Шестьюдесятью годами ранее Великая Хартия запретила сбор дополнительных платежей с земли без согласия собрания магнатов, которых всегда было трудно заставить раскошелиться. В поисках нового дохода корона вынуждена была все больше обращаться к налогу на движимое или личное имущество, которое не имело такой неприкосновенности как земля в глазах правящего класса. Его главным обладателем в налоговом отношении являлись купцы городов, которые владели хартией, мастера, производящие обивочные ткани, и экспортеры шерсти, которые на протяжении последнего столетия создавали с помощью своих стад новую форму народного благосостояния.
По закону, король не был обязан совещаться с купцами по поводу обложения налогом их товаров. С незапамятных времен феодальные лорды облагали поборами города и рынки своих владений; именно с этой целью они их и основывали. Но времена изменились, и купцы больше не являлись беспомощными, полусвободными вилланами, какими они были до того, как феодальная знать Европы благодаря крестовым походам познакомилась с роскошью Востока. В то время как Генрих III настаивал на своем праве облагать их налогом по собственному волеизъявлению, почему они и вынуждены были перейти в стан мятежников, Эдуард уговаривал торговцев столицы и юго-восточных портов, осознавая их власть, проистекавшую благодаря контролю над наличностью и кредитом. Он видел, что свободно заключенные соглашения, по которым купеческая община брала на себя ответственность за свои налоги, вероятнее всего, оказались бы более ценными для короны и в элементарных административных условиях того времени обеспечили бы более верный доход, чем любое силовое принуждение.
Именно это заставило Эдуарда последовать за революционным прецедентом де Монфора и призвать в свой первый парламент прокторов или представителей всех городов, бургов и «купеческих поселений». Король не приглашал их принять участие в спорах по поводу новых земельных законов – дел, которые не касались их, – но позволил им даровать ему долю увеличивающихся торговых доходов, которые его сильное правление и мудрая внешняя политика помогали создать. Он уже извлек выгоду из переговоров, которые вел по их просьбе незадолго до своего возвращения в Англию, со своим старым боевым товарищем по крестовому походу, графом Гаем де Дампьером, о том, чтобы положить конец трехлетнему эмбарго на экспорт шерсти во Фландрию – основной рынок сбыта сырья. В обмен на установленную пошлину в половину марки или 6 шиллингов 8 пенсов за каждый мешок экспортируемой шерсти и 13 шиллингов 4 пенса на каждый ласт кожи, он теперь предлагал отказаться от королевской прерогативы прямого налогообложения торговой деятельности. Этот жест был одновременно далеко идущим, мнимым и великодушным. «Великая и древняя таможенная пошлина, – как стали называть этот налог, – дарованная по просьбе купцов» и одобренная магнатами, стала источником постоянного таможенного дохода короны. С тех пор он занял свое место в налоговой системе вместе с более старым «корабельным сбором» на импорт вина, помимо феодальных платежей и повинностей, рент с королевских поместий – теперь сильно сократившихся за счет пожаловании предыдущих суверенов – «фирм» шерифов графств и поступлений от судебных разбирательств.
В том же году, на втором парламенте, созванном в Вестминстере на день Св. Михаила и состоявшем из рыцарей графств, так же, как и из феодальных и церковных магнатов, король получил «помощь», заключавшуюся во взимании пятнадцатой части от всего движимого имущества светских лиц. Под руководством Эдуарда стала оформляться новая идея – идея представительства, то есть права тех, кто присутствует, брать на себя обязательства отсутствующих и принимать решения большинством голосов, – это концепция, которая в Англии была впервые введена францисканцами на своих местных ассамблеях. В приказах к шерифам король настаивал на том, что избранные рыцари и горожане должны иметь полную власть поверенного лица, взявшего на себя обязанности своих собратьев исполнить «все, что бы ни было предписано общим советом». Нуждаясь в сотрудничестве со своими подданными, он искал для этого любые средства. Статут Districciones Scaccarii,ограничивавший его королевское право накладывать арест на имущество своих держателей в обеспечение долга, возможно, стал частью сделки между Эдуардом и его лордами. Он также в 1276 году подтвердил Великую хартию Вольностей и лесную Хартию своего отца. Другой королевской уступкой был пожалованный в это же время статут о евреях, ордонанс, имевший своей целью предотвратить получение евреями более половины товаров и имущества своего должника и ограничивающий процентную ставку, теперь они могли взимать только 42 процента в три года. Ненавистные меры, благодаря которым предки Эдуарда получали для казначейства запрещенные доходы от ростовщичества, больше не являлись обязательными, ибо корона, которая до сих пор защищала их, обнаружила, что может получить более верный кредит от итальянских банкиров-купцов. В угоду правоверному островному народу эти когда-то привилегированные, а теперь беспомощные чужеземцы были вынуждены носить отличительный желтый знак на одежде.
Перечень дел английского короля показывает, как много своего времени он посвящал государственным спорам между советниками и представителями народа. Весь май и июнь 1275 года он находился в Вестминстерском дворце – обычном месте собраний, – а затем снова был там в октябре и ноябре. Часть мая и июнь, а также октябрь и ноябрь следующего года он провел там же. Между этими заседаниями парламента, за исключением случайного недолгого пребывания в Виндзоре, двор постоянно путешествовал. Ему приходилось так поступать, и чтобы прокормить себя, используя королевские маноры, и чтобы донести королевский закон и мир до каждого уголка страны, куда путешествие из столицы могло занимать неделю и даже больше времени. Тейм, Оксфорд и Вудсток, Кенилворт, Личфилд, Бертон-на-Тренте, Маклсфилд, Честер и Беркенхед и многие другие отдаленные местечки были посещены двором осенью 1275 года. Той же зимой король останавливался в Рединге и Мальборо, в Уимберне, Джиллингеме, Уоргеме и Кенфорде, в новом цистерианском аббатстве в Биндоне, лежащем посреди Фромских лугов, в Саутгемптоне, Винчестере и Котсволдсе. Следующей зимой он объехал всю южную Англию от Ярмута до Вустера. Неудобство таких путешествий, особенно пересечение утопающих в грязи дорог и рек без мостов, должно быть, было чрезвычайно велико. Поэтому они сглаживались охотой, в том числе соколиной (в Инглвуде в Стаффордширском лесу Эдуард и его спутники как-то убили за день две сотни оленей) и посещениями монастырей, мощей и святых мест. Устраивались также и случайные турниры, подобно великолепному турниру в Чипсайде осенью 1276 года; такого съезда молодых лордов и рыцарей еще никогда не видели в Англии. Но настоящей целью всех этих королевских путешествий являлось установление порядка и объединение королевства. Несмотря на грязь, туман, дождь и снег, этот высокий величественный король, окруженный рыцарями и воинами, судьями и клерками, церемониймейстерами и пажами, оруженосцами, шорниками, кузнецами и шатерничими, объезжал свое королевство, неся образ королевской власти разобщенному сельскому люду.
Глава II
ЗАВОЕВАНИЕ УЭЛЬСА
Древний и надменный народ, гордый своим оружием.
Мильтон
Погибни, лютый царь! – ты смертных стал отравой,
Да трепет, срам твои постигнут знамена,
Которые, гордясь победою кровавой,
Ручаясь воздухом, подъялись как стена.
Ни светлая броня, ниже твой щит блестящий,
От ужасов ночных тебя не оградят;
Внутри тебя вопит глас громкий и разящий,
Что Камбрия тебя в слезах клеймит стократ.
Томас Грей
Хотя в Англии быстрый осознанный рост государственности способствовал объединительной политике ее короля, на Британском острове (Альбионе, как его называли) оставались места, на которые не распространялись ни королевская власть, ни закон. Право своих предков, наследников античной Римской империи, на верховную власть над всеми правителями Британии, на которую некогда претендовала династия Вессекса, английские короли так и не реализовали на практике, но никто и не думал всерьез оспорить это право. Однако Эдуард придавал гораздо больше внимания этому притязанию, чем кто-либо из его непосредственных предшественников. Он никогда не разделял желаний отца и деда возвратить себе нормандские и анжуйские вотчины в Северной Франции, хоть и был наполовину французом. За исключением Гаскони, Эдуард жаждал установить свое господство только над Британскими островами. Воспитанный в утонченных традициях легендарного короля Артура и его рыцарей, которых почитали за защитников Британии и римского запада, король считал себя его наследником.
Однако настоящие потомки воинов Артура воспринимали Эдуарда совсем по-иному. Для кельтов западной Британии он был просто королем саксов, которые убивали и грабили их прародителей. Он был сеньором вооруженных французских всадников, которые, научив саксов дисциплине, воздвигли так много английских аванпостов в долинах центрального и южного Уэльса. Для свирепых племен, живших за Северном, каменные замки нормандцев были столь же чужими, как и лагеря римских легионеров тысячелетие назад.
При этом кельтам было чуждо осознание общих интересов, которое нормандские короли и Плантагенеты пробудили в своих английских подданных. Население уэльских и шотландских нагорий до сих пор хранило преданность племенам и их вождям. В низинах Шотландии англо-нормандские бароны, институты и династия способных князей создали в последнее столетие зародыш феодального королевства на незавоеванном полуострове, покрытом торфяными болотами и горными цепями, который римляне называли Каледонией. Наследники пиратских князей, вторгшихся в ее западные пределы из Ирландии, исконных пиктских вождей и мелких кельтских «королей» некогда романизированного юго-запада, преемники короля скотов Кеннета Мак-Альпина дали имя всему этому дикому, пропитанному туманами региону, а вместе с ним и начало сплоченности, прежде неизвестной. За последующие пятьдесят лет они захватили даже поселения викингов в Сазерленде и Западные острова, упрочив свое господство. В период их правления почти полностью прекратились набеги на фермы и монастыри северной Англии. Они вели дружественную политику со своими родственниками и номинальными сюзеренами Плантагенетами и, прикрываясь своим великодушным нейтралитетом, навязали порядок беспокойным племенам земель и островов далекого севера и запада.
В Уэльсе все было по-другому. Разделенные по племенному и династическому признаку и расположенные гораздо ближе к сердцу англо-нормандской военной мощи, его южные и центральные долины были колонизированы вскоре после завоевания нормандскими авантюристами, которые подчинили валлийцев владычеству королей Англии, хотя и не прямому. От верхних областей Северна в Поуис до древних княжеств Дехеубарт и Морганви вдоль Бристольского канала крупнейшие маркграфы – Клэры и Мортимеры, Боэны и Фитцаланы, Браозы, Чеуорты и Гиффарды – правили огнем и мечом, либо с королевского позволения, либо своим умом. С помощью своих замков и рыцарей они господствовали в долинах этих земель, оставляя голые горы, покрытые вереском, кочующим кельтским племенам, занимающимся овцеводством.
Ибо они глубоко проникли только в долины. Вокруг же, как и тысячу лет назад, текла древняя жизнь горной Камбрии – жизнь пастухов и воинов. Горцы жили набегами, разводили овец и крупный рогатый скот. Летом они пасли свои стада на пастбищах на холмах или hafod,зимой – в долинах или hendre.Эта скудно населенная местность была настолько дикой, что паломничество к Св. Давиду по своему риску и трудности приравнивалось набожными англичанами к паломничеству в Иерусалим. Редкие маленькие города ради собственной безопасности жались к замкам маркграфов; церкви, приземистые и аскетичные, занимавшие тактически выигрышные места, напоминали форты. Мелкие племенные «короли» или breninsпроводили лето, нападая друг на друга и на саксов, а долгими зимними днями наслаждались балладами бардов, ностальгически воспевавших старые славные времена под аккомпанемент арф. На белых лошадях, с золотыми ожерельями на шеях, окруженные отрядами юных воинов и гордые воспоминаниями о древних победах, они считали «позором умереть в собственной постели и честью пасть на поле битвы». Каждую весну члены клана собирались и шли по затерянным в заоблачной высоте тропам над долинами, чтобы внезапно напасть на поселения вражеских племен или на обособленные английские фермы, как повелось с древнейших времен.
Маркграфы долгое время позволяли валлийцам вести такой древний образ жизни, полный войн и раздоров, не позволявший им объединяться против английских наместников. Только когда власть в Англии была слабой или королевство переживало период раздробленности, валлийцы предпринимали согласованные попытки выгнать англо-нормандских лордов из страны. Но вне своих каменных стен маркграфам редко удавалось взять верх над племенами с холмов. На грабежи и поджоги они нередко отвечали тем же, и так как их собственные фермы тоже были заманчивой добычей для других, все это воспринималось философски. В свою очередь, маркграфы слились с туземной жизнью Уэльса. Они заключали браки с дочерьми местных вождей и нередко вставали на их сторону в племенных стычках. Неудобства, связанные с набегами и сезонными войнами, с лихвой искупались свободой, которой маркграфы наслаждались вдали от изъезженной судьями Англии, творя свой собственный, а не королевский закон. Такой независимостью не пользовался больше ни один лорд в островном владении Эдуарда. Ни одно предписание не вторгалось в их свободы, и ни один призыв не простирался в их суды. Маркграфы содержали собственные армии, чтобы совершать набеги на земли соседей и охранять свои собственные, так же, как Плантагенеты в прошлом сделали феодализм политической смирительной рубашкой для своего воинственного класса.
Точно так же прижились и стали частью жизни Уэльса цистерцианские монахи и их монастыри. Одиночество и аскетизм цистерцианцев напоминали примитивным жителям холмов жизнь их собственных ранних евангелистов. Для валлийцев ХШ века, говорили, аббат-цистерцианец казался Св. Давидом или Св. Тейло, вернувшимся с небес на землю. Несмотря на свою принадлежность к латинской церкви, на храмы, которые строили для них маркграфы и валлийские князья, цистерцианские монастыри в Уэльсе были гораздо ближе к кельтской, чем романской культуре, все более приспосабливаясь к традиционному образу жизни кельтов, для которых личное благочестие и преданность своему племени имели большее значение, чем догма и единообразие международного порядка. Как маленькие Лантвит и Лланкарфан веками были в тени Рима, так Тинтерн и Мергем, Абби Дор и Страта Флорида, Аберконуэй и Балле Крукис в новую эпоху стали творцами церковного великолепия Рима. Пока они формировали центры местной культуры и учености, они также помогали Уэльсу приобщиться к миру христианства и платить за это мирным сосуществованием с более спокойными соседями.
Если бы не случай, вливание Уэльса в англо-нормандское королевство могло бы произойти с наименьшим принуждением, как, например, было с кельтским Корнуоллом. В 1237 году, со смертью последнего наследного графа, корона утратила величайшее из владычеств маркграфов – палатинат Честера, чьей исторической функцией было охранять равнины Чешира и Шропшира от набегов со стороны Сноудонских холмов. Несмотря на официально узаконенное автономное существование, управление Честером перешло в руки королевских чиновников, которые, будучи воспитанными в строгих традициях казначейства и общего права, питали отвращение к освященным временем кимрским обычаям, таким, как кража скота и кровавые междоусобицы. А напротив них, через маленькие поросшие лесом холмы, неопределенного владычества, лежало княжество Гвинед, последнее из древних независимых «королевств» Уэльса, единственное место, где охраняемый обрывами Сноудонии существовал королевский суд Уэльса, корпус валлийского закона, осуществляемого местными судьями, и очаг настроений не только племенных, но и народных.
Веком ранее, после гражданских войн Стефана и Матильды, другое полунезависимое валлийское княжество расцвело на южных берегах Кардиганского залива под управлением Риса ап Груффита, князя древнего рода Тьюдур или Тюдор. Захватив Кардиганский замок у маркграфа Роджера де Клэра, он удерживал его, то противодействуя, то раболепствуя перед Генрихом II, чье превосходство он признавал и чьим наместником себя провозгласил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84