– скандировала толпа.
– Это, – прокричал Видал, перекрывая шум, – и называется быть звездой!
Валентина, споткнувшись, едва не упала; потерявшие голову люди продолжали напирать на полисменов.
– Но они даже не видели меня на экране!
– Эти пустяки никого не волнуют! И не нужно выглядеть такой испуганной. Улыбайся даже через силу!
Перед лицом Валентины взрывались фотовспышки, почти ослепляя ее. Перед театром были воздвигнуты настоящие баррикады, и неистовые фанаты буквально бросались на них, так что Валентина каждую минуту ожидала, что они, прорвав ограждение, попросту раздавят ее. Со всех сторон тянулись руки, чтобы коснуться новой звезды.
Единственным способом справиться с нараставшей истерией было притвориться, что все это происходит не на самом деле. Просто съемки очередного фильма. Валентина посылала воздушные поцелуи, улыбалась, и толпа окончательно обезумела. Когда они ступили в вестибюль, на улице все еще выкрикивали ее имя.
Тео и эскорт капельдинеров поспешили к ним.
– Ну, видели ли вы когда-нибудь нечто подобное? – восторженно осведомился Гамбетта. – Мы творим историю Голливуда! Сегодняшний вечер не повторится и через тысячу лет!
Видал, привыкший к манере Тео вечно все преувеличивать, просто кивнул, стараясь побыстрее увести Валентину от стрекочущих камер в зрительный зал.
– Пойдем скорее, Тео. Валентина не привыкла ко всей этой шумихе.
– Благодаря всей этой шумихе она станет самой прославленной звездой десятилетия! – справедливо заметил Тео, обнимая обнаженные плечи девушки. Репортеры лихорадочно защелкали фотоаппаратами. – Она так естественна! Ты только послушай их! Все без ума от нее!
– Но они ничего обо мне не знают, – с улыбкой запротестовала Валентина, наблюдая, как Тео выпускает кольца голубоватого дыма.
– Пусть все так и остается, – кивнул Тео и, наконец отвернувшись от репортеров, шагнул в темный коридор. – Как только они узнают что-то вроде правды, мгновенно потеряют интерес. Им необходима иллюзия. Иллюзия на экране и в личной жизни. Скармливайте им побольше сказок и выдумок, дорогая, и никогда не ошибетесь.
Под руку с Видалом Валентина направилась в зрительный зал, полный людей, которых она до этого видела лишь на газетных и журнальных снимках. Джоан Кроуфорд, неотразимая в черном, вышитом стеклярусом платье с высоким воротом, цинично оглядывавшая публику, Бетт Дэвис в алом шелке, с белой розой на плече, мимолетно улыбнувшаяся Валентине; Кларк Гейбл и Кэрол Ломбард; Мэрион Дэвис и Уильям Рендолф Херст. Ирвинг Талберг, начальник производственного отдела «Метро-Голдвин-Мейер», рядом с боссом Луисом Б. Мейером.
Ошеломленная, растерянная, Валентина прошла вслед за Видалом на почетное место и, когда свет погас, крепко стиснула его пальцы. Час пробил. Все ее актерское будущее зависит от того, как публика примет фильм, как отнесутся к ее игре критики, репортеры и киномагнаты. Она не могла заставить себя поднять глаза на экран и, зажмурившись, начала молиться.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она услышала свой заключительный монолог. Всего один молниеносный удар меча унес жизнь ее семнадцатилетнего сына в кровавом сражении при Тьюксбери. Муж убит по приказу узурпатора Эдуарда, захватившего трон. Все, за что Маргарита боролась так упорно и мужественно, потеряно навсегда. И все же она стояла с гордо поднятой головой на борту корабля, уносившего ее в ссылку, во Францию, несломленная, неуниженная, не павшая духом.
Белые холмы Англии таяли вдалеке, и Маргарита шептала последнее «прости» земле, которую полюбила, погибшим мужу и сыну.
Свет вспыхнул, но в зале царила тишина, хотя на глазах почти у всех зрителей блестели слезы.
– Им не понравилось. – в ужасе прошептала Валентина Видалу. – Не понравилось!
Но тут раздались бурные аплодисменты, приветственные крики, и Валентине показалось, что она сейчас потеряет сознание. Люди вставали с мест, хлопали в ладоши, вопили. Все проходы были забиты, и они никак не могли выйти. Им бросали цветы – бутоньерки орхидей, гвоздик, вынутые из петлиц фраков, букеты роз, гардений.
Тео поднялся на сцену и произнес речь, едва слышную за грохотом аплодисментов. Он знаками подозвал Видала, Валентину и Рогана. Театр был залит ярким светом. Смеющуюся и плачущую Валентину снова забросали цветами.
– Это триумф, – повторял Тео, не вытирая слез. – Настоящий триумф!
Через главный вход не было никакой возможности пробиться. Старший капельдинер провел их за кулисы, откуда они смогли выбраться на улицу.
Измученная Валентина обессиленно рухнула на заднее сиденье «роллс-ройса».
– Ты счастлива? – спросил Видал, когда машина уже мчалась по темным улицам.
– Я не нахожу слов. В жизни не ожидала ничего подобного. Это было невероятно! Потрясающе!
– Они отдавали дань твоему таланту, – сказал Видал, кладя ее голову к себе на плечо. – Благодаря рекламной шумихе в театре собрался сегодня весь цвет Голливуда. Актеры, режиссеры, президенты компаний, которые имеют хотя бы какой-то вес. Такой уж это город. Он может быть невероятно щедр на похвалы тем, кто это действительно заслужил.
– Как, по-твоему, «Гефсиманские врата» будут иметь такой же успех? Этот фильм совершенно иной направленности. Возможно, люди будут ожидать еще одной исторической драмы, а не сюжета времен первой мировой войны.
– Каждая картина – это определенный риск. А посему наша работа такая волнующая. Я не имею ни малейшего желания снимать серые, не вызывающие споров фильмы, не оставляющие к тому же простора для творчества.
– А я не имею ни малейшего желания в них сниматься, – решила Валентина, обнимая Видала за талию и прижимая его к себе. – Ты считаешь, Тео по-прежнему хочет, чтобы я временно перешла в «Метро-Голдвин-Мейер»?
Видал широко улыбнулся.
– Ну что ты, любимая! Мейеру цены Тео просто не по карману – никаких денег не хватит!
Фильм «Женщина в алом» был завершен, а съемки комедии Видала «Наследница Елена» находились в самом разгаре, когда Валентина неожиданно заболела.
«Королева-воительница» и «Гефсиманские врата» с огромным успехом шли по всей стране. Как и предсказывал Тео, она стала звездой, имела роскошный дом, сказочные туалеты, обожание миллионов зрителей и любовь Видала. Чаша радостей была переполнена, и Валентина с неиссякаемым оптимизмом встречала каждую минуту жизни.
Когда Валентину впервые вырвало утром, Элли с тревогой посмотрела на хозяйку.
– Вы уверены, что не переутомились? Даже не отдыхаете между картинами! Вам необходимо уехать куда-нибудь на месяц-другой!
– Но я люблю свою работу, Элли. Ничего страшного. Наверное, все из-за того омара, что я ела вчера в «Ла Го-лондрине». По-моему, он был не совсем свежий. Полежу немного и буду как новенькая.
Она так и сделала, но на следующий день все повторилось. И на третий тоже.
– Мне лучше поехать к доктору, – решила она наконец, выходя из ванной с побелевшим лицом. – Мне ужасно плохо. Не могу ничего есть. Должно быть, что-то вроде гриппа.
– Вы уверены, что это именно грипп? – спросила Элли, с преувеличенной старательностью разглаживая простыни.
– Что же еще? – пожала плечами Валентина, отодвигая чашку с кофе, опасаясь, как бы сам вид темной жидкости не спровоцировал очередной приступ тошноты.
– Когда у вас в последний раз были месячные? – без обиняков спросила горничная, взбивая подушки.
– Не знаю. Какое это имеет отношение к моему недомоганию?
– Самое прямое, – твердо объявила Элли. – Такая сообразительная женщина, как вы, иногда бывает просто ужасно бестолковой. Тошнота по утрам и отсутствие месячных лично мне говорят только об одном.
Валентина, бледнея, рухнула на подвер1гувшийся табурет.
– Не может быть… невозможно…
– Ну, – пожала плечами Элли, сочувственно вздыхая, – вам лучше знать, но на вашем месте я немедленно отправилась бы к доктору.
Валентина благоговейно провела рукой по животу. Ребенок? Дитя Видала? Такого она даже представить себе не могла.
– Позвоните доктору Хелману, Элли, и передайте, что я хочу приехать к нему сегодня же утром.
– А студия?
– Потом позвоните мистеру Ракоши и скажите, что я немного опоздаю. Сегодня утром я на студии не нужна.
И не нарушу его графика.
Элли выполнила распоряжения хозяйки, опасаясь, однако, что если та действительно беременна, нарушится не только график, но и вся дальнейшая жизнь режиссера и его звезды.
– Никаких сомнений, – объявил доктор Хелман, когда Валентина встала с кресла. – Примерно двухмесячная беременность, может, чуть больше.
Доктор Хелман прекрасно видел, кто перед ним стоит. И знал также о том, что его прославленная пациентка не замужем.
– Сам я не делаю аборты, но могу со всей ответственностью порекомендовать доктора Гремерси. Очень знающий, а главное, не болтливый человек. Потом вам понадобится неделя отдыха, но через десять дней вы снова сможете сниматься, словно ничего не произошло.
Валентина недоуменно воззрилась на него:
– Я вовсе не собираюсь делать аборт, доктор Хелман. На этот раз удивляться настала очередь доктора.
– Но, дорогая, у вас просто нет иного выхода! Надеюсь, вы читали все, что напечатано в вашем контракте мелким шрифтом? «Аморальное поведение». Все студии тотчас же закроют двери перед женщиной, так открыто выставляющей свои сексуальные связи. Либо аборт, либо замужество, дорогая. Все остальное, поверьте, будет профессиональным самоубийством.
Валентина натянула перчатки.
– Лучше это, чем хладнокровное убийство моего нерожденного ребенка, – спокойно возразила она.
Доктор Хелман пожал плечами.
– Я считаю, что вы делаете огромную ошибку, но дело ваше. Возвращайтесь, если передумаете, и я дам вам рекомендательное письмо к доктору Гремерси.
– Спасибо, доктор Хелман, – кивнула Валентина, направляясь к двери. – Вряд ли мы увидимся снова. Прощайте.
Валентина села за руль желтого «пирс-эрроу», не позаботившись по обыкновению повязать голову шарфом и надеть темные очки.
Время покатилось вспять, и Валентина снова увидела молодую женщину с ребенком на руках, шагавшую по выжженной солнцем земле к монастырским воротам. Женщину, которая отдала свое дитя и никогда не вернулась за ним. Даже не написала.
Руки стиснули рулевое колесо. Младенец, которого она носит, не останется одиноким и брошенным. Его будут любить и лелеять.
У нее перехватило дыхание от невыразимой радости. Это ее малыш. Ребенок Видала. До конца съемок остается всего месяц. Она без труда сможет досняться, не вызвав ничьих подозрений. Но потом никаких фильмов. По крайней мере на год.
Валентина включила зажигание и отъехала. Ей понадобится хороший гинеколог. Одну из комнат дома придется переоборудовать в детскую. И вообще предстоит так много сделать! Купить детскую одежду, кроватку, коляску.
Валентина направила автомобиль в поток машин и поехала к Родео-драйв. Ей необходимо встретиться с Видалом и немедленно сообщить ему новости.
Ветер развевал непокорные пряди, и Валентина запрокинула голову, наслаждаясь прохладным дуновением.
Они не собирались иметь этого ребенка, но так уж случилось. Они станут родителями. У Видала есть шесть-семь месяцев на то, чтобы убедить Кариану дать ему развод и узаконить их отношения. Малыш должен иметь отца.
Валентина направлялась к студии.
И у нее, и у Видала денег больше чем нужно. Какое бы лечение ни потребовалось Кариане, она ни в чем не будет нуждаться. Валентина понимала, что Видал – человек долга, но сейчас всего важнее их нерожденное дитя. Развод в Мексике обычно занимает несколько месяцев. Меньше чем через год они смогут стать семьей.
Охранник поспешил открыть ворота студии и почтительно поклонился, но Валентина ничего не замечала вокруг. Она была уверена, что Видал обрадуется так же сильно, как и она. Они никому ничего не скажут. Валентина возьмет отпуск, пока развод не будет признан официальным, и, поженившись, они смело встретят вместе любые бури и невзгоды.
После оглушительного успеха «Королевы-воительницы» Тео продолжал настаивать, чтобы партнером ее оставался Роган. Со временем душевные раны актера затянулись, и он давно уже забыл о своей несчастной любви. Недавно Роган женился на Романе де Санта, и этот брак быстро помог им заработать прозвище «скандалисты-Тенанты».
– Привет, Роган, – окликнула она актера, выходя на площадку. – Где Видал?
– Говорит с кем-то по телефону в своем офисе. Отказался взять трубку прямо здесь.
Валентина кивнула и направилась к бунгало Видала. Между ними не было секретов. Он не станет возражать, если она ворвется во время делового звонка.
Валентина улыбнулась, неожиданно удивившись, как может он оставаться в полном неведении, что их жизни должны так разительно перемениться.
– Она исчезла, – взвизгнула Хейзл Ренко, по-видимому, не находившая себе места от тревоги. – Я так и знала, что она на грани очередного срыва! Все эти дни она была такой раздраженной и капризной! Сегодня утром едва не сцепилась с Чеем. Я пошла за снотворным, чтобы подавить приступ, пока не поздно, а когда вернулась в гостиную, она исчезла.
– И взяла машину?
– Да, «дузенберг».
– Я сейчас приеду.
– Она в одной ночной рубашке, – всхлипнула Хейзл. – Я проверила, все ее платья и халаты на месте, и пальто тоже.
– Иисусе!
Видал швырнул трубку на рычаг и вышел из-за стола как раз в тот миг, когда сияющая Валентина открыла дверь.
– Мне нужно что-то сказать тебе, – начала она.
– Не сейчас, – бросил он, устремляясь к выходу. – Мне нужно ехать.
– Нет! – вскрикнула она, схватив его за руку. – Это очень важно, Видал. Пожалуйста, сядь и выслушай меня!
– Кариана больна. Я должен немедленно вернуться в Вилладу. Увидимся позже. Поужинаем в «Чейсен».
– Я сказала, что это важно, – повысила Валентина голос.
– Потом, – повторил он, властно взмахнув рукой, и уселся на заднее сиденье «роллс-ройса».
– Видал! Подожди!
Она побежала следом, но было слишком поздно. Машина уже мчалась к воротам студии.
Валентина застыла, глядя ей вслед. Бурлящая утренняя радость медленно сменялась жгучим гневом.
Кариана. Всегда Кариана. Однако Видал не любил ее. Не спал с ней. В этом Валентина не сомневалась.
Она судорожно вцепилась в свою белую кожаную сумочку.
Ни одна женщина не способна болеть так долго, как Кариана, и все же время от времени появляться на людях в очевидно добром здравии, сияя красотой и молодостью. Даже Видал, казалось, не знал точно, что с ней. После разговора с Лейлой она спросила его, не туберкулез ли у Карианы, но Видал ответил отрицательно и пояснил, что диагноз никак не могут поставить.
– Готова побиться об заклад, именно так и есть, – пробормотала Валентина, яростно сверкая глазами. – Эта стерва здорова как лошадь.
Она решительно шагнула к своей машине, в полной уверенности, что наконец разоблачила Кариану. Эта истеричка, должно быть, попросту страдает ипохондрией. Ей нравится разыгрывать несчастную больную, доставляет извращенное удовольствие отрывать Видала от работы, когда ей вздумается. Ну что же, ей это удалось в последний раз. Валентина отправится в Вилладу и сама встретится с этой симулянткой, предпочитающей целыми днями валяться в постели с видом умирающей. Валентина раз и навсегда откроет глаза Видалу на так называемую болезнь жены.
Валентина, мрачно хмурясь, выехала на дорогу. Ей не нравилось то, что предстоит сделать, но выхода нет. Видал связан цепями давно изжившего себя брака. Чем скорее он поймет правду, тем раньше они начнут совместную жизнь. Жизнь, в которой найдется место их ребенку.
Приблизившись к Вилладе, она с удивлением увидела, что высокие ворота из кованого железа распахнуты настежь, и остановила машину у самого дома, как раз позади «роллс-ройса».
Глубоко вздохнув, женщина ступила на аккуратно посыпанную гравием дорожку и пошла к входной двери. Она тоже была открыта. Валентина на миг замешкалась и тут же решительно постучала.
Но вместо Чея на пороге появилась молодая женщина с растрепанными волосами и безумным взглядом.
– О Боже! Я думала…
Она осеклась, с трудом пытаясь сохранить равновесие.
– Прошу прощения, мистера и миссис Ракоши сейчас нет дома.
И даже не спрашивая, что передать, попыталась закрыть дверь перед носом Валентины. Но той удалось проскользнуть мимо нее в холл с мраморным полом.
– Я знаю, что миссис Ракоши неважно себя чувствует и что мистер Ракоши дома. Мне бы хотелось видеть его, – твердо заявила она.
– Хейзл! – прогремел Видал из гостиной.
– Прошу вас уйти, пожалуйста, я…
Но Валентина, решительно отстранив девушку, пытавшуюся вытолкнуть ее на улицу, пошла в гостиную.
– Остановитесь! Вам туда нельзя! – охнула девушка, хватая ее за руку.
Валентина резким движением стряхнула ее, убежденная, что кто бы ни была эта женщина, она нуждается в услугах психиатра. На пороге гостиной она остановилась, широко раскрыв глаза от изумления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Это, – прокричал Видал, перекрывая шум, – и называется быть звездой!
Валентина, споткнувшись, едва не упала; потерявшие голову люди продолжали напирать на полисменов.
– Но они даже не видели меня на экране!
– Эти пустяки никого не волнуют! И не нужно выглядеть такой испуганной. Улыбайся даже через силу!
Перед лицом Валентины взрывались фотовспышки, почти ослепляя ее. Перед театром были воздвигнуты настоящие баррикады, и неистовые фанаты буквально бросались на них, так что Валентина каждую минуту ожидала, что они, прорвав ограждение, попросту раздавят ее. Со всех сторон тянулись руки, чтобы коснуться новой звезды.
Единственным способом справиться с нараставшей истерией было притвориться, что все это происходит не на самом деле. Просто съемки очередного фильма. Валентина посылала воздушные поцелуи, улыбалась, и толпа окончательно обезумела. Когда они ступили в вестибюль, на улице все еще выкрикивали ее имя.
Тео и эскорт капельдинеров поспешили к ним.
– Ну, видели ли вы когда-нибудь нечто подобное? – восторженно осведомился Гамбетта. – Мы творим историю Голливуда! Сегодняшний вечер не повторится и через тысячу лет!
Видал, привыкший к манере Тео вечно все преувеличивать, просто кивнул, стараясь побыстрее увести Валентину от стрекочущих камер в зрительный зал.
– Пойдем скорее, Тео. Валентина не привыкла ко всей этой шумихе.
– Благодаря всей этой шумихе она станет самой прославленной звездой десятилетия! – справедливо заметил Тео, обнимая обнаженные плечи девушки. Репортеры лихорадочно защелкали фотоаппаратами. – Она так естественна! Ты только послушай их! Все без ума от нее!
– Но они ничего обо мне не знают, – с улыбкой запротестовала Валентина, наблюдая, как Тео выпускает кольца голубоватого дыма.
– Пусть все так и остается, – кивнул Тео и, наконец отвернувшись от репортеров, шагнул в темный коридор. – Как только они узнают что-то вроде правды, мгновенно потеряют интерес. Им необходима иллюзия. Иллюзия на экране и в личной жизни. Скармливайте им побольше сказок и выдумок, дорогая, и никогда не ошибетесь.
Под руку с Видалом Валентина направилась в зрительный зал, полный людей, которых она до этого видела лишь на газетных и журнальных снимках. Джоан Кроуфорд, неотразимая в черном, вышитом стеклярусом платье с высоким воротом, цинично оглядывавшая публику, Бетт Дэвис в алом шелке, с белой розой на плече, мимолетно улыбнувшаяся Валентине; Кларк Гейбл и Кэрол Ломбард; Мэрион Дэвис и Уильям Рендолф Херст. Ирвинг Талберг, начальник производственного отдела «Метро-Голдвин-Мейер», рядом с боссом Луисом Б. Мейером.
Ошеломленная, растерянная, Валентина прошла вслед за Видалом на почетное место и, когда свет погас, крепко стиснула его пальцы. Час пробил. Все ее актерское будущее зависит от того, как публика примет фильм, как отнесутся к ее игре критики, репортеры и киномагнаты. Она не могла заставить себя поднять глаза на экран и, зажмурившись, начала молиться.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она услышала свой заключительный монолог. Всего один молниеносный удар меча унес жизнь ее семнадцатилетнего сына в кровавом сражении при Тьюксбери. Муж убит по приказу узурпатора Эдуарда, захватившего трон. Все, за что Маргарита боролась так упорно и мужественно, потеряно навсегда. И все же она стояла с гордо поднятой головой на борту корабля, уносившего ее в ссылку, во Францию, несломленная, неуниженная, не павшая духом.
Белые холмы Англии таяли вдалеке, и Маргарита шептала последнее «прости» земле, которую полюбила, погибшим мужу и сыну.
Свет вспыхнул, но в зале царила тишина, хотя на глазах почти у всех зрителей блестели слезы.
– Им не понравилось. – в ужасе прошептала Валентина Видалу. – Не понравилось!
Но тут раздались бурные аплодисменты, приветственные крики, и Валентине показалось, что она сейчас потеряет сознание. Люди вставали с мест, хлопали в ладоши, вопили. Все проходы были забиты, и они никак не могли выйти. Им бросали цветы – бутоньерки орхидей, гвоздик, вынутые из петлиц фраков, букеты роз, гардений.
Тео поднялся на сцену и произнес речь, едва слышную за грохотом аплодисментов. Он знаками подозвал Видала, Валентину и Рогана. Театр был залит ярким светом. Смеющуюся и плачущую Валентину снова забросали цветами.
– Это триумф, – повторял Тео, не вытирая слез. – Настоящий триумф!
Через главный вход не было никакой возможности пробиться. Старший капельдинер провел их за кулисы, откуда они смогли выбраться на улицу.
Измученная Валентина обессиленно рухнула на заднее сиденье «роллс-ройса».
– Ты счастлива? – спросил Видал, когда машина уже мчалась по темным улицам.
– Я не нахожу слов. В жизни не ожидала ничего подобного. Это было невероятно! Потрясающе!
– Они отдавали дань твоему таланту, – сказал Видал, кладя ее голову к себе на плечо. – Благодаря рекламной шумихе в театре собрался сегодня весь цвет Голливуда. Актеры, режиссеры, президенты компаний, которые имеют хотя бы какой-то вес. Такой уж это город. Он может быть невероятно щедр на похвалы тем, кто это действительно заслужил.
– Как, по-твоему, «Гефсиманские врата» будут иметь такой же успех? Этот фильм совершенно иной направленности. Возможно, люди будут ожидать еще одной исторической драмы, а не сюжета времен первой мировой войны.
– Каждая картина – это определенный риск. А посему наша работа такая волнующая. Я не имею ни малейшего желания снимать серые, не вызывающие споров фильмы, не оставляющие к тому же простора для творчества.
– А я не имею ни малейшего желания в них сниматься, – решила Валентина, обнимая Видала за талию и прижимая его к себе. – Ты считаешь, Тео по-прежнему хочет, чтобы я временно перешла в «Метро-Голдвин-Мейер»?
Видал широко улыбнулся.
– Ну что ты, любимая! Мейеру цены Тео просто не по карману – никаких денег не хватит!
Фильм «Женщина в алом» был завершен, а съемки комедии Видала «Наследница Елена» находились в самом разгаре, когда Валентина неожиданно заболела.
«Королева-воительница» и «Гефсиманские врата» с огромным успехом шли по всей стране. Как и предсказывал Тео, она стала звездой, имела роскошный дом, сказочные туалеты, обожание миллионов зрителей и любовь Видала. Чаша радостей была переполнена, и Валентина с неиссякаемым оптимизмом встречала каждую минуту жизни.
Когда Валентину впервые вырвало утром, Элли с тревогой посмотрела на хозяйку.
– Вы уверены, что не переутомились? Даже не отдыхаете между картинами! Вам необходимо уехать куда-нибудь на месяц-другой!
– Но я люблю свою работу, Элли. Ничего страшного. Наверное, все из-за того омара, что я ела вчера в «Ла Го-лондрине». По-моему, он был не совсем свежий. Полежу немного и буду как новенькая.
Она так и сделала, но на следующий день все повторилось. И на третий тоже.
– Мне лучше поехать к доктору, – решила она наконец, выходя из ванной с побелевшим лицом. – Мне ужасно плохо. Не могу ничего есть. Должно быть, что-то вроде гриппа.
– Вы уверены, что это именно грипп? – спросила Элли, с преувеличенной старательностью разглаживая простыни.
– Что же еще? – пожала плечами Валентина, отодвигая чашку с кофе, опасаясь, как бы сам вид темной жидкости не спровоцировал очередной приступ тошноты.
– Когда у вас в последний раз были месячные? – без обиняков спросила горничная, взбивая подушки.
– Не знаю. Какое это имеет отношение к моему недомоганию?
– Самое прямое, – твердо объявила Элли. – Такая сообразительная женщина, как вы, иногда бывает просто ужасно бестолковой. Тошнота по утрам и отсутствие месячных лично мне говорят только об одном.
Валентина, бледнея, рухнула на подвер1гувшийся табурет.
– Не может быть… невозможно…
– Ну, – пожала плечами Элли, сочувственно вздыхая, – вам лучше знать, но на вашем месте я немедленно отправилась бы к доктору.
Валентина благоговейно провела рукой по животу. Ребенок? Дитя Видала? Такого она даже представить себе не могла.
– Позвоните доктору Хелману, Элли, и передайте, что я хочу приехать к нему сегодня же утром.
– А студия?
– Потом позвоните мистеру Ракоши и скажите, что я немного опоздаю. Сегодня утром я на студии не нужна.
И не нарушу его графика.
Элли выполнила распоряжения хозяйки, опасаясь, однако, что если та действительно беременна, нарушится не только график, но и вся дальнейшая жизнь режиссера и его звезды.
– Никаких сомнений, – объявил доктор Хелман, когда Валентина встала с кресла. – Примерно двухмесячная беременность, может, чуть больше.
Доктор Хелман прекрасно видел, кто перед ним стоит. И знал также о том, что его прославленная пациентка не замужем.
– Сам я не делаю аборты, но могу со всей ответственностью порекомендовать доктора Гремерси. Очень знающий, а главное, не болтливый человек. Потом вам понадобится неделя отдыха, но через десять дней вы снова сможете сниматься, словно ничего не произошло.
Валентина недоуменно воззрилась на него:
– Я вовсе не собираюсь делать аборт, доктор Хелман. На этот раз удивляться настала очередь доктора.
– Но, дорогая, у вас просто нет иного выхода! Надеюсь, вы читали все, что напечатано в вашем контракте мелким шрифтом? «Аморальное поведение». Все студии тотчас же закроют двери перед женщиной, так открыто выставляющей свои сексуальные связи. Либо аборт, либо замужество, дорогая. Все остальное, поверьте, будет профессиональным самоубийством.
Валентина натянула перчатки.
– Лучше это, чем хладнокровное убийство моего нерожденного ребенка, – спокойно возразила она.
Доктор Хелман пожал плечами.
– Я считаю, что вы делаете огромную ошибку, но дело ваше. Возвращайтесь, если передумаете, и я дам вам рекомендательное письмо к доктору Гремерси.
– Спасибо, доктор Хелман, – кивнула Валентина, направляясь к двери. – Вряд ли мы увидимся снова. Прощайте.
Валентина села за руль желтого «пирс-эрроу», не позаботившись по обыкновению повязать голову шарфом и надеть темные очки.
Время покатилось вспять, и Валентина снова увидела молодую женщину с ребенком на руках, шагавшую по выжженной солнцем земле к монастырским воротам. Женщину, которая отдала свое дитя и никогда не вернулась за ним. Даже не написала.
Руки стиснули рулевое колесо. Младенец, которого она носит, не останется одиноким и брошенным. Его будут любить и лелеять.
У нее перехватило дыхание от невыразимой радости. Это ее малыш. Ребенок Видала. До конца съемок остается всего месяц. Она без труда сможет досняться, не вызвав ничьих подозрений. Но потом никаких фильмов. По крайней мере на год.
Валентина включила зажигание и отъехала. Ей понадобится хороший гинеколог. Одну из комнат дома придется переоборудовать в детскую. И вообще предстоит так много сделать! Купить детскую одежду, кроватку, коляску.
Валентина направила автомобиль в поток машин и поехала к Родео-драйв. Ей необходимо встретиться с Видалом и немедленно сообщить ему новости.
Ветер развевал непокорные пряди, и Валентина запрокинула голову, наслаждаясь прохладным дуновением.
Они не собирались иметь этого ребенка, но так уж случилось. Они станут родителями. У Видала есть шесть-семь месяцев на то, чтобы убедить Кариану дать ему развод и узаконить их отношения. Малыш должен иметь отца.
Валентина направлялась к студии.
И у нее, и у Видала денег больше чем нужно. Какое бы лечение ни потребовалось Кариане, она ни в чем не будет нуждаться. Валентина понимала, что Видал – человек долга, но сейчас всего важнее их нерожденное дитя. Развод в Мексике обычно занимает несколько месяцев. Меньше чем через год они смогут стать семьей.
Охранник поспешил открыть ворота студии и почтительно поклонился, но Валентина ничего не замечала вокруг. Она была уверена, что Видал обрадуется так же сильно, как и она. Они никому ничего не скажут. Валентина возьмет отпуск, пока развод не будет признан официальным, и, поженившись, они смело встретят вместе любые бури и невзгоды.
После оглушительного успеха «Королевы-воительницы» Тео продолжал настаивать, чтобы партнером ее оставался Роган. Со временем душевные раны актера затянулись, и он давно уже забыл о своей несчастной любви. Недавно Роган женился на Романе де Санта, и этот брак быстро помог им заработать прозвище «скандалисты-Тенанты».
– Привет, Роган, – окликнула она актера, выходя на площадку. – Где Видал?
– Говорит с кем-то по телефону в своем офисе. Отказался взять трубку прямо здесь.
Валентина кивнула и направилась к бунгало Видала. Между ними не было секретов. Он не станет возражать, если она ворвется во время делового звонка.
Валентина улыбнулась, неожиданно удивившись, как может он оставаться в полном неведении, что их жизни должны так разительно перемениться.
– Она исчезла, – взвизгнула Хейзл Ренко, по-видимому, не находившая себе места от тревоги. – Я так и знала, что она на грани очередного срыва! Все эти дни она была такой раздраженной и капризной! Сегодня утром едва не сцепилась с Чеем. Я пошла за снотворным, чтобы подавить приступ, пока не поздно, а когда вернулась в гостиную, она исчезла.
– И взяла машину?
– Да, «дузенберг».
– Я сейчас приеду.
– Она в одной ночной рубашке, – всхлипнула Хейзл. – Я проверила, все ее платья и халаты на месте, и пальто тоже.
– Иисусе!
Видал швырнул трубку на рычаг и вышел из-за стола как раз в тот миг, когда сияющая Валентина открыла дверь.
– Мне нужно что-то сказать тебе, – начала она.
– Не сейчас, – бросил он, устремляясь к выходу. – Мне нужно ехать.
– Нет! – вскрикнула она, схватив его за руку. – Это очень важно, Видал. Пожалуйста, сядь и выслушай меня!
– Кариана больна. Я должен немедленно вернуться в Вилладу. Увидимся позже. Поужинаем в «Чейсен».
– Я сказала, что это важно, – повысила Валентина голос.
– Потом, – повторил он, властно взмахнув рукой, и уселся на заднее сиденье «роллс-ройса».
– Видал! Подожди!
Она побежала следом, но было слишком поздно. Машина уже мчалась к воротам студии.
Валентина застыла, глядя ей вслед. Бурлящая утренняя радость медленно сменялась жгучим гневом.
Кариана. Всегда Кариана. Однако Видал не любил ее. Не спал с ней. В этом Валентина не сомневалась.
Она судорожно вцепилась в свою белую кожаную сумочку.
Ни одна женщина не способна болеть так долго, как Кариана, и все же время от времени появляться на людях в очевидно добром здравии, сияя красотой и молодостью. Даже Видал, казалось, не знал точно, что с ней. После разговора с Лейлой она спросила его, не туберкулез ли у Карианы, но Видал ответил отрицательно и пояснил, что диагноз никак не могут поставить.
– Готова побиться об заклад, именно так и есть, – пробормотала Валентина, яростно сверкая глазами. – Эта стерва здорова как лошадь.
Она решительно шагнула к своей машине, в полной уверенности, что наконец разоблачила Кариану. Эта истеричка, должно быть, попросту страдает ипохондрией. Ей нравится разыгрывать несчастную больную, доставляет извращенное удовольствие отрывать Видала от работы, когда ей вздумается. Ну что же, ей это удалось в последний раз. Валентина отправится в Вилладу и сама встретится с этой симулянткой, предпочитающей целыми днями валяться в постели с видом умирающей. Валентина раз и навсегда откроет глаза Видалу на так называемую болезнь жены.
Валентина, мрачно хмурясь, выехала на дорогу. Ей не нравилось то, что предстоит сделать, но выхода нет. Видал связан цепями давно изжившего себя брака. Чем скорее он поймет правду, тем раньше они начнут совместную жизнь. Жизнь, в которой найдется место их ребенку.
Приблизившись к Вилладе, она с удивлением увидела, что высокие ворота из кованого железа распахнуты настежь, и остановила машину у самого дома, как раз позади «роллс-ройса».
Глубоко вздохнув, женщина ступила на аккуратно посыпанную гравием дорожку и пошла к входной двери. Она тоже была открыта. Валентина на миг замешкалась и тут же решительно постучала.
Но вместо Чея на пороге появилась молодая женщина с растрепанными волосами и безумным взглядом.
– О Боже! Я думала…
Она осеклась, с трудом пытаясь сохранить равновесие.
– Прошу прощения, мистера и миссис Ракоши сейчас нет дома.
И даже не спрашивая, что передать, попыталась закрыть дверь перед носом Валентины. Но той удалось проскользнуть мимо нее в холл с мраморным полом.
– Я знаю, что миссис Ракоши неважно себя чувствует и что мистер Ракоши дома. Мне бы хотелось видеть его, – твердо заявила она.
– Хейзл! – прогремел Видал из гостиной.
– Прошу вас уйти, пожалуйста, я…
Но Валентина, решительно отстранив девушку, пытавшуюся вытолкнуть ее на улицу, пошла в гостиную.
– Остановитесь! Вам туда нельзя! – охнула девушка, хватая ее за руку.
Валентина резким движением стряхнула ее, убежденная, что кто бы ни была эта женщина, она нуждается в услугах психиатра. На пороге гостиной она остановилась, широко раскрыв глаза от изумления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46