Лица людей сначала стали белыми, потом синими, как будто они смотрели друг на друга в темной, заполненной дымом комнате.
— Кажется, мы уже близко к передовой, — предположил кто-то.
Ракета погасла, на горизонте проступило бледное зарево.
— Что-то горит, — сказал Толио.
— Кажется, там идет жаркий бой, — тихо произнес Вайман, обращаясь к Реду.
— Просто они прощупывают друг друга, — успокоил тот. — Если сегодня начнется настоящий бой, шума будет несравненно больше.
После нескольких очередей пулемет смолк. Где-то шлепнулось несколько мин, послышались глухие лающие взрывы. Застрочил еще один пулемет, расположенный значительно дальше. Потом снова наступила тишина, и машины двинулись по темной, покрытой грязью дороге.
Через несколько минут они опять остановились. Какой-то солдат в задней части кузова попытался закурить сигарету.
— Сейчас же прекрати эти штучки, — сердито приказал Крофт.
Это был солдат из другого взвода. Он недовольно заворчал на Крофта:
— А кто ты такой, чтобы приказывать мне? Сколько можно терпеть? Я курить хочу.
— Сейчас же погаси сигарету, — повторил Крофт угрожающим тоном.
Поколебавшись несколько секунд, солдат повиновался и потушил прикуренную сигарету. Крофт был раздражен и нервничал. Не из-за страха, конечно, а просто из-за напряжения.
Ред обдумывал, стоит ли ему закурить. Он почти не разговаривал с Крофтом с тех пор, как они поссорились на берегу, и ему хотелось бросить сержанту вызов. Собственно, Ред был уверен, что не закурит, но пытался понять почему: то ли потому, что нельзя было нарушать маскировку, то ли потому, что боится Крофта. «Черт с ним, — решил он наконец, — у меня еще будет возможность поспорить с ним, и я докажу, кто прав, а кто нет. Надо просто выбрать подходящий момент».
Машины снова медленно поползли по дороге. Через несколько минут послышались чьи-то голоса, и машина со взводом Крофта свернула на какую-то тропу в джунглях. Тропа была очень узкая, машина продвигалась медленно, цепляясь за низко свисавшие ветви деревьев. Чтобы не оказаться исцарапанными, а то и просто стянутыми на землю, сидящим в машине пришлось низко нагнуться. Ред достал из-за пазухи несколько заскочивших туда листьев и поранил палец какой-то колючкой. Обтерев выступившую кровь о штанину, он начал искать свой рюкзак, который забросил куда-то, когда садился в машину. Ноги у него затекли, и он с трудом пытался разогнуть их.
— Не слезайте с машины, пока не будет приказа! — крикнул Крофт.
Пройдя некоторое расстояние, машины остановились. Из темноты вокруг них послышались приглушенные голоса. Стояла жуткая тишина. Солдаты переговаривались шепотом. Какой-то офицер постучал по борту машины и приказал:
— Вылезайте и держитесь все вместе.
Солдаты начали спрыгивать на землю. Их движения были медленными, неуверенными. Прыгали с пятифутовой высоты в темноту, не представляя себе, какой грунт под ногами.
— Откройте задний борт, — предложил кто-то громким голосом.
После разгрузки новое молчаливое ожидание. Машины медленно попятились назад, на дорогу, чтобы отправиться в следующий рейс.
— Есть ли среди вас офицеры? — спросил тот же человек, который приказал выходить из машины.
Некоторые из солдат захихикали.
— Прекратите смех! — приказал офицер. — Взводные сержанты, ко мне!
Крофт и сержант саперно-подрывного взвода подошли.
— Большинство моих солдат в следующей машине, — заявил сержант саперного взвода.
Офицер приказал ему собрать всех вместе. После минутного разговора с офицером Крофт возвратился к своему взводу и заявил:
— Нам придется ждать.
Солдаты медленно собрались вокруг едва различимого в темноте дерева.
— А где мы сейчас находимся? — поинтересовался Риджес.
— В штабе второго батальона, — ответил Крофт. — Какой же ты солдат: все это время работал на дороге, а теперь даже не знаешь, где находишься?
— Я работал, а не сидел сложа руки и не осматривал окрестности! — ответил Риджес, громко рассмеявшись.
Крофт приказал ему соблюдать тишину. Солдаты уселись вокруг дерева. Наступила тишина. В лесу, где-то на расстоянии примерно пятисот ярдов, раздался артиллерийский залп. На какой-то момент джунгли осветились ярким светом.
— А почему артиллерия так близко от нас? — поинтересовался Уилсон.
— Это рота огневой поддержки, — ответил ему кто-то.
— Только и знай: сиди на мокрой земле и жди, — сказал, глубоко вздохнув, Уилсон.
— По-моему, командование организовало все это дело очень неразумно, — заметил Гольдстейн тоном, явно указывавшим, что он хочет вызвать обсуждение действий начальства.
— Опять ты суешь свой нос куда не следует? — сердито оборвал его Крофт.
— Я просто выражаю свое мнение, — возразил Гольдстейн.
«Антисемит», — подумал он про себя о Крофте.
— Мнение! — передразнил его Крофт, презрительно сплюнув на землю. — Свое мнение выражают только болтливые бабы!
— Эй, Гольдстейн, может, устроить тебе трибуну? — насмешливо спросил Галлахер.
— Можно подумать, что ты всем доволен, — робко возразил Гольдстейн.
— Брось ты эту чепуху! — воскликнул Галлахер после короткой паузы. — Тебе что, фаршированной рыбки захотелось?
Снова застрекотал пулемет. В ночной тиши казалось, что он где-то совсем близко.
— Мне не нравится твоя манера говорить со мной, — заявил Гольдстейн.
— Знаешь что, пошел-ка ты к чертовой матери! — не унимался Галлахер. — Иди сходи в кусты, посиди, а не то наложишь в штаны.
— Я не позволю так разговаривать со мной, — возразил Гольдстейн дрожащим голосом.
Насмешки Галлахера возмущали Гольдстейна до глубины души.
Мысль о драке с Галлахером была ему противна, и в то же время он считал, что должен решиться на нее. Эти идиоты только и знают, что кулаками размахивать.
В спор вмешался Ред; ему никогда не нравились бурные проявления страстей.
— Тихо, тихо, — проворчал он. — Через какие-нибудь минуты появятся япошки, и у вас будет с кем подраться. Драка из-за армии, ха! Что касается меня, то я считаю, что порядка в ней нет с тех пор, как посадили на коня Вашингтона.
— Ты не прав, Ред, — вмешался Толио. — Нельзя так говорить о Джордже Вашингтоне.
— Да ты самый настоящий бойскаут, Толио! — сказал Ред насмешливо, хлопнув рукой по колену. — Не допустишь, чтобы осквернили наш флаг, да?
Толио вспомнил о прочитанной когда-то книге под названием «Человек без родины». «Ред совсем как герой этой книги», — решил он про себя.
— Я считаю, что есть такие вещи, над которыми смеяться стыдно, — заметил он сердито.
— Знаешь что я скажу тебе, паренек? — насмешливо спросил Ред.
Толио знал, что Ред намерен зло пошутить над ним, но не удержался и спросил:
— Что?
— Единственное, что плохо в нашей армии, так это то, что она никогда не проигрывала войны.
— Ты что же, полагаешь, что мы должны проиграть эту войну? — удивился Толио.
Ред а как прорвало:
— А что, по-твоему, я должен иметь против этих проклятых японцев? Ты думаешь, я опечалюсь, если они удержат вот эти джунгли? А какая мне польза от того, что Каммингс получит еще одну звезду на погоны?
— А что генерал Каммингс? Он хороший человек, — вмешался Мартинес.
— Хороших офицеров не бывает вообще, — убежденно заявил Ред. — Они просто аристократы. По крайней мере считают себя аристократами. А генерал Каммингс ничем не лучше меня. В уборной после него пахнет так же, как и после меня.
Начав говорить шепотом, все спорили теперь почти в полный голос. Крофту разговор явно не нравился, и он приказал:
— Прекратите болтовню.
Гольдстейна все еще трясло от возбуждения. Чувство обиды было столь велико, что на глазах у него появились слезы. Вмешательство Реда еще больше расстроило его, он чувствовал, что сейчас ввяжется в спор. Гольдстейну неудержимо хотелось ответить Галлахеру, но он боялся, что, как только откроет рот, сразу же неудержимо расплачется, как маленький ребенок. Поэтому он молчал и изо всех сил старался успокоиться.
К ним подошел солдат.
— Это разведывательный взвод? — спросил он.
— Да, — ответил Крофт.
— Следуйте за мной.
Собрав вещи, солдаты один за другим начали двигаться сквозь темноту, едва различая впереди идущего. Через несколько сот шагов остановились.
— Ждите здесь, — сказал солдат Крофту.
Ред сплюнул и разразился ругательствами. Рота огневой поддержки снова открыла огонь, звуки выстрелов казались теперь намного громче. Уилсон сбросил свой рюкзак на землю и пробормотал:
— Через какие-нибудь полминуты снаряды где-то взорвутся и полетят чьи-то головы. — Он глубоко вздохнул и сел на мокрую землю. — Можно было бы придумать для нас что-нибудь получше, чем ходить вот так всю ночь вокруг да около. Я теперь что-то уже не пойму, жарко мне или холодно.
Над землей стояла перенасыщенная влагой тяжелая туманная дымка. Из-за мокрой непросыхающей одежды было холодно, а из-за неподвижного тяжелого ночного воздуха — душно. Где-то неподалеку рвались японские снаряды. Солдаты молча прислушивались.
Гремя винтовками, ударявшимися о стальные каски и пряжки рюкзаков, мимо прошел взвод. Где-то рядом взвилась осветительная ракета; солдаты на светлом фоне были похожи на темные тени, движущиеся в лучах театральных прожекторов. Торчащие в разные стороны винтовки и рюкзаки создавали впечатление, что идут горбатые люди. Общий шум от их движения был таким же запутанным и сложным, как шум от движения колонны автомашин: он напоминал шуршание волн у бортов судна. Осветительная ракета погасла, взвод солдат прошел. Теперь с той стороны, куда они ушли, доносилось лишь слабое металлическое постукивание винтовок о каски.
Невдалеке началась интенсивная перестрелка, послышались характерные хлопающие звуки выстрелов из японских винтовок. Ред повернулся к Вайману и заметил:
— Слышишь, как они стреляют: тик-бум, тик-бум. Их ни с чем не спутаешь.
На огонь противника отвечало лишь несколько американских винтовок; выстрелы из них казались более мощными, как будто кто-то с размаху стукал по столу широким кожаным ремнем. Вайман беспокойно заерзал.
— Как ты думаешь, японцы далеко от нас? — спросил он у Крофта.
— Откуда я знаю, — ответил тот, — может, далеко, а может, и близко. Потерпи, парень, скоро и сам увидишь.
— Черта с два увидит, — вмешался Ред. — Мы просидим здесь, наверное, всю ночь.
— Но ты ведь ничего не имеешь против этого, Волсен, правда? — насмешливо спросил Крофт.
— Да, не имею. Я ведь не герой.
Мимо прошла еще одна группа солдат. По направлению К биваку проехало несколько грузовых автомашин. Вайман лег на землю.
Он был несколько огорчен тем, что первая боевая ночь проходит так нудно, что его даже клонит ко сну. Вскоре он почувствовал, однако, что рубашка, и без того мокрая, начала впитывать влагу из земли.
Ему пришлось снова сесть. Стояла невыносимая духота. Вайману очень хотелось закурить, но он понимал, что это невозможно.
Прошло не менее тридцати минут, прежде чем снова появился солдат с приказом двигаться дальше. Первым за ним пошел Крофт, следом — остальные. Провожатый привел их на небольшой участок с низким кустарником, на котором находились шесть противотанковых пушек и взвод солдат. Это были небольшие 37-миллиметровые орудия длиной около шести футов с очень легкой ствольной рамой.
На ровном твердом грунте такое орудие без особых усилий мог бы перемещать один человек.
— Нам предстоит доставить две такие пушки в первый батальон, — сказал Крофт собравшимся вокруг него солдатам. — Я не знаю, насколько тропа в джунглях залита сейчас грязью, но, надо полагать, путь будет нелегкий. Наш взвод пойдет в середине колонны. Мы разделимся на три группы по три человека в каждой — так, чтобы одна группа у нас все время отдыхала. В моей группе будут Уилсон и Галлахер. Ты, Мартинес, бери Волсена и Риджеса, а ты, Толио, — Гольдстейна и Ваймана.
Затем Крофт отошел в сторону и несколько секунд тихо разговаривал с офицером. Вернувшись, он приказал:
— Первой отдыхающей группой будет группа Толио. Ну а теперь трогаемся, — добавил он и направился к одному из орудий. — Тяжелое, черт бы его взял, — сказал он, протащив орудие первые несколько ярдов.
Уилсон и Галлахер начали помогать ему. Потащили свои орудия и солдаты другого взвода, также разделившиеся на несколько групп. Они протащили их по площадке бивака, прошли через проход в проволочном заграждении мимо расположенного здесь пулеметного гнезда.
— Ни пуха ни пера вам, ребята! — крикнул какой-то солдат из пулеметного расчета.
— К черту! — ответил Галлахер. Даже после такого короткого расстояния он чувствовал, что быстро устает.
Всего в колонне было человек пятьдесят; они медленно продвигались по узкой тропе в джунглях. В сотне футов от бивака на тропе стало так темно, что идущих впереди солдат увидеть было невозможно. Переплетающиеся густые ветви деревьев с обеих сторон образовывали как бы крышу над тропой, и солдатам казалось, что они продвигаются по бесконечно длинному тоннелю. Ноги вязли в глубокой густой грязи; прилипая к ботинкам, она делала их в несколько раз тяжелее обычного. Солдаты протаскивали орудие на несколько футов, останавливались, переводили дыхание, снова продвигались на несколько футов и опять останавливались. Орудие то и дело увязало в глубокой грязи, и, чтобы сдвинуть его, трем солдатам приходилось напрягать все свои силы. В целом колонна продвигалась по тропе очень медленно. Из-за темноты солдаты часто натыкались со своим орудием на впереди идущих или, наоборот, отставали настолько, что колонна разделилась в конечном итоге на несколько частей, продвигавшихся по тропе, как куски разрезанного, но все еще живого червя. Замыкавшие колонну оказались в наиболее трудном положении. Проходившие впереди них люди и орудия настолько разбивали тропу, что она превращалась в непроходимое болото. В некоторых местах, чтобы стронуть с места увязшие в грязи орудия, солдатам двух замыкающих групп приходилось поочередно объединять свои усилия.
Ширина тропы составляла всего несколько футов. Солдаты то и дело цеплялись ногами за огромные выступающие из земли корни, а их лица и руки были до крови исцарапаны невидимыми в темноте ветками и колючими шипами. Темнота мешала своевременно обнаруживать повороты, поэтому в некоторых местах, там, где тропа шла под уклон и солдаты пользовались им, чтобы разогнать орудие, последнее часто сходило с тропы и врезалось в густые заросли джунглей. В таких случаях, защищая глаза от колючек и шипов руками, солдаты начинали в темноте трудную операцию по возвращению орудия на тропу.
Японцы могли устроить на тропе засады, но соблюдать тишину, чтобы не обнаружить себя, было совершенно немыслимо. Орудия скрипели, громыхали и издавали громкий хлюпающий звук, когда колеса засасывало в грязь. Солдаты неистово матерились и тяжело дышали, словно борцы в длительной схватке. Команды и отдельные слова отдавались глухим эхом и пропадали в общем хоре ругательств и хриплых восклицаний людей, выполняющих очень тяжелую работу. Они тащили орудия уже целый час. Для них теперь не существовало ничего, кроме этих проклятых пушек, которые надо было протащить через всю тропу. Одежда пропиталась потом; пот скатывался со лба на глаза и разъедал их до боли. Солдаты цеплялись руками за орудие, спотыкаясь и проклиная все на свете, протаскивали его на несколько футов вперед, останавливались и снова тащили, почти не сознавая, что делают.
Когда приходило время смены, выбившиеся из сил солдаты или шли, шатаясь от усталости, рядом с орудием, стремясь восстановить дыхание, или на некоторое время отставали, чтобы отдохнуть сидя.
Примерно через каждые десять минут вся колонна останавливалась, чтобы отставшие могли догнать ушедших вперед. Во время таких остановок солдаты ложились на середине тропы, не обращая внимания на заливавшую их жидкую грязь. Им казалось, что они шли по тропе уже несколько часов; восстанавливать дыхание удавалось с трудом; пустые желудки вызывали позывы на рвоту. Некоторые солдаты начали сбрасывать с себя особенно тяжелые предметы снаряжения; один за другим они сбросили тяжелые стальные каски.
Воздух под непроницаемым куполом растительности так и не остыл и оставался таким же невыносимо теплым, как и днем.
Во время одной остановки офицер, шедший во главе колонны, вернулся по тропе назад, чтобы отыскать Крофта.
— Сержант Крофт! Где сержант Крофт? — крикнул он.
Его слова повторяли по цепочке, пока их не услышал Крофт.
— Я здесь, сэр, — ответил он, и они зашагали навстречу друг другу по глубокой вязкой грязи.
— Ну как твои солдаты? — спросил офицер.
— О'кей.
Они сели около тропы.
— Напрасно мы это затеяли, но теперь уж никуда не денешься, — сказал офицер, тяжело дыша.
Крофт, с его худощавостью, переносил физическую нагрузку сравнительно хорошо, но и его голос дрожал от усталости, а речь была короткой, отрывистой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Кажется, мы уже близко к передовой, — предположил кто-то.
Ракета погасла, на горизонте проступило бледное зарево.
— Что-то горит, — сказал Толио.
— Кажется, там идет жаркий бой, — тихо произнес Вайман, обращаясь к Реду.
— Просто они прощупывают друг друга, — успокоил тот. — Если сегодня начнется настоящий бой, шума будет несравненно больше.
После нескольких очередей пулемет смолк. Где-то шлепнулось несколько мин, послышались глухие лающие взрывы. Застрочил еще один пулемет, расположенный значительно дальше. Потом снова наступила тишина, и машины двинулись по темной, покрытой грязью дороге.
Через несколько минут они опять остановились. Какой-то солдат в задней части кузова попытался закурить сигарету.
— Сейчас же прекрати эти штучки, — сердито приказал Крофт.
Это был солдат из другого взвода. Он недовольно заворчал на Крофта:
— А кто ты такой, чтобы приказывать мне? Сколько можно терпеть? Я курить хочу.
— Сейчас же погаси сигарету, — повторил Крофт угрожающим тоном.
Поколебавшись несколько секунд, солдат повиновался и потушил прикуренную сигарету. Крофт был раздражен и нервничал. Не из-за страха, конечно, а просто из-за напряжения.
Ред обдумывал, стоит ли ему закурить. Он почти не разговаривал с Крофтом с тех пор, как они поссорились на берегу, и ему хотелось бросить сержанту вызов. Собственно, Ред был уверен, что не закурит, но пытался понять почему: то ли потому, что нельзя было нарушать маскировку, то ли потому, что боится Крофта. «Черт с ним, — решил он наконец, — у меня еще будет возможность поспорить с ним, и я докажу, кто прав, а кто нет. Надо просто выбрать подходящий момент».
Машины снова медленно поползли по дороге. Через несколько минут послышались чьи-то голоса, и машина со взводом Крофта свернула на какую-то тропу в джунглях. Тропа была очень узкая, машина продвигалась медленно, цепляясь за низко свисавшие ветви деревьев. Чтобы не оказаться исцарапанными, а то и просто стянутыми на землю, сидящим в машине пришлось низко нагнуться. Ред достал из-за пазухи несколько заскочивших туда листьев и поранил палец какой-то колючкой. Обтерев выступившую кровь о штанину, он начал искать свой рюкзак, который забросил куда-то, когда садился в машину. Ноги у него затекли, и он с трудом пытался разогнуть их.
— Не слезайте с машины, пока не будет приказа! — крикнул Крофт.
Пройдя некоторое расстояние, машины остановились. Из темноты вокруг них послышались приглушенные голоса. Стояла жуткая тишина. Солдаты переговаривались шепотом. Какой-то офицер постучал по борту машины и приказал:
— Вылезайте и держитесь все вместе.
Солдаты начали спрыгивать на землю. Их движения были медленными, неуверенными. Прыгали с пятифутовой высоты в темноту, не представляя себе, какой грунт под ногами.
— Откройте задний борт, — предложил кто-то громким голосом.
После разгрузки новое молчаливое ожидание. Машины медленно попятились назад, на дорогу, чтобы отправиться в следующий рейс.
— Есть ли среди вас офицеры? — спросил тот же человек, который приказал выходить из машины.
Некоторые из солдат захихикали.
— Прекратите смех! — приказал офицер. — Взводные сержанты, ко мне!
Крофт и сержант саперно-подрывного взвода подошли.
— Большинство моих солдат в следующей машине, — заявил сержант саперного взвода.
Офицер приказал ему собрать всех вместе. После минутного разговора с офицером Крофт возвратился к своему взводу и заявил:
— Нам придется ждать.
Солдаты медленно собрались вокруг едва различимого в темноте дерева.
— А где мы сейчас находимся? — поинтересовался Риджес.
— В штабе второго батальона, — ответил Крофт. — Какой же ты солдат: все это время работал на дороге, а теперь даже не знаешь, где находишься?
— Я работал, а не сидел сложа руки и не осматривал окрестности! — ответил Риджес, громко рассмеявшись.
Крофт приказал ему соблюдать тишину. Солдаты уселись вокруг дерева. Наступила тишина. В лесу, где-то на расстоянии примерно пятисот ярдов, раздался артиллерийский залп. На какой-то момент джунгли осветились ярким светом.
— А почему артиллерия так близко от нас? — поинтересовался Уилсон.
— Это рота огневой поддержки, — ответил ему кто-то.
— Только и знай: сиди на мокрой земле и жди, — сказал, глубоко вздохнув, Уилсон.
— По-моему, командование организовало все это дело очень неразумно, — заметил Гольдстейн тоном, явно указывавшим, что он хочет вызвать обсуждение действий начальства.
— Опять ты суешь свой нос куда не следует? — сердито оборвал его Крофт.
— Я просто выражаю свое мнение, — возразил Гольдстейн.
«Антисемит», — подумал он про себя о Крофте.
— Мнение! — передразнил его Крофт, презрительно сплюнув на землю. — Свое мнение выражают только болтливые бабы!
— Эй, Гольдстейн, может, устроить тебе трибуну? — насмешливо спросил Галлахер.
— Можно подумать, что ты всем доволен, — робко возразил Гольдстейн.
— Брось ты эту чепуху! — воскликнул Галлахер после короткой паузы. — Тебе что, фаршированной рыбки захотелось?
Снова застрекотал пулемет. В ночной тиши казалось, что он где-то совсем близко.
— Мне не нравится твоя манера говорить со мной, — заявил Гольдстейн.
— Знаешь что, пошел-ка ты к чертовой матери! — не унимался Галлахер. — Иди сходи в кусты, посиди, а не то наложишь в штаны.
— Я не позволю так разговаривать со мной, — возразил Гольдстейн дрожащим голосом.
Насмешки Галлахера возмущали Гольдстейна до глубины души.
Мысль о драке с Галлахером была ему противна, и в то же время он считал, что должен решиться на нее. Эти идиоты только и знают, что кулаками размахивать.
В спор вмешался Ред; ему никогда не нравились бурные проявления страстей.
— Тихо, тихо, — проворчал он. — Через какие-нибудь минуты появятся япошки, и у вас будет с кем подраться. Драка из-за армии, ха! Что касается меня, то я считаю, что порядка в ней нет с тех пор, как посадили на коня Вашингтона.
— Ты не прав, Ред, — вмешался Толио. — Нельзя так говорить о Джордже Вашингтоне.
— Да ты самый настоящий бойскаут, Толио! — сказал Ред насмешливо, хлопнув рукой по колену. — Не допустишь, чтобы осквернили наш флаг, да?
Толио вспомнил о прочитанной когда-то книге под названием «Человек без родины». «Ред совсем как герой этой книги», — решил он про себя.
— Я считаю, что есть такие вещи, над которыми смеяться стыдно, — заметил он сердито.
— Знаешь что я скажу тебе, паренек? — насмешливо спросил Ред.
Толио знал, что Ред намерен зло пошутить над ним, но не удержался и спросил:
— Что?
— Единственное, что плохо в нашей армии, так это то, что она никогда не проигрывала войны.
— Ты что же, полагаешь, что мы должны проиграть эту войну? — удивился Толио.
Ред а как прорвало:
— А что, по-твоему, я должен иметь против этих проклятых японцев? Ты думаешь, я опечалюсь, если они удержат вот эти джунгли? А какая мне польза от того, что Каммингс получит еще одну звезду на погоны?
— А что генерал Каммингс? Он хороший человек, — вмешался Мартинес.
— Хороших офицеров не бывает вообще, — убежденно заявил Ред. — Они просто аристократы. По крайней мере считают себя аристократами. А генерал Каммингс ничем не лучше меня. В уборной после него пахнет так же, как и после меня.
Начав говорить шепотом, все спорили теперь почти в полный голос. Крофту разговор явно не нравился, и он приказал:
— Прекратите болтовню.
Гольдстейна все еще трясло от возбуждения. Чувство обиды было столь велико, что на глазах у него появились слезы. Вмешательство Реда еще больше расстроило его, он чувствовал, что сейчас ввяжется в спор. Гольдстейну неудержимо хотелось ответить Галлахеру, но он боялся, что, как только откроет рот, сразу же неудержимо расплачется, как маленький ребенок. Поэтому он молчал и изо всех сил старался успокоиться.
К ним подошел солдат.
— Это разведывательный взвод? — спросил он.
— Да, — ответил Крофт.
— Следуйте за мной.
Собрав вещи, солдаты один за другим начали двигаться сквозь темноту, едва различая впереди идущего. Через несколько сот шагов остановились.
— Ждите здесь, — сказал солдат Крофту.
Ред сплюнул и разразился ругательствами. Рота огневой поддержки снова открыла огонь, звуки выстрелов казались теперь намного громче. Уилсон сбросил свой рюкзак на землю и пробормотал:
— Через какие-нибудь полминуты снаряды где-то взорвутся и полетят чьи-то головы. — Он глубоко вздохнул и сел на мокрую землю. — Можно было бы придумать для нас что-нибудь получше, чем ходить вот так всю ночь вокруг да около. Я теперь что-то уже не пойму, жарко мне или холодно.
Над землей стояла перенасыщенная влагой тяжелая туманная дымка. Из-за мокрой непросыхающей одежды было холодно, а из-за неподвижного тяжелого ночного воздуха — душно. Где-то неподалеку рвались японские снаряды. Солдаты молча прислушивались.
Гремя винтовками, ударявшимися о стальные каски и пряжки рюкзаков, мимо прошел взвод. Где-то рядом взвилась осветительная ракета; солдаты на светлом фоне были похожи на темные тени, движущиеся в лучах театральных прожекторов. Торчащие в разные стороны винтовки и рюкзаки создавали впечатление, что идут горбатые люди. Общий шум от их движения был таким же запутанным и сложным, как шум от движения колонны автомашин: он напоминал шуршание волн у бортов судна. Осветительная ракета погасла, взвод солдат прошел. Теперь с той стороны, куда они ушли, доносилось лишь слабое металлическое постукивание винтовок о каски.
Невдалеке началась интенсивная перестрелка, послышались характерные хлопающие звуки выстрелов из японских винтовок. Ред повернулся к Вайману и заметил:
— Слышишь, как они стреляют: тик-бум, тик-бум. Их ни с чем не спутаешь.
На огонь противника отвечало лишь несколько американских винтовок; выстрелы из них казались более мощными, как будто кто-то с размаху стукал по столу широким кожаным ремнем. Вайман беспокойно заерзал.
— Как ты думаешь, японцы далеко от нас? — спросил он у Крофта.
— Откуда я знаю, — ответил тот, — может, далеко, а может, и близко. Потерпи, парень, скоро и сам увидишь.
— Черта с два увидит, — вмешался Ред. — Мы просидим здесь, наверное, всю ночь.
— Но ты ведь ничего не имеешь против этого, Волсен, правда? — насмешливо спросил Крофт.
— Да, не имею. Я ведь не герой.
Мимо прошла еще одна группа солдат. По направлению К биваку проехало несколько грузовых автомашин. Вайман лег на землю.
Он был несколько огорчен тем, что первая боевая ночь проходит так нудно, что его даже клонит ко сну. Вскоре он почувствовал, однако, что рубашка, и без того мокрая, начала впитывать влагу из земли.
Ему пришлось снова сесть. Стояла невыносимая духота. Вайману очень хотелось закурить, но он понимал, что это невозможно.
Прошло не менее тридцати минут, прежде чем снова появился солдат с приказом двигаться дальше. Первым за ним пошел Крофт, следом — остальные. Провожатый привел их на небольшой участок с низким кустарником, на котором находились шесть противотанковых пушек и взвод солдат. Это были небольшие 37-миллиметровые орудия длиной около шести футов с очень легкой ствольной рамой.
На ровном твердом грунте такое орудие без особых усилий мог бы перемещать один человек.
— Нам предстоит доставить две такие пушки в первый батальон, — сказал Крофт собравшимся вокруг него солдатам. — Я не знаю, насколько тропа в джунглях залита сейчас грязью, но, надо полагать, путь будет нелегкий. Наш взвод пойдет в середине колонны. Мы разделимся на три группы по три человека в каждой — так, чтобы одна группа у нас все время отдыхала. В моей группе будут Уилсон и Галлахер. Ты, Мартинес, бери Волсена и Риджеса, а ты, Толио, — Гольдстейна и Ваймана.
Затем Крофт отошел в сторону и несколько секунд тихо разговаривал с офицером. Вернувшись, он приказал:
— Первой отдыхающей группой будет группа Толио. Ну а теперь трогаемся, — добавил он и направился к одному из орудий. — Тяжелое, черт бы его взял, — сказал он, протащив орудие первые несколько ярдов.
Уилсон и Галлахер начали помогать ему. Потащили свои орудия и солдаты другого взвода, также разделившиеся на несколько групп. Они протащили их по площадке бивака, прошли через проход в проволочном заграждении мимо расположенного здесь пулеметного гнезда.
— Ни пуха ни пера вам, ребята! — крикнул какой-то солдат из пулеметного расчета.
— К черту! — ответил Галлахер. Даже после такого короткого расстояния он чувствовал, что быстро устает.
Всего в колонне было человек пятьдесят; они медленно продвигались по узкой тропе в джунглях. В сотне футов от бивака на тропе стало так темно, что идущих впереди солдат увидеть было невозможно. Переплетающиеся густые ветви деревьев с обеих сторон образовывали как бы крышу над тропой, и солдатам казалось, что они продвигаются по бесконечно длинному тоннелю. Ноги вязли в глубокой густой грязи; прилипая к ботинкам, она делала их в несколько раз тяжелее обычного. Солдаты протаскивали орудие на несколько футов, останавливались, переводили дыхание, снова продвигались на несколько футов и опять останавливались. Орудие то и дело увязало в глубокой грязи, и, чтобы сдвинуть его, трем солдатам приходилось напрягать все свои силы. В целом колонна продвигалась по тропе очень медленно. Из-за темноты солдаты часто натыкались со своим орудием на впереди идущих или, наоборот, отставали настолько, что колонна разделилась в конечном итоге на несколько частей, продвигавшихся по тропе, как куски разрезанного, но все еще живого червя. Замыкавшие колонну оказались в наиболее трудном положении. Проходившие впереди них люди и орудия настолько разбивали тропу, что она превращалась в непроходимое болото. В некоторых местах, чтобы стронуть с места увязшие в грязи орудия, солдатам двух замыкающих групп приходилось поочередно объединять свои усилия.
Ширина тропы составляла всего несколько футов. Солдаты то и дело цеплялись ногами за огромные выступающие из земли корни, а их лица и руки были до крови исцарапаны невидимыми в темноте ветками и колючими шипами. Темнота мешала своевременно обнаруживать повороты, поэтому в некоторых местах, там, где тропа шла под уклон и солдаты пользовались им, чтобы разогнать орудие, последнее часто сходило с тропы и врезалось в густые заросли джунглей. В таких случаях, защищая глаза от колючек и шипов руками, солдаты начинали в темноте трудную операцию по возвращению орудия на тропу.
Японцы могли устроить на тропе засады, но соблюдать тишину, чтобы не обнаружить себя, было совершенно немыслимо. Орудия скрипели, громыхали и издавали громкий хлюпающий звук, когда колеса засасывало в грязь. Солдаты неистово матерились и тяжело дышали, словно борцы в длительной схватке. Команды и отдельные слова отдавались глухим эхом и пропадали в общем хоре ругательств и хриплых восклицаний людей, выполняющих очень тяжелую работу. Они тащили орудия уже целый час. Для них теперь не существовало ничего, кроме этих проклятых пушек, которые надо было протащить через всю тропу. Одежда пропиталась потом; пот скатывался со лба на глаза и разъедал их до боли. Солдаты цеплялись руками за орудие, спотыкаясь и проклиная все на свете, протаскивали его на несколько футов вперед, останавливались и снова тащили, почти не сознавая, что делают.
Когда приходило время смены, выбившиеся из сил солдаты или шли, шатаясь от усталости, рядом с орудием, стремясь восстановить дыхание, или на некоторое время отставали, чтобы отдохнуть сидя.
Примерно через каждые десять минут вся колонна останавливалась, чтобы отставшие могли догнать ушедших вперед. Во время таких остановок солдаты ложились на середине тропы, не обращая внимания на заливавшую их жидкую грязь. Им казалось, что они шли по тропе уже несколько часов; восстанавливать дыхание удавалось с трудом; пустые желудки вызывали позывы на рвоту. Некоторые солдаты начали сбрасывать с себя особенно тяжелые предметы снаряжения; один за другим они сбросили тяжелые стальные каски.
Воздух под непроницаемым куполом растительности так и не остыл и оставался таким же невыносимо теплым, как и днем.
Во время одной остановки офицер, шедший во главе колонны, вернулся по тропе назад, чтобы отыскать Крофта.
— Сержант Крофт! Где сержант Крофт? — крикнул он.
Его слова повторяли по цепочке, пока их не услышал Крофт.
— Я здесь, сэр, — ответил он, и они зашагали навстречу друг другу по глубокой вязкой грязи.
— Ну как твои солдаты? — спросил офицер.
— О'кей.
Они сели около тропы.
— Напрасно мы это затеяли, но теперь уж никуда не денешься, — сказал офицер, тяжело дыша.
Крофт, с его худощавостью, переносил физическую нагрузку сравнительно хорошо, но и его голос дрожал от усталости, а речь была короткой, отрывистой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88