– Лайн обнял ее за плечи. – Мне нравится думать об этом вот в каком ключе, – продолжал он, небрежно забирая у Виктории очки и надевая их, – не каждый день теряешь двадцать пять миллионов долларов. То есть многие ли могут похвастаться подобной неудачей? 14 Наклонившись, Нико О'Нилли пристально вглядывалась в увеличительное зеркало: разделив волосы на пробор, она искала седые. Корни отросли миллиметра на три, и у самой кожи, среди более темных волос естественного цвета, вызывающе пробивались яркие и серебристые, поблескивавшие, как елочная мишура. Отличаясь от других и по структуре, эти волосы стояли торчком и слегка курчавились. Даже мощный фен уже не в силах был укротить их. Отрастая, они сопротивлялись краске, а когда Нико разобрала волосы на пряди, то обнаружила волосы, напоминавшие по цвету потускневшее серебро. Ее мать расплакалась, когда в тридцать восемь лет нашла первые седые волосы, и Нико помнила, как пришла в тот день домой и застала ее в слезах – она смотрела на выдернутые седые волосы.– Я старая, ста-а-арая, – всхлипывала мать.– Что это значит, мама?– Это значит, что папа больше не будет меня любить.Тогда, в свои пятнадцать лет, Нико сочла эту мысль смехотворной.«Я никогда не опущусь до такого, – решила она. – Никогда не попаду в такое положение».Со вздохом отойдя от зеркала, Нико вымыла руки. Несмотря на все усилия, она чувствовала себя словно постаревшей за минувшие полгода. Нико понимала: совсем этот процесс не остановить, когда-нибудь ее волосы поседеют и наступит менопауза. Но в последнее время все чаще спрашивала себя, на что она будет похожа, если отказаться от разнообразных инъекций, косметики и краски для волос. Теперь ей иногда явственно представлялось, что под привычными косметическими ухищрениями скрывается старая карга, не рассыпающаяся лишь благодаря клею и краске.Овца в шкуре ягненка.С другой стороны, овцы гораздо интереснее ягнят, хотя бы уже потому, что прожили долго и только после этого стали овцами. Ягнят съедают, овец – нет.И на этой слегка ободряющей ноте Нико спустилась вниз.Сеймур сидел в утренней столовой, изучая брошюры по недвижимости, посвященные дорогим особнякам в Уэст-Виллидже.– Тебе действительно нужен дом побольше? – спросила она.– Да. – Сеймур сделал пометку в одной из брошюр. – Сейчас недвижимость на Манхэттене – самое лучшее вложение средств. Если мы купим особняк за пять миллионов долларов и отремонтируем его, через десять лет он будет стоить пятнадцать. – Он поднял глаза. – Ты завтракала?– Да.– Лгунья, – заметил Сеймур.– Яйцо я съела, честно. Если сомневаешься, проверь тарелки в посудомоечной машине.– Не пойдет. – Откинувшись на стуле, Сеймур с обожанием смотрел на жену. – Даже если ты ела, то не оставила на тарелке ни следа.– Я ела, мой дорогой. Даю честное слово. – Через плечо Сеймура Нико заглянула в брошюру. – Нашел что-нибудь интересное?– На Западной Одиннадцатой улице есть особняк, сорок футов по фасаду, в плохом состоянии. Его владелец музыкант – соло-гитарист в какой-то группе хэви-метал. Пять этажей, площадь более восьми тысяч квадратных футов.– Нужно ли нам столько места?– Думаю, нам следует купить еще один дом и в другом месте, в Аспене, например.«С чего это он увлекся покупкой домов? – подумала, садясь, Нико. – Скука одолевает?»– Ты ведь не завтракала, сознайся?Нико покачала головой. Сеймур встал.– Тогда я сварю тебе яйцо, – предложил он. Нико коснулась его руки.– Только не всмятку, – прошептала она. – Меня от них тошнит.– Поэтому ты последние дни не завтракаешь? – спросил он. – Может, тогда что-то другое?– Хорошо, – согласилась Нико. Вот теперь она лгала.– Ну, тогда глазунью. И тост. Или от тостов тебя тоже тошнит?– Немного, – призналась Нико. – Просто, – с неожиданным пылом проговорила она, – наша жизнь настолько регламентирована…– Да? – удивился Сеймур. – А по-моему, ничуть. С нами постоянно происходит что-то новое. У тебя новая работа, а скоро у нас появится новый дом. Мы будем устраивать более грандиозные вечеринки. Не удивлюсь, если однажды к нам пожалует президент. Предыдущий наверняка откликнется на наше приглашение. – Он пошел на кухню и остановился. – Если ты хочешь увидеть в числе гостей экс-президента, только скажи. Я сразу же приглашу его.Ей бы обрадоваться. Бывший президент на одной из ее вечеринок. Не такая уж и нереальная затея. По всему Нью-Йорку и в «Сплатч Вернер» пойдет слух: бывший президент ужинал в доме Нико О'Нилли. Но внезапно это показалось незначительным. Как сказать Сеймуру, что ей все равно – так или эдак? Она не могла.– Сеймур, ты чудо.– Ты не одинока в своем мнении, – кивнул он. – А если сдоба вместо тоста? Повар принес маленькие, с черникой. Катрина их любит…Нико лениво посмотрела на брошюры.– Замечательно, – пробормотала она.Но есть ей не хотелось. Все эти дни она почему-то нервничала. Сказывалось напряжение новой работы. В какие-то дни Нико просыпалась с массой новых идей, в другие – с неприятным гудением в голове, словно к мозгу подключили электропровода. В последние дни Нико действительно не завтракала, и Сеймур каким-то образом заметил это. Через несколько минут он вернулся с яичницей-глазуньей и маленькой сдобой, кусочком сливочного масла и ложкой джема на фарфоровой тарелке. Улыбнувшись ему, Нико подумала: «О, Сеймур, я так плохо с тобой поступила. И тебе все равно? Ты заметил все остальное, но только не это». Ее роман с Кирби продолжался, хотя встречи стали менее частыми и бурными. Но если она откажется от них, у нее вообще не будет сексуальной жизни.Сеймур пристально посмотрел на жену.– Ты прекрасно выглядишь.– Стараниями Виктории. Сегодня вечером премьера фильма Венди, не забыл? Ты с Катриной придешь в мой офис или встретимся в кинотеатре?– Пожалуй, в кинотеатре.– Ты наденешь костюм?– А нужно?– Хорошо бы. Сегодня большое событие. Для Венди это особый вечер. Она работала над своим фильмом десять лет. – Нико занялась яичницей. – Если «Пилигримы поневоле» будут номинированы на «Оскара» как лучшая картина и получат его, пару лет Венди не нужно будет ни о чем беспокоиться.– А как же Селден Роуз? – спросил Сеймур, снова листая брошюры.– Его нейтрализовали. – Нико посмотрела на макушку Сеймура и ощутила прилив чувства, похожего на любовь. – Я куплю тебе сегодня галстук. Для вечернего выхода.– У меня полно галстуков. Тебе не обязательно это делать.– Но я хочу, – возразила Нико, думая: «Сеймур, я люблю тебя. Но не влюблена в тебя». На мгновение она попыталась представить, что любит Сеймура, но это не удалось. – Сегодня Катрину в школу отвезу я, – внезапно сказала Нико. – А после премьеры мне, возможно, придется вернуться в офис, так что я пришлю машину, которая будет в вашем распоряжении весь вечер.Нико встала и взяла тарелку. Сеймур посмотрел на нее и беззаботно улыбнулся:– Хорошего дня. Я хочу договориться на выходные и посмотреть эти особняки. Тебе удобно в субботу днем?– Конечно, – ответила Нико.Она вышла из комнаты, подумав, что, если бы была «влюблена» в Сеймура, их жизнь стала бы гораздо сложнее.
В тот день на улице было холодно, минус пять, а ведь только первое декабря! В воздухе чувствовалось приближение снега, словно вот-вот произойдет какое-то чудо. Внизу, у тротуара стоял ее новый автомобиль с шофером. Когда Нико была главным редактором «Фейерверка», она пользовалась лимузинами, но теперь, как генеральному директору и президенту «Вернер пабликейшнз», компания предоставляла ей в круглосуточное пользование машину (любую, по ее выбору, лишь бы абсолютно новую – это диктовалось условиями страхования) с водителем. Когда она состарится и доживет до семидесяти или восьмидесяти лет – это произойдет через несколько десятилетий, но в целом не за горами; годы летят так быстро, – то оглянется назад и подумает: «Когда-то у меня был свой автомобиль с шофером. Серебристый седан «БМВ-760» с серебристо-серым интерьером. Водителя звали Димитрий, и волосы у него были блестящие и черные, как лакированные». А возможно, в семьдесят или восемьдесят она, величественная старая дама, богатая и красивая, все еще будет работать – как Виктор Мэтрик – и разъезжать в своем старом серебристом «БМВ» подобно тем легендарным женщинам, которых встречаешь на балетном ленче. А рядом с ней по-прежнему будут ее славные подруги. Как чудесно прозвучат слова: «Мы знаем друг друга почти пятьдесят лет». Как замечательно будет всегда жить своей жизнью.Нико спустилась и села в машину. В салоне ее встретило приятное ощущение тепла.– Доброе утро, миссис О'Нилли. – Димитрий приветствовал ее с любезностью, вывезенной из Старого Света.Он был красивый грек, женат, двое его детей собирались поступать в колледж. Жил Димитрий за рекой, в Нью-Джерси. Что-то в Димитрии (вероятно, то, что он родился в другой стране) заставляло думать о нем как о человеке средних лет, старше Нико, хотя та подозревала, что на самом деле он моложе.– Доброе утро, Димитрий, – приветливо отозвалась Нико. – Придется минуту подождать мою дочь, она сейчас спустится. Мы завезем ее в школу.– Очень хорошо. Я всегда рад видеть мисс Катрину. – Димитрий с готовностью кивнул, а через несколько секунд Катрина вышла из особняка и легко сбежала по ступенькам. На ней было белое школьное пальто с особыми пуговицами, выбранными для нее Сеймуром, а на голове огромная пушистая белая шляпа, которую Нико раньше не видела.– Здравствуйте! – воскликнула Катрина и забралась на заднее сиденье, наполнив машину волшебной свежестью юности.– Новая шляпка? – спросила Нико. Катрина улыбнулась:– Ее вчера прислала к нам домой Виктория. Думаю, для тебя, но ты не захочешь ее носить, я знаю, чтобы не портить прическу. Поэтому я и взяла ее. Ты не против, мамочка?– Конечно, нет. Ты в ней просто загляденье.– Она такая громадная, хип-хоповская и изысканная, правда? Как у Одри Хепберн. – Катрина покрутила головой, чтобы Нико в полной мере оценила шляпу. – Не знаешь, снег сегодня пойдет?– Не знаю.– Но очень на то похоже. Надеюсь, пойдет. Надеюсь, что сегодня день первого снега. Его все так любят – он делает людей счастливыми.– А потом несчастными, – засмеялась Нико.– Но важен только первый снег. Он напоминает о том, что может идти.Да… да, подумала Нико, кивнув дочери. Слава Богу за первый снег, он действительно напоминает о том, что, сколько бы лет тебе ни было и сколько бы ты ни видел, все обновляется, если ты веришь, что это по-прежнему имеет значение.Внезапно Катрина, нахмурившись, повернулась к Нико.– Мама? – спросила она, поглаживая кожу разделяющего их подлокотника. – А вы с папой… счастливы?– Конечно. Почему нам не быть счастливыми?Катрина пожала плечами:– Просто… кто-то сказал, что читал одну заметку… – Она понизила голос, взглянув на затылок Димитрия. – В «Пост». Судя по тому, что там говорилось, похоже… у тебя роман.На секунду мир вокруг Нико рухнул – прямо на глазах попадали на тротуар голые черные деревья, рассыпались красивые кирпичные особняки.– Какую заметку? – переспросила она.– Ну, ты знаешь, мама. Такие постоянно печатают на шестой странице. Имя не назвали, но, похоже, это про тебя.– Ты сама видела? – спокойно спросила Нико, ибо мир начал восстанавливаться.– Мне кто-то в школе показывал. Пару дней назад.– Я не видела ее, – сказала Нико таким тоном, словно если она не видела заметку, значит, в ней сообщена неправда. – В этих заметках пишут о ком угодно. Вероятно, их вообще выдумывают.– Там говорилось, что у одной женщины роман с «известным мужчиной-моделью, который с радостью променяет свое белье на статус мальчика-игрушки».– Это смешно, Катрина. – Нико старалась не оправдываться.Почему, интересно, Катрина запомнила эту строчку? И с какой стати дети вообще читают «Нью-Йорк пост», особенно шестую страницу? Но разумеется, все дети ее возраста одержимы престижем и сплетнями.– Значит, у тебя нет романа? – настаивала Катрина, желая освободиться от бремени возможных последствий такого события.Придется покривить душой, подумала Нико, хотя ей и не нравилось лгать дочери.– Конечно, нет, дорогая. Мы с твоим папой очень счастливы. Можешь за нас не беспокоиться.«Я должна положить этому конец. Сегодня же, – решила Нико. – Это знак. Первое декабря, день первого снега». Она поклялась себе, что если просочится любой намек на ее роман, она немедленно его закончит. Все это время Нико размышляла о том, что не хочет ранить Сеймура, но ее муж взрослый человек и, вероятно, переживет душевную рану. А вот Катрине это не удастся. Катрина не сможет понять подобную ситуацию, да и почему ей нужно понимать? У девочки нет необходимого жизненного опыта, и остается надеяться, еще долго не будет. Но если Катрина узнает, что у матери роман, это разрушит ее представление об отце. Она будет считать его более слабым, не говоря уж о том, что подумает о матери. У девочек возраста Катрины черно-белый взгляд на мораль, их представления о том, как должны вести себя люди, идеалистичны. Они не понимают, что такое слабость плоти. Катрина в своей невинности казалась чистой и почти святой.– Я знала, что нет, мамочка, – проговорила Катрина с легким торжеством и поцеловала мать.Автомобиль подъехал к школе, прелестному кирпичному зданию с маленькой игровой площадкой, отделенному от улицы решетчатой оградой. Внутри дети сбивались в маленькие группки, инстинктивно повинуясь какому-то атавистическому закону иерархии, известному только им.– До свидания, радость моя, – сказала Нико. – Увидимся вечером.Она с облегчением откинулась на сиденье, понимая, что подошла к самому краю. Как она позволила себе так рисковать? Она неверно оценила ситуацию. Ошиблась. Следовало соображать. Она должна исправить эту ошибку, затоптать ее ростки.Машина медленно двигалась по узкой Уэст-Виллидж-стрит. Впереди, справа, Нико заметила Шона Хили с двумя детьми Венди – Магдой и Тайлером. Конечно, они и дети Шона, но она всегда думала о них как о детях Венди, особенно после того, что пытался сделать Шон. Забрать детей. Какой стыд! И Венди обыграла его, предложив идеальное решение. Нико прищурилась.– Димитрий, остановитесь, пожалуйста, на секунду, – попросила она. – Я увидела знакомого.Автомобиль остановился, и когда Шон почти поравнялся с ней, Нико опустила стекло.– Здравствуй, Шон, – многозначительно произнесла она и холодно улыбнулась.И не успел он ответить, как Нико исчезла за тонированным стеклом. Вот это уже совсем детский сад, подумала она, но весело. Стоило напомнить Шону, что больше ничто не сойдет ему с рук, что все подруги Венди следят за ним ради нее.После этой маленькой, но принесшей удовлетворение Нико проделки они поехали дальше по Уэст-Виллидж и свернули на Уэст-Сайд-хайвэй. Река Гудзон отливала тем же тускло-серым цветом, что и небо – низко нависшее, но почему-то удивительно успокаивающее. Приятно было каждый день ехать на работу вдоль реки, и Нико никогда не пренебрегала возможностью взглянуть на нее. По пути она отмечала привычные вехи: заасфальтированную площадку, где катались велосипедисты и роллеры, уродливое синее сооружение, куда со всего города свозили до востребования автомобили, изъятые за неправильную парковку; Челси-Пирс, где занималась верховой ездой Катрина; а затем справа, за небольшим поворотом, ряд рекламных щитов. На первом была помещена реклама маленькой складской компании, всегда немного безвкусная. Но, свернув за угол сегодня, Нико не поверила своим глазам. На месте рекламы складов красовалось огромное изображение Виктории Форд. Виктория, выглядевшая потрясающе в огромной белой шляпе, как у Катрины, только что вышла из белого лимузина и смотрела в сторону своими необычайными глазами орехового цвета. И какое выражение лица! Вышла навстречу фотографам с таким видом, будто только что ненавязчиво и с достоинством завоевала мир. И подпись: «Виктория Форд: живи этим», – а справа внизу три точки – пастельная розовая, голубая и зеленая – и логотип компании «Хаккабис». Теперь весь мир видит, с гордостью подумала Нико. Победы Виктории всегда завораживали, но эта доставила особое удовольствие, потому что именно Нико помогла заключению договора между Викторией и «Хаккабис». И какая же это радость не только предложить грандиозную идею, но и воплотить ее.Она устроила встречу между Питером Боршем и Викторией полгода назад, когда подруга вернулась из Франции после катастрофического объяснения с Пьером Бертеем на его яхте. Нико никогда так не поступила бы, но Виктория совсем другая. Она творческая, а не корпоративная личность. Виктория не совладала с собой, когда вдруг пришлось проявить корпоративное лицемерие, и превратилась в подростка, полного решимости взбунтоваться против взрослых. Виктория всегда будет поступать по-своему. Она заработала это право и теперь станет богаче их всех. Но Нико и Венди всегда знали, что так и произойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
В тот день на улице было холодно, минус пять, а ведь только первое декабря! В воздухе чувствовалось приближение снега, словно вот-вот произойдет какое-то чудо. Внизу, у тротуара стоял ее новый автомобиль с шофером. Когда Нико была главным редактором «Фейерверка», она пользовалась лимузинами, но теперь, как генеральному директору и президенту «Вернер пабликейшнз», компания предоставляла ей в круглосуточное пользование машину (любую, по ее выбору, лишь бы абсолютно новую – это диктовалось условиями страхования) с водителем. Когда она состарится и доживет до семидесяти или восьмидесяти лет – это произойдет через несколько десятилетий, но в целом не за горами; годы летят так быстро, – то оглянется назад и подумает: «Когда-то у меня был свой автомобиль с шофером. Серебристый седан «БМВ-760» с серебристо-серым интерьером. Водителя звали Димитрий, и волосы у него были блестящие и черные, как лакированные». А возможно, в семьдесят или восемьдесят она, величественная старая дама, богатая и красивая, все еще будет работать – как Виктор Мэтрик – и разъезжать в своем старом серебристом «БМВ» подобно тем легендарным женщинам, которых встречаешь на балетном ленче. А рядом с ней по-прежнему будут ее славные подруги. Как чудесно прозвучат слова: «Мы знаем друг друга почти пятьдесят лет». Как замечательно будет всегда жить своей жизнью.Нико спустилась и села в машину. В салоне ее встретило приятное ощущение тепла.– Доброе утро, миссис О'Нилли. – Димитрий приветствовал ее с любезностью, вывезенной из Старого Света.Он был красивый грек, женат, двое его детей собирались поступать в колледж. Жил Димитрий за рекой, в Нью-Джерси. Что-то в Димитрии (вероятно, то, что он родился в другой стране) заставляло думать о нем как о человеке средних лет, старше Нико, хотя та подозревала, что на самом деле он моложе.– Доброе утро, Димитрий, – приветливо отозвалась Нико. – Придется минуту подождать мою дочь, она сейчас спустится. Мы завезем ее в школу.– Очень хорошо. Я всегда рад видеть мисс Катрину. – Димитрий с готовностью кивнул, а через несколько секунд Катрина вышла из особняка и легко сбежала по ступенькам. На ней было белое школьное пальто с особыми пуговицами, выбранными для нее Сеймуром, а на голове огромная пушистая белая шляпа, которую Нико раньше не видела.– Здравствуйте! – воскликнула Катрина и забралась на заднее сиденье, наполнив машину волшебной свежестью юности.– Новая шляпка? – спросила Нико. Катрина улыбнулась:– Ее вчера прислала к нам домой Виктория. Думаю, для тебя, но ты не захочешь ее носить, я знаю, чтобы не портить прическу. Поэтому я и взяла ее. Ты не против, мамочка?– Конечно, нет. Ты в ней просто загляденье.– Она такая громадная, хип-хоповская и изысканная, правда? Как у Одри Хепберн. – Катрина покрутила головой, чтобы Нико в полной мере оценила шляпу. – Не знаешь, снег сегодня пойдет?– Не знаю.– Но очень на то похоже. Надеюсь, пойдет. Надеюсь, что сегодня день первого снега. Его все так любят – он делает людей счастливыми.– А потом несчастными, – засмеялась Нико.– Но важен только первый снег. Он напоминает о том, что может идти.Да… да, подумала Нико, кивнув дочери. Слава Богу за первый снег, он действительно напоминает о том, что, сколько бы лет тебе ни было и сколько бы ты ни видел, все обновляется, если ты веришь, что это по-прежнему имеет значение.Внезапно Катрина, нахмурившись, повернулась к Нико.– Мама? – спросила она, поглаживая кожу разделяющего их подлокотника. – А вы с папой… счастливы?– Конечно. Почему нам не быть счастливыми?Катрина пожала плечами:– Просто… кто-то сказал, что читал одну заметку… – Она понизила голос, взглянув на затылок Димитрия. – В «Пост». Судя по тому, что там говорилось, похоже… у тебя роман.На секунду мир вокруг Нико рухнул – прямо на глазах попадали на тротуар голые черные деревья, рассыпались красивые кирпичные особняки.– Какую заметку? – переспросила она.– Ну, ты знаешь, мама. Такие постоянно печатают на шестой странице. Имя не назвали, но, похоже, это про тебя.– Ты сама видела? – спокойно спросила Нико, ибо мир начал восстанавливаться.– Мне кто-то в школе показывал. Пару дней назад.– Я не видела ее, – сказала Нико таким тоном, словно если она не видела заметку, значит, в ней сообщена неправда. – В этих заметках пишут о ком угодно. Вероятно, их вообще выдумывают.– Там говорилось, что у одной женщины роман с «известным мужчиной-моделью, который с радостью променяет свое белье на статус мальчика-игрушки».– Это смешно, Катрина. – Нико старалась не оправдываться.Почему, интересно, Катрина запомнила эту строчку? И с какой стати дети вообще читают «Нью-Йорк пост», особенно шестую страницу? Но разумеется, все дети ее возраста одержимы престижем и сплетнями.– Значит, у тебя нет романа? – настаивала Катрина, желая освободиться от бремени возможных последствий такого события.Придется покривить душой, подумала Нико, хотя ей и не нравилось лгать дочери.– Конечно, нет, дорогая. Мы с твоим папой очень счастливы. Можешь за нас не беспокоиться.«Я должна положить этому конец. Сегодня же, – решила Нико. – Это знак. Первое декабря, день первого снега». Она поклялась себе, что если просочится любой намек на ее роман, она немедленно его закончит. Все это время Нико размышляла о том, что не хочет ранить Сеймура, но ее муж взрослый человек и, вероятно, переживет душевную рану. А вот Катрине это не удастся. Катрина не сможет понять подобную ситуацию, да и почему ей нужно понимать? У девочки нет необходимого жизненного опыта, и остается надеяться, еще долго не будет. Но если Катрина узнает, что у матери роман, это разрушит ее представление об отце. Она будет считать его более слабым, не говоря уж о том, что подумает о матери. У девочек возраста Катрины черно-белый взгляд на мораль, их представления о том, как должны вести себя люди, идеалистичны. Они не понимают, что такое слабость плоти. Катрина в своей невинности казалась чистой и почти святой.– Я знала, что нет, мамочка, – проговорила Катрина с легким торжеством и поцеловала мать.Автомобиль подъехал к школе, прелестному кирпичному зданию с маленькой игровой площадкой, отделенному от улицы решетчатой оградой. Внутри дети сбивались в маленькие группки, инстинктивно повинуясь какому-то атавистическому закону иерархии, известному только им.– До свидания, радость моя, – сказала Нико. – Увидимся вечером.Она с облегчением откинулась на сиденье, понимая, что подошла к самому краю. Как она позволила себе так рисковать? Она неверно оценила ситуацию. Ошиблась. Следовало соображать. Она должна исправить эту ошибку, затоптать ее ростки.Машина медленно двигалась по узкой Уэст-Виллидж-стрит. Впереди, справа, Нико заметила Шона Хили с двумя детьми Венди – Магдой и Тайлером. Конечно, они и дети Шона, но она всегда думала о них как о детях Венди, особенно после того, что пытался сделать Шон. Забрать детей. Какой стыд! И Венди обыграла его, предложив идеальное решение. Нико прищурилась.– Димитрий, остановитесь, пожалуйста, на секунду, – попросила она. – Я увидела знакомого.Автомобиль остановился, и когда Шон почти поравнялся с ней, Нико опустила стекло.– Здравствуй, Шон, – многозначительно произнесла она и холодно улыбнулась.И не успел он ответить, как Нико исчезла за тонированным стеклом. Вот это уже совсем детский сад, подумала она, но весело. Стоило напомнить Шону, что больше ничто не сойдет ему с рук, что все подруги Венди следят за ним ради нее.После этой маленькой, но принесшей удовлетворение Нико проделки они поехали дальше по Уэст-Виллидж и свернули на Уэст-Сайд-хайвэй. Река Гудзон отливала тем же тускло-серым цветом, что и небо – низко нависшее, но почему-то удивительно успокаивающее. Приятно было каждый день ехать на работу вдоль реки, и Нико никогда не пренебрегала возможностью взглянуть на нее. По пути она отмечала привычные вехи: заасфальтированную площадку, где катались велосипедисты и роллеры, уродливое синее сооружение, куда со всего города свозили до востребования автомобили, изъятые за неправильную парковку; Челси-Пирс, где занималась верховой ездой Катрина; а затем справа, за небольшим поворотом, ряд рекламных щитов. На первом была помещена реклама маленькой складской компании, всегда немного безвкусная. Но, свернув за угол сегодня, Нико не поверила своим глазам. На месте рекламы складов красовалось огромное изображение Виктории Форд. Виктория, выглядевшая потрясающе в огромной белой шляпе, как у Катрины, только что вышла из белого лимузина и смотрела в сторону своими необычайными глазами орехового цвета. И какое выражение лица! Вышла навстречу фотографам с таким видом, будто только что ненавязчиво и с достоинством завоевала мир. И подпись: «Виктория Форд: живи этим», – а справа внизу три точки – пастельная розовая, голубая и зеленая – и логотип компании «Хаккабис». Теперь весь мир видит, с гордостью подумала Нико. Победы Виктории всегда завораживали, но эта доставила особое удовольствие, потому что именно Нико помогла заключению договора между Викторией и «Хаккабис». И какая же это радость не только предложить грандиозную идею, но и воплотить ее.Она устроила встречу между Питером Боршем и Викторией полгода назад, когда подруга вернулась из Франции после катастрофического объяснения с Пьером Бертеем на его яхте. Нико никогда так не поступила бы, но Виктория совсем другая. Она творческая, а не корпоративная личность. Виктория не совладала с собой, когда вдруг пришлось проявить корпоративное лицемерие, и превратилась в подростка, полного решимости взбунтоваться против взрослых. Виктория всегда будет поступать по-своему. Она заработала это право и теперь станет богаче их всех. Но Нико и Венди всегда знали, что так и произойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45