когда Райли позвонил ей в мастерскую, то она ему сказала, чтобы он отнесся к этому спокойно и не волновался об отце и деде. Райли вздохнул. По крайней мере, она не считала, что ему нужно бросать занятия и ехать домой, чтобы оправдываться в своих поступках. На Рождество будет достаточно времени. К тому моменту все они немного остынут. Он на это рассчитывал.
Глава 30
В этом году рождественские праздники в Санбридже проходили грустно. Дом был красиво украшен, но рождественский дух царил только в мастерской Билли. Сойер с бабушкой своими руками сделали красивые украшения и повесили их на пахучее деревце. Поджарили кукурузу и развесили чулки для подарков Санта-Клауса. Повсюду лежали свертки в яркой бумаге. Сосновые шишки весело горели в камине и испускали дразнящий аромат, в то время как Билли и Сойер пили горячий шоколад у огня. Это место, бывший каретный сарай, стал для Билли домом в большей степени, чем Санбридж.
В последнее время, как ей было известно, в Санбридже не наблюдалось согласия. Агнес находила один предлог за другим, чтобы наведаться в мастерскую. Ладить с Сетом стало труднее, чем когда-либо. Мосс изображал из себя разгневанного отца – как посмел его сын связаться с радикалами… действовать так, как не подобает Коулмэну?
Билли почти жалела их. Сет, Агнес и Мосс – все они были несчастны. Райли тоже был несчастен. Только сама она, казалось, движется по прямой, принимая все как должное.
За три дня до Рождества Сойер закончила делать украшения к десяти часам и легла спать. Когда пронзительно зазвенел дверной звонок, Билли успела открыть, прежде чем Сойер проснулась.
– Райли! – Она горячо обняла сына. Как хорошо, что он приехал. Как вкусно пахнул холодом. Билли поежилась, вводя сына в комнату и запирая дверь. – Снимай куртку и садись к огню. Хочешь горячего шоколада? С зефиром?
– А у тебя есть?
– Только так Сойер и пьет его. Я тоже вместе с ней. Сейчас, одну минуту. Добавь еще полено.
Руки Билли дрожали, когда она ставила на столик поднос с чашками и тарелкой зефира и печенья из большого дома. Неслыханное происшествие. Райли никогда не приходил в первую очередь в студию. Вероятно, он так же опасался столкновения с отцом, как и она.
Билли подождала, пока Райли почти допил шоколад, прежде чем спросила о Майке.
– С ним все должно быть в порядке. Подумывают о пересадке кости. Сейчас он на востоке, у себя дома. Я собираюсь позвонить ему на Рождество, чтобы узнать, как у него дела. Мама, я должен был поступить именно так, как поступил. Если бы понадобилось, я бы снова сделал то же самое.
– Я знаю, Райли.
– Папа не поймет. Я его избегал. Даже не собирался приезжать домой на Рождество, но не мог так поступить с тобой и Сойер. Я действительно хотел поехать в Нью-Йорк проведать Майка.
– Пора предстать перед отцом и перед дедом. Мы можем только надеяться, что они тебя выслушают.
– Позвони папе, мама. Попроси его прийти сюда и поговорить. Здесь я чувствую себя как бы на нейтральной территории.
– Ты уверен, Райли?
– Уверен.
– Хочешь поговорить с ним по телефону?
– Нет, – коротко ответил Райли. Мосс взял трубку после второго звонка.
– Мосс, это Билли. Приехал Райли, он у меня. Он хотел бы, чтобы ты пришел сюда… Этого я не могу сделать. Райли хочет, чтобы ты пришел сюда… Мне не верится, что ты говоришь это, Мосс. Я даже не знала, что он здесь, пока он не позвонил в дверь. – Некоторое время Билли слушала, потом повесила трубку. – Он сердится. На нас обоих. Развод он воспринял болезненно и, думаю, твой приход сюда расценивает как предательство. Подождем, пока он придет. Еще шоколада?
– Хорошо бы, спасибо. Мама… скажи – каково тебе чувствовать, что сын у тебя уклоняется от воинской службы?
Билли задумалась на мгновение.
– Думаю, в жизни бывает кое-что и похуже. По-моему, война во Вьетнаме бессмысленна, неразумна, а мое материнское чувство требует лишь, чтобы ты был жив и невредим.
– Мама, речь не о моей личной безопасности. Я не верю во Вьетнам. Наших парней посылают на бойню. Ради чего?
Раздался звонок в дверь. И мать, и сын вздрогнули от неожиданности. Билли глубоко вздохнула и пошла открывать.
Радостной встречи отца с сыном не получилось. Оба глянули на Билли так, будто приготовились к бою. Билли не сводила глаз с Райли и в тот момент, когда заметила боль в глазах сына, поняла, что Райли сделает все, что потребует отец.
– Я разочарован, Райли, – начал Мосс напрямик. – Не будем вокруг да около. Ты поступил неправильно. Я никогда не пренебрегал своим долгом, никогда не поворачивался спиной к своей стране. Эта страна была неизмеримо добра к нам, Коулмэнам, и ты не должен забывать об этом!
– Папа, постарайся хотя бы понять. Ты меня выслушаешь?
– Нет, если ты собираешься нести ту же самую чепуху, что доложил газетчикам. Обидно, сын. Твоего дедушку едва не хватил второй удар из-за этого маленького представления.
– Это было не представление. Так я думаю, и так же думают другие. И я не изменил своего мнения. Нам нечего делать во Вьетнаме. А если ты мне скажешь, что мы должны воевать там, то я скажу тебе, что ты просто хочешь посылать во Вьетнам побольше самолетов, которые заказывает у тебя правительство.
– Достаточно, Райли.
– Нет, не достаточно. Если ты считаешь, что я боюсь, то это не так. Я не трус.
– С моей точки зрения, это выглядит именно так. И другие достойные люди тоже так рассуждают. Боже, на тебя еще и наручники надели. Сколько неприятных разговоров пришлось выдержать. Ты ведь прекратишь все это, не так ли?
Райли пристально посмотрел на отца. Чего он ожидал? Любви, понимания? Точно так же и отец ожидал, что он прекратит – то есть приспособит свой образ мыслей к коулмэновскому. Краем глаза он видел, что мать стиснула руки, следя за этой односторонней беседой.
Не отвечая прямо на вопрос отца, Райли повернулся взять свою куртку.
– Знаешь, чего мне бы хотелось, папа? Мне хотелось бы никогда не рождаться Коулмэном. – И, не сказав больше ни слова, вышел.
Мосс опустился в кресло Билли и спрятал лицо в ладони. Билли захотелось подойти к нему, но она осталась на месте.
– Ты жестко обошелся с ним, Мосс. Слишком жестко. Почему ты не пытаешься понять?
– Хочешь сказать, что я его не понимаю? Я понимаю. Он боится. И не говори, что сама так не считаешь.
– Райли не лжет. Если он говорит, что не боится, значит не боится. Он просто не верит в войну во Вьетнаме.
– Билли, он сжег свой призывной билет! Ты знаешь, что это означает? Перестань хоть на минуту рассуждать как мать.
– Мосс, я его мать и просто стараюсь понять нашего сына.
– Ты все это стараешься предать забвению, разве не так? – взорвался Мосс.
– Я пытаюсь понять! Если ты считаешь, что это забвение, пусть будет так.
– Ладно, ну а я никогда не пойму, даже за миллион лет. Мой сын! – горько признался Мосс.
– Наш сын, – поправила Билли мужа. – Почему бы тебе не пойти в дом и не поговорить с ним? Разговаривай с Райли как отец, а не как глава «Коулмэн Энтерпрайзиз». Не порти свои отношения с сыном.
– Как я уже испортил все остальное. Это ты собиралась добавить?
Билли вздохнула.
– Оставь это, Мосс. Не время извлекать на свет Божий наши горести.
Но Мосса было уже не удержать.
– Ты напоминаешь мне о Райли. Оба вы, девочки – тоже. Только и знаете, что вредничать, цепляться к Коулмэнам и тянуться к их деньгам. Никто из вас не повернулся к ним спиной.
– Это нечестно, Мосс. Я никогда не хотела денег. Хотела только тебя.
– Ты и получила меня.
– Никогда ты не был моим, Мосс. Ты всегда принадлежал кому-то еще. Послушай, я очень устала. Уже поздно, я бы хотела, чтобы ты ушел.
– Мы еще поговорим, Билли.
– Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Тем не менее, я вернусь. Хочу, чтобы у нас было приятное Рождество.
– Что же сделает это Рождество не таким, как все прочие? Что-то раньше тебя такое не заботило. Слишком поздно. Разве ты не понимаешь? Я хочу развестись. Пожалуйста, иди к Райли, ему нужно поговорить с тобой. А тебе – поговорить с ним.
Когда дверь закрылась, Билли захотелось заплакать. Она села у камина, глядя на языки пламени. Сколько лет позади. Столько всего произошло. Ее юность миновала, дети выросли, замужество закончилось. По ее инициативе.
Может быть, она допускает ошибку, затевая этот развод. Она встряхнула головой, пытаясь прояснить мысли. Чего же ей хочется на самом деле? Что сделало бы ее счастливой? Вечная любовь к Моссу? Горький смешок вырвался из груди. Билли наклонилась и подбросила полено в огонь, потом уселась поудобнее на мягком диване, подогнув ноги.
Любовь… это прекрасное, неуловимое, хрупкое чувство. Куда оно ушло? Билли знала, что оно все еще таилось в душе, но оказалось так глубоко погребено, что его возрождение причинит еще больше боли и страдания. Ее замужество кончилось. Частичка ее души всегда будет любить Мосса. Частичка ее души всегда будет лелеять эту мечту. Вот о чем она станет вечно скорбеть и печалиться – об утрате мечты. Но теперь наступает ее черед.
* * *
Билли пошевелилась во сне и проснулась. На мгновение растерялась, потом, выключая лампу рядом с диваном, на котором она лежала, вспомнила, что заснула. В камине остались лишь тлеющие угли. Билли поежилась и плотнее завернулась в афганский плед.
До рассвета оставался примерно час, как определила она, не глядя на часы, – канун Рождества. Тэд всегда звонил ей в этот день, чтобы поздравить с праздником. В этом году разговор с ним принесет большое облегчение. Ей так много нужно сказать ему.
Рождество. День радости. Если бы было чему радоваться. Конечно, Сойер доставляет радость. Но этого мало. Билли вздохнула. Скоро все это останется позади. Она переедет в город и начнет новую жизнь.
Вздрагивая от предрассветной прохлады, Билли подложила в камин несколько березовых поленьев. Подбросила в огонь пахучих шишек, а потом снова забралась в свое уютное гнездышко на диване.
Да, еще неделя, и впервые в жизни она будет предоставлена самой себе. Лучше рассчитывать на две недели или месяц: подходящую квартиру найти нелегко. Еще месяц. Так будет вернее.
* * *
Мосс ерошил волосы пятерней, не сводя глаз с сына.
– Не могу поверить во всю эту чепуху, которую ты мне излагаешь вот уже два часа. Я послал тебя учиться в надежде дать самое лучшее образование, а ты чем, черт побери, занимаешься? Превращаешься в проклятого радикала… Я ожидал большего, Райли, гораздо большего, – тяжко вздыхая, сказал Мосс. Боже, убедил ли он своего сына? Впитывает ли он то, что слышит, или слушает из вежливости? – Ну, Райли, что ты скажешь в свою защиту? Или ты вынудишь меня забрать тебя из этого колледжа и отправить туда, где ты не влипнешь в неприятности?
Райли отвел глаза. Все это он слышал и раньше, может быть, в других выражениях, но ответ отца он без конца прокручивал в мозгу последние две недели и уже устал от этого. Устал сражаться, устал оправдываться и устал, до тошноты устал быть Коулмэном, что бы, черт побери, это ни значило.
– Райли, я с тобой говорю. Ты собираешься мне отвечать?… Я хочу, чтобы ты прекратил эти глупости и начал действовать как мужчина. Мы должны оставить эту историю позади и начать все заново. Не позорь нас больше. Мы друг друга понимаем, так ведь, Райли?
– Да, папа. Можно мне идти спать? Уже почти утро.
– Хорошо, Райли, иди спать. Мы еще раз обсудим все это с твоим дедушкой, а потом уладим. Договорились?
Райли внутренне сжался, но кивнул и попытался проявить какие-то чувства, когда отец обнял его. Чего-то недоставало. Райли задумался: может быть, любви Мосса. К концу дня он будет знать.
* * *
В начале третьего ночи Райли крадучись сошел вниз и в гостиной положил под елку свои подарки. Подарки для Мэгги и Сьюзан он отложил в сторону на попечение матери, оставил на каминной доске записки, которые написал для каждого члена семьи, и покинул Санбридж. Прошел пешком до магистрали и проголосовал на дороге, чтобы добраться до Далласа. Нет смысла ехать в Остин. Старик предупредит авиалинии, отловит его в аэропорту и вернет в лоно семьи. С помощью дружелюбного водителя грузовика ему удалось оказаться на расстоянии в одну милю от аэропорта Далласа, а там он под вымышленным именем купил билет на рейс до Нью-Йорка.
В тот день Райли сделал две вещи: навестил своего друга Майка и подбодрил его как только мог. Потом позвонил Тэду Кингсли и проговорил с ним два часа.
* * *
Райли стоял на углу Тридцать четвертой стрит и Семнадцатой авеню и оглядывал пустынную улицу в надежде поймать такси. Он поднял воротник куртки на овчине и засунул руки в карманы, жалея, что не взял перчаток. Наверное, впервые в жизни он находился не в Санбридже рождественским утром. Но то осталось в другой жизни, много лет назад.
Такси вырулило из-за угла.
– Счастливого Рождества, – приветствовал его водитель. – Вам повезло – это мой последний рейс сегодня. Если вы едете в жилые кварталы, то пожалуйста.
– Именно туда я и еду. – Райли назвал адрес Мэгги и уселся на заднее сиденье, обтянутое потрескавшейся кожей. В такси было тепло, чему он порадовался. – Счастливого Рождества, – спохватился Райли.
Водитель умело вел машину, экономя время и постоянно попадая на зеленый свет светофоров. На улицах почти никого не было, только немногочисленные пешеходы направлялись в церковь или из церкви. Такое запустение действовало угнетающе, и плечи Райли поникли.
Десять минут спустя швейцар впустил Райли в дом, где жила Мэгги, а после коротких переговоров по домофону ему позволили войти в лифт. Мэгги уже ждала брата, и он сразу же попал в ее объятия. Ему показалось, что Мэгги дрожит, или это сам он дрожал?
– Входи. Ты, наверное, продрог. Есть горячий кофе. Пойдем в мой кабинет. Я разожгла огонь в камине. Когда ты позвонил, я не могла поверить, что ты здесь, в самом деле здесь, в Нью-Йорке. Ну, давай куртку. В чем дело, Райли? Что не ладится? Почему ты не в Санбридже? Что ты предпочитаешь – кофе или спиртное? Ты ужасно выглядишь, а я говорю слишком много и задаю слишком много вопросов. Садись. Я сейчас.
Райли опустился на огромный мягкий диван и оглядел просторную квартиру. В дальнем углу стояла большая елка, сверху донизу усыпанная сверкающими украшениями. Под ней были сложены подарки, и даже издалека Райли мог бы сказать, какие из них приготовила для матери Сойер. Сердце у него сжалось, как только он представил себе Мэгги, в одиночестве открывающую пакеты и коробки с подарками. Сколько лет Мэгги оставалась одна, в то время как он был счастлив в семье рождественским утром!
– Ну вот, кофе, сок, горячие булочки и бутылка бренди, а еще горячее вино с желтком и сахаром. Думаю, мы должны поднять тост за праздник. Какова бы ни была причина твоего приезда, Райли, я рада, что ты здесь. Нет слов, чтобы сказать, как я опасалась этого дня.
– Давай включим огоньки на елке, чтобы посмотреть, как выглядит твое творение… Боже мой, как красиво, – сказал он, когда гигантское дерево ожило, засверкало огнями.
– Совсем как дома, правда? – гордо сказала Мэгги. – Ты себе не представляешь, каких трудов стоило затащить сюда эту здоровенную елку. Не хочу даже думать о том, как буду относить ее вниз.
– Что ты делаешь в городе на Рождество? Я всегда думал, что ты уехала в Сент-Мориц на праздники. И сначала позвонил тебе, а потом вспомнил об этом.
– Не думаю, что я когда-нибудь говорила, что еду туда. Я всего лишь намекаю. Так что теперь ты знаешь мой секрет. Я забиваюсь в эту нору на праздники и плачу навзрыд. Готовлю себе ужин с индейкой, разворачиваю подарки и снова плачу. Потом наливаю себе несколько порций спиртного, напиваюсь и ложусь спать. Что ты об этом думаешь?
– Ну зачем так расстраиваться? Ты могла бы приехать домой, остаться с нами. Мама всегда говорила, что чего-то не хватает, когда тебя нет дома. Она скучала и по Сьюзан тоже, но, по крайней мере, Сюзи всегда звонила на Рождество. А ты – никогда. – В голосе Райли не слышалось упрека, только печаль.
– А разве я могла приехать, Райли? Разве я могла приехать домой? Я никогда не была там своей. Я была гостьей. Это меня не устраивает. Послушай, может, останешься на день? Поужинаешь со мной? Мы развернули бы подарки, которые мне прислали, а я расскажу, что я послала тебе и остальным в Санбридж. Это был бы наш собственный день в семье.
Райли кивнул. Ни за что на свете не испортил бы он Мэгги такой день. Потом он поговорит с ней о своем решении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Спокойной ночи, мама.
* * *
Райли Коулмэн не приехал домой ни на ближайший уик-энд, ни на следующий. Он оставался в студенческом городке, пока не убедился, что Майк достаточно окреп, чтобы его можно было перевезти на самолете на восток для специальной операции. С помощью друзей ему удалось благополучно избежать разговоров по телефону с отцом и дедом. Совсем не хотелось выслушивать все обвинения, которые неизбежно должны были последовать. Мать – другое дело, она понимала его правильно. Когда Райли позвонил ей в мастерскую, то она ему сказала, чтобы он отнесся к этому спокойно и не волновался об отце и деде. Райли вздохнул. По крайней мере, она не считала, что ему нужно бросать занятия и ехать домой, чтобы оправдываться в своих поступках. На Рождество будет достаточно времени. К тому моменту все они немного остынут. Он на это рассчитывал.
Глава 30
В этом году рождественские праздники в Санбридже проходили грустно. Дом был красиво украшен, но рождественский дух царил только в мастерской Билли. Сойер с бабушкой своими руками сделали красивые украшения и повесили их на пахучее деревце. Поджарили кукурузу и развесили чулки для подарков Санта-Клауса. Повсюду лежали свертки в яркой бумаге. Сосновые шишки весело горели в камине и испускали дразнящий аромат, в то время как Билли и Сойер пили горячий шоколад у огня. Это место, бывший каретный сарай, стал для Билли домом в большей степени, чем Санбридж.
В последнее время, как ей было известно, в Санбридже не наблюдалось согласия. Агнес находила один предлог за другим, чтобы наведаться в мастерскую. Ладить с Сетом стало труднее, чем когда-либо. Мосс изображал из себя разгневанного отца – как посмел его сын связаться с радикалами… действовать так, как не подобает Коулмэну?
Билли почти жалела их. Сет, Агнес и Мосс – все они были несчастны. Райли тоже был несчастен. Только сама она, казалось, движется по прямой, принимая все как должное.
За три дня до Рождества Сойер закончила делать украшения к десяти часам и легла спать. Когда пронзительно зазвенел дверной звонок, Билли успела открыть, прежде чем Сойер проснулась.
– Райли! – Она горячо обняла сына. Как хорошо, что он приехал. Как вкусно пахнул холодом. Билли поежилась, вводя сына в комнату и запирая дверь. – Снимай куртку и садись к огню. Хочешь горячего шоколада? С зефиром?
– А у тебя есть?
– Только так Сойер и пьет его. Я тоже вместе с ней. Сейчас, одну минуту. Добавь еще полено.
Руки Билли дрожали, когда она ставила на столик поднос с чашками и тарелкой зефира и печенья из большого дома. Неслыханное происшествие. Райли никогда не приходил в первую очередь в студию. Вероятно, он так же опасался столкновения с отцом, как и она.
Билли подождала, пока Райли почти допил шоколад, прежде чем спросила о Майке.
– С ним все должно быть в порядке. Подумывают о пересадке кости. Сейчас он на востоке, у себя дома. Я собираюсь позвонить ему на Рождество, чтобы узнать, как у него дела. Мама, я должен был поступить именно так, как поступил. Если бы понадобилось, я бы снова сделал то же самое.
– Я знаю, Райли.
– Папа не поймет. Я его избегал. Даже не собирался приезжать домой на Рождество, но не мог так поступить с тобой и Сойер. Я действительно хотел поехать в Нью-Йорк проведать Майка.
– Пора предстать перед отцом и перед дедом. Мы можем только надеяться, что они тебя выслушают.
– Позвони папе, мама. Попроси его прийти сюда и поговорить. Здесь я чувствую себя как бы на нейтральной территории.
– Ты уверен, Райли?
– Уверен.
– Хочешь поговорить с ним по телефону?
– Нет, – коротко ответил Райли. Мосс взял трубку после второго звонка.
– Мосс, это Билли. Приехал Райли, он у меня. Он хотел бы, чтобы ты пришел сюда… Этого я не могу сделать. Райли хочет, чтобы ты пришел сюда… Мне не верится, что ты говоришь это, Мосс. Я даже не знала, что он здесь, пока он не позвонил в дверь. – Некоторое время Билли слушала, потом повесила трубку. – Он сердится. На нас обоих. Развод он воспринял болезненно и, думаю, твой приход сюда расценивает как предательство. Подождем, пока он придет. Еще шоколада?
– Хорошо бы, спасибо. Мама… скажи – каково тебе чувствовать, что сын у тебя уклоняется от воинской службы?
Билли задумалась на мгновение.
– Думаю, в жизни бывает кое-что и похуже. По-моему, война во Вьетнаме бессмысленна, неразумна, а мое материнское чувство требует лишь, чтобы ты был жив и невредим.
– Мама, речь не о моей личной безопасности. Я не верю во Вьетнам. Наших парней посылают на бойню. Ради чего?
Раздался звонок в дверь. И мать, и сын вздрогнули от неожиданности. Билли глубоко вздохнула и пошла открывать.
Радостной встречи отца с сыном не получилось. Оба глянули на Билли так, будто приготовились к бою. Билли не сводила глаз с Райли и в тот момент, когда заметила боль в глазах сына, поняла, что Райли сделает все, что потребует отец.
– Я разочарован, Райли, – начал Мосс напрямик. – Не будем вокруг да около. Ты поступил неправильно. Я никогда не пренебрегал своим долгом, никогда не поворачивался спиной к своей стране. Эта страна была неизмеримо добра к нам, Коулмэнам, и ты не должен забывать об этом!
– Папа, постарайся хотя бы понять. Ты меня выслушаешь?
– Нет, если ты собираешься нести ту же самую чепуху, что доложил газетчикам. Обидно, сын. Твоего дедушку едва не хватил второй удар из-за этого маленького представления.
– Это было не представление. Так я думаю, и так же думают другие. И я не изменил своего мнения. Нам нечего делать во Вьетнаме. А если ты мне скажешь, что мы должны воевать там, то я скажу тебе, что ты просто хочешь посылать во Вьетнам побольше самолетов, которые заказывает у тебя правительство.
– Достаточно, Райли.
– Нет, не достаточно. Если ты считаешь, что я боюсь, то это не так. Я не трус.
– С моей точки зрения, это выглядит именно так. И другие достойные люди тоже так рассуждают. Боже, на тебя еще и наручники надели. Сколько неприятных разговоров пришлось выдержать. Ты ведь прекратишь все это, не так ли?
Райли пристально посмотрел на отца. Чего он ожидал? Любви, понимания? Точно так же и отец ожидал, что он прекратит – то есть приспособит свой образ мыслей к коулмэновскому. Краем глаза он видел, что мать стиснула руки, следя за этой односторонней беседой.
Не отвечая прямо на вопрос отца, Райли повернулся взять свою куртку.
– Знаешь, чего мне бы хотелось, папа? Мне хотелось бы никогда не рождаться Коулмэном. – И, не сказав больше ни слова, вышел.
Мосс опустился в кресло Билли и спрятал лицо в ладони. Билли захотелось подойти к нему, но она осталась на месте.
– Ты жестко обошелся с ним, Мосс. Слишком жестко. Почему ты не пытаешься понять?
– Хочешь сказать, что я его не понимаю? Я понимаю. Он боится. И не говори, что сама так не считаешь.
– Райли не лжет. Если он говорит, что не боится, значит не боится. Он просто не верит в войну во Вьетнаме.
– Билли, он сжег свой призывной билет! Ты знаешь, что это означает? Перестань хоть на минуту рассуждать как мать.
– Мосс, я его мать и просто стараюсь понять нашего сына.
– Ты все это стараешься предать забвению, разве не так? – взорвался Мосс.
– Я пытаюсь понять! Если ты считаешь, что это забвение, пусть будет так.
– Ладно, ну а я никогда не пойму, даже за миллион лет. Мой сын! – горько признался Мосс.
– Наш сын, – поправила Билли мужа. – Почему бы тебе не пойти в дом и не поговорить с ним? Разговаривай с Райли как отец, а не как глава «Коулмэн Энтерпрайзиз». Не порти свои отношения с сыном.
– Как я уже испортил все остальное. Это ты собиралась добавить?
Билли вздохнула.
– Оставь это, Мосс. Не время извлекать на свет Божий наши горести.
Но Мосса было уже не удержать.
– Ты напоминаешь мне о Райли. Оба вы, девочки – тоже. Только и знаете, что вредничать, цепляться к Коулмэнам и тянуться к их деньгам. Никто из вас не повернулся к ним спиной.
– Это нечестно, Мосс. Я никогда не хотела денег. Хотела только тебя.
– Ты и получила меня.
– Никогда ты не был моим, Мосс. Ты всегда принадлежал кому-то еще. Послушай, я очень устала. Уже поздно, я бы хотела, чтобы ты ушел.
– Мы еще поговорим, Билли.
– Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Тем не менее, я вернусь. Хочу, чтобы у нас было приятное Рождество.
– Что же сделает это Рождество не таким, как все прочие? Что-то раньше тебя такое не заботило. Слишком поздно. Разве ты не понимаешь? Я хочу развестись. Пожалуйста, иди к Райли, ему нужно поговорить с тобой. А тебе – поговорить с ним.
Когда дверь закрылась, Билли захотелось заплакать. Она села у камина, глядя на языки пламени. Сколько лет позади. Столько всего произошло. Ее юность миновала, дети выросли, замужество закончилось. По ее инициативе.
Может быть, она допускает ошибку, затевая этот развод. Она встряхнула головой, пытаясь прояснить мысли. Чего же ей хочется на самом деле? Что сделало бы ее счастливой? Вечная любовь к Моссу? Горький смешок вырвался из груди. Билли наклонилась и подбросила полено в огонь, потом уселась поудобнее на мягком диване, подогнув ноги.
Любовь… это прекрасное, неуловимое, хрупкое чувство. Куда оно ушло? Билли знала, что оно все еще таилось в душе, но оказалось так глубоко погребено, что его возрождение причинит еще больше боли и страдания. Ее замужество кончилось. Частичка ее души всегда будет любить Мосса. Частичка ее души всегда будет лелеять эту мечту. Вот о чем она станет вечно скорбеть и печалиться – об утрате мечты. Но теперь наступает ее черед.
* * *
Билли пошевелилась во сне и проснулась. На мгновение растерялась, потом, выключая лампу рядом с диваном, на котором она лежала, вспомнила, что заснула. В камине остались лишь тлеющие угли. Билли поежилась и плотнее завернулась в афганский плед.
До рассвета оставался примерно час, как определила она, не глядя на часы, – канун Рождества. Тэд всегда звонил ей в этот день, чтобы поздравить с праздником. В этом году разговор с ним принесет большое облегчение. Ей так много нужно сказать ему.
Рождество. День радости. Если бы было чему радоваться. Конечно, Сойер доставляет радость. Но этого мало. Билли вздохнула. Скоро все это останется позади. Она переедет в город и начнет новую жизнь.
Вздрагивая от предрассветной прохлады, Билли подложила в камин несколько березовых поленьев. Подбросила в огонь пахучих шишек, а потом снова забралась в свое уютное гнездышко на диване.
Да, еще неделя, и впервые в жизни она будет предоставлена самой себе. Лучше рассчитывать на две недели или месяц: подходящую квартиру найти нелегко. Еще месяц. Так будет вернее.
* * *
Мосс ерошил волосы пятерней, не сводя глаз с сына.
– Не могу поверить во всю эту чепуху, которую ты мне излагаешь вот уже два часа. Я послал тебя учиться в надежде дать самое лучшее образование, а ты чем, черт побери, занимаешься? Превращаешься в проклятого радикала… Я ожидал большего, Райли, гораздо большего, – тяжко вздыхая, сказал Мосс. Боже, убедил ли он своего сына? Впитывает ли он то, что слышит, или слушает из вежливости? – Ну, Райли, что ты скажешь в свою защиту? Или ты вынудишь меня забрать тебя из этого колледжа и отправить туда, где ты не влипнешь в неприятности?
Райли отвел глаза. Все это он слышал и раньше, может быть, в других выражениях, но ответ отца он без конца прокручивал в мозгу последние две недели и уже устал от этого. Устал сражаться, устал оправдываться и устал, до тошноты устал быть Коулмэном, что бы, черт побери, это ни значило.
– Райли, я с тобой говорю. Ты собираешься мне отвечать?… Я хочу, чтобы ты прекратил эти глупости и начал действовать как мужчина. Мы должны оставить эту историю позади и начать все заново. Не позорь нас больше. Мы друг друга понимаем, так ведь, Райли?
– Да, папа. Можно мне идти спать? Уже почти утро.
– Хорошо, Райли, иди спать. Мы еще раз обсудим все это с твоим дедушкой, а потом уладим. Договорились?
Райли внутренне сжался, но кивнул и попытался проявить какие-то чувства, когда отец обнял его. Чего-то недоставало. Райли задумался: может быть, любви Мосса. К концу дня он будет знать.
* * *
В начале третьего ночи Райли крадучись сошел вниз и в гостиной положил под елку свои подарки. Подарки для Мэгги и Сьюзан он отложил в сторону на попечение матери, оставил на каминной доске записки, которые написал для каждого члена семьи, и покинул Санбридж. Прошел пешком до магистрали и проголосовал на дороге, чтобы добраться до Далласа. Нет смысла ехать в Остин. Старик предупредит авиалинии, отловит его в аэропорту и вернет в лоно семьи. С помощью дружелюбного водителя грузовика ему удалось оказаться на расстоянии в одну милю от аэропорта Далласа, а там он под вымышленным именем купил билет на рейс до Нью-Йорка.
В тот день Райли сделал две вещи: навестил своего друга Майка и подбодрил его как только мог. Потом позвонил Тэду Кингсли и проговорил с ним два часа.
* * *
Райли стоял на углу Тридцать четвертой стрит и Семнадцатой авеню и оглядывал пустынную улицу в надежде поймать такси. Он поднял воротник куртки на овчине и засунул руки в карманы, жалея, что не взял перчаток. Наверное, впервые в жизни он находился не в Санбридже рождественским утром. Но то осталось в другой жизни, много лет назад.
Такси вырулило из-за угла.
– Счастливого Рождества, – приветствовал его водитель. – Вам повезло – это мой последний рейс сегодня. Если вы едете в жилые кварталы, то пожалуйста.
– Именно туда я и еду. – Райли назвал адрес Мэгги и уселся на заднее сиденье, обтянутое потрескавшейся кожей. В такси было тепло, чему он порадовался. – Счастливого Рождества, – спохватился Райли.
Водитель умело вел машину, экономя время и постоянно попадая на зеленый свет светофоров. На улицах почти никого не было, только немногочисленные пешеходы направлялись в церковь или из церкви. Такое запустение действовало угнетающе, и плечи Райли поникли.
Десять минут спустя швейцар впустил Райли в дом, где жила Мэгги, а после коротких переговоров по домофону ему позволили войти в лифт. Мэгги уже ждала брата, и он сразу же попал в ее объятия. Ему показалось, что Мэгги дрожит, или это сам он дрожал?
– Входи. Ты, наверное, продрог. Есть горячий кофе. Пойдем в мой кабинет. Я разожгла огонь в камине. Когда ты позвонил, я не могла поверить, что ты здесь, в самом деле здесь, в Нью-Йорке. Ну, давай куртку. В чем дело, Райли? Что не ладится? Почему ты не в Санбридже? Что ты предпочитаешь – кофе или спиртное? Ты ужасно выглядишь, а я говорю слишком много и задаю слишком много вопросов. Садись. Я сейчас.
Райли опустился на огромный мягкий диван и оглядел просторную квартиру. В дальнем углу стояла большая елка, сверху донизу усыпанная сверкающими украшениями. Под ней были сложены подарки, и даже издалека Райли мог бы сказать, какие из них приготовила для матери Сойер. Сердце у него сжалось, как только он представил себе Мэгги, в одиночестве открывающую пакеты и коробки с подарками. Сколько лет Мэгги оставалась одна, в то время как он был счастлив в семье рождественским утром!
– Ну вот, кофе, сок, горячие булочки и бутылка бренди, а еще горячее вино с желтком и сахаром. Думаю, мы должны поднять тост за праздник. Какова бы ни была причина твоего приезда, Райли, я рада, что ты здесь. Нет слов, чтобы сказать, как я опасалась этого дня.
– Давай включим огоньки на елке, чтобы посмотреть, как выглядит твое творение… Боже мой, как красиво, – сказал он, когда гигантское дерево ожило, засверкало огнями.
– Совсем как дома, правда? – гордо сказала Мэгги. – Ты себе не представляешь, каких трудов стоило затащить сюда эту здоровенную елку. Не хочу даже думать о том, как буду относить ее вниз.
– Что ты делаешь в городе на Рождество? Я всегда думал, что ты уехала в Сент-Мориц на праздники. И сначала позвонил тебе, а потом вспомнил об этом.
– Не думаю, что я когда-нибудь говорила, что еду туда. Я всего лишь намекаю. Так что теперь ты знаешь мой секрет. Я забиваюсь в эту нору на праздники и плачу навзрыд. Готовлю себе ужин с индейкой, разворачиваю подарки и снова плачу. Потом наливаю себе несколько порций спиртного, напиваюсь и ложусь спать. Что ты об этом думаешь?
– Ну зачем так расстраиваться? Ты могла бы приехать домой, остаться с нами. Мама всегда говорила, что чего-то не хватает, когда тебя нет дома. Она скучала и по Сьюзан тоже, но, по крайней мере, Сюзи всегда звонила на Рождество. А ты – никогда. – В голосе Райли не слышалось упрека, только печаль.
– А разве я могла приехать, Райли? Разве я могла приехать домой? Я никогда не была там своей. Я была гостьей. Это меня не устраивает. Послушай, может, останешься на день? Поужинаешь со мной? Мы развернули бы подарки, которые мне прислали, а я расскажу, что я послала тебе и остальным в Санбридж. Это был бы наш собственный день в семье.
Райли кивнул. Ни за что на свете не испортил бы он Мэгги такой день. Потом он поговорит с ней о своем решении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74