Некомпетентность, бюрократические рогатки, всеобщая безответственность – именно с этим приходилось ему сталкиваться, куда бы он ни обратился.
– Ладно, – кивнул Дмитрий. – Проверь среди дел, относящихся к Антифашистскому комитету. Приговоры 1949 года, трибунал седьмого района. Списки заключенных Воркутинского спецлагеря. Списки умерших в этом лагере.
Середа быстро строчил в блокноте, старательно облизывая пухлые губы.
– Все это введено в память компьютера и займет несколько минут, – заметил Дмитрий с легким оттенком презрения, – Ты можешь вызвать эту информацию на своем дисплее. Займись этим немедленно и возвращайся вместе с делом.
Середа вернулся к нему на следующий вечер.
– Я проверил все, что вы сказали, товарищ генерал, – доложил он и нервно сглотнул. – Нет такого дела!
Директор Центрального архива КГБ оказался похожим на мышь полковником предпенсионного возраста. Его желтоватое лицо, самыми заметными частями которого были небольшой узкий рот и подвижные карие глаза, имело треугольную форму, заканчиваясь маленьким скошенным подбородочком. Судя по всему, полковник был не на шутку испуган неожиданным вниманием к своей персоне со стороны всемогущего начальника Тринадцатого отдела, так как он довольно робко пристроился на самом краешке стула и поминутно вытирал со лба выступающий пот.
– Я хотел бы знать, товарищ Севлиев, куда девалось интересующее меня дело, – сказал Морозов, выдыхая длинную струю табачного дыма в направлении маленького полковника.
– К сожалению, ничего определенного не могу вам сказать, товарищ генерал, – отвечал начальник архива, стараясь, чтобы голос его не очень сильно дрожал. – Мы не нашли никаких следов.
– Что значит – никаких следов? – взорвался Дмитрий, и Севлиев вздрогнул так, словно его хлестнули по лицу. – Этого человека судили и приговорили. Скорее всего он умер, но ведь он существовал, не так ли?
Полковник беспомощно развел руками.
– Я уже докладывал вам, что папку могли переставить на другую полку и забыть про нее. Дело, однако, в том, что дел, касающихся Виктора Вульфа, должно быть несколько. Если в наших архивах ничего не осталось, то это означает только одно: кто-то довольно тщательно над этим поработал. Я уверен, что все записи, касающиеся Виктора Вульфа, были изъяты или удалены.
– Кем удалены?
Севлиев воздел к потолку свои маленькие ручки.
– Кем-то весьма высокопоставленным, товарищ генерал. В противном случае досье не исчезло бы. Мы уничтожаем дела довольно редко, и только по прямому указанию Политбюро. Такое случается, когда дело касается непосредственно интересов государственной безопасности.
– Виктор Вульф никогда не был угрозой для государственной безопасности, – ворчливо заметил Дмитрий и раздавил сигарету в переполненной пепельнице, перешедшей к нему по наследству от Октября.
– Разрешите, товарищ генерал... – Севлиев, словно школьник, робко приподнял руку. – Вчера вечером у меня появилась идея...
Голос его звучал неуверенно.
– Может быть... может быть, это дело внесено в список высшей категории секретности?
Дмитрий нахмурился. Упомянутый список был доступен только ограниченному числу высших должностных лиц КГБ. Он мог вызвать его на экране своего служебного компьютера только при помощи специального пароля, который изменялся каждую неделю. Только вчера он получил с нарочным запечатанный конверт, в котором находился лист бумаги с новым кодовым словом.
– Почему это дело оказалось в списках? – пробормотал Дмитрий. – Вульф не был ни главой государства, ни партийным деятелем. Он был грязным еврейским писакой!
– Это просто предположение, товарищ генерал, – сказал Севлиев, неловко вставая со стула. На его перекошенных губах появилась заискивающая улыбка. – Если я вам больше не нужен, я, пожалуй, вернусь на свое рабочее место. Может быть, мои люди тем временем нашли что-нибудь, что могло бы вас заинтересовать.
Коротким кивком головы Дмитрий отпустил его. Как только миниатюрная фигурка полковника скрылась за дверьми его кабинета, Дмитрий повернулся к своему персональному компьютеру, которым он пользовался довольно редко. Отперев сейф, он извлек оттуда плотный конверт с двумя красными полосками и штампом “Совершенно секретно”.
На этой неделе паролем служило прилагательное “Непокоренная”. Дмитрий не сдержался и хихикнул. Политруки и здесь не упустили возможности для пропаганды коммунистических идей. В последнее время идеологи партии усиленно вколачивали в головы граждан страны идею о том, что Россия никогда не бывала побеждена врагом, весьма беззастенчиво выдавая при этом желаемое за действительность.
Все еще сохраняя на лице кривую усмешку, Дмитрий включил компьютер, набрал необходимые предварительные команды и ввел пароль, личный шифр и секретный личный номер. Проконсультировавшись со справочной таблицей, он набрал несколько цифр, вызывая на экран списки высшей категории секретности.
На экране компьютера замигала надпись “Готов”. “Виктор Вульф, 1949”, – напечатал Дмитрий. Экран потемнел, затем на синем фоне возникла одна-единственная фраза, состоящая из мерцающих желтых букв и цифр.
– Черт меня возьми! – прошептал Дмитрий. – Черт меня возьми совсем!
Его разум отказывался воспринимать то, что он только что прочел. Сообщение было настолько удивительным, что просто не могло быть правдой, однако вот они – желтые буквы на синем экране, которые складываются в слова, сообщающие ему потрясающую новость и нетерпеливо ожидающие, пока он как-то откликнется.
По мере того как смысл полученного сообщения проникал в разум Дмитрия, волна сумасшедшей радости и яростного торжества захлестывала его.
– Наконец-то я поймал тебя, Сашка Гордон! – прошептал Дмитрий. – Наконец-то я держу тебя за горло!
Он нажал на кнопку селектора и торопливо произнес в микрофон:
– Срочно доставьте мне дело Рауля Валленберга!
* * *
Анхель Солтеро вошел в небольшую комнатку, служившую манхэттенской резиденцией Алекса Гордона.
– Последнее сообщение Гримальди, – доложил он, протягивая Алексу листок бумаги с напечатанным текстом. – Только что доставлено специальным курьером из Лэнгли. “Гоблины” расшифровали это сегодня утром.
Алекс рассеянно кивнул. “Гоблины” – шифровальщики – было новым словечком в словаре Солтеро.
Алекс стоял, согнувшись над своим столом, внимательно изучая предварительное расписание визита Горбачева в Америку. Красным фломастером он подчеркнул основные пункты, в которых советский лидер планировал длительные остановки: ООН и советское консульство в Нью-Йорке, посольство в Вашингтоне, визит в Белый дом, Государственный департамент, Минт (почему именно Минт, черт побери?), Арлингтонское кладбище. Капитолийский холм и Центр Кеннеди. В любом из этих мест опытный снайпер имел возможность подстрелить советского президента как куропатку. На этот счет у Алекса не было никаких сомнений, несмотря на то, что на протяжении всего маршрута Горбачева должна была сопровождать целая армия полицейских, агентов ФБР и “Сикрет Сервис”.
Алекс устало поднял голову.
– Посмотрим, что там напридумывал наш друг Гримальди, – пробормотал он, бросив взгляд на новенькую замшевую курточку Солтеро, состоявшую в основном из сверкающих молний, пуговиц и золотого галуна.
– Куда это ты собрался? На самбадром Стадион иди театр в Латинской Америке, где проходят состязания по самбо.
?
– Сегодня ночь сальсы Современная латиноамериканская и пуэрто-риканская музыка, включающая в себя элементы рока и джаза.
, гринго, – протянул Солтеро. Алекс взял в руки лист бумаги и бегло просмотрел его. Добравшись до заключительных фраз, он вздрогнул и схватился за стол, чтобы не упасть. Комната закачалась перед его глазами, и он тяжело опустился на стул, все еще глядя на расшифрованное сообщение.
– Что-нибудь не так, сеньор Рэмбо?
Алекс не отреагировал, пожирая глазами убористый машинописный текст. С трудом сглотнув, он с шумом втянул воздух, пытаясь преодолеть бешеный стук крови в висках.
В донесении Гримальди было написано следующее:
...На следующей неделе представители Кремля планируют официально признать, что шведский дипломат Рауль Валленберг был расстрелян в 1945 году после непродолжительного заключения в воркутинском спецлаге. Казнь Валленберга произошла в присутствии троих свидетелей из числа заключенных того же лагеря. Свидетели остались в живых и содержались отдельно от остальных, скорее всего для того, чтобы их можно было использовать во внутренних распрях между советскими секретными службами. Казнь Валленберга была проведена сотрудниками Министерства внутренних дел, которых поддерживали будущий премьер Никита Хрущев и будущий министр иностранных дел Андрей Громыко. Министерству государственной безопасности, которое было основным соперником МВД в советском обществе, удалось похитить свидетелей, тайно вывезти их на свой секретный объект и держать их там на протяжении двадцати шести лет. Их показания могли иметь самые гибельные последствия для. МВД и для тех, кто сделал на него ставку в своей политической игре. В случае, если бы показания этих трех человек были опубликованы, МВД предстало бы как банда убийц, которые не колеблясь расправились с известным западным дипломатом.
Все записи, касающиеся казни Рауля Валленберга, были уничтожены, исполнители – расстреляны, а из трех свидетелей в живых осталось только двое; третий, Павел Мичурин, скончался семнадцать лет назад.
После того как обстоятельства смерти Валленберга будут обнародованы, двое оставшихся в живых свидетеля будут выпущены из тюрьмы и отправлены на поселение в заполярный город Печору. Имена оставшихся в живых – Геннадий Корчагин и Виктор Вульф.
Алекс впился глазами в лист бумаги. Строчки прыгали у него перед глазами. Виктор Вульф. Отец. Живой...
Однако вскоре он понял, что все это слишком удивительно, чтобы быть правдой. Перед ним была очередная ловушка, за которой стоял его брат, Дмитрий Морозов. Он сам рассказал ему о своей любви к отцу, об интересе к его взглядам и его поэзии, и теперь Дмитрий безошибочно рассчитал, что известие о Викторе Вульфе разбудит в Алексе непреодолимое желание увидеть отца. Он был уверен, что Алекс приложит все усилия к тому, чтобы пробраться в Советский Союз и попытаться увидеться с ним.
Алекс в гневе стиснул зубы. Все, что касалось Валленберга, безусловно было выдумано Дмитрием специально для него. Гримальди понадобился ему лишь затем, чтобы переслать сообщение адресату.
С другой стороны, Дмитрий не мог не знать, что Алекс тщательно проверит поступившую информацию. КГБ было известно, что, кроме Гримальди, у ЦРУ были в СССР и другие источники. Если сообщение выдумано, Алексу станет известно об этом в двадцать четыре часа. Дмитрий не стал бы пользоваться подобной приманкой, если бы в ней не было ни слова правды.
Алекс сидел совершенно неподвижно. Что, если вся история – не выдумка? Что, если Виктор Вульф в самом деле чудом остался в живых? В этом случае ему было бы сейчас семьдесят восемь лет... что же, вполне вероятно.
Алекс поднял голову. Солтеро внимательно смотрел на него.
– Ты читал это?.. – хрипло спросил Алекс.
Солтеро кивнул.
– Я слышал про Валленберга, хотя подробности мне, конечно, неизвестны...
Алекс наклонился вперед и крепко сжал руки, чтобы скрыть дрожь.
– Рауль Валленберг был шведским дипломатом, который работал в Будапеште во время войны. В 1944 – 1945 годах, в последние месяцы немецкой оккупации Венгрии, он спас тысячи евреев, обеспечив их дипломатической неприкосновенностью. Когда Советская Армия вошла в Будапешт, Рауль Валленберг исчез.
Солтеро нахмурил брови.
– Его схватили русские, правильно?
– Валленберга похитили и тайно вывезли в Советский Союз. Видимо, русские хотели, чтобы он работал на них после войны. У Рауля были могущественные покровители в Швейцарии, связи в Красном Кресте, он встречался с тогдашним папой римским, и в Швеции его безусловно ждало блестящее будущее... – Алекс допил последние капли кофе из своего бумажного стаканчика и поморщился от отвращения. – Но он отказался – и исчез.
– Никто никогда его больше не видел?
– Говорят, что видели, – сказал Алекс сдержанно. – Время от времени на Запад попадали сведения о том, что он все еще жив. В основном это были показания свидетелей, которые видели похожего на него человека в тюрьме или в лагере.
– А что говорили по этому поводу русские? Алекс покачал головой. После потрясающих новостей об отце голова его все еще слегка кружилась, а перед глазами вставала бескрайняя заснеженная равнина, укрытая полярной ночью, колючая проволока, прожектора, вышки часовых, хрипящие псы, карательный взвод с автоматами на изготовку, свежий труп на снегу и трое заключенных в лохмотьях, с ужасом взирающих на эту сцену. Один из них был его отцом.
Голос Солтеро вернул Алекса к действительности.
– Что сказали по этому поводу “красные”? – повторил он свой вопрос.
– Москва все отрицала. Они никогда не видели Валленберга и никогда о нем не слышали. Со временем, однако, Валленберг превратился в легендарную фигуру, сделавшись предметом чуть ли не религиозного поклонения. Шведское правительство, еврейские организации, объединившие уцелевших после оккупации, семья Валленберга, а также весьма активное “Общество Рауля Валленберга” – все они продолжали добиваться правды, организуя шумные кампании в прессе, направляя советскому правительству многочисленные письма и петиции. О жизни Рауля Валленберга было написано немало книг и снято несколько кинофильмов.
Солтеро кивнул.
– Лично я был уверен, что Валленберг давным-давно мертв. Русские не стали бы держать такого знаменитого узника даже в самых секретных лагерях и тюрьмах. К тому же он мог только причинить им лишние неприятности. В последнее время, однако, в их прессе начали появляться странные слухи. Так, в прошлом году некоторые советские газеты сообщили, что в сорок четвертом Валленберг стал посредником между Берией и шефом СС Генрихом Гиммлером. В этом году советские средства массовой информации распространили еще более странный слух, будто бы Валленберг был близким другом Адольфа Эйхмана и других нацистских офицеров. По версии русских, он был большим повесой и бабником.
Солтеро взмахнул руками.
– Они хотели дискредитировать его.
– Несомненно, – кивнул Алекс. – А это может означать только одно: русским есть что скрывать. Он помолчал.
– Давление нарастало, и в конце концов КГБ пригласил в Москву родственников Валленберга, передал им его паспорт и заявил, что шведский дипломат скончался в 1947 году от сердечного приступа в Лубянской тюрьме.
– Самое подходящее место для сердечного приступа.
– А теперь к нам поступает это сообщение от Гримальди, – негромко заключил Алекс. – Сообщение о казни Валленберга. Один из двух оставшихся в живых свидетелей...
Он замолчал, закрыв глаза, и глубоко вздохнул.
– Один из свидетелей – мой отец. Солтеро уставился на него с выражением крайнего изумления на лице.
Подтверждение сообщения Гримальди поступило сразу после обеда в пятницу, незадолго до того, как Алекс вылетел домой на уик-энд. В соответствии с запросом Алекса политический советник американского посольства связался с пресс-центром КГБ – еще одним порождением горбачевской “гласности”, где его заверили, что после тщательного расследования советское правительство наконец узнало подлинные обстоятельства смерти Валленберга. “Да, конечно, – вежливо сказал один из руководителей пресс-центра, – в понедельник будет официально объявлено, что Валленберг был казнен КГБ”. Ни о каких свидетелях расстрела в пресс-центре и не слышали. Представитель КГБ заверил политического советника посольства, что это скорее всего просто чей-то досужий вымысел.
Алекс заново перечитал шифровку уже в машине, которая везла его по оживленным улицам Манхэттена в аэропорт Ла Гардия. Приближалось Рождество, и витрины магазинов сверкали сотнями электрических лампочек. Повсюду были выставлены в кадках хвойные деревья, украшенные блестящими игрушками и присыпанные искусственным снегом, а на углах звонили в свои колокольчики многочисленные Санта-Клаусы с ватными бородами и усами. Всеобщее веселье, однако, омрачалось невеселыми газетными заголовками, которые гласили: война в Заливе неизбежна.
Этим же вечером, отправив Тоню спать, Алекс растопил в гостиной камин, наполнил коньяком два хрустальных фужера и перенес их к дивану, где, глядя на пламя, клубочком свернулась Клаудия. С трагических событий на Балтиморском шоссе они проводили вместе столько времени, сколько могли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Ладно, – кивнул Дмитрий. – Проверь среди дел, относящихся к Антифашистскому комитету. Приговоры 1949 года, трибунал седьмого района. Списки заключенных Воркутинского спецлагеря. Списки умерших в этом лагере.
Середа быстро строчил в блокноте, старательно облизывая пухлые губы.
– Все это введено в память компьютера и займет несколько минут, – заметил Дмитрий с легким оттенком презрения, – Ты можешь вызвать эту информацию на своем дисплее. Займись этим немедленно и возвращайся вместе с делом.
Середа вернулся к нему на следующий вечер.
– Я проверил все, что вы сказали, товарищ генерал, – доложил он и нервно сглотнул. – Нет такого дела!
Директор Центрального архива КГБ оказался похожим на мышь полковником предпенсионного возраста. Его желтоватое лицо, самыми заметными частями которого были небольшой узкий рот и подвижные карие глаза, имело треугольную форму, заканчиваясь маленьким скошенным подбородочком. Судя по всему, полковник был не на шутку испуган неожиданным вниманием к своей персоне со стороны всемогущего начальника Тринадцатого отдела, так как он довольно робко пристроился на самом краешке стула и поминутно вытирал со лба выступающий пот.
– Я хотел бы знать, товарищ Севлиев, куда девалось интересующее меня дело, – сказал Морозов, выдыхая длинную струю табачного дыма в направлении маленького полковника.
– К сожалению, ничего определенного не могу вам сказать, товарищ генерал, – отвечал начальник архива, стараясь, чтобы голос его не очень сильно дрожал. – Мы не нашли никаких следов.
– Что значит – никаких следов? – взорвался Дмитрий, и Севлиев вздрогнул так, словно его хлестнули по лицу. – Этого человека судили и приговорили. Скорее всего он умер, но ведь он существовал, не так ли?
Полковник беспомощно развел руками.
– Я уже докладывал вам, что папку могли переставить на другую полку и забыть про нее. Дело, однако, в том, что дел, касающихся Виктора Вульфа, должно быть несколько. Если в наших архивах ничего не осталось, то это означает только одно: кто-то довольно тщательно над этим поработал. Я уверен, что все записи, касающиеся Виктора Вульфа, были изъяты или удалены.
– Кем удалены?
Севлиев воздел к потолку свои маленькие ручки.
– Кем-то весьма высокопоставленным, товарищ генерал. В противном случае досье не исчезло бы. Мы уничтожаем дела довольно редко, и только по прямому указанию Политбюро. Такое случается, когда дело касается непосредственно интересов государственной безопасности.
– Виктор Вульф никогда не был угрозой для государственной безопасности, – ворчливо заметил Дмитрий и раздавил сигарету в переполненной пепельнице, перешедшей к нему по наследству от Октября.
– Разрешите, товарищ генерал... – Севлиев, словно школьник, робко приподнял руку. – Вчера вечером у меня появилась идея...
Голос его звучал неуверенно.
– Может быть... может быть, это дело внесено в список высшей категории секретности?
Дмитрий нахмурился. Упомянутый список был доступен только ограниченному числу высших должностных лиц КГБ. Он мог вызвать его на экране своего служебного компьютера только при помощи специального пароля, который изменялся каждую неделю. Только вчера он получил с нарочным запечатанный конверт, в котором находился лист бумаги с новым кодовым словом.
– Почему это дело оказалось в списках? – пробормотал Дмитрий. – Вульф не был ни главой государства, ни партийным деятелем. Он был грязным еврейским писакой!
– Это просто предположение, товарищ генерал, – сказал Севлиев, неловко вставая со стула. На его перекошенных губах появилась заискивающая улыбка. – Если я вам больше не нужен, я, пожалуй, вернусь на свое рабочее место. Может быть, мои люди тем временем нашли что-нибудь, что могло бы вас заинтересовать.
Коротким кивком головы Дмитрий отпустил его. Как только миниатюрная фигурка полковника скрылась за дверьми его кабинета, Дмитрий повернулся к своему персональному компьютеру, которым он пользовался довольно редко. Отперев сейф, он извлек оттуда плотный конверт с двумя красными полосками и штампом “Совершенно секретно”.
На этой неделе паролем служило прилагательное “Непокоренная”. Дмитрий не сдержался и хихикнул. Политруки и здесь не упустили возможности для пропаганды коммунистических идей. В последнее время идеологи партии усиленно вколачивали в головы граждан страны идею о том, что Россия никогда не бывала побеждена врагом, весьма беззастенчиво выдавая при этом желаемое за действительность.
Все еще сохраняя на лице кривую усмешку, Дмитрий включил компьютер, набрал необходимые предварительные команды и ввел пароль, личный шифр и секретный личный номер. Проконсультировавшись со справочной таблицей, он набрал несколько цифр, вызывая на экран списки высшей категории секретности.
На экране компьютера замигала надпись “Готов”. “Виктор Вульф, 1949”, – напечатал Дмитрий. Экран потемнел, затем на синем фоне возникла одна-единственная фраза, состоящая из мерцающих желтых букв и цифр.
– Черт меня возьми! – прошептал Дмитрий. – Черт меня возьми совсем!
Его разум отказывался воспринимать то, что он только что прочел. Сообщение было настолько удивительным, что просто не могло быть правдой, однако вот они – желтые буквы на синем экране, которые складываются в слова, сообщающие ему потрясающую новость и нетерпеливо ожидающие, пока он как-то откликнется.
По мере того как смысл полученного сообщения проникал в разум Дмитрия, волна сумасшедшей радости и яростного торжества захлестывала его.
– Наконец-то я поймал тебя, Сашка Гордон! – прошептал Дмитрий. – Наконец-то я держу тебя за горло!
Он нажал на кнопку селектора и торопливо произнес в микрофон:
– Срочно доставьте мне дело Рауля Валленберга!
* * *
Анхель Солтеро вошел в небольшую комнатку, служившую манхэттенской резиденцией Алекса Гордона.
– Последнее сообщение Гримальди, – доложил он, протягивая Алексу листок бумаги с напечатанным текстом. – Только что доставлено специальным курьером из Лэнгли. “Гоблины” расшифровали это сегодня утром.
Алекс рассеянно кивнул. “Гоблины” – шифровальщики – было новым словечком в словаре Солтеро.
Алекс стоял, согнувшись над своим столом, внимательно изучая предварительное расписание визита Горбачева в Америку. Красным фломастером он подчеркнул основные пункты, в которых советский лидер планировал длительные остановки: ООН и советское консульство в Нью-Йорке, посольство в Вашингтоне, визит в Белый дом, Государственный департамент, Минт (почему именно Минт, черт побери?), Арлингтонское кладбище. Капитолийский холм и Центр Кеннеди. В любом из этих мест опытный снайпер имел возможность подстрелить советского президента как куропатку. На этот счет у Алекса не было никаких сомнений, несмотря на то, что на протяжении всего маршрута Горбачева должна была сопровождать целая армия полицейских, агентов ФБР и “Сикрет Сервис”.
Алекс устало поднял голову.
– Посмотрим, что там напридумывал наш друг Гримальди, – пробормотал он, бросив взгляд на новенькую замшевую курточку Солтеро, состоявшую в основном из сверкающих молний, пуговиц и золотого галуна.
– Куда это ты собрался? На самбадром Стадион иди театр в Латинской Америке, где проходят состязания по самбо.
?
– Сегодня ночь сальсы Современная латиноамериканская и пуэрто-риканская музыка, включающая в себя элементы рока и джаза.
, гринго, – протянул Солтеро. Алекс взял в руки лист бумаги и бегло просмотрел его. Добравшись до заключительных фраз, он вздрогнул и схватился за стол, чтобы не упасть. Комната закачалась перед его глазами, и он тяжело опустился на стул, все еще глядя на расшифрованное сообщение.
– Что-нибудь не так, сеньор Рэмбо?
Алекс не отреагировал, пожирая глазами убористый машинописный текст. С трудом сглотнув, он с шумом втянул воздух, пытаясь преодолеть бешеный стук крови в висках.
В донесении Гримальди было написано следующее:
...На следующей неделе представители Кремля планируют официально признать, что шведский дипломат Рауль Валленберг был расстрелян в 1945 году после непродолжительного заключения в воркутинском спецлаге. Казнь Валленберга произошла в присутствии троих свидетелей из числа заключенных того же лагеря. Свидетели остались в живых и содержались отдельно от остальных, скорее всего для того, чтобы их можно было использовать во внутренних распрях между советскими секретными службами. Казнь Валленберга была проведена сотрудниками Министерства внутренних дел, которых поддерживали будущий премьер Никита Хрущев и будущий министр иностранных дел Андрей Громыко. Министерству государственной безопасности, которое было основным соперником МВД в советском обществе, удалось похитить свидетелей, тайно вывезти их на свой секретный объект и держать их там на протяжении двадцати шести лет. Их показания могли иметь самые гибельные последствия для. МВД и для тех, кто сделал на него ставку в своей политической игре. В случае, если бы показания этих трех человек были опубликованы, МВД предстало бы как банда убийц, которые не колеблясь расправились с известным западным дипломатом.
Все записи, касающиеся казни Рауля Валленберга, были уничтожены, исполнители – расстреляны, а из трех свидетелей в живых осталось только двое; третий, Павел Мичурин, скончался семнадцать лет назад.
После того как обстоятельства смерти Валленберга будут обнародованы, двое оставшихся в живых свидетеля будут выпущены из тюрьмы и отправлены на поселение в заполярный город Печору. Имена оставшихся в живых – Геннадий Корчагин и Виктор Вульф.
Алекс впился глазами в лист бумаги. Строчки прыгали у него перед глазами. Виктор Вульф. Отец. Живой...
Однако вскоре он понял, что все это слишком удивительно, чтобы быть правдой. Перед ним была очередная ловушка, за которой стоял его брат, Дмитрий Морозов. Он сам рассказал ему о своей любви к отцу, об интересе к его взглядам и его поэзии, и теперь Дмитрий безошибочно рассчитал, что известие о Викторе Вульфе разбудит в Алексе непреодолимое желание увидеть отца. Он был уверен, что Алекс приложит все усилия к тому, чтобы пробраться в Советский Союз и попытаться увидеться с ним.
Алекс в гневе стиснул зубы. Все, что касалось Валленберга, безусловно было выдумано Дмитрием специально для него. Гримальди понадобился ему лишь затем, чтобы переслать сообщение адресату.
С другой стороны, Дмитрий не мог не знать, что Алекс тщательно проверит поступившую информацию. КГБ было известно, что, кроме Гримальди, у ЦРУ были в СССР и другие источники. Если сообщение выдумано, Алексу станет известно об этом в двадцать четыре часа. Дмитрий не стал бы пользоваться подобной приманкой, если бы в ней не было ни слова правды.
Алекс сидел совершенно неподвижно. Что, если вся история – не выдумка? Что, если Виктор Вульф в самом деле чудом остался в живых? В этом случае ему было бы сейчас семьдесят восемь лет... что же, вполне вероятно.
Алекс поднял голову. Солтеро внимательно смотрел на него.
– Ты читал это?.. – хрипло спросил Алекс.
Солтеро кивнул.
– Я слышал про Валленберга, хотя подробности мне, конечно, неизвестны...
Алекс наклонился вперед и крепко сжал руки, чтобы скрыть дрожь.
– Рауль Валленберг был шведским дипломатом, который работал в Будапеште во время войны. В 1944 – 1945 годах, в последние месяцы немецкой оккупации Венгрии, он спас тысячи евреев, обеспечив их дипломатической неприкосновенностью. Когда Советская Армия вошла в Будапешт, Рауль Валленберг исчез.
Солтеро нахмурил брови.
– Его схватили русские, правильно?
– Валленберга похитили и тайно вывезли в Советский Союз. Видимо, русские хотели, чтобы он работал на них после войны. У Рауля были могущественные покровители в Швейцарии, связи в Красном Кресте, он встречался с тогдашним папой римским, и в Швеции его безусловно ждало блестящее будущее... – Алекс допил последние капли кофе из своего бумажного стаканчика и поморщился от отвращения. – Но он отказался – и исчез.
– Никто никогда его больше не видел?
– Говорят, что видели, – сказал Алекс сдержанно. – Время от времени на Запад попадали сведения о том, что он все еще жив. В основном это были показания свидетелей, которые видели похожего на него человека в тюрьме или в лагере.
– А что говорили по этому поводу русские? Алекс покачал головой. После потрясающих новостей об отце голова его все еще слегка кружилась, а перед глазами вставала бескрайняя заснеженная равнина, укрытая полярной ночью, колючая проволока, прожектора, вышки часовых, хрипящие псы, карательный взвод с автоматами на изготовку, свежий труп на снегу и трое заключенных в лохмотьях, с ужасом взирающих на эту сцену. Один из них был его отцом.
Голос Солтеро вернул Алекса к действительности.
– Что сказали по этому поводу “красные”? – повторил он свой вопрос.
– Москва все отрицала. Они никогда не видели Валленберга и никогда о нем не слышали. Со временем, однако, Валленберг превратился в легендарную фигуру, сделавшись предметом чуть ли не религиозного поклонения. Шведское правительство, еврейские организации, объединившие уцелевших после оккупации, семья Валленберга, а также весьма активное “Общество Рауля Валленберга” – все они продолжали добиваться правды, организуя шумные кампании в прессе, направляя советскому правительству многочисленные письма и петиции. О жизни Рауля Валленберга было написано немало книг и снято несколько кинофильмов.
Солтеро кивнул.
– Лично я был уверен, что Валленберг давным-давно мертв. Русские не стали бы держать такого знаменитого узника даже в самых секретных лагерях и тюрьмах. К тому же он мог только причинить им лишние неприятности. В последнее время, однако, в их прессе начали появляться странные слухи. Так, в прошлом году некоторые советские газеты сообщили, что в сорок четвертом Валленберг стал посредником между Берией и шефом СС Генрихом Гиммлером. В этом году советские средства массовой информации распространили еще более странный слух, будто бы Валленберг был близким другом Адольфа Эйхмана и других нацистских офицеров. По версии русских, он был большим повесой и бабником.
Солтеро взмахнул руками.
– Они хотели дискредитировать его.
– Несомненно, – кивнул Алекс. – А это может означать только одно: русским есть что скрывать. Он помолчал.
– Давление нарастало, и в конце концов КГБ пригласил в Москву родственников Валленберга, передал им его паспорт и заявил, что шведский дипломат скончался в 1947 году от сердечного приступа в Лубянской тюрьме.
– Самое подходящее место для сердечного приступа.
– А теперь к нам поступает это сообщение от Гримальди, – негромко заключил Алекс. – Сообщение о казни Валленберга. Один из двух оставшихся в живых свидетелей...
Он замолчал, закрыв глаза, и глубоко вздохнул.
– Один из свидетелей – мой отец. Солтеро уставился на него с выражением крайнего изумления на лице.
Подтверждение сообщения Гримальди поступило сразу после обеда в пятницу, незадолго до того, как Алекс вылетел домой на уик-энд. В соответствии с запросом Алекса политический советник американского посольства связался с пресс-центром КГБ – еще одним порождением горбачевской “гласности”, где его заверили, что после тщательного расследования советское правительство наконец узнало подлинные обстоятельства смерти Валленберга. “Да, конечно, – вежливо сказал один из руководителей пресс-центра, – в понедельник будет официально объявлено, что Валленберг был казнен КГБ”. Ни о каких свидетелях расстрела в пресс-центре и не слышали. Представитель КГБ заверил политического советника посольства, что это скорее всего просто чей-то досужий вымысел.
Алекс заново перечитал шифровку уже в машине, которая везла его по оживленным улицам Манхэттена в аэропорт Ла Гардия. Приближалось Рождество, и витрины магазинов сверкали сотнями электрических лампочек. Повсюду были выставлены в кадках хвойные деревья, украшенные блестящими игрушками и присыпанные искусственным снегом, а на углах звонили в свои колокольчики многочисленные Санта-Клаусы с ватными бородами и усами. Всеобщее веселье, однако, омрачалось невеселыми газетными заголовками, которые гласили: война в Заливе неизбежна.
Этим же вечером, отправив Тоню спать, Алекс растопил в гостиной камин, наполнил коньяком два хрустальных фужера и перенес их к дивану, где, глядя на пламя, клубочком свернулась Клаудия. С трагических событий на Балтиморском шоссе они проводили вместе столько времени, сколько могли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66