майор Борис Морозов. Затем они долго сидели и беседовали вдвоем в комнате, пока Тоня на кухне перебирала старые детские вещи, присланные дальне и родственницей: Тоня была на четвертом месяце.
Глубокое беспокойство не отпускало ее. Что нужно этому человеку от ее мужа? Майор в гражданской одежде мог быть только майором НКВД. У нее было ощущение, что она видела его раньше, должно быть, на ежемесячных заседаниях Антифашистского комитета, на которые мог попасть любой желающий. А может быть, этот человек был среди тех, кто просил у нее автограф после ее выступления со своими стихами.
В ту ночь она входила в комнату всего дважды, принося мужчинам печенье и чай. Оба раза Морозов принимался столь откровенно разглядывать ее, что она в конце концов смутилась. Когда Морозов наконец собрался уходить, Виктор позвал ее, и она вышла проводить гостя. Морозов попрощался, официально пожав обоим руки, и в последний раз в упор посмотрел на Тоню, а затем растворился в темноте лестничной клетки.
Когда они остались одни. Тоня повернулась к Виктору.
– Ты видел, как он смотрел на меня? – спросила она.
Но Виктор не слышал ее вопроса, он был очень испуган. Морозов оказался следователем НКВД и расспрашивал Виктора о деятельности Комитета: были ли у них контакты с евреями в Англии и Америке, встречались ли они с западными дипломатами, вели ли подрывную деятельность против существующего строя. Тоня была потрясена.
– Но это же... нелепо, – запинаясь, пробормотала она. – Мы встречались с американцами только тогда, когда правительство просило нас сделать это. Почему ты не сказал ему об этом?
Виктор покачал головой.
– Я объяснил ему, что в последний раз мы встречались с американцами еще во время войны, но он, похоже, мне не поверил.
– Но он должен нам поверить, должен! А ты сходи к Феферу прямо сейчас и расскажи ему об этом человеке.
– Майор сказал, что несколько офицеров НКВД разговаривают сегодня сразу с несколькими членами правления Комитета. НКВД считает, что все мы вовлечены в империалистический заговор против Советского Союза.
– Боже мой! – прошептала Тоня. – Если они так считают, то это...
– ...Это конец, – закончил за нее Виктор.
Всю ночь Виктор просидел, сгорбившись, в кресле, безостановочно куря свой “Беломор”. На следующее утро, не побрившись и не позавтракав, он помчался к другим членам правления. На улице разыгралась настоящая пурга, и между домами выстуженного города завывали ветры. Это был вовсе не подходящий для прогулок день, но Тоне необходимо было сходить в женскую консультацию на ежемесячный осмотр. Однако лишь только она вышла из дома, из-за белой пелены крутящегося снега появилась темная фигура и приблизилась к ней. Только когда человек оказался на расстоянии вытянутой руки, Тоня узнала вчерашнего майора. На его брови налип снег.
– Не возражаете, если я пройдусь с вами, товарищ Вульф? – спросил он, упрямо наклонившись вперед навстречу ветру.
Тоня пожала плечами, чувствуя лишь беспомощность и страх.
– Но я иду...
– Я провожу вас до поликлиники и обратно, – сказал майор, и она вздрогнула.
Конечно же, он знал, куда она идет, НКВД вообще знал все, и все же в его голосе была какая-то неловкость, словно общение с нею давалось ему с трудом.
Она ожидала его расспросов, однако Морозов молча шагал рядом и смотрел на нее тем же самым взглядом, в котором таились мука и непонятная боль. Ему было около сорока, и, следовательно, он был старше Виктора всего на четыре года или на пять, однако благодаря крепкому телосложению и широкому лицу майор казался старше своих лет. Когда Тоня вошла в поликлинику, он куда-то исчез, однако стоило ей выйти, и Морозов снова оказался рядом с ней.
На крыльце их дома он достал из больших карманов своего овчинного полушубка два свертка и протянул ей.
– Это вам, – сказал он. – Немного копченой свинины и банка меда. Для вашего ребенка-это будет очень полезно. И еще немного шоколада, ведь вы его любите.
Тоня уставилась на него.
– Я не могу взять это. То есть...
– Возьмите, пожалуйста, Антонина Александровна, – мягко сказал он. – Сейчас в Москве не те времена, чтобы отказываться от продуктов.
Он был прав. Вот уже несколько месяцев Тоня не ела таких вкусных вещей. Но как он узнал, что она любит шоколад? Неужели об этом упоминается в их досье? И обратился он к ней по имени и отчеству. Может быть, он знает и ее отца? Почему она так его интересует? Может быть, она просто ему понравилась?
Тоня прекрасно знала, что была привлекательной женщиной, и привыкла видеть в мужских глазах вожделение, но ни один мужчина никогда не смотрел на нее так пристально и с таким состраданием.
Она взяла еду только потому, что давал ее он – офицер госбезопасности. После этого между ними появилось нечто общее, похожее на молчаливое соучастие в каком-то деле, и Морозов стал для нее чем-то вроде друга. Может быть, он даже сможет помочь ей и Виктору во время следствия. Тоня хотела спросить его об этом, но не могла.
На следующий день утром, когда она отправилась в магазин за продуктами, он ждал ее на углу в черной машине. Должно быть, он специально оставался здесь и караулил, когда она выйдет. В магазине он взмахнул своей специальной продовольственной карточкой, и Тоня получила двойной месячный рацион без всякой очереди. Домохозяйки, выстроившиеся вдоль рыбных и мясных прилавков, наградили ее уничтожающими взглядами, однако не посмели роптать открыто, с первого взгляда узнав человека с Лубянки.
В последующие две недели Морозов таинственным образом появлялся рядом с ней словно из-под земли, куда бы она ни направлялась. По нескольким словам, оброненным им во время этих долгих молчаливых походов, Тоня догадалась, что ему многое известно о ее работе и что он даже читал некоторые ее стихи.
В конце концов она набралась смелости и поинтересовалась ходом расследования. Виктор к тому времени успел переговорить со всеми членами Комитета, которые также подверглись допросу, но с тех пор ничего больше не происходило, и ее муж немного успокоился. Морозов не ответил на ее вопрос. Он только покачал головой и снова взглянул на нее своими задумчивыми глазами.
Однажды утром, буквально через пять минут после ухода Виктора, в дверь постучали. Это снова был Морозов.
В руках он держал несколько пакетов с едой, а под мышкой бумажный сверток, в котором оказалась штука превосходной шерстяной материи.
– Я не могу принять это, – сказала Тоня. – Я очень благодарна вам, товарищ майор, но...
Он не дал ей докончить.
– Может, мы присядем? – спросил он и, не дожидаясь приглашения, прошел в их единственную комнату.
Тоня поспешно убрала бельевую веревку, натянутую из угла в угол под потолком: в это время года на улице невозможно было ничего высушить.
– Не хотите ли чаю? – преодолевая смущение и неловкость, спросила Тоня, но Морозов отрицательно покачал головой.
Он сидел, положив руки на стол, и пристально следил за ней взглядом. Это напряженное молчание было ей хорошо знакомо, но сегодня Морозов был каким-то другим, словно на него неожиданно свалилась новая забота.
– Сегодня утром, – медленно сказал он, – мои коллеги арестовали Фефера, Халкина, Славина и Гуревича. Сапожников пока на свободе, потому что он выехал читать лекции в Румынию. Тамошняя “Секуритате” позаботится о нем. Все арестованные обвиняются в том, что они являются секретными агентами иностранных держав. У нас имеются неопровержимые доказательства их связи с империалистическими государствами. Всех их будут судить и скорее всего приговорят...
Внутри у Тони все похолодело, и она сделала непроизвольный жест, как бы сдерживая готовый вырваться крик.
– Но это неправда! Я знаю их, они не совершали ничего подобного!
– Это приказ сверху, Антонина Александровна, – негромко сказал майор. Он закурил папиросу и глубоко затянулся, по-солдатски прикрывая огонек ладонью. – Однако у меня есть для вас еще более неприятные новости. Вы сами, ваш муж и другие члены руководства Комитета будут арестованы сегодня ночью. Вас тоже будут судить.
– Но за что? – задыхаясь, воскликнула Тоня. – По какому обвинению? Мы ничего плохого не сделали!
– Ваш муж уже почти что мертв, Антонина Александровна. Они все уже мертвецы. Когда мы получаем приказ кого-то арестовать, это означает, что существуют неопровержимые доказательства вины. Ни один человек из тех, кого мне приходилось арестовывать, не оказывался невиновен. Никогда.
У Тони обмякли ноги, и она опустилась в кресло. Комната вокруг нее медленно вращалась. Морозов вышел в кухню и вернулся со стаканом воды в руке.
– Выпейте, вам станет легче, – сказал он негромко, но твердо.
Тоня залпом выпила воду.
– Почему вы мне все это рассказываете?
Майор пожал плечами.
– Потому что в этом нет никакого секрета. Что вы или ваш муж сможете предпринять? Бежать? Вы никуда не денетесь. Вы круглые сутки находитесь под нашим наблюдением. – Внезапно на его лице появилось растерянное выражение. – Я говорю это вам потому, – сказал он, и голос его прозвучал неуверенно, – что мне кажется, я мог бы спасти вашу жизнь.
– Мою жизнь?
Он кивнул, вглядываясь ей в лицо.
– Как? – нетерпеливо переспросила Тоня.
Морозов пожал плечами и ничего не сказал.
– Я не верю вам.
Майор продолжал упорно молчать, не сводя с нее глаз, и она, наклонившись вперед, схватила его за руку.
– А Виктор? Что будет с Виктором?
– Я же сказал, что вашего мужа все равно что уже нет в живых. Я ничего не могу сделать для него. Я могу спасти только вас. Вы редко посещали заседания. Вы женщина, и вы в положении. Вас я могу защитить.
Следующий вопрос сорвался с ее губ прежде, чем она успела его обдумать:
– Но мне это будет кое-чего стоить, не правда ли?
Морозов продолжал смотреть ей прямо в глаза.
– Я хочу, чтобы вы развелись с мужем и вышли за меня.
Некоторое время Тоня молча смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова, затем закрыла лицо руками. Он пытался купить ее. Он спасет ее, если она оставит любимого человека и будет принадлежать ему. Волна негодования поднялась в ней, и она выпрямилась. Она все еще не могла поверить в реальность происходящего.
– Я понимаю, что выбрал не самый подходящий момент для такого предложения, – негромко сказал Морозов, – но я очень люблю вас.
– Как вы смеете!.. – взорвалась Тоня, но Морозов уже поднялся и потянулся за пальто.
– Подумайте о моем предложении, – сказал он. – Посоветуйтесь с мужем. Независимо от того, согласитесь вы или откажетесь, ваш муж предстанет перед судом и будет приговорен. Единственный вопрос – о вас. И о вашем ребенке. Хотите ли вы родить? Хотите ли вы жить или умереть? Вам предстоит это решить. Во всяком случае, я не требую, чтобы вы любили меня.
Тоня медленно встала, ее била дрожь.
У дверей Морозов задержался. Его плечи слегка ссутулились, и он выглядел странно беззащитным и уязвимым.
– Вы меня не знаете, Антонина Александровна, но вы должны мне верить. Я знаю, что вы любите своего мужа, и мне очень не хотелось делать вам предложение в таких обстоятельствах. Вам сейчас очень нелегко, и вы не заслуживаете, чтобы вас унижали. Вы замечательная женщина, и мне стыдно, что приходится говорить с вами таким образом. Просто ваша судьба мне не безразлична, а другого выхода у вас нет.
* * *
Она пошла встречать Виктора к станции метро “Кировская”. После ухода Морозова ей стало казаться, что она сходит с ума. Милостивый боже, что же ей делать? Неужели нет никакой надежды? “Вашего мужа все равно что нет в живых”, – сказал Морозов, и ей стало невыносимо душно в пустой квартире. Она торопливо оделась и выбежала из дома. Несколько часов она бродила по улицам, не чувствуя холода, пока усталость и наступившая темнота не загнали ее в метро. “...Нет в живых”, – звенел в ушах голос майора.
Виктор вышел из метро в толпе беззаботно веселых школьниц с бантами в косах и в пионерских галстуках. Девочки промчались мимо, оживленно болтая между собой, и их радостный, беспечный смех разбудил в морозном воздухе звонкое эхо. Тоня вздрогнула. Виктор крепко прижал ее к себе и нервозно огляделся. Ей стало понятно, что Морозов не лгал. Наверняка Виктор уже знал о произведенных арестах.
По дороге домой они обменялись лишь парой ничего не значащих фраз. Только очутившись в своей квартире, Тоня рассказала мужу о предложении Морозова.
– Это отвратительно, – закончила она. – Отвратительно и низко. Разве я рабыня, что меня можно продавать и покупать?
– Отвратительно или нет, но он прав, – едва слышным шепотом сказал Виктор.
Тоня взглянула на его лицо и увидела, что оно стало белым как полотно. Они сидели в кухне, и сквозь тонкую стенку было слышно, как пьяный сосед орет на жену.
– То, что он сказал тебе об арестах, верно, – чуть громче продолжил Виктор. – Халкина взяли возле университета. Я сам их видел. Один из моих студентов сказал, что Фефера арестовали возле его дома.
Тоня посмотрела на него еще раз, отказываясь поверить, что Виктор может сказать такое.
– Ты хочешь, чтобы я согласилась на его предложение?
Виктор пожал плечами и, внезапно потянувшись к ней, крепко обнял ее.
– Как ты не понимаешь, что речь вдет о твоей жизни! Они же убьют тебя без колебаний! Они убьют нас всех.
– Но я люблю тебя! – воскликнула Тоня, пытаясь сдержать подступившие слезы. – Я люблю тебя, я не хочу без тебя жить!
Она спрятала лицо у него на плече.
– Я тоже тебя люблю, – прошептал он. – Ты моя жизнь. Просто у нас нет другого выхода, понимаешь?
Виктор гладил ее по волосам, и она чувствовала, как сильно дрожат его пальцы.
– Сделай это ради нашего ребенка, родная, – прошептал он. – Ради нашего малыша.
– Как ты можешь такое говорить? Как ты можешь смириться с мыслью, что Морозов будет целовать меня, раздевать, спать со мной?
Виктор взял ее лицо в свои ладони и заглянул ей в глаза. Он тоже плакал, и скатывающиеся слезы оставляли на его посеревшем лице мокрые блестящие дорожки.
– Ради нашего малыша, Тонечка... – повторил он.
Они не спали всю ночь, просто, не раздеваясь, легли на кровать. Неразрешенный и неразрешимый вопрос разделил их словно глухая каменная стена. Тоня смотрела на ползущие по потолку тени, и память уносила ее в Киев, где прошла ее юность, в тот день, когда она впервые увидела Виктора. Он вошел в аудиторию Высшей школы имени Кирова, улыбнулся студентам застенчивой, обезоруживающей улыбкой и представился:
– Я ваш новый преподаватель литературы.
Она помнила, как преображался этот застенчивый изящный юноша, когда читал стихотворения Пушкина, Лермонтова, Маяковского и свои собственные.
Помнится, она влюбилась в этого романтичного молодого человека с первого взгляда. Возвращаясь домой, она не в силах была думать ни о чем другом, кроме его черных глаз, гордо посаженной головы и тонких артистичных рук.
Она припоминала их первые встречи, первые робкие прикосновения, их тайные свидания возле памятника Богдану Хмельницкому, его хриплый голос и прыгающие губы, когда он в первый раз шепнул ей:
– Я люблю тебя, Тонечка.
Их решение сбежать и пожениться все еще казалось ей ненастоящим, похожим на сон. Однако она хорошо помнила свой побег из дома, их свадьбу, долгую утомительную поездку на поезде в Москву и короткую совместную жизнь. Она любила его так глубоко, так полно, и теперь он просит отказаться от него ради спасения ее жизни.
Тоня встала и подошла к окну. Над Москвой повисла звездная зимняя ночь, а заваленные снегом улицы казались в свете ночных фонарей умиротворенными и спокойными. Морозов казался ей теперь лишь плодом ее собственного воображения, персонажем из кошмарного сна, который исчезнет, когда придет утро и она проснется. Но тут она услышала, как за спиной беспокойно заворочался Виктор. Он не спал, он был слишком напуган, как и она сама. Именно в этот момент она приняла решение. Она сделает все, все что угодно, лишь бы спасти его. Если он умрет, она умрет тоже.
С этой мыслью она вернулась на кровать, схватила горячую ладонь мужа и прижала ее к своей щеке.
Незадолго до рассвета в дверь постучали, и Виктор пошел открывать. Вошли Морозов и два лейтенанта НКВД в форме.
– Гражданин Вульф, вы арестованы, – негромко сказал майор.
Виктор снял с вешалки пальто и шагнул за дверь, даже не обернувшись.
Морозов, проводив его взглядом, повернулся к Тоне.
– Мне очень жаль, – сказал он. Тоня, стиснув зубы, молчала. После непродолжительной паузы Морозов заговорил: – Вы подумали над моим предложением, Антонина Александровна?
Она встала с кровати и подошла к окну. На краю улицы, возле их подъезда, стояла большая черная машина. Из ее выхлопной трубы шел густой белый дым. Наконец Тоня решилась.
– У меня есть одно условие, – вымолвила она, не оборачиваясь. Чувствуя, как горло ее сдавливает внезапный спазм, она торопливо закончила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Глубокое беспокойство не отпускало ее. Что нужно этому человеку от ее мужа? Майор в гражданской одежде мог быть только майором НКВД. У нее было ощущение, что она видела его раньше, должно быть, на ежемесячных заседаниях Антифашистского комитета, на которые мог попасть любой желающий. А может быть, этот человек был среди тех, кто просил у нее автограф после ее выступления со своими стихами.
В ту ночь она входила в комнату всего дважды, принося мужчинам печенье и чай. Оба раза Морозов принимался столь откровенно разглядывать ее, что она в конце концов смутилась. Когда Морозов наконец собрался уходить, Виктор позвал ее, и она вышла проводить гостя. Морозов попрощался, официально пожав обоим руки, и в последний раз в упор посмотрел на Тоню, а затем растворился в темноте лестничной клетки.
Когда они остались одни. Тоня повернулась к Виктору.
– Ты видел, как он смотрел на меня? – спросила она.
Но Виктор не слышал ее вопроса, он был очень испуган. Морозов оказался следователем НКВД и расспрашивал Виктора о деятельности Комитета: были ли у них контакты с евреями в Англии и Америке, встречались ли они с западными дипломатами, вели ли подрывную деятельность против существующего строя. Тоня была потрясена.
– Но это же... нелепо, – запинаясь, пробормотала она. – Мы встречались с американцами только тогда, когда правительство просило нас сделать это. Почему ты не сказал ему об этом?
Виктор покачал головой.
– Я объяснил ему, что в последний раз мы встречались с американцами еще во время войны, но он, похоже, мне не поверил.
– Но он должен нам поверить, должен! А ты сходи к Феферу прямо сейчас и расскажи ему об этом человеке.
– Майор сказал, что несколько офицеров НКВД разговаривают сегодня сразу с несколькими членами правления Комитета. НКВД считает, что все мы вовлечены в империалистический заговор против Советского Союза.
– Боже мой! – прошептала Тоня. – Если они так считают, то это...
– ...Это конец, – закончил за нее Виктор.
Всю ночь Виктор просидел, сгорбившись, в кресле, безостановочно куря свой “Беломор”. На следующее утро, не побрившись и не позавтракав, он помчался к другим членам правления. На улице разыгралась настоящая пурга, и между домами выстуженного города завывали ветры. Это был вовсе не подходящий для прогулок день, но Тоне необходимо было сходить в женскую консультацию на ежемесячный осмотр. Однако лишь только она вышла из дома, из-за белой пелены крутящегося снега появилась темная фигура и приблизилась к ней. Только когда человек оказался на расстоянии вытянутой руки, Тоня узнала вчерашнего майора. На его брови налип снег.
– Не возражаете, если я пройдусь с вами, товарищ Вульф? – спросил он, упрямо наклонившись вперед навстречу ветру.
Тоня пожала плечами, чувствуя лишь беспомощность и страх.
– Но я иду...
– Я провожу вас до поликлиники и обратно, – сказал майор, и она вздрогнула.
Конечно же, он знал, куда она идет, НКВД вообще знал все, и все же в его голосе была какая-то неловкость, словно общение с нею давалось ему с трудом.
Она ожидала его расспросов, однако Морозов молча шагал рядом и смотрел на нее тем же самым взглядом, в котором таились мука и непонятная боль. Ему было около сорока, и, следовательно, он был старше Виктора всего на четыре года или на пять, однако благодаря крепкому телосложению и широкому лицу майор казался старше своих лет. Когда Тоня вошла в поликлинику, он куда-то исчез, однако стоило ей выйти, и Морозов снова оказался рядом с ней.
На крыльце их дома он достал из больших карманов своего овчинного полушубка два свертка и протянул ей.
– Это вам, – сказал он. – Немного копченой свинины и банка меда. Для вашего ребенка-это будет очень полезно. И еще немного шоколада, ведь вы его любите.
Тоня уставилась на него.
– Я не могу взять это. То есть...
– Возьмите, пожалуйста, Антонина Александровна, – мягко сказал он. – Сейчас в Москве не те времена, чтобы отказываться от продуктов.
Он был прав. Вот уже несколько месяцев Тоня не ела таких вкусных вещей. Но как он узнал, что она любит шоколад? Неужели об этом упоминается в их досье? И обратился он к ней по имени и отчеству. Может быть, он знает и ее отца? Почему она так его интересует? Может быть, она просто ему понравилась?
Тоня прекрасно знала, что была привлекательной женщиной, и привыкла видеть в мужских глазах вожделение, но ни один мужчина никогда не смотрел на нее так пристально и с таким состраданием.
Она взяла еду только потому, что давал ее он – офицер госбезопасности. После этого между ними появилось нечто общее, похожее на молчаливое соучастие в каком-то деле, и Морозов стал для нее чем-то вроде друга. Может быть, он даже сможет помочь ей и Виктору во время следствия. Тоня хотела спросить его об этом, но не могла.
На следующий день утром, когда она отправилась в магазин за продуктами, он ждал ее на углу в черной машине. Должно быть, он специально оставался здесь и караулил, когда она выйдет. В магазине он взмахнул своей специальной продовольственной карточкой, и Тоня получила двойной месячный рацион без всякой очереди. Домохозяйки, выстроившиеся вдоль рыбных и мясных прилавков, наградили ее уничтожающими взглядами, однако не посмели роптать открыто, с первого взгляда узнав человека с Лубянки.
В последующие две недели Морозов таинственным образом появлялся рядом с ней словно из-под земли, куда бы она ни направлялась. По нескольким словам, оброненным им во время этих долгих молчаливых походов, Тоня догадалась, что ему многое известно о ее работе и что он даже читал некоторые ее стихи.
В конце концов она набралась смелости и поинтересовалась ходом расследования. Виктор к тому времени успел переговорить со всеми членами Комитета, которые также подверглись допросу, но с тех пор ничего больше не происходило, и ее муж немного успокоился. Морозов не ответил на ее вопрос. Он только покачал головой и снова взглянул на нее своими задумчивыми глазами.
Однажды утром, буквально через пять минут после ухода Виктора, в дверь постучали. Это снова был Морозов.
В руках он держал несколько пакетов с едой, а под мышкой бумажный сверток, в котором оказалась штука превосходной шерстяной материи.
– Я не могу принять это, – сказала Тоня. – Я очень благодарна вам, товарищ майор, но...
Он не дал ей докончить.
– Может, мы присядем? – спросил он и, не дожидаясь приглашения, прошел в их единственную комнату.
Тоня поспешно убрала бельевую веревку, натянутую из угла в угол под потолком: в это время года на улице невозможно было ничего высушить.
– Не хотите ли чаю? – преодолевая смущение и неловкость, спросила Тоня, но Морозов отрицательно покачал головой.
Он сидел, положив руки на стол, и пристально следил за ней взглядом. Это напряженное молчание было ей хорошо знакомо, но сегодня Морозов был каким-то другим, словно на него неожиданно свалилась новая забота.
– Сегодня утром, – медленно сказал он, – мои коллеги арестовали Фефера, Халкина, Славина и Гуревича. Сапожников пока на свободе, потому что он выехал читать лекции в Румынию. Тамошняя “Секуритате” позаботится о нем. Все арестованные обвиняются в том, что они являются секретными агентами иностранных держав. У нас имеются неопровержимые доказательства их связи с империалистическими государствами. Всех их будут судить и скорее всего приговорят...
Внутри у Тони все похолодело, и она сделала непроизвольный жест, как бы сдерживая готовый вырваться крик.
– Но это неправда! Я знаю их, они не совершали ничего подобного!
– Это приказ сверху, Антонина Александровна, – негромко сказал майор. Он закурил папиросу и глубоко затянулся, по-солдатски прикрывая огонек ладонью. – Однако у меня есть для вас еще более неприятные новости. Вы сами, ваш муж и другие члены руководства Комитета будут арестованы сегодня ночью. Вас тоже будут судить.
– Но за что? – задыхаясь, воскликнула Тоня. – По какому обвинению? Мы ничего плохого не сделали!
– Ваш муж уже почти что мертв, Антонина Александровна. Они все уже мертвецы. Когда мы получаем приказ кого-то арестовать, это означает, что существуют неопровержимые доказательства вины. Ни один человек из тех, кого мне приходилось арестовывать, не оказывался невиновен. Никогда.
У Тони обмякли ноги, и она опустилась в кресло. Комната вокруг нее медленно вращалась. Морозов вышел в кухню и вернулся со стаканом воды в руке.
– Выпейте, вам станет легче, – сказал он негромко, но твердо.
Тоня залпом выпила воду.
– Почему вы мне все это рассказываете?
Майор пожал плечами.
– Потому что в этом нет никакого секрета. Что вы или ваш муж сможете предпринять? Бежать? Вы никуда не денетесь. Вы круглые сутки находитесь под нашим наблюдением. – Внезапно на его лице появилось растерянное выражение. – Я говорю это вам потому, – сказал он, и голос его прозвучал неуверенно, – что мне кажется, я мог бы спасти вашу жизнь.
– Мою жизнь?
Он кивнул, вглядываясь ей в лицо.
– Как? – нетерпеливо переспросила Тоня.
Морозов пожал плечами и ничего не сказал.
– Я не верю вам.
Майор продолжал упорно молчать, не сводя с нее глаз, и она, наклонившись вперед, схватила его за руку.
– А Виктор? Что будет с Виктором?
– Я же сказал, что вашего мужа все равно что уже нет в живых. Я ничего не могу сделать для него. Я могу спасти только вас. Вы редко посещали заседания. Вы женщина, и вы в положении. Вас я могу защитить.
Следующий вопрос сорвался с ее губ прежде, чем она успела его обдумать:
– Но мне это будет кое-чего стоить, не правда ли?
Морозов продолжал смотреть ей прямо в глаза.
– Я хочу, чтобы вы развелись с мужем и вышли за меня.
Некоторое время Тоня молча смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова, затем закрыла лицо руками. Он пытался купить ее. Он спасет ее, если она оставит любимого человека и будет принадлежать ему. Волна негодования поднялась в ней, и она выпрямилась. Она все еще не могла поверить в реальность происходящего.
– Я понимаю, что выбрал не самый подходящий момент для такого предложения, – негромко сказал Морозов, – но я очень люблю вас.
– Как вы смеете!.. – взорвалась Тоня, но Морозов уже поднялся и потянулся за пальто.
– Подумайте о моем предложении, – сказал он. – Посоветуйтесь с мужем. Независимо от того, согласитесь вы или откажетесь, ваш муж предстанет перед судом и будет приговорен. Единственный вопрос – о вас. И о вашем ребенке. Хотите ли вы родить? Хотите ли вы жить или умереть? Вам предстоит это решить. Во всяком случае, я не требую, чтобы вы любили меня.
Тоня медленно встала, ее била дрожь.
У дверей Морозов задержался. Его плечи слегка ссутулились, и он выглядел странно беззащитным и уязвимым.
– Вы меня не знаете, Антонина Александровна, но вы должны мне верить. Я знаю, что вы любите своего мужа, и мне очень не хотелось делать вам предложение в таких обстоятельствах. Вам сейчас очень нелегко, и вы не заслуживаете, чтобы вас унижали. Вы замечательная женщина, и мне стыдно, что приходится говорить с вами таким образом. Просто ваша судьба мне не безразлична, а другого выхода у вас нет.
* * *
Она пошла встречать Виктора к станции метро “Кировская”. После ухода Морозова ей стало казаться, что она сходит с ума. Милостивый боже, что же ей делать? Неужели нет никакой надежды? “Вашего мужа все равно что нет в живых”, – сказал Морозов, и ей стало невыносимо душно в пустой квартире. Она торопливо оделась и выбежала из дома. Несколько часов она бродила по улицам, не чувствуя холода, пока усталость и наступившая темнота не загнали ее в метро. “...Нет в живых”, – звенел в ушах голос майора.
Виктор вышел из метро в толпе беззаботно веселых школьниц с бантами в косах и в пионерских галстуках. Девочки промчались мимо, оживленно болтая между собой, и их радостный, беспечный смех разбудил в морозном воздухе звонкое эхо. Тоня вздрогнула. Виктор крепко прижал ее к себе и нервозно огляделся. Ей стало понятно, что Морозов не лгал. Наверняка Виктор уже знал о произведенных арестах.
По дороге домой они обменялись лишь парой ничего не значащих фраз. Только очутившись в своей квартире, Тоня рассказала мужу о предложении Морозова.
– Это отвратительно, – закончила она. – Отвратительно и низко. Разве я рабыня, что меня можно продавать и покупать?
– Отвратительно или нет, но он прав, – едва слышным шепотом сказал Виктор.
Тоня взглянула на его лицо и увидела, что оно стало белым как полотно. Они сидели в кухне, и сквозь тонкую стенку было слышно, как пьяный сосед орет на жену.
– То, что он сказал тебе об арестах, верно, – чуть громче продолжил Виктор. – Халкина взяли возле университета. Я сам их видел. Один из моих студентов сказал, что Фефера арестовали возле его дома.
Тоня посмотрела на него еще раз, отказываясь поверить, что Виктор может сказать такое.
– Ты хочешь, чтобы я согласилась на его предложение?
Виктор пожал плечами и, внезапно потянувшись к ней, крепко обнял ее.
– Как ты не понимаешь, что речь вдет о твоей жизни! Они же убьют тебя без колебаний! Они убьют нас всех.
– Но я люблю тебя! – воскликнула Тоня, пытаясь сдержать подступившие слезы. – Я люблю тебя, я не хочу без тебя жить!
Она спрятала лицо у него на плече.
– Я тоже тебя люблю, – прошептал он. – Ты моя жизнь. Просто у нас нет другого выхода, понимаешь?
Виктор гладил ее по волосам, и она чувствовала, как сильно дрожат его пальцы.
– Сделай это ради нашего ребенка, родная, – прошептал он. – Ради нашего малыша.
– Как ты можешь такое говорить? Как ты можешь смириться с мыслью, что Морозов будет целовать меня, раздевать, спать со мной?
Виктор взял ее лицо в свои ладони и заглянул ей в глаза. Он тоже плакал, и скатывающиеся слезы оставляли на его посеревшем лице мокрые блестящие дорожки.
– Ради нашего малыша, Тонечка... – повторил он.
Они не спали всю ночь, просто, не раздеваясь, легли на кровать. Неразрешенный и неразрешимый вопрос разделил их словно глухая каменная стена. Тоня смотрела на ползущие по потолку тени, и память уносила ее в Киев, где прошла ее юность, в тот день, когда она впервые увидела Виктора. Он вошел в аудиторию Высшей школы имени Кирова, улыбнулся студентам застенчивой, обезоруживающей улыбкой и представился:
– Я ваш новый преподаватель литературы.
Она помнила, как преображался этот застенчивый изящный юноша, когда читал стихотворения Пушкина, Лермонтова, Маяковского и свои собственные.
Помнится, она влюбилась в этого романтичного молодого человека с первого взгляда. Возвращаясь домой, она не в силах была думать ни о чем другом, кроме его черных глаз, гордо посаженной головы и тонких артистичных рук.
Она припоминала их первые встречи, первые робкие прикосновения, их тайные свидания возле памятника Богдану Хмельницкому, его хриплый голос и прыгающие губы, когда он в первый раз шепнул ей:
– Я люблю тебя, Тонечка.
Их решение сбежать и пожениться все еще казалось ей ненастоящим, похожим на сон. Однако она хорошо помнила свой побег из дома, их свадьбу, долгую утомительную поездку на поезде в Москву и короткую совместную жизнь. Она любила его так глубоко, так полно, и теперь он просит отказаться от него ради спасения ее жизни.
Тоня встала и подошла к окну. Над Москвой повисла звездная зимняя ночь, а заваленные снегом улицы казались в свете ночных фонарей умиротворенными и спокойными. Морозов казался ей теперь лишь плодом ее собственного воображения, персонажем из кошмарного сна, который исчезнет, когда придет утро и она проснется. Но тут она услышала, как за спиной беспокойно заворочался Виктор. Он не спал, он был слишком напуган, как и она сама. Именно в этот момент она приняла решение. Она сделает все, все что угодно, лишь бы спасти его. Если он умрет, она умрет тоже.
С этой мыслью она вернулась на кровать, схватила горячую ладонь мужа и прижала ее к своей щеке.
Незадолго до рассвета в дверь постучали, и Виктор пошел открывать. Вошли Морозов и два лейтенанта НКВД в форме.
– Гражданин Вульф, вы арестованы, – негромко сказал майор.
Виктор снял с вешалки пальто и шагнул за дверь, даже не обернувшись.
Морозов, проводив его взглядом, повернулся к Тоне.
– Мне очень жаль, – сказал он. Тоня, стиснув зубы, молчала. После непродолжительной паузы Морозов заговорил: – Вы подумали над моим предложением, Антонина Александровна?
Она встала с кровати и подошла к окну. На краю улицы, возле их подъезда, стояла большая черная машина. Из ее выхлопной трубы шел густой белый дым. Наконец Тоня решилась.
– У меня есть одно условие, – вымолвила она, не оборачиваясь. Чувствуя, как горло ее сдавливает внезапный спазм, она торопливо закончила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66