Оказавшись на заполненной людьми улице, она пошла до отеля пешком, надеясь, что это избавит ее от клаустрофобии. Но от шума, толпы, потока транспорта и похожих на щепки зданий, опасно вздымающихся к невидимым небесам, Виктории стало только хуже, и она остановила такси. Дверца открылась, и Виктория опустилась на заднее сиденье.– Отель «Хайят Токио», – тихо проговорила она.В номере оказалось еще хуже. Гостиничные номера в Токио были печально известны своими маленькими размерами, и обычно Виктория заказывала небольшой сьют во «Временах года», несмотря на дополнительные расходы. Но в этот раз, словно наказывая себя, она взяла маленький, стандартный номер в «Хайяте», с жесткой двуспальной кроватью (японцы совсем иначе понимают комфорт), едва помещавшейся в узкой комнате. Виктория прошла в ванную (еще одно крошечное помещение размером с кладовку в Нью-Йорке), намочила в холодной воде полотенце и приложила к лицу. Грубая ткань совсем не впитывала воду. Виктория отняла полотенце от лица и, глядя на него, расплакалась.Так всегда, подумала она. Похоже, с самого начала карьеры она постоянно плачет, а потом возвращается к работе. Работа, слезы, работа, слезы, работа, слезы.Всхлипывая, Виктория вернулась в комнату и села на жесткую постель. Многих, вероятно, поразило бы, если бы они узнали, сколько Виктория плачет. На людях она была сдержанна, оживленна, оптимистична, всегда верила, что все будет хорошо и впереди новые перспективы. Никто никогда не видел слез Виктории (когда помощницы заставали ее с опухшим лицом, она всегда делала вид, что все в порядке), но, оставшись одна, она давала выход эмоциям…Она легла на кровать и уставилась в потолок высотой едва в семь футов. Хорошо бы позвонить кому-нибудь – Нико, или Венди, или другу, или любовнику, которых у нее сейчас не было, или даже мужчине по вызову… кому угодно, кто выслушал бы рассказ о ее беде и заверил бы, что она чудесная, позволив ей почувствовать себя лучше… Но позвонить было некому. Виктория поняла: придется справляться со всем самой, как и прежде.В тот день Виктория не позвонила Икито. Сделав это следующим утром, она улетела в Лос-Анджелес. Виктория сказала японцу: чтобы принять решение, ей нужно несколько дней поразмыслить, но затем, так и не приняв его, сосредоточилась на том, что происходило в магазинах Лос-Анджелеса, Далласа, Майами и Чикаго, где продавались ее вещи. И везде получала один ответ: ее весенняя линия «интересна». Но ведь она подготовила для магазинов и другие модели, в традиционном стиле, не так ли? Нет, не подготовила. А какая реакция в Нью-Йорке? А «Бергдорф» берет ее коллекцию?Берет, заверила она всех, и «Барни» берет, однако не упомянула, что они выбрали лишь несколько изделий. Самых консервативных. По словам покупателей, они «выражали оптимизм». Но никому не принесет пользы, если они возьмут изделия, которые в конце концов придется продать с восьмидесятипроцентной скидкой.Проклятие! Виктория в ярости смотрела на телефон, положенный на каминную полку. Что со всеми происходит? Почему они так боятся? Ей было наплевать, кто что говорит. Она знала, что ее весенняя линия – лучшее из того, что она когда-либо создавала в привычном стиле, но более смелая и оригинальная, чем прежние коллекции. Признаться, Виктория ожидала блестящих отзывов, поздравлений, популярности и мечтала, что эта коллекция выведет ее на новый уровень и обеспечит ей место в истории моды. Она хотела, чтобы когда-нибудь люди сказали: «Она была одним из величайших американских модельеров».Ладно, она обойдется без этого, но это не значит, что не нужно пытаться. В том-то и секрет успеха: раз испытав его, ты жаждешь испытывать его снова и снова. А в Нью-Йорке ничто не сравнится с успехом. Тобой восхищаются, тебя любят и слегка побаиваются. Тогда как неудачников…Виктория покачала головой. Ей незачем об этом думать. Никто не приезжает в Нью-Йорк, чтобы провалиться. Приезжают, чтобы добиться успеха. Она уже много раз находилась на грани провала, и каждый раз страх заставлял ее трудиться все больше. Но в прошлом это не имело такого значения – не так много стояло на карте. Теперь же было жизненно важно не потерять себя. Она не может утратить самообладание. Она должна сохранять спокойствие и действовать так, будто ничего не случилось, ей ничуть не обидно и все будет хорошо…Позвонить господину Икито придется. Но что сказать ему?Виктория не позволит, чтобы у нее забрали ее произведение и отдали кому-то переделать, словно она голливудский сценарист. Она не позволит испортить дело; ведь если пройдет слух, что Виктория не сама создала японскую линию, она потеряет заслуженное доверие, добытое с таким трудом. В Нью-Йорке никто не уважает модельеров, позволяющих другим разрабатывать свои модели, это считается обманом, а те, кто обманывает, не настоящие дизайнеры. Есть черта, и она не переступит ее. Это дело чести, а в мире, где во всех профессиях чести осталось очень мало, приходится защищать действительно настоящее и истинное.Потеря заокеанских доходов серьезно осложнит жизнь компании, но с этим придется смириться. Подвернется что-нибудь другое. Икито либо согласится принять ее модели, либо лишится их, и разговор она начнет с этого.Пока Виктория набирала номер, ее взгляд упал на приз Перри Эллиса, горделиво возвышавшийся в центре каминной полки. Увидев награду, она остановилась. Это проклятие, лихорадочно подумала Виктория. Проклятие, которое в конце концов настигло ее. Приз Перри Эллиса – почетнейшая награда в индустрии моды; его присуждают раз в два года самому многообещающему дизайнеру в память о Перри Эллисе, который умер от СПИДа в конце восьмидесятых. Присуждение этого приза способствовало карьере молодого дизайнера, выводя его на авансцену индустрии моды, но поговаривали, будто после получения этой награды несколько модельеров выбыли из бизнеса. Всего одна из нескольких женщин, добившихся приза, Виктория шутила, что на нее проклятие не подействует. Но может, это и не так… И вдруг она увидела, как ее несет вниз, и подумала, что и в следующие два сезона она получит такие же отклики, как и этот. Некоторые магазины отменят заказы, люди перестанут покупать одежду Виктории, и через полтора года она обанкротится и окажется на улице. Ей придется вернуться в родной город одинокой сорокатрехлетней неудачницей…Телефон в руке внезапно зазвонил, Виктория вздрогнула и поспешно нажала на кнопку ответа. Женский голос на том конце она не узнала.– Виктория Форд?– Да, – осторожно ответила Виктория, заподозрив, что это кто-то с телевидения.– Привет, это Эллен из офиса Лайна Беннета. – Эллен умолкла, словно позволяя Виктории осознать, что звонит знаменитый миллиардер Лайн Беннет, и Виктория чуть не рассмеялась. С чего это Лайн Беннет звонит ей? – Я знаю, что это неожиданно, но мистер Беннет спрашивает, не согласитесь ли вы встретиться с ним за коктейлем в следующий четверг в шесть вечера?Теперь Виктория засмеялась. Что это за человек, если назначает свидание через секретаря? Но не следует делать поспешных выводов. Возможно, это не свидание – за минувшие годы она несколько раз встречалась с Лайном Беннетом, и он никогда не обращал на нее внимания.– Извините, но хотелось бы узнать, с какой целью? – спросила она.Эллен, похоже, растерялась, и Виктория посочувствовала ей. Ну и работка.– По-моему, он… хочет познакомиться с вами. Я знаю одно: мистер Беннет попросил меня позвонить вам и договориться о встрече.Виктория задумалась. Богатые мужчины, такие как Лайн Беннет, никогда особенно не интересовали ее, но и она их тоже не привлекала. Слишком независимая и откровенная, Виктория не играла в игры по обхаживанию миллионеров и не верила, что деньги мужчины способны решить проблемы женщины. Но раз Лайн Беннет нашел ее, возможно, он человек другого склада. А в нынешней ситуации ей следует проявить любезность.– Буду рада встретиться с ним, но в следующий четверг я иду на вернисаж в Музее Уитни, – сказала она. – Не знаю, любит ли Лайн Беннет искусство…– О да, – с облегчением выдохнула Эллен. – У него одна из самых богатых коллекций в мире…Виктория улыбнулась, удивляясь, о чем только она думает. Конечно, Лайн Беннет «любит» искусство. Он же миллиардер. А первое, что делают мужчины, разбогатев (после того как назначат свидание супермодели), это облагораживают свою жизнь с помощью культуры и искусства.Повесив трубку, Виктория внезапно ощутила, что ее настроение улучшилось. Она восприняла звонок Лайна Беннета как знак грядущих перемен. Должно произойти что-то новое и интересное – Виктория это чувствовала. Бросив решительный взгляд на телефон, она набрала номер японца. 3 Виктория развернула салфетку и с облегчением обвела взглядом зал ресторана.Пусть ее показ провалился, но как замечательно снова оказаться в Нью-Йорке, где женщины могут быть собой. Где могут прямо сказать: «Я хочу это!» – и никто не примет их за исчадия ада, нарушающие некий священный закон о поведении женщин.В отличие от Японии, с иронией подумала она.«Мисс Виктория, вы не можете отказаться от моего предложения! – заявил Икито. – Вы – женщина и должны слушать то, что говорит мужчина. То, что говорит мужчина, лучше».В конце концов Виктория уступила, согласившись подумать еще день. Что безумно бесило ее.«Дорогая, просто заставляй магазины брать твои модели, – сказал ее приятель Брайан Брамли, позвонивший с утешениями после тех катастрофических рецензий. – Не позволяй им командовать тобой. Это ты должна говорить им, что делать. И точка».Конечно, Брайану легко говорить. Он сам знаменитый дизайнер, но еще он мужчина и голубой. И у него имидж примадонны. Люди боялись Брайана. Тогда как Викторию Форд, видимо, никто ничуть не боялся…Так, она не станет об этом думать. Во всяком случае, сейчас, когда обедает со своими лучшими подругами в ресторане «У Майкла». Несмотря на все взлеты и падения, Виктории никогда не приедалась жизнь в Нью-Йорке и ленч «У Майкла» по-прежнему вызывал у нее трепет. Цены в этом заведении были неприлично высоки, а обстановка напоминала клановую атмосферу школьной столовой, но в тот день, когда перестанете совершать глупости и получать от этого удовольствие, вы превратитесь в ничто. И тогда уже никто не пожелает отвечать на ваши телефонные звонки.Виктория приехала первой и воспользовалась возможностью обозреть сцену. Ресторан «У Майкла» был дорогостоящим заведением для сильных города сего. Некоторые из них так пристрастились к нему, что заходили сюда ежедневно словно в эксклюзивный загородный клуб. Чтобы напомнить людям о своем существовании, следовало пообедать «У Майкла», ибо его официанты, как поговаривали, состояли на содержании у журналистов, публиковавших светские сплетни, сообщая им, кто с кем обедал и о чем беседовал. Самые лучшие столики были пронумерованы от одного до десяти, и, вероятно, потому, что обедала она с Нико О'Нилли и Венди Хили (придерживаясь слишком скромного мнения о своей персоне, Виктория не ставила себя в один ряд с ними), их посадили за столик номер два.На достойном, в нескольких футах от них, расстоянии обособленно стоял столик номер один, самый престижный в ресторане. Его не только считали столиком власть имущих, он был и самым уединенным в зале, поскольку располагался довольно далеко от других, что исключало подслушивание. Сейчас за ним сидели три женщины, которых Виктория мысленно назвала «первыми дамами». Ходили слухи, что они втайне управляют Нью-Йорком. «Первые дамы» не только достигли вершин каждая в своей области, но, прожив здесь по сорок и больше лет, обросли прочными связями со всеми нужными людьми. Одна из них, Сьюзен Эрроу, прославилась, кстати, таким афоризмом: «Каждый когда-то был никем, включая мэра».Сьюзен Эрроу было, пожалуй, под семьдесят, но, глядя на нее, никто не решился бы определить ее истинный возраст. Что-то происходит с преуспевающими женщинами, когда они достигают сорока лет, – время словно обращается вспять, и каким-то образом они умудряются выглядеть лучше и моложе, чем в тридцать. Разумеется, они делали инъекции ботокса, подтяжку век, а иногда и лица, но эффект превосходил обычный результат, достигаемый благодаря скальпелю хирурга. Успех и самореализация – вот отчего на самом деле эти женщины излучали сияние; они светились от полноты жизни. Сьюзен Эрроу победила рак, перенесла две подтяжки лица и, возможно, носила в груди имплантаты, но кого это волновало? Она по-прежнему выглядела сексуальной, и на ней был кремовый кашемировый свитер с V-образным вырезом (обнажавшим неестественно молодую кожу декольте) и кремовые шерстяные брюки. Виктория и Нико всегда говорили, что надеются, им удастся в ее возрасте выглядеть хотя бы наполовину так же хорошо.Рядом со Сьюзен, основательницей и президентом скандально преуспевающей пиар-компании «Эй-ди-эл», сидели Карла Эндрюс, известная тележурналистка, которая вела выпуски новостей, идущих в прайм-тайм, и Маффи Уильямс, самая молодая из трех женщин – ей не было шестидесяти лет. Президент американского филиала многопрофильной корпорации «Би энд си», выпускавшей предметы роскоши, Маффи считалась самой могущественной женщиной в индустрии моды Соединенных Штатов. Однако ее внешность резко контрастировала с мягко звучащим именем «коренной» американки – белой протестантки англосаксонского происхождения. Маффи действительно принадлежала к старой семье (ведущей начало от бостонского семейства Брэмен), но выглядела стопроцентной и неприступной француженкой. Темные волосы она зачесывала назад и закрепляла в небольшой пучок, всегда носила очки от Картье с голубыми тонированными стеклами и в оправе якобы из восемнадцатикаратного золота. Безжалостная деловая женщина, Маффи не терпела глупости и могла создать или погубить карьеру модельера.У Виктории дрогнуло сердце, когда она вошла в ресторан и увидела Маффи, – вовсе не от страха, скорее от восхищения. Она обладала безупречным вкусом и почти недосягаемыми стандартами. Доброе слово из уст Маффи означало для Виктории все, и хотя кое-кто счел бы это ребячеством, Виктория хранила в памяти разнообразные комментарии, за многие годы сделанные Маффи по поводу ее работы. Шесть лет назад, после первого большого показа Виктории в павильонах, Маффи пришла за кулисы, величественно похлопала ее по плечу и прошептала с легким акцентом жительницы Восточного побережья: «Это очень мило, дорогая. Очень, очень мило. У вас есть по-тен-ци-ал».В обычных обстоятельствах Виктория подошла бы к их столику поздороваться, но сейчас решила, что мнение Маффи относительно ее коллекции, вероятно, совпадает с высказываниями критиков. Конечно, Маффи не выразила бы неприятия, но ее молчание красноречивее слов. Иногда лучше не ставить себя в заведомо неловкое положение, поэтому, когда Маффи заметила усаживавшуюся Викторию, та лишь кивнула ей.Однако когда Виктория рассматривала столик «первых дам», Маффи внезапно подняла глаза и перехватила ее пристальный взгляд. Та смущенно улыбнулась, но Маффи как будто не обиделась. Она встала и, положив салфетку на сиденье, направилась к столику номер два.Господи, нервно подумала Виктория. Она не представляла, что показ был настолько плох, что заставил Маффи встать и выразить свое мнение. В мгновение ока Маффи, худая как жердь и облаченная в твид с блестками, оказалась рядом и наклонилась к Виктории.– Дорогая, я хотела вам позвонить, – прошелестела она.Виктория удивленно посмотрела на нее. Раньше Маффи никогда не удостаивала ее телефонным звонком. Но не успела Виктория ответить, как Маффи продолжила:– Я хочу, чтобы вы знали: ваша коллекция великолепна. Критики не ведают, что говорят… столь же часто как верные, они выносят и ошибочные суждения. Продолжайте в том же духе, дорогая, и со временем мир догонит вас.Сообщив свое мнение, Маффи дважды похлопала Викторию по плечу и вернулась за свой столик.Несколько секунд Виктория сидела ошарашенная, пытаясь осмыслить неожиданный комплимент, а затем ее переполнило ощущение счастья. Подобные моменты редки, и что бы ни случилось в дальнейшем, Виктория знала: она будет хранить в памяти слова Маффи как редкую фамильную драгоценность, время от времени возвращаясь к ним и вспоминая их в трудную минуту.От дверей распространился поток энергии – появилась Нико О'Нилли. Пролетев мимо метрдотеля, Нико направилась прямиком к столику, и ее лицо просияло, когда она увидела Викторию. Нико почти всегда была сдержанной и часто холодной, но только не с друзьями.– Как Япония? – спросила она, обнимая подругу.– Ужасно, – ответила Виктория. – Но Маффи Уильямс сейчас сказала мне; что считает мою коллекцию великолепной. На этих словах я продержусь следующие три года.Нико улыбнулась:– Тебе не придется, Вик. Ты – талант.– О, Ник…– Я серьезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45