Красных бригад” и французской “Аксьон директ” – двух организациях левого толка, в которые недавно удалось внедриться сотрудникам отдела, однако за последние дни не случилось ничего необычного, ничего такого, что могло бы потребовать немедленного возвращения Морозова из Парижа.
Он вернулся домой и пролистал книгу Джона Баррена о КГБ, недавно опубликованную в Нью-Йорке. В час тридцать ночи за ним приехала машина, которая отвезла его в старинный особняк, превращенный Октябрем в штаб-квартиру Тринадцатого отдела.
– Входи, Дмитрий, – раздался из-за дверей надтреснутый голос Октября.
“Интересно, что бы сказал мне Октябрь, если бы знал, что я только что встречался в Париже со своим братом?” – подумал Дмитрий. Может быть, это из-за Алекса его так внезапно отозвали? И он почувствовал легкую тревогу.
Он вошел в крошечную комнатку, которую занимал Октябрь. Папки с досье были разложены аккуратными стопками, но они были повсюду – на столе, на стульях, даже на полу. Октябрь сидел за своим дубовым столом на жестком стуле с прямой спинкой. Кресел он не признавал.
– Снимай пальто и присаживайся, – проскрежетал Октябрь. – Что новенького в Париже?
Дмитрий уставился на него сквозь пласты синего сигаретного дыма, которые словно туман висели в мрачной, холодной комнате. С момента их последней встречи Октябрь стал еще больше напоминать высохшую мумию. Заострившийся нос загибался вниз как клюв хищной птицы, скулы торчали из-под сухой, морщинистой кожи, натягивая ее с такой силой, словно вот-вот готовы были прорвать. Горящие глаза старого чекиста запали еще глубже, а морщинистая тонкая шея сиротливо торчала из широкого воротника черного вязаного свитера. Длинные седые волосы Октября пожелтели и на концах завились в кольца.
– В Париже... – начал Дмитрий и замолчал, сообразив, что Октябрь задал свой вопрос просто в качестве вступления. Похоже, он и вовсе не собирался выслушивать отчет о работе Дмитрия.
– Я вызвал тебя, сынок, – сказал Октябрь, прикуривая новую сигарету от окурка предыдущей, – потому что примерно год назад ты в одиночку справился с одним сложным и очень важным заданием. Пришло время сделать еще один шаг...
Дмитрий с недоумением уставился на него.
– Я хочу, чтобы ты кое с кем встретился, – проскрипел Октябрь. – Прямо сейчас.
Он подошел к двери, соединявшей его кабинет с комнатой секретаря, и бесшумно отворил ее.
– Он уже здесь, – сказал он кому-то невидимому. – Можешь войти.
И он отступил в сторону.
– Добрый вечер, Дмитрий, – раздался приятный, странно знакомый голос.
В проеме двери появился мужчина в элегантном костюме, его фигура четко виднелась в слабом свете, проникавшем в кабинет из комнаты секретаря. Дмитрий прищурил глаза. Человек шагнул внутрь и повернулся к нему. На лице его играла улыбка.
Дмитрий узнал это благородное лицо со шрамом – перед ним стоял Олег Калинин.
Глава 13
В своих фантазиях Татьяна бесчисленное количество раз воображала себе тот момент, когда Алекс обнимет ее. Она мечтала о его мягких губах, касающихся ее лица и тела, о том, как его светловолосая голова прижмется к ее щеке, как его голос произнесет: “Люблю...” И тогда она шепнет ему: “Я твоя, Алекс. С той самой минуты, когда я увидела тебя, все остальные перестали для меня существовать, жизнь сделалась нереальной, иллюзорной”. Она представляла, как он отнесет ее на кровать, с лихорадочной поспешностью снимет с нее одежду и войдет в ее лоно, в то время как она с трепетом прижмется к нему всем телом. Это могло быть так, и почти так оно и случилось, только страх перед Дмитрием не отпускал ее, заставляя вздрагивать как от холода даже в те моменты, когда она чувствовала Алекса внутри себя и шептала слова любви.
Даже в эти мгновения всепоглощающего счастья и любви, какой она никогда прежде не испытывала, Татьяна вспоминала последнее предупреждение Дмитрия: “Смотри, не наделай ошибок”. Его лицо вставало у нее перед глазами, скрытая угроза его слов звенела в ушах, а страх перед его гневом прилипал к телу как холодный саван. “Сохрани все это для меня, – сказал он ей, лаская ее грудь и бедра, – и не наделай ошибок”. И всего лишь час спустя она совершила самую страшную ошибку, за которую могла заплатить жизнью. Однако она ничего не могла с собой поделать. Мысли об Алексе сводили ее с ума, заставляя терять последние остатки благоразумия. Он был так близок, так одинок, так ощутимо тянулся к ней, и она пришла к нему, зная, что подписывает себе смертный приговор. Себе и ему. При мысли об этом ее передернуло.
– Что-нибудь не так, любимая? – спросил Алекс, приподнимая голову.
– Ничего, – ответила Татьяна, гладя его по голове. – Ничего. Обними меня, люби меня крепко...
Боязнь возмездия со стороны Дмитрия преследовала ее на протяжении всей следующей недели, которая иначе могла бы стать счастливейшей в ее жизни. Каждую свободную минуту она проводила с Алексом. Она нуждалась в нем, желая, чтобы он был рядом, чтобы можно было в любой момент протянуть руку и дотронуться до него. Она не ходила даже в Торгпредство, впрочем, в отсутствие Дмитрия ее там никто не ждал. Алекс не ходил в Институт, не отвечал на телефонные звонки и даже не открывал писем, которые пришли из Америки от Клаудии Беневенто.
– Она была моей девушкой, – объяснил Алекс Татьяне. – Бог знает сколько времени назад!
Они исследовали Париж так, как это могут только влюбленные, и Татьяна была поражена тем, насколько вдруг переменились с детства знакомые улицы и дома, соборы и площади, звуки и запахи, которые она так хорошо помнила. Парк де Монсо и Люксембургский сад, засыпанные гравием дорожки Тюильри и деревья в лесах Фонтенбло и Рамбулье, вымощенные камнем набережные Сены и мосты – все казалось созданным только для них двоих и ни для кого больше.
Даже случайный клошар, заснувший под мостом, неистово целующаяся под деревом парочка, несмотря на проливной дождь, хриплый голос Пиаф или любовная песня Бреля, доносящиеся из радиоприемника, – все казалось им частью пьесы, поставленной ради них одних блестящим театральным режиссером.
Им принадлежали извилистые улочки Латинского квартала и Марэ, Монмартр и площадь Бастилии, крошечные кафе на Плас де ля Контрэскар, шансонье и литературные ночные клубы, небольшие вьетнамские и итальянские ресторанчики за собором Сен-Сюльпис и многое другое. И, конечно же, им принадлежали звездные парижские ночи и ленивые рассветы, воспетые не одним поколением поэтов и писателей, когда поднимающийся от Сены плотный туман растекался по примыкающим к реке улочкам и заползал в подъезд, где Алекс и Татьяна целовались.
– Я хочу жениться на тебе, – сказал он ей одним прохладным вечером, когда небо было скрыто облаками.
Накануне они провели ночь в маленькой гостинице на Вале де Шеврез и теперь бродили рука об руку вдоль узкого, ленивого ручья.
– Нет, это невозможно, – ответила она, ощущая странное беспокойство.
На берегу устроила пикник семейная пара, а дети с криками носились в роще. Крошечная черная собачка яростно облаяла их издалека, а затем, поджав хвост, бросилась наутек.
Алекс взглянул на Татьяну. Ветер играл ее волосами, и они трепетали перед ее лицом словно живые.
– Мы любим друг друга, Таня, я хочу жениться на тебе и взять с собой в Америку.
Она упрямо покачала головой. Когда она снова заговорила, в ее голосе слышалось отчаяние.
– Дмитрий никогда не допустит этого.
– Дмитрий ушел из твоей жизни, и это хорошо. Это касается только нас двоих.
Но Дмитрий был с ними все это время, нежеланный, но неизбежный спутник во всех их прогулках. Оба избегали говорить о нем, однако Татьяна чувствовала глубокое беспокойство и озабоченность Алекса. Он не мог простить себе, что увел девушку у своего брата, даже несмотря на то, что их любовь была столь глубокой и сильной и все остальное не имело значения.
Однажды ночью Татьяна проснулась в ужасе. Ей приснилось, что Дмитрий подходит к ней с веревкой в руках и спокойно затягивает петлю на ее шее. Она кожей ощущала прикосновение шершавой пеньки. Холодный огонь пылал в глазах Дмитрия, а рот приоткрылся в горькой усмешке.
– Я же тебя предупреждал, – сказал он, прежде чем удавить ее. – Не наделай ошибок!
Она проснулась от удушья и некоторое время жадно хватала ртом воздух.
– Успокойся, любимая, – расслышала Татьяна голос Алекса, который нежно гладил ее по лбу. – Это просто сон. Успокойся, приди в себя. Взгляни на меня. Танюша, посмотри на меня!
Она лежала на спине, глядя на колышущиеся занавески.
– Что случилось, любимая? Дурной сон?
– Он убьет нас... – прошептала она. – Дмитрий вернется из Москвы и убьет нас обоих.
Алекс недоверчиво уставился на нее, качая головой.
– О чем ты говоришь?!
– Алекс, – в отчаянии пробормотала она. – Мы должны уехать прежде, чем он вернётся. Если он отыщет нас, с нами все будет кончено.
В бледных предрассветных сумерках она рассмотрела, как он улыбнулся.
– Не бойся, все это глупости, – сказал он. – Он мой брат. Я поговорю с ним, и...
– Ты не знаешь своего брата, – упрямо возразила Татьяна. – Ты не представляешь, что он может сделать. Ты даже не знаешь, кто он такой!
Алекс отодвинулся и сел на кровати, пристально глядя на нее. Его лицо стало серьезным, и она легко прикоснулась к его щеке кончиками пальцев.
– Кто он такой? Расскажи же...
И она рассказала.
* * *
Телефонный звонок Алекса поднял Гримальди с постели.
– Ты, должно быть, сошел с ума, – простонал он в трубку. – Еще нет семи. Что случилось, русские идут?
– Я прошу прощения, – сказал Алекс, не в силах оторвать взгляда от лица Татьяны. Оно было белее мела. Закутавшись в его купальный халат, Татьяна сидела напротив него за столом и дрожала. – Это очень срочно.
Они проговорили с Татьяной до самого рассвета. Татьяна выглядела сильно испуганной.
– Он убьет нас, убьет... – то и дело повторяла она. – Если ты пойдешь к нему, он убьет сначала тебя, а потом отыщет меня и тоже прикончит.
Алекс предложил ей лететь в Америку и остаться с Ниной, но Татьяна отказалась. Она была уверена, что головорезы Дмитрия найдут ее и там.
– Алекс! Алло! Куда ты подевался! – голос Гримальди вывел его из задумчивости. – Что случилось? Это не может подождать до ленча?
– Кое-что случилось, и мне нужна твоя помощь, – Алекс говорил как робот, как запрограммированный автомат, разрозненные мысли проносились в его сознании яркими кометами. Убийца. Татьяна сказала, что его брат – убийца. Он, конечно, подозревал, что его брат – шпион, но он никогда бы не подумал, что он замешан в каких-то действиях, связанных с насилием. Только не он, не его брат, не сын Тони Гордон!
– Какого рода помощь? – сдержанно осведомился Гримальди.
– Помнишь, я рассказывал тебе о своем брате? О том, что я встретился с ним здесь, в Париже?
– Да.
Алекс почувствовал отвращение к самому себе, словно он собирался предать Дмитрия. “Будем надеяться, что это ложная тревога, – подумал он. – Будем надеяться, что Татьяна просто навыдумывала и что Дмитрий просто мелкий шпион, который оправдывает свое пребывание за границей бреднями сивой кобылы о воображаемом заговоре эмигрантов”.
– Алекс? Куда ты пропал?
– Послушай, ты же работаешь с ребятами из посольства, знаешь там уйму народа. Моя подруга Татьяна...
– Твоя подруга? – в голосе Гримальди послышалось удовольствие. – Ты говорил мне, что это подружка твоего брата.
– Моя подруга Татьяна, – в раздражении повторил Алекс, – боится, что Дмитрий Морозов может попытаться причинить ей вред, и мне показалось, что она нуждается в защите.
Татьяна посмотрела на него расширенными от ужаса глазами. Где-то далеко в церкви зазвонил колокол.
– Пусть сходит в полицию, – нетерпеливо перебил Гримальди. – Какое отношение к этому может иметь посольство?
“Я не должен обвинять Дмитрия, никоим образом”, – подумал Алекс, тщательно подбирая слова.
– Татьяна считает, что он может попытаться причинить ей вред при помощи советских... спецслужб. Она ошибается, я уверен, что Дмитрий не может быть замешан ни в чем противозаконном, однако просто для того, чтобы обезопасить себя, я попросил бы тебя выяснить у своих друзей в посольстве, не подозревают ли они его в какой-нибудь тайной деятельности.
– Ты хочешь сказать, есть ли на него досье? Как на агента Советов?
Алекс не ответил.
– Его фамилия Морозов, верно?
– Да, – пробормотал Алекс. – Дмитрий Морозов.
– Я узнаю, что можно сделать, – откликнулся Гримальди. – Давый пообедаем в Клозери до Лила, скажем... в половине второго.
Помолчав, он добавил:
– И еще одно – приходи один. Не стоит лишний раз беспокоить леди.
Гримальди вошел в знаменитый французский ресторан за четверть часа до назначенного времени.
– О, мосье Гримальди, вы уже здесь! – хозяин ресторана церемонно пожал ему руку и сделал знак метрдотелю, который провел его к уединенному столику в углу.
– За этим столиком сиживал мосье Эрнест Хемингуэй, – с заговорщическим видом сообщил мэтр, раскладывая сверкающие ножи и вилки.
Гримальди усмехнулся. В “Клозери” каждый столик становился столиком “мосье Хемингуэя”, как только посетитель оказывался американским туристом. Истина состояла в том, что Хемингуэй предпочитал открытые веранды, однако кого теперь заботит истина?
Он поудобнее устроился на мягком стуле, заказал бокал шампанского и стал перебирать в уме свои достижения.
Его план претворялся в жизнь, и пока все шло гладко. Алекс пришел к нему за помощью, попросил защиты от своего брата. Безусловно, Гримальди не мог предвидеть появления в этой истории женщины и ее неожиданной любви к Алексу. Однако, если оба брата без памяти влюблены в одну и ту же девушку, что может быть лучше?! Через нее он гораздо скорее сможет превратить Алекса Гордона в послушное оружие, направленное против Дмитрия Морозова.
– Привет, Франко.
Гримальди поднял голову. Алекс стоял перед ним в новых джинсах, снежно-белой сорочке и щегольской светло-серой куртке. Лицо его было бледно, а на щеке виднелась свежая царапина – Алекс порезался во время бритья.
– Ты кажешься весьма обеспокоенным, – сказал Гримальди. – Как твоя Татьяна?
Алекс немного помолчал.
– Она боится, – сказал он наконец. Смуглолицая красавица испанка, сидевшая за соседним столиком, повернулась к нему и одарила его легкой улыбкой. Взгляд ее черных блестящих глаз обжигал.
– Присядь, пока сеньора тебя не изнасиловала, – предложил Гримальди. – Давай сделаем заказ, потом мы сможем поговорить.
После того как они сделали заказ и Алекс пригубил из бокала свой Нюи Сен-Жорж, Гримальди наклонился к нему. Его глаза быстро обежали ресторан и остановились на лице Алекса.
– Скажи, ты... – начал Алекс нетерпеливо.
– Позволь мне сначала кое-что рассказать тебе. Ты же позвонил мне совсем не потому, что я работаю в Информационной службе США?
Алекс поколебался мгновение, затем кивнул.
– С самого начала ты заподозрил, что я связан с разведкой в большей степени, чем соглашался признать.
Алекс кивнул еще раз.
– Да. Ты рассказывал мне о своей жизни в Москве, Лондоне, Бонне... Ты выглядел слишком любопытным и хитрым, чтобы тратить свою жизнь на статейки об американской мечте. Просто я предпочел не спрашивать. К тому же мне было все равно.
– Хорошо, но я хочу быть с тобой откровенным до конца, – он внезапно замолчал. Седовласый официант принес и поставил перед Алексом блюдо копченой лососины, Гримальди получил дюжину скворчащих в чесночном масле моллюсков.
– Осторожно, они горячие, – предупредил он, наполнил их бокалы вином и исчез.
– Я работаю на ЦРУ с тех самых пор, как была образована эта контора, – сообщил Гримальди, пристально вглядываясь в Алекса.
Тот вздрогнул. Его вилка застыла на полдороге ко рту, затем медленно опустилась обратно на тарелку. И наша встреча в самолете...
– ...Безусловно, не была случайной, нет. Мы знали, кто ты такой, знали что Институт Восточной Европы – это организация, под прикрытием которой орудует КГБ. Нам интересно было узнать, работаешь ли ты на них или нет.
– Замечательно, – Алекс задумчиво посмотрел на него.
– А знаешь почему? – спросил Гримальди.
Настал момент бросить первое семя на вспаханное поле.
– Мы хотели сделать тебе предложение, хотели, чтобы ты присоединился к нашей фирме. Мы очень высоко оцениваем тебя, Алекс, на сегодняшний день ты – один из лучших специалистов по Советскому Союзу.
Алекс проигнорировал намек.
– Значит, вы хотели меня проверить? И что же вы обнаружили?
Гримальди коротко рассмеялся.
– Мы обнаружили, что перед нами – честный и преданный своему делу исследователь, порядочный американский гражданин, не имеющий никакого отношения к тайным операциям КГБ. Поэтому мы задались естественным вопросом – для чего они заманили сюда приемного сына полковника НКВД Бориса Морозова?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Он вернулся домой и пролистал книгу Джона Баррена о КГБ, недавно опубликованную в Нью-Йорке. В час тридцать ночи за ним приехала машина, которая отвезла его в старинный особняк, превращенный Октябрем в штаб-квартиру Тринадцатого отдела.
– Входи, Дмитрий, – раздался из-за дверей надтреснутый голос Октября.
“Интересно, что бы сказал мне Октябрь, если бы знал, что я только что встречался в Париже со своим братом?” – подумал Дмитрий. Может быть, это из-за Алекса его так внезапно отозвали? И он почувствовал легкую тревогу.
Он вошел в крошечную комнатку, которую занимал Октябрь. Папки с досье были разложены аккуратными стопками, но они были повсюду – на столе, на стульях, даже на полу. Октябрь сидел за своим дубовым столом на жестком стуле с прямой спинкой. Кресел он не признавал.
– Снимай пальто и присаживайся, – проскрежетал Октябрь. – Что новенького в Париже?
Дмитрий уставился на него сквозь пласты синего сигаретного дыма, которые словно туман висели в мрачной, холодной комнате. С момента их последней встречи Октябрь стал еще больше напоминать высохшую мумию. Заострившийся нос загибался вниз как клюв хищной птицы, скулы торчали из-под сухой, морщинистой кожи, натягивая ее с такой силой, словно вот-вот готовы были прорвать. Горящие глаза старого чекиста запали еще глубже, а морщинистая тонкая шея сиротливо торчала из широкого воротника черного вязаного свитера. Длинные седые волосы Октября пожелтели и на концах завились в кольца.
– В Париже... – начал Дмитрий и замолчал, сообразив, что Октябрь задал свой вопрос просто в качестве вступления. Похоже, он и вовсе не собирался выслушивать отчет о работе Дмитрия.
– Я вызвал тебя, сынок, – сказал Октябрь, прикуривая новую сигарету от окурка предыдущей, – потому что примерно год назад ты в одиночку справился с одним сложным и очень важным заданием. Пришло время сделать еще один шаг...
Дмитрий с недоумением уставился на него.
– Я хочу, чтобы ты кое с кем встретился, – проскрипел Октябрь. – Прямо сейчас.
Он подошел к двери, соединявшей его кабинет с комнатой секретаря, и бесшумно отворил ее.
– Он уже здесь, – сказал он кому-то невидимому. – Можешь войти.
И он отступил в сторону.
– Добрый вечер, Дмитрий, – раздался приятный, странно знакомый голос.
В проеме двери появился мужчина в элегантном костюме, его фигура четко виднелась в слабом свете, проникавшем в кабинет из комнаты секретаря. Дмитрий прищурил глаза. Человек шагнул внутрь и повернулся к нему. На лице его играла улыбка.
Дмитрий узнал это благородное лицо со шрамом – перед ним стоял Олег Калинин.
Глава 13
В своих фантазиях Татьяна бесчисленное количество раз воображала себе тот момент, когда Алекс обнимет ее. Она мечтала о его мягких губах, касающихся ее лица и тела, о том, как его светловолосая голова прижмется к ее щеке, как его голос произнесет: “Люблю...” И тогда она шепнет ему: “Я твоя, Алекс. С той самой минуты, когда я увидела тебя, все остальные перестали для меня существовать, жизнь сделалась нереальной, иллюзорной”. Она представляла, как он отнесет ее на кровать, с лихорадочной поспешностью снимет с нее одежду и войдет в ее лоно, в то время как она с трепетом прижмется к нему всем телом. Это могло быть так, и почти так оно и случилось, только страх перед Дмитрием не отпускал ее, заставляя вздрагивать как от холода даже в те моменты, когда она чувствовала Алекса внутри себя и шептала слова любви.
Даже в эти мгновения всепоглощающего счастья и любви, какой она никогда прежде не испытывала, Татьяна вспоминала последнее предупреждение Дмитрия: “Смотри, не наделай ошибок”. Его лицо вставало у нее перед глазами, скрытая угроза его слов звенела в ушах, а страх перед его гневом прилипал к телу как холодный саван. “Сохрани все это для меня, – сказал он ей, лаская ее грудь и бедра, – и не наделай ошибок”. И всего лишь час спустя она совершила самую страшную ошибку, за которую могла заплатить жизнью. Однако она ничего не могла с собой поделать. Мысли об Алексе сводили ее с ума, заставляя терять последние остатки благоразумия. Он был так близок, так одинок, так ощутимо тянулся к ней, и она пришла к нему, зная, что подписывает себе смертный приговор. Себе и ему. При мысли об этом ее передернуло.
– Что-нибудь не так, любимая? – спросил Алекс, приподнимая голову.
– Ничего, – ответила Татьяна, гладя его по голове. – Ничего. Обними меня, люби меня крепко...
Боязнь возмездия со стороны Дмитрия преследовала ее на протяжении всей следующей недели, которая иначе могла бы стать счастливейшей в ее жизни. Каждую свободную минуту она проводила с Алексом. Она нуждалась в нем, желая, чтобы он был рядом, чтобы можно было в любой момент протянуть руку и дотронуться до него. Она не ходила даже в Торгпредство, впрочем, в отсутствие Дмитрия ее там никто не ждал. Алекс не ходил в Институт, не отвечал на телефонные звонки и даже не открывал писем, которые пришли из Америки от Клаудии Беневенто.
– Она была моей девушкой, – объяснил Алекс Татьяне. – Бог знает сколько времени назад!
Они исследовали Париж так, как это могут только влюбленные, и Татьяна была поражена тем, насколько вдруг переменились с детства знакомые улицы и дома, соборы и площади, звуки и запахи, которые она так хорошо помнила. Парк де Монсо и Люксембургский сад, засыпанные гравием дорожки Тюильри и деревья в лесах Фонтенбло и Рамбулье, вымощенные камнем набережные Сены и мосты – все казалось созданным только для них двоих и ни для кого больше.
Даже случайный клошар, заснувший под мостом, неистово целующаяся под деревом парочка, несмотря на проливной дождь, хриплый голос Пиаф или любовная песня Бреля, доносящиеся из радиоприемника, – все казалось им частью пьесы, поставленной ради них одних блестящим театральным режиссером.
Им принадлежали извилистые улочки Латинского квартала и Марэ, Монмартр и площадь Бастилии, крошечные кафе на Плас де ля Контрэскар, шансонье и литературные ночные клубы, небольшие вьетнамские и итальянские ресторанчики за собором Сен-Сюльпис и многое другое. И, конечно же, им принадлежали звездные парижские ночи и ленивые рассветы, воспетые не одним поколением поэтов и писателей, когда поднимающийся от Сены плотный туман растекался по примыкающим к реке улочкам и заползал в подъезд, где Алекс и Татьяна целовались.
– Я хочу жениться на тебе, – сказал он ей одним прохладным вечером, когда небо было скрыто облаками.
Накануне они провели ночь в маленькой гостинице на Вале де Шеврез и теперь бродили рука об руку вдоль узкого, ленивого ручья.
– Нет, это невозможно, – ответила она, ощущая странное беспокойство.
На берегу устроила пикник семейная пара, а дети с криками носились в роще. Крошечная черная собачка яростно облаяла их издалека, а затем, поджав хвост, бросилась наутек.
Алекс взглянул на Татьяну. Ветер играл ее волосами, и они трепетали перед ее лицом словно живые.
– Мы любим друг друга, Таня, я хочу жениться на тебе и взять с собой в Америку.
Она упрямо покачала головой. Когда она снова заговорила, в ее голосе слышалось отчаяние.
– Дмитрий никогда не допустит этого.
– Дмитрий ушел из твоей жизни, и это хорошо. Это касается только нас двоих.
Но Дмитрий был с ними все это время, нежеланный, но неизбежный спутник во всех их прогулках. Оба избегали говорить о нем, однако Татьяна чувствовала глубокое беспокойство и озабоченность Алекса. Он не мог простить себе, что увел девушку у своего брата, даже несмотря на то, что их любовь была столь глубокой и сильной и все остальное не имело значения.
Однажды ночью Татьяна проснулась в ужасе. Ей приснилось, что Дмитрий подходит к ней с веревкой в руках и спокойно затягивает петлю на ее шее. Она кожей ощущала прикосновение шершавой пеньки. Холодный огонь пылал в глазах Дмитрия, а рот приоткрылся в горькой усмешке.
– Я же тебя предупреждал, – сказал он, прежде чем удавить ее. – Не наделай ошибок!
Она проснулась от удушья и некоторое время жадно хватала ртом воздух.
– Успокойся, любимая, – расслышала Татьяна голос Алекса, который нежно гладил ее по лбу. – Это просто сон. Успокойся, приди в себя. Взгляни на меня. Танюша, посмотри на меня!
Она лежала на спине, глядя на колышущиеся занавески.
– Что случилось, любимая? Дурной сон?
– Он убьет нас... – прошептала она. – Дмитрий вернется из Москвы и убьет нас обоих.
Алекс недоверчиво уставился на нее, качая головой.
– О чем ты говоришь?!
– Алекс, – в отчаянии пробормотала она. – Мы должны уехать прежде, чем он вернётся. Если он отыщет нас, с нами все будет кончено.
В бледных предрассветных сумерках она рассмотрела, как он улыбнулся.
– Не бойся, все это глупости, – сказал он. – Он мой брат. Я поговорю с ним, и...
– Ты не знаешь своего брата, – упрямо возразила Татьяна. – Ты не представляешь, что он может сделать. Ты даже не знаешь, кто он такой!
Алекс отодвинулся и сел на кровати, пристально глядя на нее. Его лицо стало серьезным, и она легко прикоснулась к его щеке кончиками пальцев.
– Кто он такой? Расскажи же...
И она рассказала.
* * *
Телефонный звонок Алекса поднял Гримальди с постели.
– Ты, должно быть, сошел с ума, – простонал он в трубку. – Еще нет семи. Что случилось, русские идут?
– Я прошу прощения, – сказал Алекс, не в силах оторвать взгляда от лица Татьяны. Оно было белее мела. Закутавшись в его купальный халат, Татьяна сидела напротив него за столом и дрожала. – Это очень срочно.
Они проговорили с Татьяной до самого рассвета. Татьяна выглядела сильно испуганной.
– Он убьет нас, убьет... – то и дело повторяла она. – Если ты пойдешь к нему, он убьет сначала тебя, а потом отыщет меня и тоже прикончит.
Алекс предложил ей лететь в Америку и остаться с Ниной, но Татьяна отказалась. Она была уверена, что головорезы Дмитрия найдут ее и там.
– Алекс! Алло! Куда ты подевался! – голос Гримальди вывел его из задумчивости. – Что случилось? Это не может подождать до ленча?
– Кое-что случилось, и мне нужна твоя помощь, – Алекс говорил как робот, как запрограммированный автомат, разрозненные мысли проносились в его сознании яркими кометами. Убийца. Татьяна сказала, что его брат – убийца. Он, конечно, подозревал, что его брат – шпион, но он никогда бы не подумал, что он замешан в каких-то действиях, связанных с насилием. Только не он, не его брат, не сын Тони Гордон!
– Какого рода помощь? – сдержанно осведомился Гримальди.
– Помнишь, я рассказывал тебе о своем брате? О том, что я встретился с ним здесь, в Париже?
– Да.
Алекс почувствовал отвращение к самому себе, словно он собирался предать Дмитрия. “Будем надеяться, что это ложная тревога, – подумал он. – Будем надеяться, что Татьяна просто навыдумывала и что Дмитрий просто мелкий шпион, который оправдывает свое пребывание за границей бреднями сивой кобылы о воображаемом заговоре эмигрантов”.
– Алекс? Куда ты пропал?
– Послушай, ты же работаешь с ребятами из посольства, знаешь там уйму народа. Моя подруга Татьяна...
– Твоя подруга? – в голосе Гримальди послышалось удовольствие. – Ты говорил мне, что это подружка твоего брата.
– Моя подруга Татьяна, – в раздражении повторил Алекс, – боится, что Дмитрий Морозов может попытаться причинить ей вред, и мне показалось, что она нуждается в защите.
Татьяна посмотрела на него расширенными от ужаса глазами. Где-то далеко в церкви зазвонил колокол.
– Пусть сходит в полицию, – нетерпеливо перебил Гримальди. – Какое отношение к этому может иметь посольство?
“Я не должен обвинять Дмитрия, никоим образом”, – подумал Алекс, тщательно подбирая слова.
– Татьяна считает, что он может попытаться причинить ей вред при помощи советских... спецслужб. Она ошибается, я уверен, что Дмитрий не может быть замешан ни в чем противозаконном, однако просто для того, чтобы обезопасить себя, я попросил бы тебя выяснить у своих друзей в посольстве, не подозревают ли они его в какой-нибудь тайной деятельности.
– Ты хочешь сказать, есть ли на него досье? Как на агента Советов?
Алекс не ответил.
– Его фамилия Морозов, верно?
– Да, – пробормотал Алекс. – Дмитрий Морозов.
– Я узнаю, что можно сделать, – откликнулся Гримальди. – Давый пообедаем в Клозери до Лила, скажем... в половине второго.
Помолчав, он добавил:
– И еще одно – приходи один. Не стоит лишний раз беспокоить леди.
Гримальди вошел в знаменитый французский ресторан за четверть часа до назначенного времени.
– О, мосье Гримальди, вы уже здесь! – хозяин ресторана церемонно пожал ему руку и сделал знак метрдотелю, который провел его к уединенному столику в углу.
– За этим столиком сиживал мосье Эрнест Хемингуэй, – с заговорщическим видом сообщил мэтр, раскладывая сверкающие ножи и вилки.
Гримальди усмехнулся. В “Клозери” каждый столик становился столиком “мосье Хемингуэя”, как только посетитель оказывался американским туристом. Истина состояла в том, что Хемингуэй предпочитал открытые веранды, однако кого теперь заботит истина?
Он поудобнее устроился на мягком стуле, заказал бокал шампанского и стал перебирать в уме свои достижения.
Его план претворялся в жизнь, и пока все шло гладко. Алекс пришел к нему за помощью, попросил защиты от своего брата. Безусловно, Гримальди не мог предвидеть появления в этой истории женщины и ее неожиданной любви к Алексу. Однако, если оба брата без памяти влюблены в одну и ту же девушку, что может быть лучше?! Через нее он гораздо скорее сможет превратить Алекса Гордона в послушное оружие, направленное против Дмитрия Морозова.
– Привет, Франко.
Гримальди поднял голову. Алекс стоял перед ним в новых джинсах, снежно-белой сорочке и щегольской светло-серой куртке. Лицо его было бледно, а на щеке виднелась свежая царапина – Алекс порезался во время бритья.
– Ты кажешься весьма обеспокоенным, – сказал Гримальди. – Как твоя Татьяна?
Алекс немного помолчал.
– Она боится, – сказал он наконец. Смуглолицая красавица испанка, сидевшая за соседним столиком, повернулась к нему и одарила его легкой улыбкой. Взгляд ее черных блестящих глаз обжигал.
– Присядь, пока сеньора тебя не изнасиловала, – предложил Гримальди. – Давай сделаем заказ, потом мы сможем поговорить.
После того как они сделали заказ и Алекс пригубил из бокала свой Нюи Сен-Жорж, Гримальди наклонился к нему. Его глаза быстро обежали ресторан и остановились на лице Алекса.
– Скажи, ты... – начал Алекс нетерпеливо.
– Позволь мне сначала кое-что рассказать тебе. Ты же позвонил мне совсем не потому, что я работаю в Информационной службе США?
Алекс поколебался мгновение, затем кивнул.
– С самого начала ты заподозрил, что я связан с разведкой в большей степени, чем соглашался признать.
Алекс кивнул еще раз.
– Да. Ты рассказывал мне о своей жизни в Москве, Лондоне, Бонне... Ты выглядел слишком любопытным и хитрым, чтобы тратить свою жизнь на статейки об американской мечте. Просто я предпочел не спрашивать. К тому же мне было все равно.
– Хорошо, но я хочу быть с тобой откровенным до конца, – он внезапно замолчал. Седовласый официант принес и поставил перед Алексом блюдо копченой лососины, Гримальди получил дюжину скворчащих в чесночном масле моллюсков.
– Осторожно, они горячие, – предупредил он, наполнил их бокалы вином и исчез.
– Я работаю на ЦРУ с тех самых пор, как была образована эта контора, – сообщил Гримальди, пристально вглядываясь в Алекса.
Тот вздрогнул. Его вилка застыла на полдороге ко рту, затем медленно опустилась обратно на тарелку. И наша встреча в самолете...
– ...Безусловно, не была случайной, нет. Мы знали, кто ты такой, знали что Институт Восточной Европы – это организация, под прикрытием которой орудует КГБ. Нам интересно было узнать, работаешь ли ты на них или нет.
– Замечательно, – Алекс задумчиво посмотрел на него.
– А знаешь почему? – спросил Гримальди.
Настал момент бросить первое семя на вспаханное поле.
– Мы хотели сделать тебе предложение, хотели, чтобы ты присоединился к нашей фирме. Мы очень высоко оцениваем тебя, Алекс, на сегодняшний день ты – один из лучших специалистов по Советскому Союзу.
Алекс проигнорировал намек.
– Значит, вы хотели меня проверить? И что же вы обнаружили?
Гримальди коротко рассмеялся.
– Мы обнаружили, что перед нами – честный и преданный своему делу исследователь, порядочный американский гражданин, не имеющий никакого отношения к тайным операциям КГБ. Поэтому мы задались естественным вопросом – для чего они заманили сюда приемного сына полковника НКВД Бориса Морозова?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66