В голове Питера зашевелились сальные мысли, от которых он сразу взмок. Вот полуодетая Мария идет к умывальнику, и в вырезе халата белеет нежная кожа груди.Питер облизал пересохшие губы, ладонью вытер мокрый лоб. Девчонка обнаглела и ведет себя так, словно его вообще нет в природе: крутит хвостом с другими мужчинами, разгуливает по квартире в открытых платьях. Может, она делает это нарочно? Дразнит?Питер тяжело поднялся со стула, пошатываясь, доплелся до кухни. Пива в холодильнике не было. Последнюю банку он выпил час назад. Черт побери все на свете! Некоторое время Питер изрыгал ругательства в пустой холодильник, потом вспомнил о припрятанной в гардеробе бутылке сливовицы. Он быстренько отыскал ее за стопкой белья, трясущейся рукой вынул пробку и отхлебнул прямо из горлышка.В желудке загорелось приятное тепло, а через минуту Питер почувствовал себя сильным и смелым. Сейчас он покажет этой поганке, кто здесь хозяин!Осторожно неся перед собой недопитую бутылку, Питер вернулся в комнату и выглянул в окно — никого. Дом давно затих, на лестнице — ни звука. Он подождал минут десять, отпил еще несколько глотков.Интересно, где сейчас болтается эта шлюшка? Наверняка в подъезде. С парнем. Уж кто-кто, а Питер знал, чем можно так долго заниматься в подъезде. У, тварь, всем дает, кроме Питера. В хмельной голове появилась прекрасная идея, и он немедленно ее осуществил. Прокравшись на лестничную площадку, Питер заглянул через перила вниз. Так и есть: целуются. В самом темном углу. Спина Майка заслоняла девушку, и до Питера долетал только ее тихий смех. Лишь дурак поверит, будто дело здесь ограничилось поцелуями, но Питер — не дурак.Наконец, Мария легонько оттолкнула парня, и Питер сверху увидел улыбающееся девичье лицо с припухшими губами.Майк спросил:— До завтра?Легко рассмеявшись, девушка повернулась к лестнице.— Конечно, до завтра.Питер на цыпочках влетел в квартиру и спрятался в темной гостиной напротив зеркала. С этого места он хорошо видел отражение кухни и детской. Питера сжигала ревность. Он поднес бутылку к губам, но руки так дрожали, что сливовица облила щеки.Без скрипа открылась входная дверь, в желтом пятне тусклого света появилась Мария. Она заглянула в кухню, негромко окликнула:— Питер!Ответа не последовало.— Питер, ты спишь?Питер затаился за дверью. Пусть думает, будто он спит.Девушка прошла в свою комнату, включила настольную лампу.Питер осторожно перевел дыхание: кажется, эта сучка поверила, что он спит и поэтому не закрыла за собой дверь. Хорошо! Вот она сняла платье, и до Питера долетело ее веселое мурлыканье. Похоже, у Марии сегодня прекрасное настроение. С чего бы это?Внезапно она подняла голову, и Питер замер: неужели заметила? Но нет, обошлось. Девушка спокойно прошла в кухню, там полилась в умывальник вода и загремели кастрюли — Мария мыла посуду.Напевая, она вернулась в свою комнату, расстегнула лифчик, ладонью потерла красные следы от бретелек. Потом скрылась за дверцей шкафа.Питер допил бутылку, вытер губы тыльной стороной руки. Его начало развозить.Снова зашелестели легкие шаги. Он поднял голову и застыл с отчаянно бьющимся сердцем — Мария вышла из детской в незавязанном кимоно, под которым больше ничего не было! Девушка прошла на кухню, пустила воду, и Питер сообразил, что сейчас она будет принимать ванну. Мария никогда не делала этого при отчиме, но сегодня осмелела. Ха, ему удалось обмануть девчонку! Сначала Питер подкрался к двери кухни, потом передумал, перебежал в детскую и притаился за открытой дверью.Тем временем ничего не подозревавшая девушка нежилась в теплой воде. Когда-нибудь и у нее будет настоящая белая ванна, а не это облупленное корыто. Но даже в нем вода остается прозрачным ласковым чудом.Мария не спеша намылила тело, так же медленно смыла пену, потом откинулась на стенку ванны. Закрыла глаза. Майк... Он — необыкновенный. Когда Майк ее целовал, у Марии закружилась голова, внутри появился какой-то сладкий жар и едва не подкосились ноги. Все это странно... И прекрасно, как в книге.Вода остыла. Девушка открыла глаза, вылезла из ванны и, завернувшись в полотенце, пошла в свою комнату.Уже поздно, пора спать.Войдя в детскую, она бросила полотенце на спинку стула и уже хотела надеть ночную рубашку, как вдруг внезапный страх заставил ее обернуться. Перед ней неподвижно стоял Питер. На миг Мария застыла, потом в ужасе прикрылась рубашкой. Глупо осклабясь, пьяный отчим протянул трясущиеся руки:— Мария!Не спуская с него глаз, девушка отбежала за детскую кроватку. Страх сменился взрывом ненависти. Свистящим шепотом Мария скомандовала:— Вон отсюда!Пошатываясь, Питер стоял перед ней и облизывал толстые губы. На лбу выступили крупные капли пота, глаза остекленели. Мария пришла в бешенство:— Вон отсюда, пьяная скотина.Едва двигая языком, он невнятно пробормотал:— Мария, почему ты злишься на меня? Ведь я тебя люблю.Питер сделал к ней шаг, и Мария замерла.— Пошел вон, козел вонючий!От шума заплакал ребенок. Инстинктивно она опустила глаза к малышу, всего на один миг, но этого было достаточно. Питер схватил ее за руку и с силой притянул к себе.Мария попыталась вывернуться из потных объятий — не получилось. Тогда она обеими руками вцепилась в постылую физиономию:— Пусти! Сукин сын!Вскрикнув, он разжал руки, провел ими по лицу, тупо уставился на окровавленные пальцы.Мария с ненавистью выдохнула:— Ну что, получил? Катись отсюда!Пьяный Питер почти не чувствовал боли, но от вида собственной крови пришел в страшную ярость. Тяжелым ударом в лицо он свалил девушку с ног и медленно пошел к ней.Собравшись в пружину, Мария вскочила, метнулась к кровати, попыталась вытащить из-под матраса нож. Не успела. Питер схватил ее за волосы и вторым ударом по голове свалил на постель. Мария упала молча. От боли в мозгу вспыхнул резкий свет, из глаз брызнули слезы. Тело перестало слушаться Марию и лишь вздрагивало под тяжелыми кулаками. Последнее, что она почувствовала на краю беспамятства, была пронзительно-острая боль внизу — то ли в животе, то ли в промежности. В кроватке надрывался от крика ребенок. * * * Сознание медленно возвращалось в оглушенную голову. Мария медленно открыла глаза. По-прежнему горела настольная лампа, но звезды за окном уже начали тускнеть.Постепенно девушка вспомнила все. Она резко села в кровати и вскрикнула от боли. На полу валялась одежда Питера — несвежие вонючие тряпки, от вида которых Марию затошнило. Зажав рот, она выбежала на кухню. Ее рвало, до колик в животе, потом начался озноб.Мария быстро налила в ванну горячей воды, влезла в нее и принялась исступленно тереть себя мочалкой. Распаренная кожа скрипела под пальцами, но липкая грязь забилась куда-то глубоко и никак не смывалась. Наверное, от нее Марии не избавиться никогда.Вода немного усмирила боль в избитом теле; Мария вылезла из ванны, и, мокрая, вернулась в детскую. Там она достала из шкафа чистое полотенце, тщательно вытерлась, надела свежее белье, юбку и блузку. Аккуратно причесалась, накрасилась, и, пока девушка все это делала, зеркало отражало ее застывшее, словно маска, лицо. Живыми оставались только глаза. В них светилась неукротимая ненависть.Закончив туалет, Мария подошла к постели, расправила простыни, застелила одеяло. Наволочка оказалась запятнанной кровью и девушка ее сменила. Снова запищал ребенок. Двигаясь быстро и четко, как заведенная, она перепеленала малыша, дала ему бутылочку с водой, потом положила обратно в кроватку. Твердо подошла к постели, выдернула из-под матраса нож и вошла в комнату отчима. Вспыхнул свет, но Питер не шелохнулся. Лежа на спине, он громко храпел, и кровать тяжело прогнулась под его бесформенной тушей.Мария поднесла нож к потному красному лицу:— Просыпайся.И тут же наотмашь ударила по щеке:— Просыпайся, гадина!Питер открыл глаза и мгновенно протрезвел — над ним склонилось искаженное звериным оскалом лицо Марии. Сначала он ничего не мог понять, но, увидев нож, побледнел.— Что ты делаешь, Мария? Опомнись.Тихим внятным шепотом девушка ответила:— Я пришла выполнить свое обещание. Помнишь его?Он застыл, боясь шелохнуться.— Ты сошла с ума!— Сначала сошел с ума ты.Мария улыбнулась и длинным, ловким взмахом ножа полоснула его по лицу. Ткани под лезвием разошлись, словно арбузная корка. Глубокая рана от уха до подбородка на секунду блеснула чем-то сочным и красным и тут же залилась омерзительно-густой кровью.Питер дико взвыл, вскочил на ноги и, волоча за собой одеяло, вылетел из квартиры. Подъезд наполнился его истошными воплями.Едва Мария вышла следом за ним, как отчим тонко визжа, кинулся вниз по лестнице. Буквально на второй ступеньке он запутался в одеяле и, как бочка, скатился на нижнюю площадку.Девушка молча смотрела на окровавленного Питера. От его крика стали открываться двери соседних квартир. Дом проснулся.Мария закрыла глаза и тут же увидела лежащую на ступеньках мертвую мать. Усилием воли девушка отогнала горестное видение. Не обращая внимания на нарастающий шум в подъезде, она вернулась в квартиру и плотно прикрыла за собой дверь.Мария аккуратно вымыла нож, положила его на кухонный стол. Вытерла руки, потом села на любимый мамин стул. Здесь Кэтти обычно дожидалась возвращения Марии с работы. Свет немощной лампочки показался нестерпимо ярким. Только теперь она почувствовала невероятную усталость и закрыла глаза.Дверь вздрогнула от сильного стука. Мария спокойно пригласила:— Войдите.Так она встретила полицию. 21 Пожилая дама из попечительской службы продолжала настаивать:— Мария, для такого поступка должна быть причина, причем, веская. Назови мне ее.Девушка подняла неподвижный взгляд, сжала губы и молча покачала головой.— Ты ведь не хочешь попасть в исправительную колонию?Марию упрямо передернула плечами:— Какая разница: назову я причину или нет? Все равно посадят...— Девочка, ты многого еще не знаешь. Одно дело — школа-интернат и совсем другое — колония. Подумай!В широко открытых глазах Марии не было ни раскаяния, ни надежды, а лишь тупая безысходность.— И то, и другое — за решеткой.— Мне казалось, что ты собиралась воспитывать своего братика...Мария вскинула голову:— А можно? Если я расскажу правду, мне разрешат остаться с ним?Попечительница грустно покачала головой:— Нет. Для воспитания ребенка ты еще слишком мала. Но...— Значит, нас все равно не оставят вместе? И меня упрячут подальше?Пожилая дама молча опустила голову: ей нечего было сказать. Мария решительно встала.— Ну, хватит. Давайте быстрее покончим с этим делом. * * * В пустом зале суда был занят, да и то не полностью, лишь первый ряд. Там сидело несколько зевак — любителей порыться в житейской грязи. Они лениво оглядели проходившую к своему, месту Марию. Кто-то легонько тронул ее за локоть:— Привет, Мария.Девушка вздрогнула: Майк. Она медленно повернулась и равнодушно посмотрела сквозь парня в тусклую, давно не крашеную стену. Майк ободряюще улыбался, однако глаза тревожно вглядывались в ее осунувшееся лицо, а губы чуть слышно прошептали:— Я пытался добиться свидания, но мне не разрешили.Девушка вяло отвернулась. Бессмысленно объяснять этому мальчику, что она сама просила никого к ней не пропускать. Он не поймет, как тяжело сейчас Марии видеть людей. Всех без исключения. И даже его. Майка.Она молча прошла мимо. Из-за спины донесся шепот попечительницы:— Какой приятный у тебя друг!— Я не знаю его... Первый раз вижу.По усталому лицу судьи было видно, что ему смертельно надоели и обвиняемые, и подсудимые, и свидетели, и вообще все. Судья окинул Марию хмурым взглядом:— Вы обвиняетесь в вооруженном нападении на своего отчима с применением холодного оружия.Девушка не ответила, и судья повернул голову к секретарю:— Мистер Ритчик пришел?Секретарь вызвал:— Мистер Ритчик!Из задних рядов неуклюже вывалился Питер.Бинты все еще скрывали оплывшее лицо, но по нервному покашливанию Мария поняла, что он трусит.Его появление не вызвало в девушке ничего, кроме холодного недоумения: неужели она могла терпеть рядом с собой этого чужого, неприятного человека? За пять недель, что прошли со страшной ночи, Мария повзрослела на целую жизнь.Судья приступил к делу:— Мистер Ритчик, расскажите нам, что произошло?Питер негромко откашлялся:— Позвольте вам сказать, ваша честь, что она — дрянная девчонка. Шляется по ночам... Подолом метет. Как устроилась работать в танцзал, так ни разу вовремя домой не пришла. Являлась за полночь или даже к утру. В тот вечер я потребовал, чтобы она вела себя прилично, как и подобает девушке. Ну, а потом эта... она пробралась в мою комнату и напала на меня.Хотела убить.Девушка грустно усмехнулась. Если бы не грязь, которая упадет на мамино имя, Мария рассказала бы им все. Но Кэтти заслужила покой, и ее дочь будет молчать.Суд кончился быстро. Марию поставили перед кафедрой, и судья сквозь очки сурово посмотрел на осужденную.— Мария, мы посылаем тебя в исправительную колонию.Там ты будешь находиться до своего восемнадцатилетия и приобретешь полезную профессию, а также навыки христианского образа жизни. Надеюсь, что наказание пойдет тебе на пользу.Мария не ответила.— У осужденной есть вопросы?Она молча покачала головой.Судья стукнул молоточком, поднялся со своего места и торжественно проследовал к выходу. Когда дверь за ним закрылась, попечительница скомандовала:— Пойдем со мной, Мария.Без единого звука девушка двинулась вслед за ней и когда проходила мимо загородки, увидела Майка. Он пытался что-то сказать, но Мария ничего не слышала, ничего не понимала. Только за дверью к ней вернулась способность чувствовать, и она заплакала.В сопровождении попечительницы и полицейского Марию перевезли в отдаленную безлюдную часть Бронкса, где размещалась колония для несовершеннолетних преступниц. Выйдя из машины, девушка с любопытством огляделась по сторонам — тихо и пустынно, как в деревне.Через час одна из воспитанниц, с любопытством стреляя глазами на новенькую, провела ее по длинному серому коридору к кабинету врача, открыла дверь и пропустила Марию вперед себя:— Входи, подружка.Худощавый седой человек поднял утомленное лицо. Девушка пояснила:— Я привела к вам новую птичку, док.Доктор кивнул на маленькую комнатку:— Туда. Раздевайся.Осмотр продолжался несколько минут. Наспех одевшись, Мария направилась к двери, но доктор остановил ее и протянул какой-то рецепт:— Это лекарство тебе выдадут в амбулатории. Принимай его всю беременность.Мария вздрогнула, растерянно оглянулась по сторонам потом снова повернулась к доктору, крикнула:— Беременная? Кто, я?!Сзади, раздался насмешливый голос провожатой:— А кто же еще? Я-то мужика два года вблизи не видела, пропади все пропадом!Ничего не понимая, Мария потрясение уставилась в бумажку, но уже через секунду грохнулась на стул и громко захохотала. Доктор поморщился:— Не вижу ничего смешного.Мария не могла остановиться. Между приступами смеха она отчаянно всхлипывала, размазывая по щекам горячие слезы. Боже, какая глупость! Он никогда не узнает того, что случилось, не узнает правды. Никто не узнает правды! Штат Нью-Йорк против Мэриен Флад Секретарь вызвал первого свидетеля обвинения, и перед залом появилась высокая девушка с непроницаемыми глазами на туповатом лице. Широкий пробор казался особенно ярким среди распущенных смоляных волос.Пока секретарь выполнял формальности, связанные с принесением свидетелем присяги, публика нетерпеливо гудела. Девушка же казалась совершенно спокойной и на присутствующих не обращала ни малейшего внимания.Я ждал.Секретарь поднял голову:— Будьте любезны, назовите ваше имя.— Рей Марней.Голос у девушки оказался слишком тонким и писклявым для ее мощного сложения.Секретарь дал мне знак. Я быстро вышел вперед, остановился напротив свидетельницы и начал опрос:— Сколько вам лет, мисс Марней?Девушка быстро ответила:— Двадцать три.— Где вы родились?— Чилликот, штат Огайо.— Когда вы приехали в Нью-Йорк?— Около двух лет назад.Я начал привыкать к ее странному писку.— Чем вы занимались в Чилликоте?— Жила...По залу прокатились смешки. Когда публика успокоилась, пришлось пояснить:— Мисс Марней, я хотел узнать, чем вы зарабатывали себе на жизнь в Чилликоте?— А, я не поняла, что именно вас интересует. В Чилликоте у меня была должность учительницы.Самое убийственное заключалось в том, что эта женщина действительно работала в школе.— В каких классах вы преподавали?— В младших. Я люблю детей!Ее неуместное воодушевление вызвало тихое веселье в зале. Даже я не смог сдержать улыбку.— Я не сомневаюсь в вашем отношении к ученикам. Почему вы решили оставить любимое дело и уехать в Нью-Йорк?— Мне захотелось стать актрисой. Сначала я работала учительницей и ни о чем таком не думала. Но потом профессор Берг, который преподавал драматическое мастерство в старших классах, написал пьесу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30