А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Дейзи захлестнула неуемная радость. Она так хотела, чтобы Боб ею гордился!
Взяв его под руку, девушка вышла в теплые сумерки.
Они направились в гору, туда, где она никогда раньше не бывала. Дома были большими, но низкими, отстоявшими довольно далеко от дороги, с ухоженными деревьями и газонами. Наконец Боб свернул на длинную извилистую подъездную аллею. Машина остановилась, и Боб открыл для Дейзи дверцу. Послышались смех, звяканье стаканов. Нервное возбуждение охватило девушку, такое сильное, что она на секунду задохнулась. С сияющими глазами Дейзи последовала за Бобом в шум и веселье вечеринки.
– Выпейте, пожалуйста, – попросила голубоглазая девушка, дружески улыбаясь. – Лили приготовила просто волшебные коктейли с розовыми лепестками.
– Лили хочет поговорить с ней, – возразила другая девица, схватив Дейзи за руку и вытягивая ее из толпы. – Привет. Я Пэтси Смайт. Потрясная вечеринка, правда? Вы раньше встречались с Лили?
– Нет, – покачала головой Дейзи, ловко увертываясь от незнакомого мужчины, пытавшегося остановить ее.
– В таком случае обращайтесь с ней почтительно, как с царицей Савской, и все будет в порядке. Черт! Кто-то пролил ром мне на юбку. Чем вы выводите ромовые пятна с шифона?
Дейзи понятия не имела о таких вещах. В этот миг она встретилась взглядом с Лили Райнер. Глаза напоминали маленькие черные изюминки, блестевшие на покрытом толстым слоем пудры лице. Она громко вещала о чем-то, подчеркивая каждое слово взмахами длинного нефритового мундштука. Внезапно Лили замерла, забыв об очередном анекдоте. Лили жила и дышала кино. Но звуковые фильмы сломали ее карьеру. Она так и не сумела избавиться от гортанного акцента своей родной Германии, и никакие уроки дикции не смогли ей помочь. Актриса ушла со сцены в расцвете славы, и никто не узнал о разбившем ее сердце поражении.
Увидев Дейзи, она величественно поднялась. Ни одна звезда, ни одна старлетка из «Уорлдуайд» не была приглашена на вечеринку. Лили не выносила, когда ее затмевали, а рядом с этой гибкой грациозной девушкой она казалась старухой. Взоры всех устремились на незнакомку, которую вела за руку Пэтси Смайт.
Лили недовольно поджала карминово-красные губы.
– Это не студийная вечеринка, – ледяным тоном сообщила она. – Вход только по приглашениям.
Дейзи улыбнулась.
– Я приглашена, – вежливо сообщила она. – Мы пришли с Бобом Келли.
Лили медленно опустилась на стул и жестом отослала свою свиту. Платье из аметистового атласа, трогательно дешевое, выглядело, однако, на девушке творением известного модельера. Ревность, на мгновение сжавшая сердце Лили, тут же улетучилась. Она не выносила только людей второго сорта. А девушка, стоявшая перед ней, несомненно, не подпадала под эту категорию.
– Вы работаете в «Уорлдуайд»? – резко спросила старая актриса.
– Нет.
– Значит, следует начать, и как можно скорее, – сухо объявила Лили. – Это первоклассная студия, с одним из лучших режиссеров в городе.
Она глубоко затянулась сигаретой.
– Где Боб собирается показать вас? В «Уорнер Бразерс»? «Юниверсл»?
– Нигде, – сдержанно объяснила Дейзи, – Боб не хочет, чтобы я работала на студии.
Лили выпустила кольцо дыма и пристально вгляделась в девушку.
– В таком случае он просто дурак, – язвительно заметила она. – Ваше место перед камерой оператора! Даже слепому это видно!
Шум вокруг вздымался и опадал точно волны, но женщины ничего не слышали.
– Знаю, – кивнула Дейзи с обезоруживающей искренностью. – Но Боб не понимает. Пока.
Лили яростно раздавила сигарету в пепельнице.
– И сколько вы собираетесь ждать, пока он наконец прозреет? Чьей жизнью вы живете? Его или своей? – Она наклонилась вперед и, сверкая глазами, вцепилась в запястье девушки. – Существует очень мало людей, дитя мое, ничтожно мало тех, кого «любит» камера. Это качество нельзя приобрести. С ним можно только родиться. Оно здесь… – Лили постучала по виску лакированным ноготком, – …и здесь. – Она хлопнула себя рукой по животу. – Внутри тебя. Это не жесты, не слова и не игра. Это нечто присущее лишь тебе, и никому иному. – Разжав пальцы, она откинулась на спинку кресла. – И у тебя это есть.
Сердце девушки учащенно забилось. Лили говорила о том, что ей было уже известно, и знание это оказалось почти невыносимым.
– А я гадал, куда ты запропастилась, – окликнул Боб, подходя к ним вместе с Джеффом Клейборном.
– Вижу, уже поздно вас знакомить! – весело объявил Джефф, целуя мать в густо напудренную щеку.
Боб что-то говорил, но Дейзи не понимала ни единого слова. В руку ей сунули высокий стакан, и она тупо приняла его. Боб болтал с Джеффом. Пэтси Смайт восхищалась ее платьем, и Лили Райнер смотрела на нее так, словно заглядывала в душу.
Нужно уходить отсюда. Куда угодно. Туда, где тихо и спокойно и она могла бы все обдумать. Подавить непрошеный взрыв эмоций, так бесцеремонно взбудораженных словами Лили.
Она протолкалась сквозь толпу в аляповато обставленный холл. Над головой сверкала хрустальная люстра, пол был устлан винно-красным ковром, стены обтянуты шелком. В углу стояли мраморная подставка для телефона и стул. Девушка села, чувствуя, как трясутся поджилки, словно она находится на краю пропасти. Кто-то оставил на подставке пачку сигарет и зажигалку. Она неуклюже раскрыла пачку, так, что вывалились все сигареты, и начала неумело возиться с зажигалкой.
– Позвольте мне, – раздался за спиной глубокий низкий голос.
Зажигалка с грохотом покатилась по столу, сигарета выпала из безвольных пальцев. Девушка едва нашла в себе силы повернуть голову.
Он сидел на ступеньках лестницы, в тени, куда не проникал свет люстры. Наконец он шевельнулся, поднялся на ноги и шагнул к ней с грацией и чувственной небрежностью настоящего хищника.
Девушка не могла говорить, не могла двинуться. Он достал черную сигарету из золотого портсигара, зажег, глубоко затянулся, а потом вынул ее изо рта и осторожно сунул в полураскрытые губы девушки.
Она тряслась как от озноба. Девушка сделала последний шаг и теперь летит… летит… вниз… в черную неизвестность… во мрак… и слышит откуда-то издалека тихий голос Видала Ракоши:
– Трудно поверить, что вы когда-либо бывали в Орегоне.
Глава 4
В соседних комнатах по-прежнему стоял шум, оттуда доносились смех и музыка, но Дейзи уже ни на что не обращала внимания, кроме темной, невероятно привлекательной головы, склоненной к ней. Эти бездонные глаза пригвоздили ее к месту, будто хотели вобрать в себя, беспощадно сжигая, как лесной пожар. Она пыталась встать, сохранить хоть какое-то подобие достоинства, но ни сил, ни воли не осталось. Темно-красные стены и пол закружились перед ней в гротескном водовороте света и красок, а в самом центре, притягивая ее, словно мошку к пламени, сверкали горящие глаза Видала Ракоши. Она задыхалась. Сигарета, выпавшая изо рта, прожгла дыру в фиолетово-аметистовом атласе. Видал молниеносно сбросил сигарету на пол и раздавил каблуком.
– Вам больно?
В этом низком баритоне прозвучала такая неподдельная тревога, что девушка мгновенно очнулась.
– Н-нет…
Она, пошатываясь, встала. Но Ракоши даже не отодвинулся, чтобы позволить ей пройти. Он был так близко, что она чувствовала его теплое дыхание, ощутила почти неуловимый запах его мужественности.
– Простите, – пробормотала она, оглушенная безумным стуком собственного сердца.
– Нет.
Венгр как будто почуял, что получил над ней неограниченную власть. Глаза его сузились, и взгляд, дерзкий, пронизывающий и решительный, приковал девушку к месту.
– Теперь, когда я снова нашел вас, никогда не потеряю. Никогда не позволю покинуть меня.
Девушка, понимая, что вот-вот потеряет сознание, покачнулась, и тотчас теплая рука легла на ее плечо.
– Пойдем туда, где мы можем поговорить.
– Нет, – прошептала Дейзи. Сейчас, когда ее мечты соприкоснулись с реальностью, девушку внезапно охватил ужас. Она попыталась отстраниться, но Ракоши легко удержал ее.
– Почему нет?
Темные брови вопросительно поднялись.
Его прикосновение обжигало кожу. Она никуда не пойдет с ним. Пойти с этим человеком означает бросить Боба, а такое немыслимо. Он не заслужил подобного обращения. Боб был так добр к ней. Добрее, чем кто бы то было на свете.
Рыдания душили девушку. Она любила Боба, но вовсе не такой любовью, которая была ему необходима. Недалек день, когда ей придется выложить ему все начистоту, но этот день еще не пришел, и она не может просто повернуться и уйти с Ракоши. Не может!
– Нет, – снова пробормотала она пересохшими губами. – Пожалуйста, пустите меня.
Сильные оливково-смуглые пальцы лишь крепче сжали ее руку, и Дейзи почудилось, будто почва ушла у нее из-под ног. Ей показалось, словно все ее жизненные принципы трещат и рушатся, и выхода нет. В сознании эхом отдавались слова Лили. Для чего она живет? Ради Боба или себя самой?
Боль пронзила Дейзи, и она с отчаянием осознала, что никогда не сможет полностью принадлежать Бобу. Он любил ее, но никак не хотел понимать. И чутье ей подсказывало, что стоявший рядом человек прекрасно ее понимает. Дейзи предприняла последнюю бесплодную попытку ухватиться за мирок, ставший ее убежищем.
– Я приехала с Бобом Келли, – объяснила она, уже зная, что сражение проиграно. – Он будет меня искать.
Легкая улыбка тронула губы Ракоши.
– Но не найдет, – ответил он и уверенно взял Дейзи за руку.
Девушка поняла, что с этой минуты ее жизнь круто изменилась.
Дейзи не помнила, как вышла из дома. Видал Ракоши крепко сжимал ее ладонь. Она почти бежала, пытаясь попасть в такт его широким шагам. Они пересекли мокрый от росы газон, остановились на подъездной аллее, посыпанной гравием, и Видал открыл дверцу светло-голубого «дузенберга». Дейзи не спрашивала, куда они едут. Ей было все равно. Теперь она с ним, и этого достаточно.
В отличие от Боба он вел машину с раскованной небрежностью, поразительной беспечностью и равнодушием к опасности, минуя повороты с убийственной скоростью, ни на мгновение не выпуская руля. Выхваченные светом фар мелькали дома, деревья, фонари и исчезали, проглоченные го тьмой.
Девушка сидела молча, боясь шевельнуться. Отныне мир и покой покинули ее навсегда. Что-то так долго дремлющее в душе теперь проснулось. Вкус к жизни, энергия, дерзость, воспламенявшие кровь и заставлявшие нервы напряженно вибрировать. Она знала это инстинктивно, с того дня, как впервые появилась на съемочной площадке. Отныне обратной дороги нет. Ее судьба неразрывно связана с этим человеком.
Ракоши объехал бульвар Сьенега и направился к побережью.
– Сигарету? – спросил он, прерывая молчание. Дейзи кивнула, и он, убрав руку с руля, щелчком открыл портсигар. В неярком свете девушка заметила герб, выгравированный вместо инициалов в одном углу и украшенный большим бриллиантом.
Огонек зажигалки осветил его лицо, красивые, почти сатанинские черты, и Дейзи поняла, почему его называют дьяволом. Черный галстук-бабочка давно исчез, и ворот простой белой вечерней сорочки был распахнут. Услышав ее громкий вздох, он повернул голову и посмотрел ей в глаза. Нестерпимый жар опалил Дейзи. Но его белые зубы блеснули в чарующей улыбке, и она невольно спросила:
– Почему вы считаете, что я приехала из Орегона?
Ракоши рассмеялся, и ее смущение и благоговейный страх перед ним мгновенно улетучились. Он – родственная душа, вторая половина, духовно близкий человек, встречи с которым она ждала всю жизнь.
– Ваш брат сказал, что вы уехали из Калифорнии и вернулись в Орегон.
– У меня нет брата.
Ракоши свернул с шоссе, и «дузенберг», рыча мотором, понесся по грязной дороге туда, где гигантские волны непрерывно накатывали на пустынный берег.
– Я знаю. Прекрасная игра… для человека, не имеющего никакого отношения к актерскому ремеслу.
Девушка не уточнила, что он имеет в виду. Она и без того все поняла.
Машина въехала на дюну, и Видал нажал на тормоза. В лунном свете поверхность океана представлялась черным шелком, и набухающие волны разбивались кружевной пеной о мелкий белый песок. Ночной бриз нес запах соли и прохладу. Ракоши снял смокинг и накинул на плечи девушки, пока они шли, спотыкаясь и скользя к самому берегу. Дейзи скинула босоножки на высоких каблуках и подставила лицо ветру.
– Здесь очень красиво и очень одиноко.
– Поэтому я и приехал сюда.
Порывом ветра платье прижало к телу: скользкий атлас льнул к коже, облепив груди и бедра, а подол рвался и трепетал фиолетовым флагом. Видал оценивающе прищурился. Она казалась одновременно воплощением невинности и дикой языческой богиней. Той, которая затмит Грету Гарбо на экране. Некоторое время оба молчали. Белая ажурная пена ложилась к ногам.
– Вы знаете, что мне нужно от вас, не так ли? – спросил он наконец, и по спине Дейзи побежали мурашки. Что бы он ни имел в виду, она отдаст это по доброй воле и никогда не пожалеет.
– Я хочу снимать вас. Мне нужно убедиться, что тот внутренний свет, которым вы обладаете, не пропадет на экране.
В эту минуту луна освободилась из плена облаков. Ракоши ожидал горячей благодарности, клятв в вечной преданности, глупого потока бессмысленных заверений в том, что она всегда мечтала быть кинозвездой. Но девушка молчала, оставаясь при этом странно безмятежной. На нее снизошло какое-то необычайное спокойствие, сродни хладнокровию, и Ракоши облегченно вздохнул – она действительно не похожа на остальных.
Он поднял камешек и далеко запустил в темную воду.
– Я человек, повинующийся инстинктам, – объявил он, констатируя факт, который никто из близких его друзей не осмелился бы отрицать. – По моему мнению, у вас редкий дар, Валентина.
Их руки мимолетно соприкоснулись, и девушка затрепетала.
– Но ожидаю от вас абсолютного повиновения. Железной дисциплины.
Темные брови мрачно сошлись. Сейчас он удивительно напоминал римского императора, привыкшего к беспрекословному послушанию и покорности своих подданных.
Видал остановился, глядя на нее сверху вниз.
– Надеюсь, вы поняли?
Она едва доходила ему до плеча. Девушка повернула голову; ветер разметал по плечам длинные волосы. Лунный свет подчеркивал трогательную чистоту девичьего профиля, и режиссер, никогда не засыпавший в Ракоши, немедленно начал прикидывать, удастся ли старшему осветителю Дону Саймонсу воспроизвести этот эффект.
– Хорошо, – сдержанно согласилась она, и Видал, пораженный таким самообладанием, удивленно покосился на нее.
– Откуда вы взялись, черт возьми? – поинтересовался он, чуть улыбаясь.
Сверкнув в темноте глазами, она сказала со стальной решимостью:
– Это не важно. Я все равно не вернусь назад.
Видал засмеялся, и в эту минуту она, споткнувшись, упала на него. Он подхватил девушку, и они ненадолго замерли, а потом смех в его глазах растаял. Видал наклонился и властно завладел ее губами.
Дейзи была не готова к поцелую. Ее губы покорно раскрылись навстречу Видалу. Мгновенное потрясение тотчас сменилось жгучим наслаждением, когда его язык проник ей в Рот, пробудив в девушке доселе неведомые ощущения. Она была почти раздавлена, прижата сильными руками к твердым чреслам. Дейзи задыхалась. Она принадлежит ему, только ему… навсегда…
Но тут он отстранился, так же внезапно, как сжал ее в объятиях.
– Пойдем, – зло бросил Видал, мрачно хмурясь, и, круто повернувшись, направился прочь так быстро, что она едва поспевала за ним. – Завтра трудный день. Я пришлю за вами студийный лимузин.
– Но куда? Где я буду жить? – осмелилась она спросить, стараясь не замечать, как гулко стучит ее сердце.
Видал слегка пожал плечами.
– Там, где жили до сих пор.
– Я жила с Бобом, – пояснила она и поморщилась от внезапной боли, пронзившей ее при упоминании этого имени. – И не смогу вернуться. Никогда.
Это было правдой. Дейзи осознала это, едва ступив в залитый светом холл Лили Райнер. Ее жизнь необратимо изменилась, и ради Боба, только ради Боба разрыв с прошлым должен быть быстрым и окончательным. Как разрез хирургического скальпеля.
Девушка вздрогнула. Неужели именно это испытала мать, когда подъехала в потрепанном «форде» к монастырским стенам? Может, она тоже любила дочь, но понимала, что у них нет общего будущего?
Буруны, увенчанные белыми шапками, оглушительно ревели, разбиваясь о берег, лизали ее ноги и кололи щеки брызгами пены.
Боб будет чувствовать себя таким же покинутым, как она сама. И, подобно ей, тоже не сможет понять.
Слезы блеснули на длинных темных ресницах. Дейзи внезапно показалась себе очень старой, почти дряхлой. Остаться с Бобом означает обмануть его. Он заслуживает от женщины своей жизни гораздо большего, чем Дейзи могла дать ему. Благодарность не заменит любви, и постепенно когда-нибудь он поймет и простит ее, как она в свое время поняла и простила мать.
Их взгляды встретились, и она подняла подбородок чуть выше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46