Он отверг не только различие между монархом и Короной, сделанное в декларации 1308 года, но и коронационную клятву Эдуарда защищать справедливые законы и обычаи, установленные общинами. Вместо этого лишь правитель должен «создавать, защищать и укреплять» такие законы в парламенте. Единственной функцией «прелатов, графов, баронов и общины королевства» было «согласие». Статут возвращал управление государством к благосклонной отеческой опеке короля над своими подданными, которая хорошо помогала и была действенным методом в достижении определенных соглашений ранних лет царствования Эдуарда I, но с которой его преемник, будучи слишком ленивым, безответственным и легко поддающемся чужому влиянию, справиться не смог. Статут говорил о справедливом и активном короле и усердных подданных. Но в Статуте не была сделана попытка согласовать вопрос с тем, что же случится, если король не будет справедливым и активным, а народ не пожелает быть послушным.
Хотя как и Ордонансы, которые он аннулировал, Йоркский статут передал власть, которую он восстановил, в руки короля в обрамлении парламента, даже если этот парламент ничего не мог сделать без него. И, в отличие от Ордонансов, он признал Общины как часть того парламента. Война с Шотландией и нужда в деньгах сделали скромных представителей графств и купеческих городов необходимыми. В двадцать лет правления Эдуарда II их созывали по предписанию не менее чем на двадцать пять парламентов.
Король победил Ланкастера и маркграфов, но он все еще не покорил шотландцев. Еще раз летом 1322 года он назначил сбор войск в Ньюкасле на 22 июля. Вновь он встретился с Брюсом на поле боя. 19 июня он покинул Карлайл, чтобы совершить набег на Аллердейле, взять выкуп с аббатства Фернесс и сжечь Ланкастер и Престон, вновь перейдя границу с обычными трофеями и данью 24 июня. Когда, наконец, в августе Эдуард дошел до Мельроза и Эдинбурга, шотландский король отступил за Форт, опустошая страну и эвакуируя местных жителей. Как и прежде, он был уверен, что система снабжения англичан не справится с задачей, что и произошло. Брюс оставил сражаться за себя вересковые заросли и долгие шотландские мили. После двух недель в бесплодной опустошенной земле Лотиана, Эдуард вернулся в Англию, предав огню Драйбургское аббатство и разграбив Холируд и Мельроз. Единственным трофеем, полученным в кампании, была увечная корова. «Самая дорогая говядина, – ворчал граф Суррея, – какую мы когда-либо видели».
Затем Брюс свершил свою месть. 30 сентября 1322 года он вновь пересек Солуэй и вторгся в пределы Йоркшира с востока, чтобы опустошить усадьбы Кливленда и одинокие деревни Северного Рединга. На самого короля Эдуарда, возвращавшегося домой мимо Барнардского замка, неожиданно напали и побили при Биланде, где капитан его охраны, Джон Бретонский, был взят в плен. Он и его сводный брат, граф Кента, единственные спаслись бегством в Бридлингтон, а оттуда морем в Холдернесс. Между тем горцы Брюса преследовали англичан до ворот Йорка, требуя выкуп за земли вплоть до Беверли и вновь разграбив Рипон.
После этого англичане, жившие на северных землях, выполнили все условия, какие смогли. Архиепископ Йоркский уполномочил глав цистерцианского ордена заплатить за себя выкуп самим, епископ Даремский договорился с шотландцами, и даже доблестный Харклай, победитель при Бургбридже и теперь граф Карлайла, подчинился неизбежному и, разыскав Рэндолфа в Лохмабене, предложил провести мирные переговоры между двумя странами. В их основе должно было быть признание короля Роберта и его женитьба на английской принцессе в обмен на компенсацию в 40 тысяч марок, предоставляя Эдуарду выполнить условия в течение года. Харклай сделал предложения открыто и имея за собой поддержку пограничных лордов, но они были представлены его королю, до сих пор страдавшему от поражения, как измена. По его приказу Харклая схватили и повесили как предателя.
Хотя Эдуард уничтожил своего самого преданного слугу, это не принесло ему никакой пользы. В течение нескольких недель ему пришлось из-за положения на границе послать своего представителя в Берик. 30 мая в Ньюкасле между двумя странами было заключено перемирие на тринадцать лет. Спорный вопрос о признании Брюса королем остался открытым, Роберт подписался как король шотландцев, а Пемброк и Деспенсер поставили свои подписи от имени английского короля. Это была единственная возможность спасти север от полного краха. По договору, Англия также согласилась не создавать никаких преград примирению шотландцев с папством. После этого Рэндолфа послали в посольство в Авиньон, где он добился от папы признания его суверена и независимости его страны. Два года спустя в Корбейле он добился возобновления так называемого «старого союза» между Францией и Шотландией. Любое перемирие или мир между Францией и Англией или Англией и Шотландией, к обоюдному согласию, должен был завершиться, как только Англия нападет на ту или другую страну.
Борьба короля Роберта за признание в конце концов завершалась. Хотя последнего признания со стороны Англии еще не последовало, перемирие позволило Шотландии не опасаться вторжения и дало шанс восстановить расстроенную экономику. «Должно быть, все было сожжено в этот год или другие», как говорили. И вопрос престолонаследия теперь также, казалось, решен, так как в марте 1324 года королева неожиданно родила сына, которого назвали Давид. Два года спустя в Камбускеннете состоялся парламент, и присутствовавшие на нем представители шотландских городов обещали королю десятую часть всех доходов страны до конца его жизни. Он даже смог построить себе загородный дом в Кардроссе на Клайде с застекленными окнами и расписанными комнатами, где ввиду ухудшающегося здоровья он проводил много времени, охотясь и ходя под парусами.
Англия также выиграла от прекращения столь дорогостоящей и бесславной войны. Это дало возможность Деспенсерам начать восстанавливать власть Короны. Хотя и не желая нагреть руки, они были полностью связаны со своим царственным господином, и их благополучие зависело от его силы. Их средством справляться с недостатками Эдуарда было не ограничивать его привилегии, но использовать их так, чтобы сделать королевскую исполнительную власть столь эффективной, что личная неспособность короля управлять больше не играла бы никакой роли. Пемброк умер в 1324 году вскоре после переговоров о перемирии с Шотландией, и Деспенсеры, старший из которых теперь стал Графом Винчестера, получили почти неограниченную власть. Они использовали ее, а они были способными и активными людьми, не только для того, чтобы выстроить огромное личное княжество в Южном Уэльсе от Милфорд Хейвена до Чепстоу, но и чтобы усовершенствовать управление. Так как Приказчики ограничили королевское право пользования Гардеробом, стараясь сделать его, как казначейство и канцелярию, в большей мере общим, нежели личным институтом, подотчетным парламенту, они сделали все возможное, чтобы возродить мощь другого королевского департамента, Королевской Палаты (первоначально – королевская спальня, так же, как Гардероб – был настоящим гардеробом), которую младший Деспенсер контролировал, будучи управляющим, и которая, заняв место Гардероба, все больше управляла королевскими имениями и их доходами. С ее третьей королевской печатью, sigillum secretum,минуя личную печать, ставшей, так же, как и большая печать, государственной, Деспенсер и рьяные чиновники Королевской Палаты издали целый ряд королевских приказов и писем, принесших максимальное количество дел и доходов под их контроль. Одновременно новый казначей, Уолтер Степлдон, епископ Экзетерский, осуществил реформирование в казначействе и его регистрирующих методах, чтобы усилить права Короны и ускорил обустройство счетов: «чтобы разбирать дела нашего народа более быстро для их спокойствия и нашей выгоды», как говорит предписание. Именно этому аккуратному прелату, построившему прекрасный неф Экзетерского собора и основавшему Экзетерский колледж в Оксфорде, Англия была обязана перекомпоновке памятных свитков казначейства. Этот институт должен был стать утверждением силы и целостности английской административной системы в то беспокойное время.
О том, в какой мере страна нуждалась в твердой руке, можно судить по записям лондонских коронеров. Люди прибегали к силе по самому пустячному поводу. В понедельник 19 октября 1321 года, во время вечерни, оруженосец графа Арундела по имени Томас Черч, ехавший верхом вместе с компанией по Теймз-стрит, сбил с ног женщину с ребенком на руках. Из-за того что носильщик попросил его ехать осторожнее, Черч обнажил свой меч и, нанеся человеку смертельный удар, умчался прочь, прежде чем прохожие смогли задержать его. Несколькими неделями позже лавочник с Броуд-стрит, разбуженный в полночь проходящим мимо гулякой, нанес ему сильный удар по голове своим посохом и оставил умирать на улице. Другой житель Лондона запустил ломом в бродячего певца, мешавшего ему спать, и сам был убит ножом, который убегавший музыкант всадил ему в грудь. А уличный торговец морскими угрями, выкинувший кожицу на дороге напротив домов двух купцов на Кордвейнерс-стрит, был забит до смерти, когда упал во дворе церкви Святой Марии ле Боу, где попытался укрыться от преследователей. Группы подмастерьев и студентов-юристов сражались на улицах мечами; заключенные совершали массовые побеги из тюрем; в графствах магнаты оружием запугивали монашеские собрания, дабы те выбрали кандидата на ту службу, которая им нужна; на барона Казначейства напали и убили на главной королевской дороге. Хотя все эти случаи характеризовали привычную для той эпохи жестокость, беспорядки с каждым днем становились все сильнее. Так же, как и готовность людей обмануть Корону и силой лишить соседей их прав. В средневековом государстве, когда король был слишком слаб или не способен управлять, анархия всегда была реальной угрозой.
* * *
Попытки Деспенсеров восстановить экономику и порядок в государстве не принесли им популярности в Англии. Гордые аристократы, с детства не расстававшиеся с оружием, могли стерпеть власть только одного человека – короля. Если же слабовольный король отдавал бразды правления фавориту, то, будь это выскочка, как Гавестон, или наследственный магнат, как Деспенсер, этот королевский любимец обязательно вызывал ненависть. Король должен был править лично, если не хотел спровоцировать раскол в королевстве. Внешне Эдуард для своего народа воплощал идеальный образ монарха: величественной фигурой он напоминал своего отца. Несмотря на все проблемы, столь часто возникавшие во время его правления, он все еще был весьма популярен среди простых людей, чьим грубоватым развлечениям он так любил предаваться в своем хартфордширском убежище, и которые были столь далеки от него, что не могли осознать его неадекватность. Но те, кто ежедневно общался с королем, видел или слышал рассказы о его ребяческом, легкомысленном и недостойном поведении, были глубоко потрясены, ведь для средневекового человека почти непоколебимой была вера в наместника Бога на земле – короля. Начали распространяться слухи о том, что Эдуард был незаконнорожденным или же подменен в детстве. Начала быстро расти ненависть к фавориту и к непристойной страсти его господина. Говорили, что одного короля было достаточно, а трех – уже чрезмерно.
Хотя оппозиция молчала, требовалось только время и благоприятная возможность, чтобы противоречия обострились. Управление стало тираническим; никто не смел противостоять королевским желаниям, отмечал хронист из Малмсбери. Исполняя функции правосудия, Деспенсер совершал самые серьезные мирские преступления, характерные для средневековья, лишал наследства на землю незаконными способами, «не испрашивая согласия на то пэров этих земель». Осенью 1323 года с помощью своих друзей, опоивших тюремщиков, из Тауэра по веревочной лестнице сбежал один из самых опасных его врагов, Роджер Мортимер Уигморский, и затем нашел убежище во Франции. Примерно в это же время до Эдуарда дошел призыв от нового французского короля, Карла IV, требовавшего от английского короля принести оммаж за его фьефы Гасконь и Понтье. Как и раньше, сложность возникла из феодальных взаимоотношений, которые не являлись проблемой до того, как начали развиваться национальные чувства во Франции и Англии. Английский король не мог заставить себя признать, что его суверенитет над французскими провинциями, унаследованными от его предков, был менее абсолютным, чем над всем его королевством, а его французский кузен и его министры равно твердо решили расширить свое господство над всеми до сих пор независимыми фьефами, которые по географическому и языковому признакам были частью Франции.
После беседы со своим советом Эдуард добился шестимесячной отсрочки, упирая на то, что он не может спокойно покинуть свое королевство в его нынешнем нестабильном состоянии. Но к тому моменту, когда он должен был появиться в Амьене, чтобы принести оммаж, в Гаскони возникла ситуация, идентичная той, что привела к войне между Францией и Англией во время правления его отца. Зимой 1323-1324 годов, предав огню новый французский форт и повесив французского барристера за вторжение в свою юрисдикцию, сэр Ральф Бассет, английский сенешаль Гаскони, не ответил на призыв французского короля явиться в суд города Тулузы, чтобы держать ответ за свое нарушение норм права. Когда в июле 1324 года английский посол в Париже отказался выдать преступного сенешаля и попросил дальнейшей отсрочки принесения оммажа, французский король поступил так же, как и его отец тридцать лет назад, объявив Гасконь и Понтье конфискованными в соответствии с феодальным правом и послал армию в Ажене и другие районы герцогства. Французские каперы и слабость военно-морского флота помешали Эдуарду выслать подкрепление своим гарнизонам, поэтому все, что он мог сделать в своей бессильной ярости, – арестовать французских торговцев в Англии и освободить от своих обязанностей французских слуг своей жены. К сентябрю его сводный брат, граф Кента, был вынужден сдать Ла Реоль и согласиться на шестимесячное перемирие, чтобы спасти то, что осталось от Гаскони.
Супружескую жизнь Эдуарда и Изабеллы трудно назвать идиллической. Королева сильно переживала по поводу его страсти к Деспенсеру. Их взаимоотношения были так натянуты, что поговаривали даже, что «король носит нож в рукаве, чтобы убить королеву, и говорили, что если бы у него не было никакого оружия, он загрыз бы ее собственными зубами». Уволив ее придворных дам и поставив на их место жену своего фаворита, Эдуард окончательно испортил отношения с Изабеллой.
Но все же она была сестрой французского короля, поэтому Эдуард и Деспенсеры приняли предложение папского нунция послать ее во Францию, чтобы умолять о возвращении земель. Изабелла ухватилась за возможность спастись от своего унизительного положения. Однако все, чего она добилась, было продление перемирия до лета 1325 года. Таким образом, король Карл не только удерживал в своих руках Ажене в ожидании решения своего суда, но настаивал на личном присутствии Эдуарда или же его четырнадцатилетнего наследника при принесении оммажа за оставшуюся часть Гаскони. И так как, опасаясь за безопасность своего столь непопулярного фаворита, Эдуард не мог покинуть страну, молодой принц был послан во Францию, чтобы получить урезанный фьеф своего отца. Оттуда его мать отказалась отпустить его домой, тем самым бросив вызов Эдуарду и его министрам.
Поступив таким образом, королева положила начало мятежам в Англии. Все жаждали свергнуть Деспенсеров и все обратились против короля. В Понтефракте деревенские жители собрались у могилы Томаса Ланкастера, который спустя три года после своей неоплаканной смерти стал популярным мучеником; начали появляться слухи о чудесах, свершаемых у его мощей, и даже появились требования канонизировать графа. Даже больше чем алчность и деспотизм королевского фаворита, страну шокировала его безжалостность. В парламенте в конце года от имени «общины» представлялись жалобы на незаконное заключение в тюрьму, коррупцию, деспотические лесные законы и серьезные ошибки правосудия; особенно сильное негодование вызывал обычай оставлять тела повешенных мятежников на неограниченно долгое время без христианского погребения. В Париже изгнанники-англичане стекались ко двору королевы, среди них был и Роджер Мортимер, который вскоре стал не только ее советником, но и любовником. И хотя это вызвало такой скандал, что после протеста со стороны папы Изабелле пришлось покинуть Париж и искать прибежища в Геннегау, это сыграло ей на руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Хотя как и Ордонансы, которые он аннулировал, Йоркский статут передал власть, которую он восстановил, в руки короля в обрамлении парламента, даже если этот парламент ничего не мог сделать без него. И, в отличие от Ордонансов, он признал Общины как часть того парламента. Война с Шотландией и нужда в деньгах сделали скромных представителей графств и купеческих городов необходимыми. В двадцать лет правления Эдуарда II их созывали по предписанию не менее чем на двадцать пять парламентов.
Король победил Ланкастера и маркграфов, но он все еще не покорил шотландцев. Еще раз летом 1322 года он назначил сбор войск в Ньюкасле на 22 июля. Вновь он встретился с Брюсом на поле боя. 19 июня он покинул Карлайл, чтобы совершить набег на Аллердейле, взять выкуп с аббатства Фернесс и сжечь Ланкастер и Престон, вновь перейдя границу с обычными трофеями и данью 24 июня. Когда, наконец, в августе Эдуард дошел до Мельроза и Эдинбурга, шотландский король отступил за Форт, опустошая страну и эвакуируя местных жителей. Как и прежде, он был уверен, что система снабжения англичан не справится с задачей, что и произошло. Брюс оставил сражаться за себя вересковые заросли и долгие шотландские мили. После двух недель в бесплодной опустошенной земле Лотиана, Эдуард вернулся в Англию, предав огню Драйбургское аббатство и разграбив Холируд и Мельроз. Единственным трофеем, полученным в кампании, была увечная корова. «Самая дорогая говядина, – ворчал граф Суррея, – какую мы когда-либо видели».
Затем Брюс свершил свою месть. 30 сентября 1322 года он вновь пересек Солуэй и вторгся в пределы Йоркшира с востока, чтобы опустошить усадьбы Кливленда и одинокие деревни Северного Рединга. На самого короля Эдуарда, возвращавшегося домой мимо Барнардского замка, неожиданно напали и побили при Биланде, где капитан его охраны, Джон Бретонский, был взят в плен. Он и его сводный брат, граф Кента, единственные спаслись бегством в Бридлингтон, а оттуда морем в Холдернесс. Между тем горцы Брюса преследовали англичан до ворот Йорка, требуя выкуп за земли вплоть до Беверли и вновь разграбив Рипон.
После этого англичане, жившие на северных землях, выполнили все условия, какие смогли. Архиепископ Йоркский уполномочил глав цистерцианского ордена заплатить за себя выкуп самим, епископ Даремский договорился с шотландцами, и даже доблестный Харклай, победитель при Бургбридже и теперь граф Карлайла, подчинился неизбежному и, разыскав Рэндолфа в Лохмабене, предложил провести мирные переговоры между двумя странами. В их основе должно было быть признание короля Роберта и его женитьба на английской принцессе в обмен на компенсацию в 40 тысяч марок, предоставляя Эдуарду выполнить условия в течение года. Харклай сделал предложения открыто и имея за собой поддержку пограничных лордов, но они были представлены его королю, до сих пор страдавшему от поражения, как измена. По его приказу Харклая схватили и повесили как предателя.
Хотя Эдуард уничтожил своего самого преданного слугу, это не принесло ему никакой пользы. В течение нескольких недель ему пришлось из-за положения на границе послать своего представителя в Берик. 30 мая в Ньюкасле между двумя странами было заключено перемирие на тринадцать лет. Спорный вопрос о признании Брюса королем остался открытым, Роберт подписался как король шотландцев, а Пемброк и Деспенсер поставили свои подписи от имени английского короля. Это была единственная возможность спасти север от полного краха. По договору, Англия также согласилась не создавать никаких преград примирению шотландцев с папством. После этого Рэндолфа послали в посольство в Авиньон, где он добился от папы признания его суверена и независимости его страны. Два года спустя в Корбейле он добился возобновления так называемого «старого союза» между Францией и Шотландией. Любое перемирие или мир между Францией и Англией или Англией и Шотландией, к обоюдному согласию, должен был завершиться, как только Англия нападет на ту или другую страну.
Борьба короля Роберта за признание в конце концов завершалась. Хотя последнего признания со стороны Англии еще не последовало, перемирие позволило Шотландии не опасаться вторжения и дало шанс восстановить расстроенную экономику. «Должно быть, все было сожжено в этот год или другие», как говорили. И вопрос престолонаследия теперь также, казалось, решен, так как в марте 1324 года королева неожиданно родила сына, которого назвали Давид. Два года спустя в Камбускеннете состоялся парламент, и присутствовавшие на нем представители шотландских городов обещали королю десятую часть всех доходов страны до конца его жизни. Он даже смог построить себе загородный дом в Кардроссе на Клайде с застекленными окнами и расписанными комнатами, где ввиду ухудшающегося здоровья он проводил много времени, охотясь и ходя под парусами.
Англия также выиграла от прекращения столь дорогостоящей и бесславной войны. Это дало возможность Деспенсерам начать восстанавливать власть Короны. Хотя и не желая нагреть руки, они были полностью связаны со своим царственным господином, и их благополучие зависело от его силы. Их средством справляться с недостатками Эдуарда было не ограничивать его привилегии, но использовать их так, чтобы сделать королевскую исполнительную власть столь эффективной, что личная неспособность короля управлять больше не играла бы никакой роли. Пемброк умер в 1324 году вскоре после переговоров о перемирии с Шотландией, и Деспенсеры, старший из которых теперь стал Графом Винчестера, получили почти неограниченную власть. Они использовали ее, а они были способными и активными людьми, не только для того, чтобы выстроить огромное личное княжество в Южном Уэльсе от Милфорд Хейвена до Чепстоу, но и чтобы усовершенствовать управление. Так как Приказчики ограничили королевское право пользования Гардеробом, стараясь сделать его, как казначейство и канцелярию, в большей мере общим, нежели личным институтом, подотчетным парламенту, они сделали все возможное, чтобы возродить мощь другого королевского департамента, Королевской Палаты (первоначально – королевская спальня, так же, как Гардероб – был настоящим гардеробом), которую младший Деспенсер контролировал, будучи управляющим, и которая, заняв место Гардероба, все больше управляла королевскими имениями и их доходами. С ее третьей королевской печатью, sigillum secretum,минуя личную печать, ставшей, так же, как и большая печать, государственной, Деспенсер и рьяные чиновники Королевской Палаты издали целый ряд королевских приказов и писем, принесших максимальное количество дел и доходов под их контроль. Одновременно новый казначей, Уолтер Степлдон, епископ Экзетерский, осуществил реформирование в казначействе и его регистрирующих методах, чтобы усилить права Короны и ускорил обустройство счетов: «чтобы разбирать дела нашего народа более быстро для их спокойствия и нашей выгоды», как говорит предписание. Именно этому аккуратному прелату, построившему прекрасный неф Экзетерского собора и основавшему Экзетерский колледж в Оксфорде, Англия была обязана перекомпоновке памятных свитков казначейства. Этот институт должен был стать утверждением силы и целостности английской административной системы в то беспокойное время.
О том, в какой мере страна нуждалась в твердой руке, можно судить по записям лондонских коронеров. Люди прибегали к силе по самому пустячному поводу. В понедельник 19 октября 1321 года, во время вечерни, оруженосец графа Арундела по имени Томас Черч, ехавший верхом вместе с компанией по Теймз-стрит, сбил с ног женщину с ребенком на руках. Из-за того что носильщик попросил его ехать осторожнее, Черч обнажил свой меч и, нанеся человеку смертельный удар, умчался прочь, прежде чем прохожие смогли задержать его. Несколькими неделями позже лавочник с Броуд-стрит, разбуженный в полночь проходящим мимо гулякой, нанес ему сильный удар по голове своим посохом и оставил умирать на улице. Другой житель Лондона запустил ломом в бродячего певца, мешавшего ему спать, и сам был убит ножом, который убегавший музыкант всадил ему в грудь. А уличный торговец морскими угрями, выкинувший кожицу на дороге напротив домов двух купцов на Кордвейнерс-стрит, был забит до смерти, когда упал во дворе церкви Святой Марии ле Боу, где попытался укрыться от преследователей. Группы подмастерьев и студентов-юристов сражались на улицах мечами; заключенные совершали массовые побеги из тюрем; в графствах магнаты оружием запугивали монашеские собрания, дабы те выбрали кандидата на ту службу, которая им нужна; на барона Казначейства напали и убили на главной королевской дороге. Хотя все эти случаи характеризовали привычную для той эпохи жестокость, беспорядки с каждым днем становились все сильнее. Так же, как и готовность людей обмануть Корону и силой лишить соседей их прав. В средневековом государстве, когда король был слишком слаб или не способен управлять, анархия всегда была реальной угрозой.
* * *
Попытки Деспенсеров восстановить экономику и порядок в государстве не принесли им популярности в Англии. Гордые аристократы, с детства не расстававшиеся с оружием, могли стерпеть власть только одного человека – короля. Если же слабовольный король отдавал бразды правления фавориту, то, будь это выскочка, как Гавестон, или наследственный магнат, как Деспенсер, этот королевский любимец обязательно вызывал ненависть. Король должен был править лично, если не хотел спровоцировать раскол в королевстве. Внешне Эдуард для своего народа воплощал идеальный образ монарха: величественной фигурой он напоминал своего отца. Несмотря на все проблемы, столь часто возникавшие во время его правления, он все еще был весьма популярен среди простых людей, чьим грубоватым развлечениям он так любил предаваться в своем хартфордширском убежище, и которые были столь далеки от него, что не могли осознать его неадекватность. Но те, кто ежедневно общался с королем, видел или слышал рассказы о его ребяческом, легкомысленном и недостойном поведении, были глубоко потрясены, ведь для средневекового человека почти непоколебимой была вера в наместника Бога на земле – короля. Начали распространяться слухи о том, что Эдуард был незаконнорожденным или же подменен в детстве. Начала быстро расти ненависть к фавориту и к непристойной страсти его господина. Говорили, что одного короля было достаточно, а трех – уже чрезмерно.
Хотя оппозиция молчала, требовалось только время и благоприятная возможность, чтобы противоречия обострились. Управление стало тираническим; никто не смел противостоять королевским желаниям, отмечал хронист из Малмсбери. Исполняя функции правосудия, Деспенсер совершал самые серьезные мирские преступления, характерные для средневековья, лишал наследства на землю незаконными способами, «не испрашивая согласия на то пэров этих земель». Осенью 1323 года с помощью своих друзей, опоивших тюремщиков, из Тауэра по веревочной лестнице сбежал один из самых опасных его врагов, Роджер Мортимер Уигморский, и затем нашел убежище во Франции. Примерно в это же время до Эдуарда дошел призыв от нового французского короля, Карла IV, требовавшего от английского короля принести оммаж за его фьефы Гасконь и Понтье. Как и раньше, сложность возникла из феодальных взаимоотношений, которые не являлись проблемой до того, как начали развиваться национальные чувства во Франции и Англии. Английский король не мог заставить себя признать, что его суверенитет над французскими провинциями, унаследованными от его предков, был менее абсолютным, чем над всем его королевством, а его французский кузен и его министры равно твердо решили расширить свое господство над всеми до сих пор независимыми фьефами, которые по географическому и языковому признакам были частью Франции.
После беседы со своим советом Эдуард добился шестимесячной отсрочки, упирая на то, что он не может спокойно покинуть свое королевство в его нынешнем нестабильном состоянии. Но к тому моменту, когда он должен был появиться в Амьене, чтобы принести оммаж, в Гаскони возникла ситуация, идентичная той, что привела к войне между Францией и Англией во время правления его отца. Зимой 1323-1324 годов, предав огню новый французский форт и повесив французского барристера за вторжение в свою юрисдикцию, сэр Ральф Бассет, английский сенешаль Гаскони, не ответил на призыв французского короля явиться в суд города Тулузы, чтобы держать ответ за свое нарушение норм права. Когда в июле 1324 года английский посол в Париже отказался выдать преступного сенешаля и попросил дальнейшей отсрочки принесения оммажа, французский король поступил так же, как и его отец тридцать лет назад, объявив Гасконь и Понтье конфискованными в соответствии с феодальным правом и послал армию в Ажене и другие районы герцогства. Французские каперы и слабость военно-морского флота помешали Эдуарду выслать подкрепление своим гарнизонам, поэтому все, что он мог сделать в своей бессильной ярости, – арестовать французских торговцев в Англии и освободить от своих обязанностей французских слуг своей жены. К сентябрю его сводный брат, граф Кента, был вынужден сдать Ла Реоль и согласиться на шестимесячное перемирие, чтобы спасти то, что осталось от Гаскони.
Супружескую жизнь Эдуарда и Изабеллы трудно назвать идиллической. Королева сильно переживала по поводу его страсти к Деспенсеру. Их взаимоотношения были так натянуты, что поговаривали даже, что «король носит нож в рукаве, чтобы убить королеву, и говорили, что если бы у него не было никакого оружия, он загрыз бы ее собственными зубами». Уволив ее придворных дам и поставив на их место жену своего фаворита, Эдуард окончательно испортил отношения с Изабеллой.
Но все же она была сестрой французского короля, поэтому Эдуард и Деспенсеры приняли предложение папского нунция послать ее во Францию, чтобы умолять о возвращении земель. Изабелла ухватилась за возможность спастись от своего унизительного положения. Однако все, чего она добилась, было продление перемирия до лета 1325 года. Таким образом, король Карл не только удерживал в своих руках Ажене в ожидании решения своего суда, но настаивал на личном присутствии Эдуарда или же его четырнадцатилетнего наследника при принесении оммажа за оставшуюся часть Гаскони. И так как, опасаясь за безопасность своего столь непопулярного фаворита, Эдуард не мог покинуть страну, молодой принц был послан во Францию, чтобы получить урезанный фьеф своего отца. Оттуда его мать отказалась отпустить его домой, тем самым бросив вызов Эдуарду и его министрам.
Поступив таким образом, королева положила начало мятежам в Англии. Все жаждали свергнуть Деспенсеров и все обратились против короля. В Понтефракте деревенские жители собрались у могилы Томаса Ланкастера, который спустя три года после своей неоплаканной смерти стал популярным мучеником; начали появляться слухи о чудесах, свершаемых у его мощей, и даже появились требования канонизировать графа. Даже больше чем алчность и деспотизм королевского фаворита, страну шокировала его безжалостность. В парламенте в конце года от имени «общины» представлялись жалобы на незаконное заключение в тюрьму, коррупцию, деспотические лесные законы и серьезные ошибки правосудия; особенно сильное негодование вызывал обычай оставлять тела повешенных мятежников на неограниченно долгое время без христианского погребения. В Париже изгнанники-англичане стекались ко двору королевы, среди них был и Роджер Мортимер, который вскоре стал не только ее советником, но и любовником. И хотя это вызвало такой скандал, что после протеста со стороны папы Изабелле пришлось покинуть Париж и искать прибежища в Геннегау, это сыграло ей на руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84