Следовало периодически делать переоценку надёжности компаний и соответственно заново оценивать устойчивость выпускаемых ими ценных бумаг. А ведь тенденция становится тенденцией только потому, что люди считают её таковой и, поступая таким образом, начинают верить в неё. Уинстон рассматривал состояние акций, входящих в число надёжных и составляющих исходную модель, только как указание на возможное поведение людей, принимающих участие в торгах на бирже. Для него тенденции всегда являлись психологическим фактором, помогающим оценить, до какой степени люди будут следовать искусственной модели, а не поведение самой модели. Гант же, подобно многим трейдерам с техническим образованием, относился к этому по-другому. Таким образом, выбросив на рынок акции «Сйтибэнка», «Коламбус» включил сигнал тревоги в собственной компьютерной системе. К тому же даже такой умный и способный человек, как Марк, упустил из виду, что «Ситибэнк» и есть одна из главных составляющих этой проклятой модели!— Давай посмотрим на ценные бумаги других банков, — распорядился Уинстон.— Так вот, далее рухнули акции банка «Кемикл», — пояснил Гант, вводя команду и демонстрируя на экране крах банка. — За ним последовали «Мэнни Хэнни» («Мэньюфекчурерс Ханновер») и остальные. Мы, однако, заметили приближение краха и тут же вложили свободные средства в металлы и акции золотодобывающих компаний. Знаешь, когда все успокоится и ситуация прояснится, ты увидишь, что мы действовали не так уж плохо. Не блестяще, но всё-таки неплохо, принимая во внимание обстоятельства. — Гант вывел на экран свою программу общих трансакций, стремясь доказать, что действовал правильно. — Я забрал средства из «Силикон-вэлли», направил их в «Дженерал моторс» и…Уинстон похлопал его по плечу.— Давай отложим это на более позднее время, Марк. Я и так вижу, что ты действовал хорошо.— Короче говоря, мы всё время опережали тенденцию развития. Разумеется, понесли убытки, потому что пришлось избавиться от надёжных вложений, когда потребовалось платить, но такое может случиться с кем угодно…— Значит, ты так и не понял?— Чего, Джордж?— Мы сами создали тенденцию.Марк Гант недоуменно мигнул, и Уинстон увидел все на его лице.Он так и не сумел разобраться в происшедшем. 29. Письменные документы Представление прошло успешно, и в заключение профессор глазной хирургии из университета Шиба, руководитель японской делегации, вручил Кэти Райан изящно завёрнутую коробку. Развернув её, она обнаружила внутри шарф из бледно-голубого шелка, вышитый золотом. Не иначе он был сделан больше ста лет назад.— Голубой цвет так идёт к вашим глазам, профессор Райан, — произнёс японский офтальмолог с улыбкой подлинного восхищения. — Боюсь только, это недостаточно ценный подарок за то, что я узнал сегодня от вас. В моей больнице сотни пациентов, страдающих диабетом. Теперь у нас есть надежда с помощью разработанной вами методики вернуть зрение многим из них. Вы сделали блестящее открытие, профессор. — Он поклонился с очевидным уважением.— С помощью лазеров, изготовленных в вашей стране, — ответила Кэти. Она не знала, какие чувства ей следует проявлять. Подарок был поразительным. Японский хирург вёл себя предельно искренне, но его страна находилась в состоянии войны с Америкой. Разве об этом ещё не стало известно? Если идёт война, то почему этот иностранец не арестован? Как ей следует относиться к нему? Любезно, как к учёному коллеге, или холодно, как к представителю враждебной державы? Что происходит, черт побери? Она посмотрела на Андрэ Прайс, которая стояла улыбаясь у задней стены зала, скрестив на груди руки.— Но вы научили нас пользоваться ими намного эффективнее. Блестящее проявление прикладной науки. — Японский профессор повернулся к присутствующим и поднял руки. Гости начали аплодировать, и покрасневшая от удовольствия Кэролайн Райан подумала, что ей, может быть, действительно удастся украсить каминную доску статуэткой Ласкера. Все подходили и пожимали ей руку, прежде чем спуститься к автобусу, который отвезёт их обратно в отель «Стауффер» на Пратт-стрит.— Можно посмотреть? — спросила специальный агент Прайс, после того как посетители ушли и дверь закрылась. Кэти передала ей шарф. — Прелестно. Вам придётся купить для него новое платье.— Итак, никаких оснований для беспокойства не было, — заметила доктор Райан. Она с удивлением вспомнила, что уже после первых секунд лекции совсем забыла о прежних страхах. Разве это не интересно?— Да, как и уже говорила, мы не ожидали ничего необычного. — Прайс с сожалением отдала шарф обратно. Действительно, маленький японский профессор прав, подумала она. Небесно-голубой цвет очень идёт к глазам хирурга. — А чем вы занимаетесь, доктор Райан? — спросила она.— Делаю операции на сетчатке глаза. — Кэти закрыла блокнот. — Начала с хирургии хрусталика и занималась этим до рождения маленького Джека. Затем мне пришла в голову мысль о том, что можно с помощью хирургической операции заново присоединить отслоившуюся сетчатку. Потом я стала заниматься кровеносными сосудами глаза. Берни дал мне возможность работать в этой области, я получила финансовую помощь для исследований, и постепенно одно вытекало из другого…— А теперь по операциям такого рода вы стали лучшим глазным хирургом в мире, — закончила за неё Прайс.— До тех пор пока не появится кто-то с руками лучше моих и не овладеет этой специальностью, — улыбнулась Кэти. — Сейчас я, пожалуй, действительно лучшая в мире — по крайней мере на ближайшие несколько месяцев.— Итак, как поживает наш лауреат? — В комнату вошёл Берни Кац и впервые увидел Андрэ Прайс. Пропуск, пристёгнутый к лацкану её халата, озадачил его. — Мы с вами знакомы?— Меня зовут Прайс, Андрэ Прайс. — Специальный агент окинула Каца внимательным взглядом, прежде чем пожать ему руку. Врач даже почувствовал себя польщённым, пока она не добавила: — Секретная служба.— Где были копы вроде вас, когда я был молодым? — галантно поинтересовался он.— Берни — один из моих первых учителей. Сейчас он возглавляет кафедру офтальмологии, — пояснила Кэти.— И вот теперь моя бывшая ученица превзошла меня. Я принёс хорошие новости. Как ты знаешь, в комитете Ласкера у меня есть шпион. Мне сообщили, что ты прошла последний этап отбора, Кэти.— Что такое Ласкер? — спросила Прайс.Выше премии Ласкера есть только одна — чтобы получить её, нужно ехать в Стокгольм, — объяснил Кац.— Берни, вот уж её мне никогда не получить. Завоевать премию Ласкера — и то достаточно трудно.— А ты работай, работай! — Кац обнял Кэти, поцеловал и ушёл.Как мне хочется стать лауреатом, как хочется! — подумала Кэти. Говорить это вслух не было необходимости — специальный агент Прайс поняла все и так. Ну разве это не интереснее, чем охранять политических деятелей, черт побери?— А можно мне присутствовать на одной из ваших операций?— Если хотите. А теперь пошли. — Кэти направилась обратно в свой кабинет, уже привыкнув к присутствию агента. Они прошли по клинике, миновали одну из лабораторий. Внезапно доктор Райан остановилась, сунула руку в карман халата и достала маленькую записную книжку.— Что-нибудь случилось? — спросила Прайс. Андрэ знала, что задаёт слишком много вопросов, но требовалось время, чтобы познакомиться с привычками людей, которых охраняешь. Она также заметила, что Кэти Райан принадлежит к числу тех, кто не любят, когда их охраняют, поэтому нужно дать ей больше привыкнуть к своему присутствию.— Вам придётся освоиться с моим поведением, — улыбнулась профессор Райан, делая короткие записи. — Всякий раз когда мне приходит в голову интересная мысль, я тут же её записываю.— Не полагаетесь на память?— Ни в коем случае. Нельзя полагаться на память, когда имеешь дело с жизнью пациентов. Это первое, чему учат будущих врачей. — Кэти покачала головой, укладывая блокнот в карман. — И особенно в нашей профессии. Слишком велика вероятность причинить вред пациенту. Если записываешь свои мысли, такая вероятность отпадёт сама по себе.Действительно, такой урок неплохо запомнить, подумала Андрэ Прайс, следуя за доктором Райан по коридору. Кодовое имя «Хирург» идеально подходило для неё. Умная, педантичная, аккуратная. Из неё мог бы даже получиться хороший агент, если бы она не испытывала такого отвращения к огнестрельному оружию. * * * Это стало уже установившейся практикой и во многом не представляло собой чего-то нового. За время жизни целого поколения военно-воздушные силы японских войск самообороны реагировали на действия русских истребителей, вылетающих с передовой базы в Долинске — первоначально делали это совместно с американскими ВВС, — и один из постоянных воздушных коридоров, используемых советскими самолётами, даже получил название «Токийский экспресс». Возможно, это было неосознанным воспоминанием о выражении, которое в 1942 году употребляли американские морские пехотинцы на Гуадалканале.Из соображений безопасности самолёты раннего радиолокационного обнаружения Е-767 размещались на базе Шестого авиакрыла в Комацу, недалеко от Токио, однако два истребителя F-15J, действующие под управлением Е-767, который баражировал над городом Немуро в северо-восточной части острова Хоккайдо, базировались на аэродроме в Читозе. Они находились сейчас в сотне миль от берега, и каждый был вооружён восемью зенитными ракетами — четырьмя с боеголовками теплового наведения и четырьмя — радиолокационного. Боекомплекты были боевыми, и истребителям требовалось лишь получить указание цели.По местному времени было за полночь. Пилоты чувствовали себя хорошо отдохнувшими и бодрыми, сидели, пристегнувшись к катапультируемым креслам истребителей, осматривая зоркими глазами тёмное пространство вокруг, а их чувствительные пальцы реагировали на малейшее отклонение от курса. Радиолокаторы наведения на цель были выключены, и хотя бортовые огни светились в темноте, в случае надобности их можно мгновенно погасить, сделав самолёты практически невидимыми.— Орёл один-пять, — послышался голос в наушниках ведущего, — проверьте гражданский самолёт в пятидесяти километрах, пеленг ноль-три-пять от вашей позиции, курс два-один-пять.— Понял вас, коми, — ответил пилот, на мгновение включив радио. Коми, сигнал вызова самолётов раннего обнаружения, было словом со многими значениями и чаще всего означало нечто сверхъестественное вроде «дух» или «призрак». Таким образом многие пилоты превратились в современных духов, охраняющих их страну, причём истребители F-15J стали вещественным доказательством мощи этих духов. По команде ведущего два истребителя сделали правый поворот и начали плавно набирать высоту, сберегая топливо. Набор высоты длился пять минут, пока истребители не поднялись на тридцать семь тысяч футов, продолжая удаляться от Хоккайдо с крейсерской скоростью пятьсот узлов. Бортовые радиолокаторы были по-прежнему выключены, но теперь на их экранах появлялась информация, передаваемая коми цифровым кодом — ещё одно усовершенствование, пока не успевшее стать частью оборудования американских истребителей. Лётчик ведущего самолёта то опускал взгляд, то поднимал. Жаль, подумал он, что дисплей на приборной панели не совпадает с изображением, которое проецируется на стекло кабины. Может быть, при дальнейшем усовершенствовании это будет устранено.— Вижу цель, — произнёс он, включив радио на минимальной мощности.— Я тоже, — послышался голос ведомого.Оба истребителя повернули теперь налево, медленно снижаясь позади самолёта, похожего на 767-ER авиакомпании «Эйр Кэнада». Да, на освещённом киле хвостового оперения виднелся её логотип — яркий кленовый лист. По-видимому, рейсовый самолёт из международного аэропорта Торонто в Нариту. Время соответствует расчётному. Истребители приблизились к авиалайнеру со стороны хвоста — не следуя точно за самолётом, поскольку могла возникнуть опасность столкновения, — и тут же почувствовали, как их начала подбрасывать хвостовая струя от широкофюзеляжного лайнера. Ведущий ещё больше сократил расстояние, пока не увидел ряд освещённых иллюминаторов, по одному гигантскому двигателю под каждым крылом и тупой нос, характерный для «боингов». Он снова включил радио.— Ками, это Орёл один-пять.— Слушаю, Орёл.— Самолёт опознан, это «Боинг семь-шесть-семь Елена-Ромео» авиакомпании «Эйр Кэнада», летит по указанному курсу с обычной скоростью. — Любопытно, что пилоты истребителей ЗЛБО — Заградительной линии боевого охранения — пользовались для переговоров английским языком. Английский являлся международным средством общения в авиации, все лётчики говорят на нём, и передать важное сообщение на английском языке легче.— Принял. — Последовала команда, истребители отвалились от авиалайнера и вернулись в район патрулирования. Канадский пилот так и не узнает, что два вооружённых истребителя находились на расстояний трехсот метров от его самолёта, но у него и не было оснований ожидать японских самолётов — на земле царил мир, по крайней мере пока.Что касается самих лётчиков-истребителей, то они послушно подчинились своим новым обязанностям, составившим теперь часть их повседневной жизни. Отныне и до последующего распоряжения не меньше двух истребителей будут постоянно патрулировать в этом районе, причём ещё два будут находиться на аэродроме в Читозе в состоянии пятиминутной боевой готовности, а четыре — тридцатиминутной. Командир их авиакрыла добивался разрешения повысить уровень боевой готовности ещё больше, потому что, несмотря на все заверения Токио, его страна находилась в состоянии войны с Америкой, о чём он уже сообщил своим подчинённым. Американцы представляют собой грозного противника, сказал он, обращаясь к лётчикам и старшему обслуживающему персоналу авиакрыла, — умного, хитрого и крайне агрессивного. Хуже всего, однако, было то, что, попав в тяжёлое положение, они становятся совершенно непредсказуемыми, их поведение резко отличается от поведения японцев, которое, объяснил он, легко прогнозируется, потому что они подчиняются дисциплине. Возможно, именно поэтому его назначили командиром этого авиакрыла, думали лётчики. Если события и дальше будут развиваться в таком направлении, первое столкновение с американской авиацией произойдёт здесь, в этом районе. Он считал необходимым быть готовым к этому, несмотря на колоссальные расходы, огромное количество сжигаемого топлива и усталость экипажей. Пилоты полностью одобряли его поведение. Война — серьёзное дело, и, хотя раньше этим молодым парням не приходилось принимать участия в боевых действиях, они не пытались уклониться. * * * Райан понимал, что скоро наибольшим препятствием станет временной фактор. Часовой пояс, в котором находился Токио, опережал время Вашингтона на четырнадцать часов. Сейчас там была ночь следующих суток, и, что бы он ни придумал, какой умной ни была бы пришедшая ему в голову мысль, придётся часами ждать её осуществления. То же самое относилось и к Индийскому океану, но там он по крайней мере имел прямой контакт с боевым соединением адмирала Дюбро. Чтобы связаться с Кларком и Чавезом, ему приходилось действовать через Москву и затем или вызывать сотрудника Службы внешней разведки России в Японии — а этим не следовало злоупотреблять слишком часто, — или ждать сообщения по обратной модемной связи, поступающего всякий раз, когда Кларк включал свой компьютер для передачи материалов в агентство новостей «Интерфакс». В обоих случаях отставание по времени могло привести к человеческим жертвам.Это касалось получения информации и передачи указаний. Так всегда было и всегда будет. А вот самым важным было узнать, что происходит. Каковы намерения противника? О чём он думает?Так чего же они хотят всё-таки добиться? — спрашивал себя Райан.Война всегда бывает вызвана экономическими причинами, это одно из немногих положений, правильно предсказанных Марксом. По сути дела причиной войны является элементарная жадность, как сказал Джек президенту, она не что иное, как вооружённое ограбление в глобальном масштабе. На уровне государств использовались такие высокопарные слова, как жизненное пространство, Lebensraum, определяющие судьбу нации, или другие политические лозунги, целью которых является увлечь массы и возбудить в них волну национализма, но коротко все сводилось к элементарному: у них это есть. И мы нуждаемся в этом. Надо захватить силой.И всё-таки Марианские острова не стоили того. Они никак не стоили огромных экономических и политических затрат. Ipso facto [18] . Япония лишалась самого выгодного торгового партнёра. Ситуация не нормализуется по крайней мере на протяжении многих лет. Рынки, так тщательно созданные и используемые с шестидесятых годов, рухнут под напором того, что вежливо называют общественным негодованием, но корни чего на самом деле уходят намного глубже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140