При упоминании своего псевдонима Калинин снова улыбнулся.
– Действительно, за мной охотились, но это был не Комитет. Был там один молодой офицер Морозов...
Гримальди посмотрел на Алекса и увидел, как тот стиснул челюсти.
– Он случайно наткнулся на мои связи с Гримальди, – продолжал Калинин. – Как вы знаете, в Москве Франко называл себя Сент-Клером.
Алекс кивнул, пригубив свою водку.
– У него, однако, не было против меня ничего весомого, одни подозрения. Мы снова столкнулись с ним в Париже, а затем он ринулся за Гримальди в Москву. Я посоветовал Франко немедленно уехать, а сам затаился, выжидая, пока мне представится возможность связаться с руководителями Морозова. В конце концов мне удалось встретиться с непосредственным начальником Морозова, руководителем Тринадцатого отдела...
– С Октябрем? – быстро спросил Алекс, что-то аккуратно записывая в желтом блокноте.
– Да, с ним, – Калинин откинулся на спинку кресла. – Я знаю его еще с войны. Мне удалось убедить его в своей невиновности. Он стоял как скала и фактически спас мою жизнь. Морозов добился, чтобы я предстал перед внутренним трибуналом КГБ, а пока шло следствие, я несколько месяцев находился в тюрьме.
– Морозов пытал тебя? – быстро спросил Гримальди.
– Это был не пикник с девчонками, – холодно ответил Калинин. – Сам Морозов почти все время был за границей, и всю грязную работу за него выполняли его подручные. Хорошо, что Октябрь поручился за меня, благодаря его свидетельству меня выпустили и восстановили в правах.
– Когда это произошло? – Алекс посмотрел на Калинина, запрокинув назад голову, и его глаза подозрительно сузились.
– Франко бежал из Союза в феврале семьдесят четвертого. Меня арестовали в апреле, а выпустили в феврале следующего года.
– Вы провели десять месяцев в тюрьме на Лубянке?
– Нет. Морозов держал меня в одиночной камере в Лефортово. Это на юго-востоке Москвы.
– Я знаю, где находится Лефортово, – сказал Алекс и снова что-то нацарапал в своем блокноте. – Из того, что вы мне сказали, – резюмировал он, – я понял, что Гримальди – я имею в виду Сент-Клера – тоже реабилитирован.
– Да, целиком и полностью. Его ни в чем не подозревают. Он представлял в СССР уважаемую канадскую фирму и вынужден был срочно вернуться на родину из-за болезни и смерти матери, вот и все.
– А вы? – спросил Алекс с неожиданной настойчивостью. – Вы полностью оправдались?
– В конце концов меня реабилитировали, – с осторожностью ответил ему Олег. – Однако первое время меня окружало, как бы это выразиться... облако недоверия. Морозов успел распространить слух о моей измене, и Октябрь считал, что мне, пожалуй, было бы лучше всего на время исчезнуть из Москвы туда, где никто не смог бы обвинить меня в том, что я поддерживаю контакты с вражескими агентами.
– Куда вас направили?
– В Казахстан, в Алма-Ату. Я был назначен начальником тамошнего Центра электронной разведки ГРУ. Первого января этого года мне присвоили звание генерал-майора, что означало мою полную реабилитацию. В прошлом месяце я вернулся в Москву, в Научно-технический отдел. За двенадцать лет это моя первая поездка за границу. Впрочем, кроме меня, в советской делегации еще трое представителей КГБ.
Алекс встал и шагнул к мини-бару, чтобы снова наполнить свой бокал.
– Почему все это время вы не выходили с нами на связь и не отвечали на вызовы? Мы искали вас довольно долгое время после вашего исчезновения.
На лице Калинина промелькнула снисходительная усмешка.
– Вы действительно считаете, что с моей стороны это было бы разумно? Я был изгнан, я находился под подозрением, за мной следили, да и Морозов дышал мне в спину... Вы полагаете, что я должен был рискнуть своей жизнью и отправиться на поиски какого-нибудь американского агента, который, кстати, мог быть мне подставлен? – Он потряс головой. – Нет уж, мистер Гордон, мы так не договаривались.
Алекс наклонил голову.
“Молодчина, Олег”, – подумал Гримальди. Алекс Гордон заслуживал именно такого ответа. Даже ирландский ликер в бокале показался ему мягким, бархатистым.
Алекс взял в руки шоколад, но потом передумал и положил его обратно, рядом с собой.
– И по приезде в Вашингтон вы тут же бросились искать Гримальди?
На губах Калинина появилась саркастическая улыбка.
– Я сделал что-нибудь не так, мистер Гордон?
– Можете называть меня Алекс, – холодно сказал он и принялся расхаживать по комнате, заложив за спину руки.
– Итак, вы проследили за Гримальди до моего дома и сели в его машину. Как вы попали внутрь?
– Ожидание в машинах – это его профессия, – заметил Гримальди, и оба рассмеялись.
Алекс неожиданно сменил тему разговора.
– Что вы думаете о вашем Генеральном секретаре? – спросил он.
– О Горбачеве? Пожалуй, он мне нравится. Он не боится мечтать.
– Вы хорошо его знаете?
– Я встречался с ним в семидесятых, когда он был членом Верховного Совета СССР. Позднее он приезжал в Алма-Ату с делегацией Политбюро. Горбачев по-другому мыслит, но некоторые его идеи – перестройка, вывод советских войск из Афганистана – представляются мне чересчур наивными.
– Вы хотите сказать, что он действительно намеревается сделать это? Выведет советские войска из Афганистана?
– Он действительно хочет этого, но ему не продержаться у власти достаточно долго, чтобы успеть сделать это. Страна выходит у него из-под контроля.
– Нам, в Вашингтоне, он не кажется слабым, – возразил Алекс. – Горбачев пробыл Генеральным секретарем всего два года, но он уже достаточно популярен.
– А вы что, знаете какого-нибудь Генерального секретаря, который не был бы популярен? – парировал Калинин. – Откровенно говоря, я удивлен, что Горбачев продержался на своем посту так долго. Попомните мое слово: старая партийная гвардия очень скоро даст ему пинка под зад, может быть, даже до конца этого года. И не один я так считаю: точно так же думают армия и партийный аппарат.
– Что думают о Горбачеве в КГБ?
– Сначала его приняли хорошо. Теперь чекисты его ненавидят. Морозов мечтает увидеть его мертвым. Генералы КГБ считают, что он покушается на их неограниченные привилегии и власть.
Гримальди закурил сигару и подошел к окну. Слегка раздвинув занавески, он выглянул наружу. Улица за стеклом казалась тихой и спокойной. Два автомобиля ЦРУ, припаркованных напротив входа, казались темными и пустыми, однако в одном из них ему удалось разглядеть тлеющий огонек сигареты. В каждой машине должно было быть по два агента с портативными рациями и пистолетами, которые охраняли вход в мотель.
Взгляд Гримальди скользнул дальше по улице и остановился на абстрактной картине, намалеванной на внешней стене здания компании “Финансы и Кредит”. Внезапно он припомнил, что этот шедевр принадлежит кисти какого-то известного испанского живописца.
Он задернул занавески и отвернулся. Алекс продолжал мерить шагами комнату, задумчиво хмурясь.
– Итак, вы занимаетесь электронной разведкой, – сказал он. – Что вам известно о “жучках”, установленных в американском посольстве в Москве?
– То, что это самая удачная операция Московского центра за последние десять лет, – отозвался Калинин.
“Уж будьте уверены!” – мрачно подумал Гримальди, посасывая свою сигару. Скандал с посольством стал чуть ли не самым громким за всю историю Лэнгли. Два придурка из числа морских пехотинцев, охраняющих американское посольство в Москве, попались в сети двух “ночных бабочек”, оказавшихся в буквальном смысле сексотами КГБ. Эти олухи начали с того, что пропускали девиц в посольство и по ночам трахали их в пустых кабинетах. Затем девицы уговорили их впустить каких-то “друзей”, которые принесли ящик водки, а заодно нашпиговали посольство “жучками”, установили микрофон в рабочем столе посла и вскрыли сейф резидента ЦРУ. Видимо, агенты КГБ сфотографировали и расшифровали секретнейший список сотрудников разведки, которые действовали в Москве под глубоким прикрытием или нелегально, так как большинство из них бесследно исчезло за последующие два месяца. Должно быть, их просто замучили до смерти.
“И этакие болваны служат в морской пехоте, – с горечью подумал Гримальди. – Стоило русским девицам стянуть с себя трусики, как эти так называемые морские пехотинцы тут же позабыли, кто они такие и зачем стоят у входа в посольство”.
Как бы там ни было, но КГБ нанес сильнейший удар по разведсетям ЦРУ. Причины провала изучали как минимум три следственные комиссии, а Государственный департамент направил в Москву сразу двух заместителей госсекретаря. Поговаривали даже о смещении посла.
– ...За это Морозов получит генеральские звезды еще до того, как ему исполнится сорок, – говорил в это время Калинин.
– Морозов? – Алекс резко остановился и стоял, засунув руки глубоко в карманы. – Какое отношение имеет к этому делу Морозов?
– Самое непосредственное, – Калинин состроил равнодушную гримасу. – Это была его операция от начала и до конца. Разве вы не знали об этом?
– Мне казалось, что оборудование посольства... – начал Алекс и замялся. Он выглядел потрясенным. Гримальди успел заметить, что имя брата всегда производит на него подобный эффект.
– Плевать ему на “жучки”. Его интересовало только одно – список агентуры. Большинство ваших агентов он уже выловил. И поверьте мне, он умеет заставить своих пленников заговорить. Да что там – у него не заговоришь, запоешь! В считанные месяцы он покончит со всеми, кто еще остался на свободе.
Алекс повернулся спиной к окну, и на его лице появилось выражение ненависти.
– Стало быть, у нас фактически не осталось агентов в Москве, – хрипло сказал он. – Как нам восстановить нашу агентурную сеть?
– Кому-то придется начать все сначала, – заметил Калинин.
– Например, вам? – Алекс с подозрением покосился на него, но Калинин покачал красивой головой.
– Я слишком хорошо известен, чтобы играть в эти игры плаща и кинжала.
Алекс перевел взгляд на Гримальди. Тот почувствовал, как по жилам его растекается смесь страха и сладостного ожидания; он догадывался, что может сейчас произойти. Еще до того, как Алекс Гордон задал свой вопрос, Гримальди знал, что согласится. “Да, Алекс, – скажет он. – Определенно. Мне это по плечу”.
Алекс пристально смотрел на него.
– Франко, – сказал он. – Я знаю, что ты хочешь выйти в отставку, но мы попали в затруднительное положение. Мы не можем позволить Морозову переиграть нас. Ты знаешь Россию, ты работал там многие годы. Может быть, ты вернешься в Москву и восстановишь наши разрушенные сети?
Он помолчал.
– Я знаю, что это небезопасно. Калинин может тебе помочь. Обдумай мое предложение, тебе нет необходимости отвечать мне прямо сейчас.
– Это лишнее, Алекс, – ответил Гримальди. – Я поеду в Москву и сделаю все что необходимо.
“Спасибо тебе, Олег, – подумал он, – да благословит тебя господь, друг мой. Благодаря тебе они не смогут избавиться от меня так просто. Я еще нужен им”.
Внутри его нарастало торжество. “Франко Гримальди еще не кончился, – сказал он самому себе. – Франко Гримальди еще не вышел из игры, он еще жив и даже может бегать. Флорида подождет”.

* * *

К тому времени, когда три месяца спустя Гримальди приехал в Москву, его приподнятое настроение, владевшее им в мотеле “Скайвэй”, куда-то испарилась. И все же, несмотря на дрожь страха, которая нет-нет да и пронзала его тело, он был уверен в том, что в Москве он будет в безопасности.
Москва больше не была мрачным, зловещим городом, как раньше. Россия постепенно превращалась в свободную страну. Пресса, опьянев от новообретенной “гласности”, взахлеб писала о ранее запретном, и даже КГБ не казался больше мрачной и злой силой, которая некогда мерещилась обывателю за каждым углом. Впереди ждали несколько лет восхитительной и интересной жизни, в которой у него будет Олег, будет его дружба и, может быть, любовь.
Приезд в Москву прошел гладко, без сучка и задоринки. Гримальди воспользовался своим старым канадским паспортом и под именем Сент-Клера вылетел в Москву из Торонто. Самолет был битком набит канадскими бизнесменами, туристами и репортерами, которые с веселым пренебрежением обращались к сотрудникам аэропорта Шереметьево. Он быстро прошел таможенный и паспортный контроль, сел в такси и меньше чем через час зарегистрировался в гостинице “Космос”. Его номер, из окон которого открывался вид на проспект Мира, был оборудован цветным телевизором, радио и современным телефоном. Определенно, Советский Союз сильно изменился за те двенадцать лет, что его здесь не было.
Гримальди снял пальто и включил радио. Передавали великолепную оперу Чайковского “Евгений Онегин”. Затем раздался стук в дверь: должно быть, принесли багаж. Гримальди достал из кармана несколько хрустящих советских банкнот и отпер входную дверь. Сначала он вздрогнул, затем застыл неподвижно.
За дверьми стояли трое мужчин. Он мгновенно узнал Морозова, чья зловещая худая фигура была облачена во все черное. Рядом с ним стоял седой высохший старик, его Гримальди никогда не видел, но сразу догадался, что это – Октябрь, человек, которого он боялся всю свою жизнь. Лицо третьего человека заслоняли широкие плечи Морозова.
– Добро пожаловать в Москву, мистер Гримальди, – приветствовал его Морозов.
Он знает его настоящее имя! Гримальди почувствовал приступ паники, а русские тем временем вошли в его номер. Третьим человеком оказался Олег Калинин, угрюмый, неулыбчивый.
Калинин захлопнул за собой дверь номера и облокотился о нее спиной. Он был в длинном черном пальто и меховой шапке-ушанке.
Гримальди попятился к окну, нервно переводя взгляд с Октября на Морозова и обратно. На Калинина он смотреть не решался. В мозгу его роились бессвязные мысли. Неужели Олег с ними заодно? Может быть, они поймали и его? Мог ли он предать их дружбу? А эти двое – Октябрь и Морозов – что они с ним сделают?
При мысли о лубянских подвалах и палачах из госбезопасности Гримальди снова вздрогнул. Он не мог переносить боль, в конце концов, он был уже старым человеком.
Морозов положил на кровать свой кожаный дипломат. Ловко отперев замки, он достал несколько папок, которые аккуратно разложил на покрывале одну рядом с другой. Там были одна голубая и три коричневых картонных папки, помеченных римскими цифрами I, II и III, а также одна черная кожаная папка с двумя защелками-замками.
– Ну-ка, поглядим, что у нас тут есть, – сказал Морозов по-английски и открыл голубую папку. Та оказалась полна старых пожелтевших бумаг, напечатанных на древней пишущей машинке. С рассеянным видом Морозов перелистал ломкие страницы.
– Здесь поминутно записаны разговоры, которые вы вели с капитаном Калининым в Берлине, в 1948 году, – сказал он невыразительным, ровным голосом. – Все сведения, которые он сообщал вам, и которые вы, в свою очередь, переправляли в Управление стратегических служб и в ЦРУ. Все сведения были ложными.
Он закрыл эту папку и взял с кровати другую, коричневого картона.
– Это досье, как и два остальных, – он жестом показал на папки с цифрами II и III, а затем продолжил негромким, как бы даже уважительным голосом, – содержит копии всех сообщений, полученных вами от Калинина в период с шестьдесят седьмого по семьдесят четвертый год, когда вы работали в Москве под именем Чарльза Сент-Клера. Некоторые из них, правда, их было немного и они не были особенно важны, содержат истинную информацию. Они были переданы вам лишь для того, чтобы вы поверили в надежность Калинина как источника. Все остальное – ложь, дезинформация высшего качества. На протяжении семи лет вы снабжали своих боссов в ЦРУ фальшивой информацией, мистер Гримальди.
Когда смысл сказанного дошел до его сознания, Гримальди ошеломленно заморгал глазами. Все было ложью, все эти рапорта и документы, ради которых он рисковал своей жизнью. Но как такое могло случиться? “Панама”-Калинин был их лучшим агентом! Если только он не...
Морозов вручил Гримальди четвертую папку.
– Я думаю, вам будет неловко просматривать содержимое этого досье в нашем присутствии. Внутри вы найдете несколько довольно точных описаний и фотоснимков, на которых запечатлены эпизоды вашей с Калининым горячей любви...
Гримальди отступил назад, яростно тряся головой. Он не хотел даже дотрагиваться до этой папки. Дыхание его стало прерывистым и неглубоким, а левая щека задергалась в нервном тике. Взгляд его в отчаянии остановился на Олеге. Он хотел что-то сказать, но голос не слушался его.
– Олег, – промолвил он наконец, и его голос прозвучал неожиданно хрипло. – Неужели ты участвовал во всем этом? Ты предал меня? Скажи, значит, все что было... ложь?
Калинин молча смотрел на него. По лицу его распространялась болезненная бледность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66