Наверное, принимает заказ.Через мгновение официантка с каким-то странным выражением лица поставила передо мной джин. Я поднял стакан — подложенная под него салфетка была исписана знакомым детским почерком. Круглые буквы составили всего несколько слов: «Желаю хорошо развлечься, ваша честь. Удачи. Мария».Я скомкал рыхлую бумажку и отхлебнул из стакана.Она прекрасно знала, что мой успех обернется для нее десятью годами тюрьмы, но все равно желала мне удачи. Да, Мария никогда ничего не боялась. Даже в детстве. И мне нравилась ее отвага. Однажды, когда она хотела перебежать улицу перед несущимися со страшной скоростью машинами, я попытался ее удержать. Помню презрение, с каким Мария отбросила мою руку.— Господи, какой же ты тюфяк! Боишься рисковать даже в пустяках!— Мария, объясни, ради чего нужен этот риск? Тебя могут искалечить или даже задавить насмерть.Она вызывающе сверкнула глазами:— Ну а тебе-то какое дело? Моя жизнь! Что хочу, то с ней и делаю.Пожалуй, главное различие между нами было именно во взглядах на жизнь, но и в более мелких вопросах мы тоже не могли найти общего языка. Мария обладала поразительной способностью совмещать несовместимое, например, быть одповременно нежной и чудовищно жестокой. Я молча страдал, не находя никакого разумного объяснения ее взбалмошности и многим странным выходкам, но однажды мама назвала мне причину всех этих несчастий.Я снова отпил из стакана. Во рту остался горьковатый аромат холодного джина.В тот вечер я долго ждал, когда Мария вернется со свидания. Ждал напрасно, а когда пришел домой, мама все поняла с одного взгляда, быстро подошла и мягко взяла за руку. «Она не для тебя, Майк. Пойми это». Я молча посмотрел в ее опечаленное лицо. «Сын, я не могу вмешиваться в твои дела и ты сам должен решать, с кем связывать свою жизнь. Но Мария не для тебя. Она не может, не умеет любить, потому что выросла без любви». Я вырвал руку и убежал в свою комнату, но еще долго помнил: «Без любви...»Прошло много лет. Только теперь до меня дошел смысл маминых слов, и в этом — ключ ко всей жизни Марии: без любви. Книга IМария 1 Она отворила дверь кондитерской лавки и остановилась на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку.От солнца, освещавшего сзади фигурку девушки, вспыхнул мерцающий нимб золотисто-рыжих волос. Растянутый в полуулыбке яркий рот показывал ослепительно красивые зубы.В магазине никого не было. Она подошла к прилавку и нетерпеливо постучала монеткой по прохладной мраморной плите.Из заднего — жилого помещения послышались торопливые шаркающие шаги.— Минутку... Минутку. Я иду.— Не торопитесь, мистер Рэннис. Это Мария. Я не спешу.На ходу застегивая рубашку, за прилавком появился пожилой мужчина. При виде девушки он заметно оживился:— А, Мария! Что вам угодно, красавица?Она беззаботно улыбнулась:— Я бы хотела пять штук «Твенти Гранд».Лавочник машинально повернулся к полке, протянул руку за пачкой сигарет, но тут же опустил ее и через плечо вопросительно посмотрел на девушку.— Не беспокойтесь, мистер Рэннис. Сегодня у меня есть пять центов.Старик выложил на прилавок пять сигарет, накрыл их ладонью и выжидающе уставился на Марию.Она нехотя подвинула к нему деньги, и монетка, звякнув, исчезла в кассовом ящике под прилавком. На грязно-сером мраморе ярко белели тонкие палочки сигарет. Девушка медленно взяла одну, потянулась к спичечному коробку, однако лавочник ее опередил и предупредительно чиркнул спичкой. Мария с наслаждением затянулась.— Хорошо! Я думала, что уроки никогда не кончатся. Ужасно хотелось курить и никто не дал даже затянуться.Мистер Рэннис широко улыбнулся, показав редкие испорченные зубы.— Где ты пропадала, Мария? Я не видел тебя целую неделю.Она вздохнула:— Денег не было. Я ведь вам порядочно задолжала...Старик окинул ее многозначительным взглядом, перед которым, по его мнению, не могла устоять ни одна женщина:— Как тебе не стыдно, Мария? Разве я когда-нибудь напоминал о долге?Девушка молча затянулась еще раз. Мистер Рэннис протянул руку через прилавок и крепко сжал тонкое запястье:— Ты же знаешь, как я радуюсь каждому твоему приходу.Мария мельком глянула на грубые пальцы старика и вызывающе ухмыльнулась:— Вы радуетесь любой девочке.Он удрученно покачал головой:— Да ни одна из них не может сравниться с тобой! Я всегда любил тебя больше других... даже тогда, когда ты была во-от такой малюсенькой.Девушка состроила недоверчивую гримасу:— Так я вам и поверила! Как же...— Честное слово! Сама посуди, разве стал бы я от кого-нибудь другого терпеть долг в три доллара двадцать пять центов?Все это время Мария внимательно следила за стариком и, заметив, что его глаза подернулись томной пеленой, решительно высвободила руку:— А вот и неправда! Фрэнси Киган говорила, что вы ей давали без денег.Мистер Рэннис облизал пересохшие губы:— Да, давал. Но заставил вернуть все до единого цента. Разве об этом она не сказала? А тебе я никогда не напоминал о деньгах.Мария не ответила и с преувеличенным интересом оглядела лавку:— Что-то здесь изменилось...Лавочник гордо улыбнулся:— Я перекрасил задние комнаты.Девушка восхищенно приподняла бровь:— О!— Да, в такой приятной светло-зеленый цвет. Получилось очень уютно. Как только накоплю деньжат, покрашу еще и торговый зал.Она резко рассмеялась:— Накоплю деньжат? Ха-ха! Неужели вы считаете меня последней дурой, мистер Рэннис? Да всем известно, что у вас их куры не клюют.Старик обиженно надул губы:— Ах, детишки-детишки... Все вы почему-то так думаете. На самом деле у меня мелкий, пустячный бизнес. И доходы...— Да-да, это видно.Неожиданно девушка вплотную прижалась к стеклянной витрине, словно рассматривая через нее конфеты, и у старика перехватило дыхание.Отделенный от Марии только прозрачной перегородкой, он разглядывал нежные изгибы ее тела, высокую тугую грудь в тесноватой белой блузке.— Хочешь шоколадку?С притворной грустью она опустила глаза:— У меня больше нет денег.Лавочник вкрадчиво забормотал:— При чем здесь деньги? Я и так знаю, что у тебя их нет. Какую ты хочешь?Мария на секунду подняла смеющиеся глаза.— Любую. Ну... молочную.Поедая девушку жадным взглядом, старик принялся копаться в картонках. Руки у него дрожали.Лившееся с улицы яркое солнце подсвечивало сзади точеную девичью фигурку, пронизывало полупрозрачную ткань юбки и очерчивало под ней линию стройных ног.Однажды (а это случилось давно) мистер Рэннис заметил, что свет из открытой двери четко обрисовал сквозь одежду силуэт вошедшей женщины. С тех пор он предпочитал обходиться без освещения, поджидая в полутемной лавке очередную покупательницу. Приятные наблюдения приносили к тому же немалую экономию электричества, а оно, как известно, недешево.Тем временем Мария начала терять терпение. Интересно, сколько времени может на нее пялиться этот старый похотливый козел?Все окрестные девчонки знали о прозрачном экране мистера Рэнниса, хихикали и злословили над слабостями старика, но терпели липкие взгляды в надежде на бесплатное лакомство.Несколько минут Мария молча наблюдала за трясущимся лавочником, не испытывая при этом ничего, кроме скуки, потом равнодушно отошла к другой витрине.Мистер Рэннис поднял красное от напряжения лицо, выложил на прилавок плитку молочного шоколада, но как только девушка потянулась за ней, страстно вцепился в ее руку.— Мария — ты самая красивая девушка в округе.Она подавила вздох досады, но вырываться не стала, поскольку шоколадка все еще лежала на прилавке.— Самая! Поверь, самая красивая.Мистер Рэннис стиснул ее пальцы, потом разжал нежную девичью ладонь.— И руки у тебя красивые. Очень красивые руки! Хотя... ты совсем еще ребенок.Мария едва заметно поморщилась и быстро возразила:— Я уже не ребенок. Мне вот-вот стукнет шестнадцать.— Не может быть!Старик искренне изумился. Как быстро в этих кварталах взрослеют девушки! Не успеешь оглянуться, как малышка выросла и выскочила замуж.Мария самодовольно подтвердила:— Точно. Осенью.— Подозреваю, что все мальчики в школе сходят по тебе с ума.Она неопределенно пожала плечами и покосилась на шоколадку.— Наверное, они стараются зажать тебя в самом темном углу. А? Я прав?Мария сделала недоуменное лицо:— Что вы имеете в виду, мистер Рэннис?— Ты прекрасно знаешь, плутовка.— Нет, мистер Рэннис, не знаю. Если вам не трудно, объясните, пожалуйста.Мария скромно потупила искрящиеся смехом дерзкие глаза. Старик положил шоколадку к себе в карман и отошел за прилавок подальше от входной двери.— Иди сюда, Мария. Я объясню.С привычной полуулыбкой на непроницаемом лице девушка медленно подошла к лавочнику.— Я слушаю вас, мистер Рэннис.Дрожащей рукой он неуверенно потянулся к белой блузке. Мария не шелохнулась.— Неужели они не хотят потрогать тебя?Теперь старик говорил прерывистым свистящим шепотом.— Ведь хотят?Она посмотрела сначала на застывшие в нескольких дюймах от нее старчески веснушчатые пальцы, потом прямо в потное, неподвижное лицо и наивно пропела:— Где, мистер Рэннис?Старик провел горячей ладонью по ее упруго подавшейся груди и тут же испуганно замер, но девушка спокойно улыбнулась:— О! Конечно, мистер Рэннис. Все время хотят. Они словно взбесились из-за меня.Ответ поразил старого лавочника.— И ты разрешаешь?С улыбающегося, нежного, почти детского личика на старика глянули откровенные глаза взрослой женщины.— Когда как... В зависимости от настроения.Мария сделала шаг назад и требовательно вытянула руку.— Мою шоколадку, мистер Рэннис!Словно завороженный, лавочник немедленно протянул плитку. В его негнувшихся пальцах продолжало жить ощущение мягкой упругости под белой блузкой.— Мария, может быть, ты посмотришь, как выглядят задние комнаты после ремонта?Не удостоив лавочника ни ответом, ни взглядом, она развернула шоколад и аккуратно откусила маленький кусочек.Старик проглотил слюну.— Если зайдешь туда на пару минут и будешь себя хорошо вести, я забуду про три доллара двадцать пять центов.Его голос прерывался от возбуждения.Задумчиво глядя на лавочника, девушка молча откусила еще кусочек, потом без единого слова направилась к выходу.Мистер Рэннис взмолился:— Мария! Не уходи. Я дам тебе денег.Она неторопливо сняла с мраморной плиты оставшиеся сигареты и, словно не слыша старика, подошла к двери.Он почти плакал:— Мария! Я отдам тебе все, что захочешь. Останься.Она обернулась уже с порога:— Нет, мистер Рэннис. Я не для вас... Пока еще не для вас.Девушка проговорила это вежливо и серьезно.Последний раз вспыхнув золотом ее волос, погас свет за захлопнувшейся дверью. Все. В лавке стало темно и тихо. С трудом переставляя от усталости и огорчения ноги, старик скрылся в светло-зеленых комнатах. 2 Безудержное июньское солнце накалило улицы, превратив асфальт в липкое черное тесто. Белесые лучи отражались от бетонных плоскостей и горячими искрами осыпали измученных зноем прохожих.На минуту Мария задержалась возле лавки, не решаясь выйти на солнцепек. Растягивая удовольствие, она медленно доела последнюю дольку шоколада, вытерла оберткой липкие пальцы и бросила в урну скомканную бумажку.Город словно вымер. Только стайка потных ребятишек шумела неподалеку от перекрестка, да какая-то женщина вышла из свиной лавки Хокмейера и тяжело потащила в гору хозяйственную сумку. Проехавшее такси оставило на раскисшем асфальте голубоватый след.Мария засунула сигареты в кошелек, шагнула на раскаленный тротуар и зажмурилась от слепящего солнечного света. Уже через минуту блузка прилипла к взмокшей спине, дышать стало нечем. На какое-то мгновение она даже пожалела, что не осталась в прохладной лавке.Задыхаясь от зноя, девушка бесцельно побрела вверх по улице. В витрине одного из магазинов были выставлены часы. Они показывали три.Мария задумалась: куда пойти?Домой возвращаться не хотелось, но слоняться по солнцепеку мог только последний идиот. Если бы не пустой кошелек, она прекрасно провела бы время в кинотеатре на 86-ой улице. Там есть кондиционер. Заплати десять центов и прохлаждайся хоть целый день!— Мария! Подожди, Мария!Так и есть, это — Фрэнси Киган. Подружка.— Привет, Фрэнси.Мария остановилась, и запыхавшаяся от быстрой ходьбы Фрэнси догнала ее. Девушки пошли рядом.Фрэнси было семнадцать лет, но выглядела она значительно старше то ли из-за тяжеловатой фигуры с пышной грудью и толстыми бедрами, то ли из-за сочетания черных волос с сиренево-голубыми глазами.— Куда идешь, Мария?— Домой, куда же еще... На улице можно расплавиться от этой проклятой жары.Фрэнси огорченно протянула:— Ну вот, а я думала, в кино пойдем...Мария резко остановилась:— Есть деньги?— Нет.— И у меня нет.Девушки пошли дальше под возмущенное бормотание Фрэнси:— Черт побери! Куда ни посмотришь, одни нищие.Мария снисходительно улыбнулась. Несколько минут они брели молча, потом Фрэнси дернула подругу за руку.— Послушай, у меня идея! Пошли к старикашке Рэннису. Может, подкинет какую-нибудь мелочь?Мария покачала головой.— Нет. Я только что оттуда.— И?Фрэнси от любопытства приоткрыла рот.— Бесполезно. Одна шоколадка, да и ту еле выцарапала после просвечивания «рентгеном».— Ну и?— И все. Он еще хотел показать мне перекрашенные комнаты, но я не пошла. А денег не дал совсем... Слава богу, что хоть не требует свои три доллара с четвертью.Некоторое время Фрэнси сосредоточенно размышляла, потом сменила тему:— Слушай, угости шоколадкой.Мария похлопала себя по животу.— Поздно. Я ее съела.— Черт! Не везет сегодня. Ну ладно, раз не предвидится ничего интересного, придется топать домой.Она вытерла потное лицо рукавом своего ситцевого платья и уныло подытожила:— Черт! Как жарко.Мария не ответила. Они молча прошли еще полквартала, и Фрэнси лениво спросила:— А кто у тебя дома?— Да все, наверное. Мать уходит на работу в пять, а сейчас только три.— И отчим пойдет на работу?Глаза Марии потемнели от ненависти.— Как бы не так! Его за уши не оттащишь от пива.— А вообще-то он работает? Хоть иногда?Мария резко рассмеялась:— Зачем ему работать? Он не дурак. К его услугам три идиота и все пиво на свете. Пьет себе целый день и рыгает. Фу, гадина.— А мать где работает?— Где-то в центре. Уборщицей. Домой является ночью. Ужасно устает.Фрэнси загадочно посмотрела на подругу:— Твой отчим недавно остановил меня в коридоре. Как ты думаешь, зачем?Мария холодно отрезала:— Понятия не имею.— Спрашивал о тебе.— Что ему было нужно?— Интересовался, как ты проводишь время. Про мальчиков. И всякое в этом роде...Мария замедлила шаги.— Да, меня он тоже все время спрашивает об этом. Что ты ему сказала?— Ничего. Я ведь не сумасшедшая.— Уф, слава богу! Знаешь, он ненавидит меня и цепляется к каждому пустяку.— Знаю. Иногда мы слышим его крики.Фрэнси жила этажом ниже.— Он всегда кричит, я уже привыкла...Они подошли к дому.Все здания в этой части города соответствовали убогой архитектуре бедных кварталов и походили друг на друга, словно близнецы. Тот же грязно-бурый облицовочный камень, те же тусклые, давно не мытые окна, слепо уставившиеся на дорогу под ними, те же черные крыши.Подружки остановились возле подъезда. Рядом с ним скособочился ржавый мусорный контейнер без крышки. Облезлая серая кошка прыгнула в него, подняв рой жирных мух, и принялась возиться в отбросах.Девушки молча наблюдали за ней. Мария сморщила нос:— Неужели у домоуправа не хватило ума в такую погоду накрыть помойку? Жуткая вонища!Фрэнси кивнула, и они пошли к крыльцу. Девушки успели подняться на две ступеньки, когда с другой стороны улицы раздался пронзительный свист. Обе разом оглянулись — из биллиардной напротив их дома вышли трое парней. Один взмахнул рукой:— Привет, Фрэнси! Кто эта блондинка?Девушки обменялись быстрыми взглядами.— Привет! Почему бы вам не подойти сюда и не выяснить это самим?Парни остановились и несколько минут тихо переговаривались между собой.Мария издали разглядывала их.Того, кто окликнул Фрэнси, она несколько раз встречала на улице, хотя имени его не знала. Двух других видела впервые. Оба незнакомца были высокого роста, но в остальном резко отличались друг от друга. Один — блондин с голубыми глазами на мягком открытом лице, другой — темноволосый красавец с греческим профилем и ярким чувственным ртом.Помахав на прощанье рукой, блондин направился в сторону 86-ой улицы, а его приятели не спеша подошли к девушкам.Фрэнси поздоровалась с тем, кто жил по соседству:— Привет, Джимми.Джимми — худой парень с угреватым лицом и легким пучеглазием. Он улыбнулся, показав кривые белые зубы.— Какая встреча! Что-то я давно не видел тебя, Фрэнси. Где ты скрывалась?— Да я все тут... А ты?Джимми неуверенно пожал плечами:— Так и я все тут.Потом быстро взглянул на приятеля:— Что собираетесь делать, девочки?Фрэнси ответила за обеих:— Ничего особенного. Идем домой прятаться от жары.— А мы с Россом как раз собираемся поехать искупаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30