А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Не следовало позволять ему уединяться в этой комнатушке. Известно ли тебе, что у Мосса… ээ… были… не знаю, как и выразиться, Билли.
– Ты хочешь знать, в курсе ли я того, что у Мосса были любовницы? Это слово ты подыскиваешь, мама?
На лице Агнес отразилось неприкрытое потрясение.
– Так ты знала?
– В отличие от твоих представлений о таких ситуациях, мама, жена не всегда все узнает последней. Да, я знала.
– А Моссу это известно?
– Да, – коротко бросила Билли.
– И?
– И что, мама?
– Этим все начинается и заканчивается? Ты обсуждала с ним этот вопрос? Обещал он прекратить свое…
– Распутство? Об этом, мама, я узнаю в последнюю очередь. Мой муж не имеет обыкновения ставить меня в известность, когда принимает решения.
– Его… прошлые измены – это одно. Все мужчины рано или поздно проходят через это. Но, насколько я понимаю, его нынешняя связь длится уже три года. Это может стать серьезным, Билли.
Билли показалось, будто ее лягнула в живот одна из тех лошадей, что стоят в конюшне. Но, разрази ее гром, если она даст матери повод думать, будто это ей неизвестно.
– И что ты предлагаешь, мама? – холодно спросила она.
– Должна признать, воспринимаешь ты такие вещи неплохо – я была готова к истерике. Теперь нам надо выработать стратегию. Мы не можем допустить, чтобы так продолжалось. Чем дольше такая связь длится, тем больше опасностей для брака. Теперь это уже является доказанным неприятным фактом, Билли.
– Какая стратегия, мама? В самом деле! Мы говорим о моем браке. Если Мосс не заинтересован в его сохранении, почему я должна мучиться? Я с этим смирилась.
Агнес слегка встревожилась, но взяла себя в руки.
– Ты, конечно, не думаешь о разводе? Как же дети, Билли? Мосс никогда не отдаст тебе Райли. Девочек – да, но не Райли. А ведь он твой ребенок, твой единственный сын. – «И твой единственный козырь в сделке», – хотела добавить она, но вовремя придержала язык. – А что ты собираешься делать?
– Не собираюсь, мама, а уже сделала, – соврала Билли. – Соус один и тот же, что для гуся, что для гусыни.
– Билли Коулмэн! – воскликнула Агнес. – Ты хочешь сказать, что ты… что ты… моя родная дочь… Нет, я отказываюсь верить. Кто угодно, только не ты.
– Хочешь верь, хочешь не верь, мама.
– Это Тэд Кингсли, не так ли?
Билли посмотрела матери прямо в глаза.
– Нет, мама. Это не Тэд Кингсли. Тэд слишком благороден, чтобы воспользоваться положением, в котором оказалась жена его старого друга. Я думала, ты это сознавала.
– Тогда кто же? Я требую ответа.
– Требуй чего угодно, мама. Это мое личное дело.
– Как же ты можешь делать невозмутимое лицо, когда видишь Элис Форбс в клубе? – с ожесточением воскликнула Агнес. – Знать, что она спала с твоим мужем, делала с ним то же, что делала ты?.. Как ты все это можешь терпеть?
– Хватит, мама. Я больше не желаю обсуждать эти вопросы.
* * *
Элис Форбс, девушка на фотографии, висевшей в старой комнате Мосса мальчишеских лет. Билли стало нехорошо. Элис Форбс, драматург. А за спиной у нее деньги Форбсов. Деньги Форбсов шли следом за деньгами Коулмэнов. Настоящая угроза. Три года – долгий срок, почти вечность. Знал ли Тэд? Внезапно ей показалось, что это чрезвычайно важно: знал ли Тэд? Как только мать уйдет, она позвонит ему и спросит. Он скажет ей правду. Тэд никогда ей не солжет. Три года! Жена может, наверное, простить, хоть и не забыть, когда муж с кем-то переспал ночь; может простить случайную встречу, когда люди бывают охвачены внезапной страстью. Но три года? Все интриги, ложь, скрытность, обман.
Ощущение предательства, совершившегося за ее спиной, было таким сильным, что она приказала матери выйти из комнаты – буквально вытолкала ее за дверь – и почувствовала себя в спокойствии и безопасности, только услышав щелчок замка.
Связь, существующая долгое время, предполагает, что люди спят в объятиях друг друга. Всю ночь. Весь уик-энд. Отпуск. Недавно Мосс ездил в Европу. Теперь Билли вспомнила, что на двух последних встречах в клубе Элис Форбс отсутствовала. Элис и Мосс в Европе. Вместе радуются новизне, делятся впечатлениями. Смеются и разговаривают друг с другом, как бывало в их поездках по округе.
Билли металась по комнате, как львица. Злые слезы текли по щекам. Триста шестьдесят пять дней в году помножить на три года. Что сама она делала в какие-то из этих дней, в то время как ее муж занимался любовью с другой женщиной? Сколько раз на протяжении этих часов? «Ах ты подонок, мерзкий, подлый негодяй! – думала она. – Как ты мог все это сделать со мной?»
Что было в Элис, чего недоставало ей? Деньги? Ее профессия? Их сходное происхождение? Общие воспоминания детства? Было ли ее тело лучше? Конечно было – ведь Элис не рожала детей. А она дала своему мужу сына. Элис Форбс не находилась в зависимом положении, не жила под пятой у Сета или Агнес. Она была сама по себе, самостоятельный человек. Сделала карьеру. Интересная личность. Женщина, которая потрясающе выглядит, более утонченная, чем Билли. Признана в театральном мире, приятная собеседница. Любит ездить верхом. И умеет управлять собственным самолетом.
Билли плакала, пока слезы не иссякли, высморкалась как следует, потом умылась. Маленькая записная книжка, которую подарил ей Райли на Рождество, оказалась у нее в руках. Впервые ей приходилось звонить Тэду в его кабинет. Тэд не станет лгать.
– Кабинет командующего, контрольная линия, – ответил резкий голос.
– Я хотела бы поговорить с адмиралом Кингсли. Это миссис Билли Коулмэн.
– Одну минуту, мэм, адмирал говорит по другому телефону. Вы подождете?
– Да.
Две минуты спустя раздался голос Тэда:
– Билли, чем я обязан этому удовольствию? Билли кашлянула, затем извинилась:
– Тэд, я хотела тебя кое о чем спросить. Тебе известно о связи Мосса с Элис Форбс? Связи, которая длится вот уже три года.
Кингсли мог ожидать чего угодно, но этот вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Как ответить, о Господи?
– Билли, нечестно задавать мне такие вопросы.
– Извини, Тэд. Ты уже ответил на него. Тебе не обязательно все время быть со мной любезным и добрым. Люди пользуются этим, когда ты так поступаешь. До свиданья, Тэд.
Билли поплелась в симпатичную ванную комнату, которой пользовалась она одна. Посмотрелась в зеркало во всю стену, не видя своего отражения. Вид пушистых разноцветных полотенец успокаивал. Мосс всегда комкал свое полотенце и бросал его на пол или в корзину. Сиденье унитаза опущено. А он настаивал, чтобы оно всегда оставалось поднятым. Одна ярко-желтая зубная щетка в держателе выглядела особенно одиноко. Билли машинально открыла шкафчик аптечки и вынула новую красную зубную щетку. Продела ее в одно из маленьких отверстий подставки. Две. Как пара. Баночка кольдкрема «Пондс», пузырек с «Секоналом» и зубная паста – больше ничего в шкафчике не было. Билли задержала взор на снотворном. Рука сама потянулась к пузырьку. Это так легко. Достаточно лишь налить стакан воды и проглотить таблетки. Лечь и уснуть. Никто не хватится ее до ужина. Сколько таблеток в пузырьке? Она встряхнула их и попыталась сосчитать. Четырнадцать.
Промелькнуло воспоминание о Сете на похоронах Джессики. Если бы знать, что Мосс будет действительно скорбеть по поводу ее кончины, то, может быть, и стоило бы умереть. Но при мысли о том, что Мосс станет вести себя точно так же, как Сет на похоронах своей жены, заставила выбросить содержимое пузырька в унитаз. Шум воды казался слишком громким в этой тихой красивой комнате. Она не кончит так, как кончила свою жизнь Джессика. Стеклянный пузырек со стуком упал в белую плетеную корзинку.
Твердым шагом Билли вышла из ванной. Буря еще свирепствовала, но пошла на убыль. Чернильно-черное небо чуть посветлело. Дождь продолжал стучать о стекла, но у нее на машине мощные дворники. Если поехать по основной магистрали, то можно успеть добраться до мастерской, пока не началось настоящее наводнение. Билли набросила ярко-желтый дождевик и надела подобранную в тон шляпку.
Она едет не в мастерскую Джордана Марша. Она едет к Джордану Маршу.
Глава 24
Билли вела машину, лавируя среди луж на шоссе. И мысли, и настроение были такими же мрачными и гнетущими, как и тучи у нее над головой. Дождь хлестал по ветровому стеклу. Дворники сновали взад и вперед в ожесточенном ритме, вторя биению ее сердца. «Щеточки», как называла их маленькая Мэгги. Боже, может ли быть маленькой девочка тринадцати лет? Или она перестала думать о Мэгги как о ребенке с той июньской ночи в полицейском участке? Ужасающий опыт оставил свой след на лице ее дочери в ту ночь: это было лицо измученной, много повидавшей женщины. Женщины, которая знала повадки мужчин, как определила бы это Агнес.
Билли автоматически вписывалась в повороты шоссе, как будто машина сама знала дорогу. Автоматически. Автопилот. Так вот над чем работал Мосс в прошлом году, а ей об этом ни разу не сказал. Почему? Думал, она слишком глупа, чтобы понять? В первые месяцы их супружества он часто говорил, чтобы она не забивала свою хорошенькую головку то тем, то этим. Тогда она сочла более безопасным и надежным предоставить ему решать проблемы самому, или думала, что так будет лучше.
Билли нажала на акселератор, посылая неожиданный заряд энергии в итальянский мотор. Даже эта проклятая машина была выбрана Моссом. Он разбирается в механике и в автомобилях, именно эту машину она и должна была иметь. Билли сожалела, что не настояла на «шевроле», которым так восхищалась. Итальянские спортивные машины подходили женщинам типа Элис Форбс. А «шеви» – скромным и мягким, как Билли Эймс из Филадельфии. В их жизни все решения принимал Мосс. Он решал все проблемы, начиная с того, какой выбрать автомобиль или маршрут путешествия, и кончая тем, в какую школу отправить учиться детей. Она слишком долго следовала «советам» Мосса и даже не сознавала, как много прошло времени с тех пор, когда она сама выбирала, сама решала.
Билли закусила нижнюю губу, описывая вираж. Ну что ж, сегодня она приняла решение, поехав к Джордану. Это ее собственный выбор, целиком и полностью касавшийся ее жизни.
Въехав на небольшую стоянку рядом с мастерской Джордана, она обрадовалась, заметив его старый «олдсмобиль» у дверей. Других машин не было: видно, из-за бури остальные ученики остались дома. Билли долго сидела, укрывшись в автомобиле от всего мира, вцепившись в руль. Было бы так легко снова завести мотор и уехать. Он никогда бы не узнал, что она приезжала. Сама она могла бы об этом забыть. Не давая себе времени на то, чтобы передумать, Билли распахнула дверцу машины и вышла прямо под дождь. Прыгая через лужи, она добралась до входной двери.
– Джордан, это я, Билли! Джордан? – Она постучала по стеклянной створке двери.
– Билли? Входи, Билли! Ты промокла! Я не планировал проводить сегодня занятия, думал, что буря удержит дома моих учеников. По крайней мере, наименее преданных живописи. – Он улыбнулся, и теплота в его взоре прогнала прочь уныние этого дня.
Билли вошла в дом и позволила снять с себя дождевик, от которого на пол успели набежать лужицы.
– Я приехала не на урок, Джордан. Я приехала, чтобы побыть с тобой. – Слова были сказаны, а Билли боялась поднять глаза на Джордана. Не глядя, она протянула к нему руки. И оказалась в его объятиях. Как это было хорошо. Какой хороший запах вдыхала она. Мягкая, много раз стиранная рубашка и выцветшие джинсы облегали его тело, делая его достижимым для ее прикосновений. Его плечо оказалось у нее под щекой, его губы в ее волосах, и когда Джордан с трепетом и восторгом прошептал ее имя, Билли поняла, что правильно поступила, приехав сюда. Душа ее была ранена, и всеми силами она отталкивала мысли о предательстве Мосса. Джордан мог исцелить ее.
Джордан поднял ее лицо вверх, нежно касаясь своими длинными, артистичными пальцами. Его губы слились с ее губами, поцелуй получился ласкающим, медленно и томительно скользил он по ее рту. Потом Джордан отодвинул от себя Билли, заглянул ей в глаза и прошептал:
– Ты уверена?
В ответ она снова бросилась навстречу его рукам, крепко ухватилась за него, снова подставила губы для его нежного поцелуя. Как нужно ей это, как нужен Джордан! От щемящей боли в сердце из груди вырвался стон. Как давно никто не обнимал ее вот так, никто не желал вот такой близости с нею. Даже когда Мосс приходил в ее спальню, то их объятия были холодными, любовный акт механическим – просто эгоистичная жадность самоудовлетворения. Исчез порыв, великое всепоглощающее желание давать и отдаваться.
– Билли? Что с тобой? – спросил Джордан, отыскивая ответ в ее глазах.
– Просто я хочу тебя. Очень хочу, – призналась Билли. – Мне нужно чувствовать себя любимой, желанной.
– Именно это я и хочу тебе дать, Билли. Любовь. Хочу заставить тебя почувствовать мою любовь.
Одежда упала с их тел, словно лепестки летней розы. Тело Джордана казалось странным и незнакомым рядом с ее телом. Щетина на подбородке была мягче, чем у Мосса. Прикосновение – осторожным, нежным. Касания Мосса были уверенными и властными, ведь многие годы он касался ее тела и знал его во всех подробностях, как свое собственное. Билли чувствовала, что внутренне противится предлагаемой Джорданом близости. То, чего она так отчаянно желала, – любовная близость, – казалось недостижимым и недосягаемым. Мешали воспоминания о другом мужчине, которого она любила больше, чем себя. Мосс…
Губы Джордана медленно скользили по изгибу ее плеч вниз, к грудям. Это действовало на нее гипнотически, чувственно, и Билли захотела забыться в этом мгновении и отдаться этому мужчине. Она приняла его близость, его касания, его поцелуи в самые интимные места. Она приняла все это, как приняла бы пищу, воздух или тепло, потому что нуждалась в них. Нуждалась в проявлениях любви другого человека, чтобы утвердиться как женщина.
Билли тихо лежала в объятиях Джордана, прислушиваясь к биению его сердца и к нежным словам, которые он ей шептал. Она красивая, желанная, любящая и теплая. Она прекрасная возлюбленная. Таким же был и Джордан. Они совершили самый интимный акт, возможный между двумя людьми. Своими руками и губами он вернул ее тело к жизни. Но умирала ее душа, а Джордан все-таки не смог коснуться страдающей души Билли.
Ее тело теперь удовлетворено, самолюбие исцелено, а все же в сердце осталась тоска. С Джорданом не было будущего, и Билли знала это. Она взяла все, что он мог дать, а сама ничего не дала взамен. Самый большой экстаз с Моссом заключался в том, что она растворялась в своем муже, полностью отдавалась ему и знала, что ее дар приятен мужчине, которого она любила. Джордана она не любила. Ей нечего было дать, а только брать – этого недостаточно.
– Ты придешь снова, Билли? – прошептал Джордан ей на ухо. – Тебе было хорошо? Так же хорошо, как мне?
– Все было хорошо, – прошептала Билли, обвивая его руками и осыпая мелкими поцелуями его подбородок. – Я приду снова.
* * *
Билли так и не смогла привыкнуть к воскресным ужинам в Санбридже. Ослепляло огромное количество хрусталя, фарфора и серебра. Горничные, одетые в ярко-розовые форменные платья с белыми передничками в оборках и с маленькими накрахмаленными шапочками. На вечерних трапезах в воскресенье всегда присутствовали дети; затем, после обильной еды, шофер развозил их по респектабельным школам. В то время как декорации и художественное оформление были выдержаны в голливудском стиле, участники ужина и их манера поведения оставались чисто коулмэновскими. Сет ел, как скотник, и говорил с набитым ртом в основном о ранчо. Агнес изо всех сил старалась выглядеть по-королевски на своем месте в торце стола. Она изящно клала в рот маленькие кусочки и тщательно пережевывала каждый по тринадцать раз. Мосс и Райли болтали и тараторили без остановки. Мэгги и Сьюзан сидели тихо, а уж Билли оставалось поддерживать с ними беседу о школе, занятиях и разных делах, которыми занимались девочки.
В конце ужина Билли всегда принимала две таблетки аспирина. В этот вечер что-то не ладилось. Мэгги отвечала, когда к ней обращались, но ее рассеянность и отсутствующий взгляд тревожили Билли. Не заболел ли ребенок? Или Мэгги была готова выкинуть один из «фокусов», как называл это Сет, в духе своей тетушки?
– Мэгги, ты хорошо себя чувствуешь? – Все разговоры за столом прекратились, семья прислушалась, чтобы узнать, в какую историю влипнет Мэгги на этот раз.
– Я чувствую себя прекрасно, мама. А почему ты спрашиваешь?
– На мой взгляд, ты слишком румяная, уж не жар ли у тебя? Давай померяем температуру после ужина.
– У меня нет жара, мама. Я себя хорошо чувствую. Просто здесь жарко.
– Все равно мы померяем температуру. Я не могу послать тебя в школу, если вдруг окажется, что ты заболела. Весь класс может заразиться.
– Почему ты не ешь свой ужин? – осведомился Мосс.
Мэгги вскинула голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74