Та, не обращая ни на кого внимания, всмотрелась в хитрые, что-то таившие глаза Джесси и неожиданно похолодела.
– Монастырь Сердца Господня – сиротский приют, – напряженно заметила Дейзи, незаметно для себя сжимая кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– В таком случае, – кивнула Джесси, – ты должна считать себя счастливицей, потому что сюда попала.
Взгляды девочек встретились. Дейзи никогда не любила Джесси и прекрасно сознавала, что неприязнь была взаимной. Джесси – смутьянка, скандалистка и лгунья. Самым разумным для Дейзи будет не обращать внимания на глупые реплики и попросту выйти из комнаты. Однако что-то в тоне Джесси словно подзуживало пойти дальше.
Дейзи медленно направилась к кровати соперницы. Остальные воспитанницы, столпившиеся рядом, инстинктивно отступили.
– Что, спрашивается, ты хочешь этим сказать, Джесси Салливан?
Джесси рассмеялась, обнажив очень белые и маленькие зубки.
– Только то, что ты не сирота и не должна была остаться здесь. Тебе следовало жить в доме для детей, от которых отказались матери.
Дейзи приблизилась так быстро, что у Джесси не хватило времени опомниться. Сильные руки сомкнулись у нее на запястьях, глаза бешено сверкнули, резанув мгновенно побелевшее лицо Джесси.
– Моя мать не отказывалась от меня, она умерла!
– Вовсе нет! – торжествующе бросила Джесси. – Она принесла тебя сюда! Сестра Доминика сказала мне! Она принесла тебя сюда и бросила! Сестра Доминика говорила, что тебя должны были отправить в приют для брошенных детей, но преподобная матушка решила сделать для тебя исключение! Наверное, посчитала, что если ты останешься, твоя мамаша когда-нибудь передумает и вернется!
И воспользовавшись тем, что Дейзи ошеломленно застыла, постаралась поскорее вырваться. Сердце Дейзи, казалось, вот-вот разорвется. Она никак не могла вдохнуть.
– Ты лжешь!
– Нет, – заверила Джесси, проворно перебираясь на другую сторону кровати, подальше от разъяренного врага. – Спроси преподобную матушку! Спроси сестру Доминику! Кого хочешь спроси!
Лицо Джесси внезапно расплылось перед глазами. Дейзи попыталась вытянуть руку и схватиться за что-нибудь, чтобы удержаться от падения, но, кроме кровати и стайки выжидательно наблюдающих девочек, ничего не обнаружила. Кровь стучала у нее в голове, в ушах звенело.
– Я немедленно иду к преподобной матушке! И всем станет ясно, какая ты лгунья, Джесси Салливан!
Джесси, откинувшись на подушки, издевательски блеснула голубыми глазками.
– Сумеешь только доказать всем, что ты ублюдок и не должна быть среди нас. Сестра Доминика сказала…
Она так и не успела докончить. Дейзи метнулась к кровати, схватила Джесси за косички и с силой дернула. Джесси начала громко вопить, безуспешно пытаясь ударить Дейзи ногой, царапая ее лицо ногтями.
Дейзи двинула коленом в живот Джесси, и та задохнулась. Дейзи молниеносно уселась на нее верхом, отпустила косички и подняла ей руки над головой:
– Извинись за все, что наболтала здесь, Джесси Салливан! Проси прощения или выцарапаю твои гляделки!
– Нет! – всхлипнула Джесси, пытаясь вырваться. – Нет, это правда! Твоя мать бросила тебя, потому что ты была рождена в грехе. Так говорит сестра Доминика. Она говорит…
Ногти Дейзи так глубоко впились в кожу Джесси, что из-под них выступила кровь.
– Ты врешь! Признайся, что врешь.
– Никогда. Ты ублюдок! Ублю…
Дейзи, охнув, ударила Джесси по губам.
– Лгунья!
– Ублюдок!
Джесси попыталась освободиться, и обе девочки свалились на пол, брыкаясь, царапаясь и крича. Пораженные ужасом зрители пытались опомниться. Некоторые, наиболее сообразительные, побежали за помощью. Но никто не осмелился растащить дерущихся. Кровь лилась из разбитых губ Джесси, Дейзи была вся в царапинах. Вмешаться – означало подвергнуться серьезной опасности быть изуродованной на всю жизнь.
Однако помощь подоспела вовремя. Сестра Доминика, побагровев от гнева, уже шагала к дортуару, где крики и всхлипывания перерастали в дикий визг.
– Это Дейзи Форд, сестра! Она хочет убить Джесси…
– Неправда! Джесси говорит, что…
– Там весь пол в крови, сестра Доминика…
Монахиня пробилась сквозь толпу воспитанниц с такой непривычной для себя скоростью, что распятие на черном платье то и дело взлетало в воздух. У открытой двери дортуара она, однако, замерла, окаменев от негодования. Тумбочки перевернуты, содержимое рассыпано по всей комнате. Девочки продолжали бороться: то одна, то другая оказывались сверху.
– Прекратить! Немедленно прекратить!
Ни та ни другая не повиновались и, казалось, даже не слышали наставницу. Под извивающимися телами зловеще захрустело стекло от разбившейся рамки для фото. Лицо Джесси было перепачкано кровью. Лицо Дейзи искажено ненавистью и яростью.
Сестра Доминика, выступив вперед, схватила Дейзи за плечи и с неизвестно откуда взявшейся силой отшвырнула от сопротивляющейся жертвы. Обрадованные появлением наставницы, девочки поспешили помочь истерически рыдающей Джесси встать.
– Как посмела ты… опозорить монастырь подобным образом?! – зашипела сестра Доминика. – Ты, злобная, порочная, испорченная, неблагодарная…
– Пустите меня!
Дсйзи развернулась с такой силой, что едва не сбила монахиню с ног. Грудь ныла от ударов, голова кружилась.
– Это вы порочны, сестра Доминика! Наговорили обо мне столько лжи Джесси Салливан! Врали, что я рождена в грехе! Что мать отказалась от меня!
Кровь отхлынула от лица сестры Доминики. Джесси безвольным клубочком лежала на полу, жалобно всхлипывая, окруженная сочувствующими подружками.
– Ты немедленно отправишься в часовню, – приказала монахиня, стискивая трясущиеся руки. – И двенадцать раз прочтешь Розарий. Ты…
– Я ничего подобного делать не собираюсь, – перебила Дейзи, сверкнув глазами. – Я иду к преподобной матушке. И все расскажу ей о вашей лжи… и порочности.
– Ты будешь делать, как тебе сказано, Дейзи Форд, иначе тебя ждет наказание, которого ты не забудешь до конца жизни!
Дейзи перевела наконец дыхание и непримиримо уставилась на наставницу.
– Я иду к преподобной матушке, – повторила она и под взглядами десятков перепуганных и восхищенных воспитанниц направилась к двери.
Ладони сестры Доминики взмокли от пота. Настоятельница монастыря редко выходила из себя, но в этих нечастых случаях гнев ее был ужасен. И сейчас будет направлен на нее.
Монахиня быстро пошла за Дейзи.
– Ты только себе сделаешь хуже, – произнесла она, пытаясь говорить как можно убедительнее. – Испортила вещи других воспитанниц, избила подругу. Джесси наверняка понадобится врач. Глупо и неразумно докладывать сейчас обо всем преподобной матушке.
Однако Дейзи по-прежнему молча шагала по выбеленному коридору. Сестре Доминике пришлось почти бежать, чтобы не отстать от нее.
– Джесси поступила нехорошо, вбивая тебе в голову подобные истории, и я позабочусь о т.ом, чтобы это больше не повторилось.
Но Дейзи уже было не остановить. Еще несколько шагов, и она окажется у двери кабинета настоятельницы.
– Дейзи Форд, я запрещаю тебе беспокоить преподобную матушку из-за таких пустяков.
Дейзи остановилась.
– Мое происхождение не пустяк, сестра Доминика, – сухо сообщила она, и впервые в жизни монахиня поняла, что столкнулась с ребенком, которого невозможно ни унизить, ни запугать.
Она со свистом вдохнула, подавляя желание отвесить Дейзи хорошую затрещину. Девочка постучала в сосновую дверь, и преподобная матушка пригласила ее войти.
Настоятельница, сидя за большим дубовым письменным столом, о чем-то совещалась с сестрой Франческой. Подняв голову, она изумленно уставилась на Дейзи, решительно вставшую посреди комнаты. Воспитанницы обычно появлялись здесь только по вызову. Глаза ее расширились еще больше при виде исцарапанного, покрытого запекшейся кровью лица Дейзи и синяков, украшавших ее лоб и шею.
– Да, Дейзи? – спросила настоятельница, откладывая листок бумаги, который держала в руке. – Могу я помочь тебе?
Дейзи глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
– Джесси Салливан сказала мне, что я не сирота. Якобы мать принесла меня в монастырь и бросила, и что я незаконнорожденная. Она говорила это в присутствии всех девочек, и теперь они верят ей. Я очень прошу вас объяснить им, что она лжет.
Сестра Франческа тихо охнула. Письмо, которое она держала, кружась, легло на яркий связанный крючком коврик.
Настоятельница перевела взгляд с белого осунувшегося лица девочки на настороженно стоявшую у порога сестру Доминику. В глазах монахини блеснули искорки тщательно подавляемого страха. Настоятельница очень медленно отодвинула стопку документов.
– Оставьте нас, сестра Доминика, – властно произнесла она.
– Я… но…
При виде выражения лица преподобной матушки сестра Доминика осеклась и неохотно, но все же повиновалась. В комнате воцарилась тишина.
Преподобной матушке не было необходимости спрашивать, откуда Джесси Салливан обо всем узнала. Позже она разделается с сестрой Доминикой.
Настоятельница мягко улыбнулась девочке.
– Пожалуйста, садись, Дейзи.
– Нет, спасибо, преподобная матушка, – пробормотала Дейзи, облизывая пересохшие губы. – Мне только нужно, чтобы вы сказали девочкам, что Джесси лгунья.
Настоятельница подняла пресс-папье и вновь поставила его на место. У Дейзи оглушительно колотилось сердце. Почему преподобная матушка не сердится? Почему не поведет ее обратно в дортуар, чтобы обличить Джесси?
Девочка взглянула на сестру Франческу, и страх стиснул ее душу неумолимой рукой, а горло заболело так, что говорить почти не было сил.
– Джесси соврала, правда, преподобная матушка?
Настоятельница встала и, медленно обойдя громадный стол, ласково положила руки на плечи Дейзи.
– Нет, Дейзи, – тихо ответила она. – Джесси не лгала. Ты попала в приют не как другие дети. Я хотела рассказать тебе об этом сама, когда ты немного подрастешь.
– Но я сирота! Моя мать никогда бы меня не бросила! Это невозможно…
Огромные глаза на маленьком личике пылали страхом и болью. Девочка с мучительным отчаянием ожидала подтверждения своих слов.
– Твоя мать была очень молода тогда, сама немногим старше ребенка. Она, без всякого сомнения, считала, что самым лучшим для дочери будет поручить ее нашим заботам.
Дейзи показалось, словно она падает, падает в бесконечный водоворот цветных вихрей и черных зловещих облаков. Она в ужасе переводила взгляд с настоятельницы на сестру Франческу.
– Тогда я не должна быть здесь! Ведь моя мать жива! Какая кошмарная ошибка!
– Твоя мать оставила тебя здесь и не вернулась, – твердо объявила преподобная матушка. – Следовательно, ты такая же сирота, как и все остальные.
– Нет! – Дейзи отпрянула, будто затравленный зверек, пытаясь нашарить опору – спинку стула, стену, дверь. – Нет! – Ее тихий нечленораздельный крик прозвучал так, словно шел из самой глубины сердца. – Она думает, что меня удочерили! Ищет меня! Я знаю, знаю! И хочу найти ее. Я не сирота! Не сирота!!!
Дейзи смутно сознавала, что сестра Франческа рванулась к ней, но тут цветные вихри засосали ее, втягивая все глубже, пока не осталась лишь тьма, и девочка повалилась ничком на ковер маленьким бесчувственным клубочком.
Дейзи почти равнодушно созерцала очередной прилет ласточек. Сестра Доминика больше не была ее наставницей, и девочка уже не жила по звонку колокольчика. Сестра Франческа знала, что день Святого Иосифа самый важный в жизни девочки и, как всегда, отнеслась к ней с пониманием.
Дейзи сидела на перилах крытой галереи, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, прислонясь к нагретому камню арки. Близился полдень, и она вот уже несколько часов наблюдала за птицами. На этот раз радости в сердце не было. Только горечь и зависть.
Джесси Салливан уже давно покинула монастырь. Воспитанницы, жившие вместе с Дейзи в одном дортуаре, никогда не заговаривали о злобных обвинениях Джесси. Но с того дня она стала парией. Подруги боялись ее бешеной вспыльчивости.
Остальные девочки были сиротами. Все, кроме нее. Где-то там, за высокими белыми стенами, ожидая ее, живет и работает ее мать.
Девочка подняла камешек и лениво перебросила через залитый солнцем двор.
Но мать не пришла за ней. Ее соседки по дортуару во всем полагались на сестер и радовались любым проявлениям симпатии, любым знакам внимания. Но они испытали любовь, настоящую родительскую любовь, до того как попали в монастырь. Дейзи же знала лишь повседневную рутину, правила, однообразие жизни в приюте, где железной рукой управляла сестра Доминика.
Ласточка спустилась ниже и сделала круг над головой Дейзи, словно призывая девочку полететь следом. До той отвратительной сцены в дортуаре девочка считала себя счастливой. Теперь же, понимая, что она не такая, как все, ощущала лишь глубокую непрекращающуюся боль.
Сестра Франческа тихо выступила из тени и встала рядом.
– Ты вот уже час должна повторять латынь, Дейзи.
– Знаю.
Дейзи искренне раскаивалась. Сестра Франческа прекрасна, добра и мила! Она не заслуживает такого отношения, особенно со стороны воспитанницы, которую вовсе не обязана учить и наставлять.
Монахиня подняла глаза к небу.
– Они так красивы, правда?
Дейзи кивнула, стараясь не дать воли переполнявшим глаза слезам. Сестра Франческа уселась рядом в позе, которая перепугала бы преподобную матушку и возмутила бы сестру Доминику.
– Тебе по-прежнему очень больно, Дейзи? Ведь прошел уже почти год.
Дейзи избегала сочувственного взгляда сестры Франчески, боясь, что слезы, которые она так храбро пыталась сдержать, хлынут по щекам.
– Да, – шепнула она, вжимаясь лицом в поднятые колени.
Сестра Франческа ничего не ответила. Очнувшись в кабинете преподобной матушки, девочка словно спряталась за непроницаемой броней, ушла в свой мир, куда никто не мог проникнуть. Ни вопросов. Ни истерик. Она превратилась в совершенно другого человека. Молчаливого и напряженного, отвергавшего все попытки подружиться, предпочитавшего одиночество. Единственным утешением оставались журналы о кино, так редко и нерегулярно привозимые сестрой Франческой из Лос-Анджелеса.
Дейзи, начертив пальцем в пыли нечто непонятное, нерешительно спросила:
– Вы когда-нибудь видели мою маму, сестра Франческа?
Смелая ласточка оторвалась от стаи и, пролетев над самыми стенами монастыря, села на замшелый бортик фонтана.
– Именно мне твоя мать тебя отдала.
Дейзи охнула, чувствуя, как кровь отливает от щек. Поняв, как расстроена девочка, сестра Франческа ободряюще сжала ее руку.
– Я шла в курятник собирать яйца, когда на дороге остановился «Форд-Т». В нем сидели молодые люди – девушка и мужчина. – Сестра Франческа увидела, как внезапно дернулась Дейзи, однако упрямо продолжала: – Молодая… леди вышла из автомобиля. В руках она несла тебя.
Монахиня поколебалась, вспоминая замкнутое, хорошенькое, покрытое слоем косметики лицо.
– Она отдала мне ребенка и попросила, чтобы о нем заботились.
– Какая она была? – настойчиво допрашивала девочка. – Темноволосая, как я?
Сестра Франческа нерешительно покачала головой.
– Нет, Дейзи. Она была блондинкой.
Дейзи недоверчиво уставилась на монахиню. Все эти годы она мысленно рисовала себе мать, но никогда не представляла отчетливо ее лицо. Теперь же, как ни странно, образ ее стал более определенным. Мать была блондинкой. И бросила свою дочь. Сердце девочки сжалось с такой силой, что у нее чуть не перехватило дыхание.
– Она плакала? – наконец выдавила Дейзи.
– Нет, Дейзи, не плакала.
Наставница крепче сжала руку девочки. Кровь стучала в голове Дейзи с такой силой, что она боялась вновь потерять сознание. Ужасная мысль не давала ей покоя: неужели мать распрощалась с ней без единой слезы?!
– Она была хорошенькой? – прошептала девочка, опять уткнувшись головой в колени.
– Очень.
Монахиня не добавила, что красоту нелегко было разглядеть под толстым слоем «штукатурки», а капризно надутые губы и вовсе делали ее почти неразличимой. Но она видела, что Дейзи пытается набраться мужества и задать еще один вопрос. Самый главный. И сестра Франческа терпеливо выжидала. Для занятий латынью сегодня все равно уже слишком поздно, и, кроме того, латынь далеко не так важна для душевного спокойствия двенадцатилетней девочки.
– Вы сказали, что в «форде», кроме матери, был кто-то еще…
Сестра, чуть заметно поколебавшись, кивнула.
– Молодой человек за рулем.
– Мой отец?
Шепот был едва слышен.
– Не знаю, – честно ответила сестра Франческа.
– Должно быть, именно он! – вскинулась Дейзи, лихорадочно блестя глазами. – Они были бедны и хотели лучшей судьбы для меня! Поэтому и привезли сюда, а когда вернулись, им было сказано, что меня удочерили! – Девочка встрепенулась и вскочила: – Как вы не понимаете, сестра Франческа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Монастырь Сердца Господня – сиротский приют, – напряженно заметила Дейзи, незаметно для себя сжимая кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– В таком случае, – кивнула Джесси, – ты должна считать себя счастливицей, потому что сюда попала.
Взгляды девочек встретились. Дейзи никогда не любила Джесси и прекрасно сознавала, что неприязнь была взаимной. Джесси – смутьянка, скандалистка и лгунья. Самым разумным для Дейзи будет не обращать внимания на глупые реплики и попросту выйти из комнаты. Однако что-то в тоне Джесси словно подзуживало пойти дальше.
Дейзи медленно направилась к кровати соперницы. Остальные воспитанницы, столпившиеся рядом, инстинктивно отступили.
– Что, спрашивается, ты хочешь этим сказать, Джесси Салливан?
Джесси рассмеялась, обнажив очень белые и маленькие зубки.
– Только то, что ты не сирота и не должна была остаться здесь. Тебе следовало жить в доме для детей, от которых отказались матери.
Дейзи приблизилась так быстро, что у Джесси не хватило времени опомниться. Сильные руки сомкнулись у нее на запястьях, глаза бешено сверкнули, резанув мгновенно побелевшее лицо Джесси.
– Моя мать не отказывалась от меня, она умерла!
– Вовсе нет! – торжествующе бросила Джесси. – Она принесла тебя сюда! Сестра Доминика сказала мне! Она принесла тебя сюда и бросила! Сестра Доминика говорила, что тебя должны были отправить в приют для брошенных детей, но преподобная матушка решила сделать для тебя исключение! Наверное, посчитала, что если ты останешься, твоя мамаша когда-нибудь передумает и вернется!
И воспользовавшись тем, что Дейзи ошеломленно застыла, постаралась поскорее вырваться. Сердце Дейзи, казалось, вот-вот разорвется. Она никак не могла вдохнуть.
– Ты лжешь!
– Нет, – заверила Джесси, проворно перебираясь на другую сторону кровати, подальше от разъяренного врага. – Спроси преподобную матушку! Спроси сестру Доминику! Кого хочешь спроси!
Лицо Джесси внезапно расплылось перед глазами. Дейзи попыталась вытянуть руку и схватиться за что-нибудь, чтобы удержаться от падения, но, кроме кровати и стайки выжидательно наблюдающих девочек, ничего не обнаружила. Кровь стучала у нее в голове, в ушах звенело.
– Я немедленно иду к преподобной матушке! И всем станет ясно, какая ты лгунья, Джесси Салливан!
Джесси, откинувшись на подушки, издевательски блеснула голубыми глазками.
– Сумеешь только доказать всем, что ты ублюдок и не должна быть среди нас. Сестра Доминика сказала…
Она так и не успела докончить. Дейзи метнулась к кровати, схватила Джесси за косички и с силой дернула. Джесси начала громко вопить, безуспешно пытаясь ударить Дейзи ногой, царапая ее лицо ногтями.
Дейзи двинула коленом в живот Джесси, и та задохнулась. Дейзи молниеносно уселась на нее верхом, отпустила косички и подняла ей руки над головой:
– Извинись за все, что наболтала здесь, Джесси Салливан! Проси прощения или выцарапаю твои гляделки!
– Нет! – всхлипнула Джесси, пытаясь вырваться. – Нет, это правда! Твоя мать бросила тебя, потому что ты была рождена в грехе. Так говорит сестра Доминика. Она говорит…
Ногти Дейзи так глубоко впились в кожу Джесси, что из-под них выступила кровь.
– Ты врешь! Признайся, что врешь.
– Никогда. Ты ублюдок! Ублю…
Дейзи, охнув, ударила Джесси по губам.
– Лгунья!
– Ублюдок!
Джесси попыталась освободиться, и обе девочки свалились на пол, брыкаясь, царапаясь и крича. Пораженные ужасом зрители пытались опомниться. Некоторые, наиболее сообразительные, побежали за помощью. Но никто не осмелился растащить дерущихся. Кровь лилась из разбитых губ Джесси, Дейзи была вся в царапинах. Вмешаться – означало подвергнуться серьезной опасности быть изуродованной на всю жизнь.
Однако помощь подоспела вовремя. Сестра Доминика, побагровев от гнева, уже шагала к дортуару, где крики и всхлипывания перерастали в дикий визг.
– Это Дейзи Форд, сестра! Она хочет убить Джесси…
– Неправда! Джесси говорит, что…
– Там весь пол в крови, сестра Доминика…
Монахиня пробилась сквозь толпу воспитанниц с такой непривычной для себя скоростью, что распятие на черном платье то и дело взлетало в воздух. У открытой двери дортуара она, однако, замерла, окаменев от негодования. Тумбочки перевернуты, содержимое рассыпано по всей комнате. Девочки продолжали бороться: то одна, то другая оказывались сверху.
– Прекратить! Немедленно прекратить!
Ни та ни другая не повиновались и, казалось, даже не слышали наставницу. Под извивающимися телами зловеще захрустело стекло от разбившейся рамки для фото. Лицо Джесси было перепачкано кровью. Лицо Дейзи искажено ненавистью и яростью.
Сестра Доминика, выступив вперед, схватила Дейзи за плечи и с неизвестно откуда взявшейся силой отшвырнула от сопротивляющейся жертвы. Обрадованные появлением наставницы, девочки поспешили помочь истерически рыдающей Джесси встать.
– Как посмела ты… опозорить монастырь подобным образом?! – зашипела сестра Доминика. – Ты, злобная, порочная, испорченная, неблагодарная…
– Пустите меня!
Дсйзи развернулась с такой силой, что едва не сбила монахиню с ног. Грудь ныла от ударов, голова кружилась.
– Это вы порочны, сестра Доминика! Наговорили обо мне столько лжи Джесси Салливан! Врали, что я рождена в грехе! Что мать отказалась от меня!
Кровь отхлынула от лица сестры Доминики. Джесси безвольным клубочком лежала на полу, жалобно всхлипывая, окруженная сочувствующими подружками.
– Ты немедленно отправишься в часовню, – приказала монахиня, стискивая трясущиеся руки. – И двенадцать раз прочтешь Розарий. Ты…
– Я ничего подобного делать не собираюсь, – перебила Дейзи, сверкнув глазами. – Я иду к преподобной матушке. И все расскажу ей о вашей лжи… и порочности.
– Ты будешь делать, как тебе сказано, Дейзи Форд, иначе тебя ждет наказание, которого ты не забудешь до конца жизни!
Дейзи перевела наконец дыхание и непримиримо уставилась на наставницу.
– Я иду к преподобной матушке, – повторила она и под взглядами десятков перепуганных и восхищенных воспитанниц направилась к двери.
Ладони сестры Доминики взмокли от пота. Настоятельница монастыря редко выходила из себя, но в этих нечастых случаях гнев ее был ужасен. И сейчас будет направлен на нее.
Монахиня быстро пошла за Дейзи.
– Ты только себе сделаешь хуже, – произнесла она, пытаясь говорить как можно убедительнее. – Испортила вещи других воспитанниц, избила подругу. Джесси наверняка понадобится врач. Глупо и неразумно докладывать сейчас обо всем преподобной матушке.
Однако Дейзи по-прежнему молча шагала по выбеленному коридору. Сестре Доминике пришлось почти бежать, чтобы не отстать от нее.
– Джесси поступила нехорошо, вбивая тебе в голову подобные истории, и я позабочусь о т.ом, чтобы это больше не повторилось.
Но Дейзи уже было не остановить. Еще несколько шагов, и она окажется у двери кабинета настоятельницы.
– Дейзи Форд, я запрещаю тебе беспокоить преподобную матушку из-за таких пустяков.
Дейзи остановилась.
– Мое происхождение не пустяк, сестра Доминика, – сухо сообщила она, и впервые в жизни монахиня поняла, что столкнулась с ребенком, которого невозможно ни унизить, ни запугать.
Она со свистом вдохнула, подавляя желание отвесить Дейзи хорошую затрещину. Девочка постучала в сосновую дверь, и преподобная матушка пригласила ее войти.
Настоятельница, сидя за большим дубовым письменным столом, о чем-то совещалась с сестрой Франческой. Подняв голову, она изумленно уставилась на Дейзи, решительно вставшую посреди комнаты. Воспитанницы обычно появлялись здесь только по вызову. Глаза ее расширились еще больше при виде исцарапанного, покрытого запекшейся кровью лица Дейзи и синяков, украшавших ее лоб и шею.
– Да, Дейзи? – спросила настоятельница, откладывая листок бумаги, который держала в руке. – Могу я помочь тебе?
Дейзи глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
– Джесси Салливан сказала мне, что я не сирота. Якобы мать принесла меня в монастырь и бросила, и что я незаконнорожденная. Она говорила это в присутствии всех девочек, и теперь они верят ей. Я очень прошу вас объяснить им, что она лжет.
Сестра Франческа тихо охнула. Письмо, которое она держала, кружась, легло на яркий связанный крючком коврик.
Настоятельница перевела взгляд с белого осунувшегося лица девочки на настороженно стоявшую у порога сестру Доминику. В глазах монахини блеснули искорки тщательно подавляемого страха. Настоятельница очень медленно отодвинула стопку документов.
– Оставьте нас, сестра Доминика, – властно произнесла она.
– Я… но…
При виде выражения лица преподобной матушки сестра Доминика осеклась и неохотно, но все же повиновалась. В комнате воцарилась тишина.
Преподобной матушке не было необходимости спрашивать, откуда Джесси Салливан обо всем узнала. Позже она разделается с сестрой Доминикой.
Настоятельница мягко улыбнулась девочке.
– Пожалуйста, садись, Дейзи.
– Нет, спасибо, преподобная матушка, – пробормотала Дейзи, облизывая пересохшие губы. – Мне только нужно, чтобы вы сказали девочкам, что Джесси лгунья.
Настоятельница подняла пресс-папье и вновь поставила его на место. У Дейзи оглушительно колотилось сердце. Почему преподобная матушка не сердится? Почему не поведет ее обратно в дортуар, чтобы обличить Джесси?
Девочка взглянула на сестру Франческу, и страх стиснул ее душу неумолимой рукой, а горло заболело так, что говорить почти не было сил.
– Джесси соврала, правда, преподобная матушка?
Настоятельница встала и, медленно обойдя громадный стол, ласково положила руки на плечи Дейзи.
– Нет, Дейзи, – тихо ответила она. – Джесси не лгала. Ты попала в приют не как другие дети. Я хотела рассказать тебе об этом сама, когда ты немного подрастешь.
– Но я сирота! Моя мать никогда бы меня не бросила! Это невозможно…
Огромные глаза на маленьком личике пылали страхом и болью. Девочка с мучительным отчаянием ожидала подтверждения своих слов.
– Твоя мать была очень молода тогда, сама немногим старше ребенка. Она, без всякого сомнения, считала, что самым лучшим для дочери будет поручить ее нашим заботам.
Дейзи показалось, словно она падает, падает в бесконечный водоворот цветных вихрей и черных зловещих облаков. Она в ужасе переводила взгляд с настоятельницы на сестру Франческу.
– Тогда я не должна быть здесь! Ведь моя мать жива! Какая кошмарная ошибка!
– Твоя мать оставила тебя здесь и не вернулась, – твердо объявила преподобная матушка. – Следовательно, ты такая же сирота, как и все остальные.
– Нет! – Дейзи отпрянула, будто затравленный зверек, пытаясь нашарить опору – спинку стула, стену, дверь. – Нет! – Ее тихий нечленораздельный крик прозвучал так, словно шел из самой глубины сердца. – Она думает, что меня удочерили! Ищет меня! Я знаю, знаю! И хочу найти ее. Я не сирота! Не сирота!!!
Дейзи смутно сознавала, что сестра Франческа рванулась к ней, но тут цветные вихри засосали ее, втягивая все глубже, пока не осталась лишь тьма, и девочка повалилась ничком на ковер маленьким бесчувственным клубочком.
Дейзи почти равнодушно созерцала очередной прилет ласточек. Сестра Доминика больше не была ее наставницей, и девочка уже не жила по звонку колокольчика. Сестра Франческа знала, что день Святого Иосифа самый важный в жизни девочки и, как всегда, отнеслась к ней с пониманием.
Дейзи сидела на перилах крытой галереи, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, прислонясь к нагретому камню арки. Близился полдень, и она вот уже несколько часов наблюдала за птицами. На этот раз радости в сердце не было. Только горечь и зависть.
Джесси Салливан уже давно покинула монастырь. Воспитанницы, жившие вместе с Дейзи в одном дортуаре, никогда не заговаривали о злобных обвинениях Джесси. Но с того дня она стала парией. Подруги боялись ее бешеной вспыльчивости.
Остальные девочки были сиротами. Все, кроме нее. Где-то там, за высокими белыми стенами, ожидая ее, живет и работает ее мать.
Девочка подняла камешек и лениво перебросила через залитый солнцем двор.
Но мать не пришла за ней. Ее соседки по дортуару во всем полагались на сестер и радовались любым проявлениям симпатии, любым знакам внимания. Но они испытали любовь, настоящую родительскую любовь, до того как попали в монастырь. Дейзи же знала лишь повседневную рутину, правила, однообразие жизни в приюте, где железной рукой управляла сестра Доминика.
Ласточка спустилась ниже и сделала круг над головой Дейзи, словно призывая девочку полететь следом. До той отвратительной сцены в дортуаре девочка считала себя счастливой. Теперь же, понимая, что она не такая, как все, ощущала лишь глубокую непрекращающуюся боль.
Сестра Франческа тихо выступила из тени и встала рядом.
– Ты вот уже час должна повторять латынь, Дейзи.
– Знаю.
Дейзи искренне раскаивалась. Сестра Франческа прекрасна, добра и мила! Она не заслуживает такого отношения, особенно со стороны воспитанницы, которую вовсе не обязана учить и наставлять.
Монахиня подняла глаза к небу.
– Они так красивы, правда?
Дейзи кивнула, стараясь не дать воли переполнявшим глаза слезам. Сестра Франческа уселась рядом в позе, которая перепугала бы преподобную матушку и возмутила бы сестру Доминику.
– Тебе по-прежнему очень больно, Дейзи? Ведь прошел уже почти год.
Дейзи избегала сочувственного взгляда сестры Франчески, боясь, что слезы, которые она так храбро пыталась сдержать, хлынут по щекам.
– Да, – шепнула она, вжимаясь лицом в поднятые колени.
Сестра Франческа ничего не ответила. Очнувшись в кабинете преподобной матушки, девочка словно спряталась за непроницаемой броней, ушла в свой мир, куда никто не мог проникнуть. Ни вопросов. Ни истерик. Она превратилась в совершенно другого человека. Молчаливого и напряженного, отвергавшего все попытки подружиться, предпочитавшего одиночество. Единственным утешением оставались журналы о кино, так редко и нерегулярно привозимые сестрой Франческой из Лос-Анджелеса.
Дейзи, начертив пальцем в пыли нечто непонятное, нерешительно спросила:
– Вы когда-нибудь видели мою маму, сестра Франческа?
Смелая ласточка оторвалась от стаи и, пролетев над самыми стенами монастыря, села на замшелый бортик фонтана.
– Именно мне твоя мать тебя отдала.
Дейзи охнула, чувствуя, как кровь отливает от щек. Поняв, как расстроена девочка, сестра Франческа ободряюще сжала ее руку.
– Я шла в курятник собирать яйца, когда на дороге остановился «Форд-Т». В нем сидели молодые люди – девушка и мужчина. – Сестра Франческа увидела, как внезапно дернулась Дейзи, однако упрямо продолжала: – Молодая… леди вышла из автомобиля. В руках она несла тебя.
Монахиня поколебалась, вспоминая замкнутое, хорошенькое, покрытое слоем косметики лицо.
– Она отдала мне ребенка и попросила, чтобы о нем заботились.
– Какая она была? – настойчиво допрашивала девочка. – Темноволосая, как я?
Сестра Франческа нерешительно покачала головой.
– Нет, Дейзи. Она была блондинкой.
Дейзи недоверчиво уставилась на монахиню. Все эти годы она мысленно рисовала себе мать, но никогда не представляла отчетливо ее лицо. Теперь же, как ни странно, образ ее стал более определенным. Мать была блондинкой. И бросила свою дочь. Сердце девочки сжалось с такой силой, что у нее чуть не перехватило дыхание.
– Она плакала? – наконец выдавила Дейзи.
– Нет, Дейзи, не плакала.
Наставница крепче сжала руку девочки. Кровь стучала в голове Дейзи с такой силой, что она боялась вновь потерять сознание. Ужасная мысль не давала ей покоя: неужели мать распрощалась с ней без единой слезы?!
– Она была хорошенькой? – прошептала девочка, опять уткнувшись головой в колени.
– Очень.
Монахиня не добавила, что красоту нелегко было разглядеть под толстым слоем «штукатурки», а капризно надутые губы и вовсе делали ее почти неразличимой. Но она видела, что Дейзи пытается набраться мужества и задать еще один вопрос. Самый главный. И сестра Франческа терпеливо выжидала. Для занятий латынью сегодня все равно уже слишком поздно, и, кроме того, латынь далеко не так важна для душевного спокойствия двенадцатилетней девочки.
– Вы сказали, что в «форде», кроме матери, был кто-то еще…
Сестра, чуть заметно поколебавшись, кивнула.
– Молодой человек за рулем.
– Мой отец?
Шепот был едва слышен.
– Не знаю, – честно ответила сестра Франческа.
– Должно быть, именно он! – вскинулась Дейзи, лихорадочно блестя глазами. – Они были бедны и хотели лучшей судьбы для меня! Поэтому и привезли сюда, а когда вернулись, им было сказано, что меня удочерили! – Девочка встрепенулась и вскочила: – Как вы не понимаете, сестра Франческа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46