– Я выйду с вами, донья Софья, – Энрике не хотел отпускать ее одну. – Мы можем оставить экипаж здесь.
– Нет, нет, ты должен остаться с лошадьми. Подожди меня в этом месте, нам не следует вдвоем попадаться на глаза, Энрике.
Он было заспорил, но она не стала его слушать и пошла через площадь, закутавшись в плащ, словно на дворе стояло не лето, а глубокая зима. Она шла, опустив голову, на которую был надвинут капюшон.
Никто не обращал на нее внимания. У открытой узкой двери группа сильно испуганных мужчин быстро выполняла какую-то работу. Вместе со странными фигурами, облаченными в темное, как догадалась Софья, это были монахини, они складывали на повозку завернутые в рогожу трупы. Лица монахинь закрывали толстые черные покрывала, позволявшие им видеть только то, что находилось перед ними. Софья мимо них проскользнула незамеченной.
Улицы городка были пусты. Жители, охваченные ужасом, не покидали своих домов, ставни и окна которых были наглухо закрыты, а занавески задернуты, дабы не позволить дьявольским испарениям проникнуть внутрь жилища. Она бежала по Калле де Глория, потом оказалась в путанице узких аллей позади дворца Дольфинов. Я иду, ангел мой, про себя повторяла она. Я иду, Рафаэль. Дверь дома, где уже несколько лет она скрывала от глаз людских своего сына и Розу, была на замке, Софья выхватила свой огромный ключ, который чудом не обронила в этой спешке. Ей удалось войти в дом и, повинуясь привычке, она закрыла за собой дверь на тяжелый засов. Ее глаза стали обшаривать патио в поисках Рафаэля.
Тем временем к дверям, в которые только что вошла Софья, приблизилась какая-то фигура. Короткая, квадратная, она отбрасывала уродливую тень на стену дома. Мощной рукой человек подергал дверь и, убедившись, что она заперта, выругался. Опять улизнула! Он отступил в тень и продолжил свои наблюдения, которые длились уже не один день.
– Рафаэль! Роза! Где вы? – Софья металась из комнаты в комнату.
Все они выходили на центральный патио и, обежав их и не найдя там никого, она выбежала на залитый солнцем внутренний дворик и остановилась в нерешительности, затем вновь продолжила поиски.
– Я здесь, я приехала сразу же, как узнала про это… Я заберу вас отсюда. Рафаэль! Отзовись! Где ты! Это твоя мама!
Вокруг стояла тишина. Ее нарушал лишь шелест листьев пальм, задеваемых подолом ее платья.
Но нет, было и еще что-то, какой-то едва различимый не то вздох, не то стон. Определить откуда он шел, Софья не могла. Ей казалось, что откуда-то снизу. Может кошка? Нет, нет, – это был ребенок, ее Рафаэль.
– Рафаэль! – Она позвала еще раз и еще, потом прислушалась.
Ни единого звука, лишь бешеный стук ее сердца, затем опять лепет. Наконец Софья поняла, что этот звук доносится из кухни, но ведь там никого не было? Она направилась туда. Очаг погас, прикоснувшись к его решетке; Софья поняла, что огонь в нем не разжигали уже давно. Она ощутила запах дыма, но до нее не сразу дошло, что этот смрад – не от очага, а с улицы: там, за городской стеной, жгли трупы.
– Рафаэль, – снова позвала она сына. – Где ты?
Если он слышит ее, то не испугается и поймет, что она не ушла.
– Это мама, дорогой мой. Где ты?
На сей раз бормотание слышалось отчетливее. Она стала озираться по сторонам, как дикий зверь, предпринимая отчаянные попытки определить, откуда идут эти звуки, и вдруг, при виде узенькой двери ее осенило. Около очага имелась маленькая дверь, ведущая в винный погреб. Он там. Дверь закрывало стоящее перед ней кресло, поэтому она сразу ее не приметила. Софья отшвырнула кресло и рванула дверь на себя. Она была заперта изнутри. Софья, опустившись на колени, прильнула глазом к замочной скважине, но ничего не увидела, кроме темноты. Она вспомнила, что лестница в погреб была довольно крутой. Однажды ей приходилось спускаться в кладовую, где кроме вина, находились запасы пищи, и Софья помнила, как там сыро и холодно. Боже, но почему Рафаэль заперт в этом погребе? А где Роза?
– Рафи, – тихо позвала она его в замочную скважину. – Это твоя мама, миленький мой. Я не могу войти, дверь заперта с твоей стороны. Тебе нужно подняться по лестнице и открыть ее. Ты слышишь меня, Рафи?
– Да, мамочка.
Эти два слова наполнили ее неописуемой радостью – значит он жив!
– Взберись по лестнице, дорогой мой, открой дверь. Ты ведь уже большой и сильный мальчик, ты сможешь отодвинуть засов.
Послышались его шаги, сначала неуверенные, но потом она услышала, как он стал старательно подыматься по лестнице вверх. Их разделяла лишь дверь, и Софья могла слышать, как он дышит и сопит, пытаясь отодвинуть тяжелую задвижку. Наконец он одолел ее и дверь открылась. Софья схватила сына в объятья и долго не выпускала его.
– Рафи, Рафи, Слава Богу ты жив! Дай мне на тебя посмотреть.
Софья нежно убрала с его лба прядку черных волос и стала тревожно всматриваться в его лицо, боясь обнаружить на нем предательские прыщики. Но лицо, к счастью, было чистым. Она схватила его руки и принялась осматривать и их. На них тоже ничего не было. Софья задрала его рубашонку, мимолетно отметив, что она грязная, и внимательно осмотрела его спину и грудь. Нежная кожа ребенка не выказывала каких-либо признаков оспы. В радостном порыве она прижала сына к себе, и у нее от облегчения даже закружилась голова.
– Мы прятались там, – рассказывал он, обхватив ее шею своими ручонками. – Мамочка, как от тебя вкусно пахнет. А в подвале невкусный запах. Там мы с Розой прятались от этой страшной болезни, чтобы она к нам не пролезла. Потом Роза заснула и не хотела просыпаться. Я ее будил-будил, а она все равно спит, звал ее, звал, а она не слышит. Мама, я есть хочу, – объявил он. – Я давно ничего не ел.
Софья усадила его за стол, не обращая внимания на слой пыли, осевшей на нем за эти дни. В шкафу ей удалось отыскать кусок сыра, затвердевшего, но без плесени.
– Вот, кушай, миленький мой. Скоро мы еще поедим, а пока ешь это.
Она смотрела, как мальчик вгрызался в крепкий сыр. Месяц назад у него выпал передний зуб, теперь на его месте был новый, настоящий, красивый зубик. Красивый, как и он сам. Маленький крепыш с темными кучерявыми волосиками и коричневатыми глазами Мендозы. И, Хвала Богу, у него не было никакой оспы.
– Послушай меня, ангелочек мой. Останешься здесь и никуда не ходи. Я скоро приду.
– Куда ты пойдешь?
– Вниз, в подвал. Мне нужно увидеть Розу, хороший мой. Потом мы поедем.
На столе в скособоченном подсвечнике торчал огарок свечи. Софья осмотрелась кругом, пытаясь найти кремень и трут, чтобы высечь искру и зажечь свечу. Она не знала, где находятся эти нехитрые приспособления, потому что ни разу за эти годы хозяйственными делами в этом доме не занималась.
Наконец Софья нашла то, что искала. Высекая искру, она старалась унять дрожь в руках. После долгих попыток от высеченной искры затлел трут, которым она подожгла серную спичку и поднесла ее к свече. В воздухе резко запахло серой. Свеча разгорелась и Софья затушила спичку.
– Помни, никуда отсюда не уходи. Я сейчас вернусь.
Спускаться по лестнице в погреб можно было только согнувшись в три погибели. И даже спустившись вниз, Софья не смогла выпрямиться во весь рост. Она подняла, чтобы лучше видеть, свечу над головой и осмотрелась. В мерцавшем свете блестели влагой сырые стены. Труп лежал в самом дальнем от нее углу.
То, что это был труп, она сразу поняла – живые люди не могут лежать в такой позе. Но надо было подойти поближе и рассмотреть ее, в конце концов, эта женщина верой и правдой служила ей много лет и любила Рафаэля не меньше, чем она сама.
«Плохо пахло» в подвале из-за трупа. Запах исходил от тела, но это было не тление, а характерный запах болезни. Несмотря на то, что Роза умерла довольно давно, ее разложение еще не началось. Видимо, холод подвала замедлил этот распад. Софья, подойдя поближе к телу Розы, осветила его свечой. Она лежала лицом к стене в своем неизменном темном платье, которое скрывало ее от головы до пят. Тихая, скромная женщина, Роза так и умерла, тихо и незаметно. Софья притронулась к трупу и осторожно попыталась повернуть ей голову. Но тело так окоченело, что это ей сделать не удалось. Нужно было повернуть Розу на спину. Софья раздумывала, как ей поступить. Нет, она должна сделать это. Софья не могла просто так, бросить все и уехать. Приложив массу усилий, она перевернула тело и оно с глухим, загробным стуком опрокинулось навзничь и Софья, не успев поднести свечу к лицу Розы, в ужасе вскрикнула и отпрянула от трупа. Опухшее до неузнаваемости лицо женщины в темноте выглядело, как какая-то страшная восковая маска, мало напоминающая лицо человека. Оправившись от ужаса, Софья поднесла все-таки свечу к лицу Розы. Оно было покрыто множеством расчесанных до крови гнойников, выступившая кровь запеклась и застыла на этом подобии лица, как экскременты.
– Мамочка, – наверху стоял Рафаэль и звал ее. – Мамочка, пожалуйста, иди ко мне. Я не хочу быть один…
И он уже начал спускаться вниз по лестнице.
– Нет, нет, не ходи сюда, я сейчас приду. – Софья поднялась на ступеньки лестницы и стала выталкивать мальчика из подвала.
– А Роза когда проснется? – спросил Рафаэль.
– Она не проснется, – сказала Софья плотно закрывая за собой дверь. – Ее забрал к себе Бог.
Мальчик хотел ее что-то еще спросить.
Тсс, Рафи, не сейчас. Мы потом с тобой поговорим. Я должна тебя отсюда увести.
Она взяла его на руки и выбежала с ним из кухни в патио. Ей пришлось малыша вновь опустить вниз для того, чтобы отодвинуть тяжелый железный засов на двери, которая выходила на одну из улиц города. Наконец дверь открылась и Софья, подхватив малыша, побежала, не потрудившись даже закрыть за собой дверь. Рафаэль – это было все, зачем она примчалась в Касерес. Он сидел на ее руках, а там… Пусть хоть сам дьявол забирает все, что оставалось в этом опасном месте.
Она города не знала и шла по нему наугад. Ворота на Плаза де Соккоро уже закрыты, но там будет стоять охрана и ее можно подкупить, как она охмурила своей внешностью и известностью двух солдат охраны у ворот Сан Антонио, не смогут и эти устоять перед Гитанитой – воплощением борьбы за свободу против наполеоновского ига.
Она скорее почувствовала, чем увидела метнувшуюся к ней фигуру: блестевшую на солнце лысину, сверкнувшую серьгу в виде свернувшейся кольцом змейки и смертельный блеск ножа в его руке. Она, не помня себя, закричала и что было силы прижала к себе сына, когда Пако своей лапищей стал тянуть его к себе. Ее дорожные сапожки были из прочной кожи, она в отчаянии ударила его ногой, целясь в пах, но промахнулась.
Схватка шла в полном молчании. Софья следила за ножом в руке Пако и, изворачиваясь, успевала прикрывать своего сына всеми частями тела, она готова была броситься на нож своего ненавистного мужа сама, но уберечь Рафаэля. Но цыган неожиданно отбросил нож в сторону и обоими руками стал у нее вырывать ребенка. Софья не отпускала сына, она вцепилась в него мертвой хваткой и держала его так, как самка держит своего детеныша, спасая его от смертельной опасности. Все произошло так быстро, что мальчик не успел испугаться. Но теперь он начал кричать: «Мама! Мама!», и своими ручонками крепко держался за ее шею. Софья еще раз попыталась ударить Пако в низ живота и опять неудачно. Рассвирепевший Пако схватил мальчика за пояс штанишек и, потянув его к себе, почти вырвал его из рук Софьи, но полотняные штанишки с треском разлетелись, и цыган остался стоять с обрывками материи в руках. Он выругался и снова набросился на них.
– Сеньора, что происходит? – К ним бежал мужчина в коричневом одеянии францисканского ордена, это был пастор. – Эй, цыган! Оставь их!
Пако обернулся. Затем снова посмотрел на Софью и мальчика и вновь обернулся к пастору. Францисканец был уже близко и злодей не выдержал и бросился от них бежать.
Софья обессиленно прислонилась к стене. Она тяжело дышала, ее руки все еще сжимали Рафаэля, судорожно всхлипывающего от пережитого страха. Пастор подбежал к ним.
– С вами все в порядке? Кто это был, что ему было нужно от вас?
Софья не пыталась отвечать на его вопросы.
– Спасибо, падре. Вы нас спасли.
Он присмотрелся к ней. Ее капюшон свалился на спину, открыв распустившиеся волосы. Конечно, он узнал ее.
– Гитанита, ведь это вы, если я не ошибаюсь?
Софья кивнула.
– Что вы делаете в Касересе? – он не ждал ответов. – Неважно, потом расскажете. Дайте мне ребенка.
Она не отпускала Рафаэля. Она не могла его отдать сейчас никому, даже этому благообразному незнакомцу.
– Все в порядке, не бойтесь, – успокоил он ее. – Меня зовут отец Альфонсо. Дайте вашего ребенка мне и пойдемте за мной. Вам обоим необходим уход и ночлег. Я знаю безопасное место.
Не без колебаний, но Софья отдала ему Рафаэля, просто ничего пока делать не оставалось.
Она не знала этого города. Ей, конечно, не раз приходилось приезжать в Касерес, но это было, как правило, ночью и те один или два дня, которые она проводила вместе с Рафаэлем и Розой, она безвылазно сидела дома.
И уезжала она обычно вечером. Поэтому она не имела ни малейшего представления о том, куда вел их сейчас отец Альфонсо. Они шли по каким-то бесконечным аллеям, пока, наконец, не вышли на площадь перед церковью. Миновав ее, повернули направо и вошли в другую аллею и, поплутав еще по городу, остановились у двери в каменной стене. Отец Альфонсо открыл дверь и пригласил ее войти.
– Входите, Гитанита. Все будет хорошо, я вам обещаю, – он отошел в сторону, давая ей пройти.
Она стояла в помещении, напоминавшем кабинет. Небольшая квадратная комната, на одной стене висело распятие, посредине ее стоял небольшой стол и два кресла, кругом книжные полки, уставленные множеством книг. Софья протянула руки, и пастор отдал ей ребенка. Она обессилено опустилась в одно из стоявших кресел, прижимая к себе Рафаэля. Мальчик перестал всхлипывать, но вцепился в нее так, что никакой силой на свете невозможно было отнять его от матери.
Отец Альфонсо, как бы раздумывая, смотрел на нее с сыном, потом, не говоря ни слова, вышел из комнаты, но не через ту дверь, в которую они вошли, а через другую. Вскоре он вернулся вместе с монахиней в черном одеянии. В руках у нее был поднос, на котором стояли два стакана и блюдо с печеньем и пирожными.
При виде монахини Софья открыла рот в изумлении.
– Где мы находимся? – обеспокоенно спросила она отца Альфонсо.
– Это Каза де лос Инфермос – ответил пастор. – Но не пугайтесь. Я ведь говорил вам, что это безопасное место, так оно и есть.
– Как оно может быть безопасным местом? Никто не покидает его живым. А эта женщина из тех, кто по улицам собирает трупы.
– Можно назвать все это и так. Большинство людей так и поступает. А друг друга эти женщины называют Сестры Надежды. Она не может с вами говорить – все сестры приняли обет молчания. Поешьте, сеньорита, и ребенку дайте. Сладкое вам сейчас полезно. Сахар придает силы.
Он взял стакан с подноса у стоявшей рядом монахини.
– Вот, пожалуйста, – предложил он Софье. – Не надо бояться. Кроме того, что я пастор, я еще и доктор.
Софья взяла стакан и попробовала его содержимое. По вкусу она определила, что это сладкий шоколадный напиток, который стали пить в Испании с тех пор, как в Испанской Америке обнаружили плоды какао.
– Вот Рафи, попробуй, это вкусно. – Она поднесла стакан мальчику ко рту, он немного отпил и отстранил рукой стакан. – Не хочешь? Но ты же говорил, что хочешь кушать? Здесь еще печенье есть.
– Мне уже не хочется есть, у меня горло болит.
– Горло болит потому, что ты кричал. Выпей еще, тебе станет легче. – Мальчик только покачал головой. – У меня все болит, мамочка, не только горло.
Отец Альфонсо подошел ближе.
– Дайте мне взглянуть на него, сеньорита.
Софья прижала мальчика к себе.
– Нет, я понимаю, что вы подумали, но у него нет оспы. Я везде проверила. На нем нет прыщей.
– Они сейчас и не появятся, еще рано, – тихо произнес пастор. – Пожалуйста, Гитанита, я хочу помочь вам, разрешите.
Она отдала ему сына и наблюдала за тем, как он внимательно осматривал всего мальчика. Безмолвная монахиня не уходила, и отец Альфонсо обратился к ней: «Первая стадия. У него жар, он будет усиливаться. Возьми его, ты знаешь, что нужно делать».
Рафаэль, на руках у этой тети в черном заплакал, он боялся ее. Софья вскочила.
– Нет! Она возится с трупами! Она заразная!
Францисканец загородил монахиню и Рафаэля.
– Сеньорита, послушайте меня. На сестрах никакой заразы нет и быть не может. А вот ваш ребенок уже заразился. У него оспа. Поймите и смиритесь с этим. Мы в силах что-то сделать, пока болезнь в легкой форме. Вам же остается только молиться и ждать.
Софья опустилась в кресло, у нее из глаз хлынули слезы. На ее глазах монахиня уносила от нее мальчика. Она слышала, как он плакал. Она не могла ему ничем помочь и это было тяжелее всего.
Альфонсо куда-то вышел, затем вернулся и подал ей небольшой стаканчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50