Карлик?
Молодой монах улыбнулся.
– О да, сеньор, я понимаю. Многие люди приходят и приезжают сюда посмотреть на нашего святого. Его имя у нас – брат Франциске. Но не знаю, сможет ли он увидеться с вами сегодня. Он плохо себя чувствует, он болен сеньор. И уже поздний час. Может, вы заедете в другое время?
– Нет, я не могу. Скажите ему, что я здесь. Мое имя Роберт Мендоза. Я думаю, что он будет благодарен вам за эту новость.
Может все дело было в прозвучавшей фамилии, но монах тут же бросился выполнять поручение. Вернулся он очень быстро.
– Брат Франциско хочет встретиться с вами, сеньор. Он в саду.
Роберт пошел вслед за монахом через тот самый сад, где ему уже пришлось один раз побывать лет девять назад. Гарри сидел на солнце под фруктовыми деревьями на каком-то странном сооружении, напоминавшем кресло на колесиках. Они обменялись рукопожатиями, но не расцеловались, как испанцы – оба оставались англичанами. Монах, который проводил Роберта, принялся поправлять подушки под огромной головой карлика, но делал это так медленно – его брало любопытство, что Гарри вынужден был отправить его нетерпеливым жестом руки.
– Все в порядке, мне удобно, благодарю тебя. Оставь нас, брат, мне нужно побеседовать с идальго.
– Вот так, Гарри, – сказал Роберт, когда они остались одни.
– Так, мистер Роберт. – Наступила тишина, пока ее не нарушил Гарри. – Я рад видеть вас, сэр. Я молился о вас каждый день.
Карлик рассматривал его и Роберт был уверен, что этот Гарри Хоукинс читал его мысли и знал все его страдания на протяжении этих шести лет. Знал он и то, кто способствовал тому, чтобы он, Роберт, вышел из того жуткого состояния, в которое сам себя и загнал.
– Пути Господни всегда приводят к высшему добру, – пророчески произнес брат Франциско.
Роберт уже открыл рот, чтобы что-то сказать наперекор этим теологическим размышлениям вслух, но слова замерли у него на языке. Что-то поражало его в странном человечке, который когда-то был Гарри Хоукинс, а теперь братом Франциско. Он стал не от мира сего.
– Гарри, можно мне к тебе обращаться по-старому. Мне трудно привыкнуть к твоему новому имени.
– Конечно, можете, мистер Роберт. Садитесь на скамеечку вот туда. А я подъеду к вам поближе. – Он произвел какие-то манипуляции с колесиками тележки и легко перекатился на ней через протоптанную дорожку. – Умная машинка, не так ли? – показал он на нее рукой. – Один из братьев, который был в миру плотником, смастерил ее для меня, когда после лихорадки у меня отнялись ноги.
– Несколько лет назад мне сказали, что ты заболел. Об этом мне сообщила донья Мария… – Роберт прикусил язык.
Он не был готов к тому, чтобы поведать Хоукинсу о ее визите во дворец в период бытия его ходячим трупом и о принесенном ею письме от Гарри.
– Она приходила сюда ко мне и разговаривала со мной после того, как встретилась с вами. И я стал еще усерднее молиться за вас. Примерно тогда мне и отказали ноги.
– А что у тебя за болезнь, Гарри?
– Лихорадка, которая то приходит, то уходит и сильный кашель. Но сегодня он меня так не мучает. Что-то там с моими легкими не в порядке, так мне сказал брат-лекарь. Не о чем беспокоиться, сэр. Когда Бог возжелает призвать меня, значит, так оно и будет.
– Я думал, что мое время пришло уже несколько лет назад, – сказал Роберт. – Хотя, может быть, это и не так…
– Нет. Я всегда знал, что вы еще не выполнили своего предназначения. Вот поэтому я и молился так усердно, чтобы Господь Бог предоставил вам еще один шанс.
– Шанс для чего, Гарри?
Карлик помрачнел.
– Мистер Роберт, я знаю, что есть что-то такое, чего вы не можете не сделать, это очень важная вещь, я уверен. Это касается дома Мендозы. Но большего я вам сказать не могу.
– Гарри, ты – ясновидящий? Что-то вроде предсказателя?
– Боже меня упаси, мистер Роберт. Предсказание судьбы – тяжкий грех. У меня это по-другому. Если очень внимательно прислушиваюсь, то иногда слышу, что Господь Бог или Матерь Божья мне рассказывают.
– Понимаю. Хотя нет, не понимаю. Это выше моего сознания, Гарри. Ты ведь меня слишком хорошо знаешь.
– Да, мистер Роберт, я вас знаю. Скажите, мистер Роберт, что Вас привело сегодня ко мне?
– Я проезжал мимо и подумал, что… – Быстро произнес эти слова Роберт и замолчал. Все это было неправдой. – У меня вдруг появилось непреодолимое желание тебя видеть, Гарри. Что-то такое, чему я так просто не мог сказать «нет». Мы ехали в Кордову, возвращались из Хереса, и мне это внезапно пришло в голову. Где-то на дороге, примерно в получасе езды отсюда. Я подумал, может отложить этот визит, но мы проехали еще немного и вдруг я увидел на холме монастырь. Вот я и здесь.
Гарри улыбнулся.
– Пути Господни неисповедимы, как я уже говорил вам сегодня. – Налетел легкий бриз, возвещавший конец дня, Гарри плотнее укутал ноги пледом и расправил его на коленях. – Мистер Роберт, вы нашли тот камень? Тот, что в комнате со знаком на стене?
– Да. Так это ты перевел с древнееврейского?
– Не совсем так. Дон Доминго обнаружил это послание. Он мне всегда говорил, что это было чистой случайностью, но мне кажется, он откопал в фамильных записях какое-то упоминание об этом. Он вполне это мог, так как часто их перечитывал. Для чего тогда ему понадобилось взламывать пол? Короче говоря, он разыскал меня, дал мне взглянуть на эту писанину и спросил, не мог ли я ее перевести. Я же появился на свет на Кричард Лэйн и он полагал, что Бенджамин мог научить меня древнееврейскому.
– Насколько мне известно, мой отец был последним из Мендоза, который умел читать по-древнееврейски, – сказал Роберт. – Я не могу, да и Лиам тоже.
Роберт следил, не попадется ли Гарри на удочку намека о родстве, но тот не попался.
– Я знаю это. Я сказал дону Доминго, что сам не могу, но знаю одного человека, который может это перевести. А также то, что он внушает доверие и можно было не опасаться, что дело дойдет до инквизиции. Я сделал копии этих записей и показал их брату Илие. Не очень многие в Испании знают древнееврейский, но брат Илия был очень образованным. Но перевод нам не помог. Никаких сокровищ мы не обнаружили. Да у нас и не было таких намерений. Тогда дон Доминго и я просто-напросто выбили испанский перевод на том же камне, только расположили надпись ниже и снова поставили камень на прежнее место. Потом, когда с Вами все это случилось, мне показалось, что вы можете пожелать заняться розыском этих сокровищ, и я решил вам написать.
– Что ты имел в виду, упоминая «пути древних», которые якобы смогут помочь дому? – спросил его Роберт.
– Я не могу с уверенностью сказать, сэр. Но ведь написаны были эти слова на древнееврейском. И мистер Бенджамин и вы сами… – он не закончил.
– Ты же не испытываешь ненависти по отношению к евреям? – негромко спросил Роберт. – Так вот, если это так, ты – единственный католик, который такого чувства не испытывает.
– Мне о других ничего не известно, сэр. Но я не могу возненавидеть то, во что верили мистер Бенджамин, вы, мистер Лиам, даже, если считаю это заблуждением.
– Верили… Может быть, это моя беда, Гарри, но мне кажется, что я и не знаю толком, верю ли я во что-то или нет?
– Вы поверите, мистер Роберт, я уверен в этом. Роберт улыбнулся. – Ты считаешь, что твои молитвы рано или поздно превратят меня в католика?
Гарри не принимал его легкомысленного тона.
– Я не могу сказать, что именно они могут сделать для вас, сэр. Только моя задача – молиться, а ваша заниматься другими делами.
– А ты знаешь, какими именно?
– Нет, не знаю.
– Гарри, послушай. Есть один мальчик, очень милый мальчик. Сын Пабло Луиса, который появился на этот свет уже после того, как его бедняга отец отправился на тот свет.
– О, значит у дома есть наследник? – до ушей улыбнулся Гарри.
– Да. При условии, что ему будет, что наследовать. В данный момент это выглядит сомнительно.
– Вы должны найти эти сокровища, сэр, тогда все будет в порядке. Я в этом уверен.
– Да нет никаких сокровищ, Гарри. Нет даже пещеры.
Карлик нахмурился.
– Ах, да. Я тут немного подумал над всем этим. Мне пришло в голову, мистер Роберт, что поискать следовало бы в том месте, где находилась прежняя сокровищница.
– В переходе к этой комнате, где сейчас бюро?
– Нет. В комнате у Патио де ля Реха. Часть дворца была построена гораздо позднее. Меньше века тому назад. До этого на месте юго-восточного крыла был сад. После того, как пристройка была закончена, большая часть сада оказалась ею занятой. А то, что осталось, решили назвать Патио де ла Реха. Этот внутренний дворик обязан своим названием железной двери, закрывавшей маленькую пещерку в скале, которая прежде служила тайником для хранения драгоценностей.
– Я не знаю, – с сомнением в голосе проговорил Роберт. Он сейчас вспомнил тот патио, который имел в виду Гарри. Маленькую пещерку пещерой не назовешь. – Я абсолютно уверен, что там ничего нет.
Роберт замолчал, потому что карлик внезапно зашелся в кашле.
– Гарри, что с тобой? Тебе плохо? – Роберт постучал его по спине, но он еще долго кашлял, пока приступ не отошел.
– Простите меня, мистер Роберт, – проговорил человечек, когда, наконец, смог говорить. – Трудно мне от кашля удержаться, ничего не могу с собой поделать.
Приступ измотал его, он тяжело дышал.
– Может помочь тебе добраться до кельи? – спросил Роберт.
– Нет необходимости, сэр. Сюда сейчас придет брат-лекарь. Настало время вечерней молитвы, он всегда в это время отвозит меня в церковь.
Роберт увидел, что и правда, к ним направлялся один из монахов. Он был высоким, стройным, таким же когда-то был брат Илия.
– Мне было неприятно узнать, что брат Илия умер, – пробормотал он, обращаясь к карлику.
– Умер? Кто вам это сказал?
– Монах у ворот сказал, что он, дескать… что его больше нет с вами. Я предположил, что… – Роберт замолчал, чувствуя некую неловкость.
Большая голова карлика отчаянно завертелась, выражая решительный протест.
– Он не умер, сэр, он ушел от нас.
– Ушел? Вот уж не думал, что монах имеет право просто взять и уйти. А как же его обет верности?
– Брат Илия – особый случай, сэр. Он… – Хоукинс не договорил, так как брат-лекарь уже подходил к ним. – Вы не хотите пойти к вечерне, мистер Роберт? В нашей церкви есть место для мирян.
– Нет, Гарри, я не пойду. Береги себя. Я постараюсь заглянуть к тебе, если доведется быть в этих местах.
Гарри узнал об этом позже, едва пробило восемь. Монахи заканчивали вечернее богослужение и «Сальва Регина» еще отдавалась на хорах монастырской церкви. Святой брат Франциско, сидевший в своей коляске вдруг замер и обращенная к Иисусу Христу латынь застыла на его губах. Нечто ужасное произошло во дворце Мендоза. Дева Мария, взывал Гарри, защити моего брата и наш дом.
17
У главного входа Роберта встречала Анхелина. Он сразу же догадался; во дворце что-то случилось. Ее волосы были в беспорядке, по щекам текли слезы.
– Что произошло? – спросил он.
– Они ушли, идальго. Гитанита и ее сын, они оба пропали.
– Как они могли уйти? Что ты говоришь? – Роберт пытался побороть надвигающийся на него ужас и справится с тошнотворным страхом, который его охватил.
Нити, связывающие его с действительностью, были еще такими слабыми, что свалиться в пропасть ему ничего не стоило. И если Софья надумала его оставить, то он полетит туда и уже никогда из нее не выберется. Стоп, хватит об этом. Надо выслушать Анхелину и узнать, наконец, в чем дело.
– Три дня назад, вечером, мальчик куда-то пропал. – Анхелина держала в руках черную шелковую косынку, постоянно ее теребила своими огрубевшими руками и раскачивалась сама в отчаянии, как маятник.
Роберт запустил пальцы в волосы, потряс головой.
– Анхелина, ты говоришь, что Рафаль куда-то убежал?
– Мама моя! Да нет же, идальго, его забрали.
– Кто забрал? Боже правый, женщина, да у тебя ум за разум заходит! Где донья Софья?
– Я же говорю, – продолжала голосить она. – Гитанита ушла. Сначала она, как безумная, носилась по всему дворцу, плакала, звала его. А потом, ой идальго! Она вдруг перестала плакать, вся аж одеревенела, как мертвая, я даже испугалась. Потом пошла к себе наверх, побыла там и опять спустилась вниз. Идальго, это была цыганка! Настоящая цыганка, идальго. Не такая, какой она была, когда пела, а настоящая. Одета как они, волосы как у них. Я ее не признала, вы бы ее не признали, ее собственная мать бы…
– Ясно, Анхелина. Что мне не ясно, так это где она сейчас.
Анхелина снова запричитала.
– Я не знаю. О, Святая Дева, защити нас. Не знаю я, где она и где ребенок не знаю тоже. – Она всхлипывала и вытирала глаза косынкой.
Роберт повернулся и посмотрел на карету, которая все еще стояла в Патио дель Ресибо. Насколько ему было известно, других во дворце не было, как и не было лошадей. Они давно перевелись здесь.
– А что, донья Софья пешком отправилась?
– Нет, дон Роберт, – сквозь слезы бормотала Анхелина. – У одного из садовников она взяла ослика. Боже мой, на ослике по улицам, как какая-то замухрышка. Вся Кордова уже думала, что проклятье с этого дома снято. А теперь они все узнают, что это не так. Дворец Мендоза проклят и все мы, кто здесь служит прокляты, это я виновата, я…
– Хватит реветь. Держи себя в руках, никто нас не проклинал, черт нас возьми. Нас обобрали, ограбили и эти похитители об этом пожалеют.
Теперь он все понял, он знал, что произошло. Софья ушла. Но она ушла не от него. Она его не бросила, а ушла на поиски сына. Цыгане похитили Рафаэля в надежде получить за него выкуп, сорвать большой куш. И она отправилась в Триану за ним. Софья одна, против целой цыганской орды – это было безумием. Ей никогда не побороть их без его поддержки. Кровь его забурлила, жажда мести, ярость охватили его, придали силы.
– Теперь скажи мне точно, когда она уехала? В какое время?
Едва взглянув на него Анхелина перестала плакать… Его белые волосы оставались прежними, темно-карие глаза теми же, но лицо, его лицо изменилось. Теперь перед ней стоял смелый, волевой, решительный идальго. Таким она его ни разу не видела, но ей говорили, что он был таким прежде.
– Через час после того, как мы поняли, что мальчика похитили, дон Роберт. Это было в субботу, вечером, часов в девять.
– Три дня назад, через несколько часов после того, как я уехал от Гарри Хоукинса. Думать, думать… Чтобы на осле добраться до Севильи, ей нужно дня четыре, не меньше. Сейчас ее там еще нет. Будь у него хорошая лошадь, он мог бы быть там часов через двадцать, может быть и раньше. Хорошая лошадь… Тех, которые были впряжены в карету, Энрике уже увел в конюшню, да разве это были скакуны? К тому же они устали.
– Анхелина! Отправь Энрике в городские конюшни. Скажи ему, что мне нужен самый резвый конь. – Роберт побежал наверх к себе, отдавая на ходу распоряжения. – И вот еще что, пусть разыщут мое седло с нашими инициалами на луке.
Она некоторое время стояла и смотрела на него, словно завороженная его энергией и изменившимся внешним видом, затем развернулась, как линейный корабль под всеми парусами, готовый дать залп из всех орудий.
– Да, идальго, сию минуту. Все будет сделано, как вы приказали.
Роберт мчался к себе в комнату едва касаясь ногами пола. Он давно не брал их в руки, но знал, что из комнаты они никуда не могли деться – два пистолета лежали на своих местах.
Стайка чумазых оборванных ребятишек играла на открытой поляне между холмов, где цыгане иногда отмечали свои праздники. Дети едва взглянули на проходившую мимо них Софью. С черными распушенными волосами и золотыми серьгами в ушах, в домотканной блузе и юбке, с накинутой на плечи шалью она ничем не отличалась от постоянных обитательниц Трианы. Софья присмотрелась к детишкам, но Рафаэля среди них не было. Впрочем, она и не ожидала увидеть его с ними, уж очень легкомысленно было бы так поступить похитителям. Опустив голову, она вошла в пещеру табора Зокали.
Софья успела забыть, каким узким и низким был этот вход в пещеру, а сколько в нем было копоти от множества костров и очагов!.. С трудом она добралась туда, где проход расширялся, образуя большое помещение служившее комнатой.
Спиной к входу, за ветхим столом о трех ногах сидела какая-то женщина. Она раскладывала карты. Ее вполне можно было бы принять за Фанту, но это была Терезита – жена Зокали. Софья узнала ее по характерному изгибу плечей. В углу кормила ребенка еще одна цыганка, помоложе. Она подняла глаза на Софью, на ее лице на мгновение отразилось удивление. Она тут же опустила глаза и ничего не сказала. Звали ее Инмакулада, Софья хорошо помнила ее – они выросли вместе и друг к другу относились хорошо. Глаза Софьи искали Зокали, но его не было видно. Софья увидела Хоселито, но ни он, ни с полдюжины остальных цыган ее не заметили, кроме кормящей матери – Инмакулады.
– Да будет благословлен костер, – поздоровалась Софья. Все дружно повернулись в ее сторону и стали ее разглядывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Молодой монах улыбнулся.
– О да, сеньор, я понимаю. Многие люди приходят и приезжают сюда посмотреть на нашего святого. Его имя у нас – брат Франциске. Но не знаю, сможет ли он увидеться с вами сегодня. Он плохо себя чувствует, он болен сеньор. И уже поздний час. Может, вы заедете в другое время?
– Нет, я не могу. Скажите ему, что я здесь. Мое имя Роберт Мендоза. Я думаю, что он будет благодарен вам за эту новость.
Может все дело было в прозвучавшей фамилии, но монах тут же бросился выполнять поручение. Вернулся он очень быстро.
– Брат Франциско хочет встретиться с вами, сеньор. Он в саду.
Роберт пошел вслед за монахом через тот самый сад, где ему уже пришлось один раз побывать лет девять назад. Гарри сидел на солнце под фруктовыми деревьями на каком-то странном сооружении, напоминавшем кресло на колесиках. Они обменялись рукопожатиями, но не расцеловались, как испанцы – оба оставались англичанами. Монах, который проводил Роберта, принялся поправлять подушки под огромной головой карлика, но делал это так медленно – его брало любопытство, что Гарри вынужден был отправить его нетерпеливым жестом руки.
– Все в порядке, мне удобно, благодарю тебя. Оставь нас, брат, мне нужно побеседовать с идальго.
– Вот так, Гарри, – сказал Роберт, когда они остались одни.
– Так, мистер Роберт. – Наступила тишина, пока ее не нарушил Гарри. – Я рад видеть вас, сэр. Я молился о вас каждый день.
Карлик рассматривал его и Роберт был уверен, что этот Гарри Хоукинс читал его мысли и знал все его страдания на протяжении этих шести лет. Знал он и то, кто способствовал тому, чтобы он, Роберт, вышел из того жуткого состояния, в которое сам себя и загнал.
– Пути Господни всегда приводят к высшему добру, – пророчески произнес брат Франциско.
Роберт уже открыл рот, чтобы что-то сказать наперекор этим теологическим размышлениям вслух, но слова замерли у него на языке. Что-то поражало его в странном человечке, который когда-то был Гарри Хоукинс, а теперь братом Франциско. Он стал не от мира сего.
– Гарри, можно мне к тебе обращаться по-старому. Мне трудно привыкнуть к твоему новому имени.
– Конечно, можете, мистер Роберт. Садитесь на скамеечку вот туда. А я подъеду к вам поближе. – Он произвел какие-то манипуляции с колесиками тележки и легко перекатился на ней через протоптанную дорожку. – Умная машинка, не так ли? – показал он на нее рукой. – Один из братьев, который был в миру плотником, смастерил ее для меня, когда после лихорадки у меня отнялись ноги.
– Несколько лет назад мне сказали, что ты заболел. Об этом мне сообщила донья Мария… – Роберт прикусил язык.
Он не был готов к тому, чтобы поведать Хоукинсу о ее визите во дворец в период бытия его ходячим трупом и о принесенном ею письме от Гарри.
– Она приходила сюда ко мне и разговаривала со мной после того, как встретилась с вами. И я стал еще усерднее молиться за вас. Примерно тогда мне и отказали ноги.
– А что у тебя за болезнь, Гарри?
– Лихорадка, которая то приходит, то уходит и сильный кашель. Но сегодня он меня так не мучает. Что-то там с моими легкими не в порядке, так мне сказал брат-лекарь. Не о чем беспокоиться, сэр. Когда Бог возжелает призвать меня, значит, так оно и будет.
– Я думал, что мое время пришло уже несколько лет назад, – сказал Роберт. – Хотя, может быть, это и не так…
– Нет. Я всегда знал, что вы еще не выполнили своего предназначения. Вот поэтому я и молился так усердно, чтобы Господь Бог предоставил вам еще один шанс.
– Шанс для чего, Гарри?
Карлик помрачнел.
– Мистер Роберт, я знаю, что есть что-то такое, чего вы не можете не сделать, это очень важная вещь, я уверен. Это касается дома Мендозы. Но большего я вам сказать не могу.
– Гарри, ты – ясновидящий? Что-то вроде предсказателя?
– Боже меня упаси, мистер Роберт. Предсказание судьбы – тяжкий грех. У меня это по-другому. Если очень внимательно прислушиваюсь, то иногда слышу, что Господь Бог или Матерь Божья мне рассказывают.
– Понимаю. Хотя нет, не понимаю. Это выше моего сознания, Гарри. Ты ведь меня слишком хорошо знаешь.
– Да, мистер Роберт, я вас знаю. Скажите, мистер Роберт, что Вас привело сегодня ко мне?
– Я проезжал мимо и подумал, что… – Быстро произнес эти слова Роберт и замолчал. Все это было неправдой. – У меня вдруг появилось непреодолимое желание тебя видеть, Гарри. Что-то такое, чему я так просто не мог сказать «нет». Мы ехали в Кордову, возвращались из Хереса, и мне это внезапно пришло в голову. Где-то на дороге, примерно в получасе езды отсюда. Я подумал, может отложить этот визит, но мы проехали еще немного и вдруг я увидел на холме монастырь. Вот я и здесь.
Гарри улыбнулся.
– Пути Господни неисповедимы, как я уже говорил вам сегодня. – Налетел легкий бриз, возвещавший конец дня, Гарри плотнее укутал ноги пледом и расправил его на коленях. – Мистер Роберт, вы нашли тот камень? Тот, что в комнате со знаком на стене?
– Да. Так это ты перевел с древнееврейского?
– Не совсем так. Дон Доминго обнаружил это послание. Он мне всегда говорил, что это было чистой случайностью, но мне кажется, он откопал в фамильных записях какое-то упоминание об этом. Он вполне это мог, так как часто их перечитывал. Для чего тогда ему понадобилось взламывать пол? Короче говоря, он разыскал меня, дал мне взглянуть на эту писанину и спросил, не мог ли я ее перевести. Я же появился на свет на Кричард Лэйн и он полагал, что Бенджамин мог научить меня древнееврейскому.
– Насколько мне известно, мой отец был последним из Мендоза, который умел читать по-древнееврейски, – сказал Роберт. – Я не могу, да и Лиам тоже.
Роберт следил, не попадется ли Гарри на удочку намека о родстве, но тот не попался.
– Я знаю это. Я сказал дону Доминго, что сам не могу, но знаю одного человека, который может это перевести. А также то, что он внушает доверие и можно было не опасаться, что дело дойдет до инквизиции. Я сделал копии этих записей и показал их брату Илие. Не очень многие в Испании знают древнееврейский, но брат Илия был очень образованным. Но перевод нам не помог. Никаких сокровищ мы не обнаружили. Да у нас и не было таких намерений. Тогда дон Доминго и я просто-напросто выбили испанский перевод на том же камне, только расположили надпись ниже и снова поставили камень на прежнее место. Потом, когда с Вами все это случилось, мне показалось, что вы можете пожелать заняться розыском этих сокровищ, и я решил вам написать.
– Что ты имел в виду, упоминая «пути древних», которые якобы смогут помочь дому? – спросил его Роберт.
– Я не могу с уверенностью сказать, сэр. Но ведь написаны были эти слова на древнееврейском. И мистер Бенджамин и вы сами… – он не закончил.
– Ты же не испытываешь ненависти по отношению к евреям? – негромко спросил Роберт. – Так вот, если это так, ты – единственный католик, который такого чувства не испытывает.
– Мне о других ничего не известно, сэр. Но я не могу возненавидеть то, во что верили мистер Бенджамин, вы, мистер Лиам, даже, если считаю это заблуждением.
– Верили… Может быть, это моя беда, Гарри, но мне кажется, что я и не знаю толком, верю ли я во что-то или нет?
– Вы поверите, мистер Роберт, я уверен в этом. Роберт улыбнулся. – Ты считаешь, что твои молитвы рано или поздно превратят меня в католика?
Гарри не принимал его легкомысленного тона.
– Я не могу сказать, что именно они могут сделать для вас, сэр. Только моя задача – молиться, а ваша заниматься другими делами.
– А ты знаешь, какими именно?
– Нет, не знаю.
– Гарри, послушай. Есть один мальчик, очень милый мальчик. Сын Пабло Луиса, который появился на этот свет уже после того, как его бедняга отец отправился на тот свет.
– О, значит у дома есть наследник? – до ушей улыбнулся Гарри.
– Да. При условии, что ему будет, что наследовать. В данный момент это выглядит сомнительно.
– Вы должны найти эти сокровища, сэр, тогда все будет в порядке. Я в этом уверен.
– Да нет никаких сокровищ, Гарри. Нет даже пещеры.
Карлик нахмурился.
– Ах, да. Я тут немного подумал над всем этим. Мне пришло в голову, мистер Роберт, что поискать следовало бы в том месте, где находилась прежняя сокровищница.
– В переходе к этой комнате, где сейчас бюро?
– Нет. В комнате у Патио де ля Реха. Часть дворца была построена гораздо позднее. Меньше века тому назад. До этого на месте юго-восточного крыла был сад. После того, как пристройка была закончена, большая часть сада оказалась ею занятой. А то, что осталось, решили назвать Патио де ла Реха. Этот внутренний дворик обязан своим названием железной двери, закрывавшей маленькую пещерку в скале, которая прежде служила тайником для хранения драгоценностей.
– Я не знаю, – с сомнением в голосе проговорил Роберт. Он сейчас вспомнил тот патио, который имел в виду Гарри. Маленькую пещерку пещерой не назовешь. – Я абсолютно уверен, что там ничего нет.
Роберт замолчал, потому что карлик внезапно зашелся в кашле.
– Гарри, что с тобой? Тебе плохо? – Роберт постучал его по спине, но он еще долго кашлял, пока приступ не отошел.
– Простите меня, мистер Роберт, – проговорил человечек, когда, наконец, смог говорить. – Трудно мне от кашля удержаться, ничего не могу с собой поделать.
Приступ измотал его, он тяжело дышал.
– Может помочь тебе добраться до кельи? – спросил Роберт.
– Нет необходимости, сэр. Сюда сейчас придет брат-лекарь. Настало время вечерней молитвы, он всегда в это время отвозит меня в церковь.
Роберт увидел, что и правда, к ним направлялся один из монахов. Он был высоким, стройным, таким же когда-то был брат Илия.
– Мне было неприятно узнать, что брат Илия умер, – пробормотал он, обращаясь к карлику.
– Умер? Кто вам это сказал?
– Монах у ворот сказал, что он, дескать… что его больше нет с вами. Я предположил, что… – Роберт замолчал, чувствуя некую неловкость.
Большая голова карлика отчаянно завертелась, выражая решительный протест.
– Он не умер, сэр, он ушел от нас.
– Ушел? Вот уж не думал, что монах имеет право просто взять и уйти. А как же его обет верности?
– Брат Илия – особый случай, сэр. Он… – Хоукинс не договорил, так как брат-лекарь уже подходил к ним. – Вы не хотите пойти к вечерне, мистер Роберт? В нашей церкви есть место для мирян.
– Нет, Гарри, я не пойду. Береги себя. Я постараюсь заглянуть к тебе, если доведется быть в этих местах.
Гарри узнал об этом позже, едва пробило восемь. Монахи заканчивали вечернее богослужение и «Сальва Регина» еще отдавалась на хорах монастырской церкви. Святой брат Франциско, сидевший в своей коляске вдруг замер и обращенная к Иисусу Христу латынь застыла на его губах. Нечто ужасное произошло во дворце Мендоза. Дева Мария, взывал Гарри, защити моего брата и наш дом.
17
У главного входа Роберта встречала Анхелина. Он сразу же догадался; во дворце что-то случилось. Ее волосы были в беспорядке, по щекам текли слезы.
– Что произошло? – спросил он.
– Они ушли, идальго. Гитанита и ее сын, они оба пропали.
– Как они могли уйти? Что ты говоришь? – Роберт пытался побороть надвигающийся на него ужас и справится с тошнотворным страхом, который его охватил.
Нити, связывающие его с действительностью, были еще такими слабыми, что свалиться в пропасть ему ничего не стоило. И если Софья надумала его оставить, то он полетит туда и уже никогда из нее не выберется. Стоп, хватит об этом. Надо выслушать Анхелину и узнать, наконец, в чем дело.
– Три дня назад, вечером, мальчик куда-то пропал. – Анхелина держала в руках черную шелковую косынку, постоянно ее теребила своими огрубевшими руками и раскачивалась сама в отчаянии, как маятник.
Роберт запустил пальцы в волосы, потряс головой.
– Анхелина, ты говоришь, что Рафаль куда-то убежал?
– Мама моя! Да нет же, идальго, его забрали.
– Кто забрал? Боже правый, женщина, да у тебя ум за разум заходит! Где донья Софья?
– Я же говорю, – продолжала голосить она. – Гитанита ушла. Сначала она, как безумная, носилась по всему дворцу, плакала, звала его. А потом, ой идальго! Она вдруг перестала плакать, вся аж одеревенела, как мертвая, я даже испугалась. Потом пошла к себе наверх, побыла там и опять спустилась вниз. Идальго, это была цыганка! Настоящая цыганка, идальго. Не такая, какой она была, когда пела, а настоящая. Одета как они, волосы как у них. Я ее не признала, вы бы ее не признали, ее собственная мать бы…
– Ясно, Анхелина. Что мне не ясно, так это где она сейчас.
Анхелина снова запричитала.
– Я не знаю. О, Святая Дева, защити нас. Не знаю я, где она и где ребенок не знаю тоже. – Она всхлипывала и вытирала глаза косынкой.
Роберт повернулся и посмотрел на карету, которая все еще стояла в Патио дель Ресибо. Насколько ему было известно, других во дворце не было, как и не было лошадей. Они давно перевелись здесь.
– А что, донья Софья пешком отправилась?
– Нет, дон Роберт, – сквозь слезы бормотала Анхелина. – У одного из садовников она взяла ослика. Боже мой, на ослике по улицам, как какая-то замухрышка. Вся Кордова уже думала, что проклятье с этого дома снято. А теперь они все узнают, что это не так. Дворец Мендоза проклят и все мы, кто здесь служит прокляты, это я виновата, я…
– Хватит реветь. Держи себя в руках, никто нас не проклинал, черт нас возьми. Нас обобрали, ограбили и эти похитители об этом пожалеют.
Теперь он все понял, он знал, что произошло. Софья ушла. Но она ушла не от него. Она его не бросила, а ушла на поиски сына. Цыгане похитили Рафаэля в надежде получить за него выкуп, сорвать большой куш. И она отправилась в Триану за ним. Софья одна, против целой цыганской орды – это было безумием. Ей никогда не побороть их без его поддержки. Кровь его забурлила, жажда мести, ярость охватили его, придали силы.
– Теперь скажи мне точно, когда она уехала? В какое время?
Едва взглянув на него Анхелина перестала плакать… Его белые волосы оставались прежними, темно-карие глаза теми же, но лицо, его лицо изменилось. Теперь перед ней стоял смелый, волевой, решительный идальго. Таким она его ни разу не видела, но ей говорили, что он был таким прежде.
– Через час после того, как мы поняли, что мальчика похитили, дон Роберт. Это было в субботу, вечером, часов в девять.
– Три дня назад, через несколько часов после того, как я уехал от Гарри Хоукинса. Думать, думать… Чтобы на осле добраться до Севильи, ей нужно дня четыре, не меньше. Сейчас ее там еще нет. Будь у него хорошая лошадь, он мог бы быть там часов через двадцать, может быть и раньше. Хорошая лошадь… Тех, которые были впряжены в карету, Энрике уже увел в конюшню, да разве это были скакуны? К тому же они устали.
– Анхелина! Отправь Энрике в городские конюшни. Скажи ему, что мне нужен самый резвый конь. – Роберт побежал наверх к себе, отдавая на ходу распоряжения. – И вот еще что, пусть разыщут мое седло с нашими инициалами на луке.
Она некоторое время стояла и смотрела на него, словно завороженная его энергией и изменившимся внешним видом, затем развернулась, как линейный корабль под всеми парусами, готовый дать залп из всех орудий.
– Да, идальго, сию минуту. Все будет сделано, как вы приказали.
Роберт мчался к себе в комнату едва касаясь ногами пола. Он давно не брал их в руки, но знал, что из комнаты они никуда не могли деться – два пистолета лежали на своих местах.
Стайка чумазых оборванных ребятишек играла на открытой поляне между холмов, где цыгане иногда отмечали свои праздники. Дети едва взглянули на проходившую мимо них Софью. С черными распушенными волосами и золотыми серьгами в ушах, в домотканной блузе и юбке, с накинутой на плечи шалью она ничем не отличалась от постоянных обитательниц Трианы. Софья присмотрелась к детишкам, но Рафаэля среди них не было. Впрочем, она и не ожидала увидеть его с ними, уж очень легкомысленно было бы так поступить похитителям. Опустив голову, она вошла в пещеру табора Зокали.
Софья успела забыть, каким узким и низким был этот вход в пещеру, а сколько в нем было копоти от множества костров и очагов!.. С трудом она добралась туда, где проход расширялся, образуя большое помещение служившее комнатой.
Спиной к входу, за ветхим столом о трех ногах сидела какая-то женщина. Она раскладывала карты. Ее вполне можно было бы принять за Фанту, но это была Терезита – жена Зокали. Софья узнала ее по характерному изгибу плечей. В углу кормила ребенка еще одна цыганка, помоложе. Она подняла глаза на Софью, на ее лице на мгновение отразилось удивление. Она тут же опустила глаза и ничего не сказала. Звали ее Инмакулада, Софья хорошо помнила ее – они выросли вместе и друг к другу относились хорошо. Глаза Софьи искали Зокали, но его не было видно. Софья увидела Хоселито, но ни он, ни с полдюжины остальных цыган ее не заметили, кроме кормящей матери – Инмакулады.
– Да будет благословлен костер, – поздоровалась Софья. Все дружно повернулись в ее сторону и стали ее разглядывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50