Если тост прямоугольный,
запихивать его в рот приходится боком, точно так же, как заносишь в узкую д
верь холла громоздкий комод: надо захватить краем рта один уголок тоста,
а потом осторожно повернуть тост, растягивая рот так, чтобы в него вмести
лся и второй уголок; только после этого тост можно грызть. Если ломтик тре
угольный, большая часть острого угла помещается в рот так, что ее удобно ж
евать; но неудобная часть прямоугольного тоста выходит из-под контроля
прямо на выпуклом корне языка. За одну станцию до своей я сделал вывод, что
в уходе от ровного разреза к диагональному имелась своя логика и что это
й традицией мы, вопреки всем представлениям, обязаны не просто вкусам бу
фетных поваров.
Затем я задумался, насколько опоздаю на работу. Наручные часы у меня отня
ли неделю назад, угрожая расправой, но я с надеждой окинул взглядом умень
шающийся в перспективе строй кистей и запястий, держащихся за металличе
ские поручни вагона. Я заметил немало мужских и женских часов, но почему-т
о именно в это утро не смог разглядеть, какое время показывают их стрелки.
Одни были повернуты ко мне не циферблатом, а пряжкой, другие находились с
лишком далеко; женские Ц слишком мелкие, у некоторых отсутствовали цифр
ы по окружности, поэтому часы напоминали вафли «Некко» всем, кроме своих
владельцев; у остальных блики хрустальных стекол или диодов мешали разг
лядеть стрелки. Часы на расстоянии фута от моей головы, принадлежащие че
ресчур старательно выбритому мужчине с газетой, сложенной в миниатюрны
й квадратик, были мне видны ровно наполовину Ц причем ненужную, а вторую,
нужную, скрывала манжета, так что я без труда читал прописные буквы завер
шающего «-же» торговой марки, но мог лишь догадываться, что девяти еще нет
. Пожалуй, эта манжета была накрахмалена профессиональнее моей.
И в эту самую минуту (не могу сказать точно, какую именно) я вдруг осознал, ч
то преодолел свойственный всем человеческим существам этап стремитель
ного роста и в настоящее время застрял на промежуточной стадии личного р
азвития. Я не дрогнул, не повел бровью и ничем внешне себя не выдал. В сущно
сти, когда первое потрясение миновало, новое ощущение не показалось непр
иятным. Я оформился; я Ц тот самый человек, который злоупотребляет выраж
ением «в сущности». Я Ц тот человек, который стоит в вагоне метро и размыш
ляет о намазывании тоста маслом Ц и не просто тоста, а с изюмом: когда выс
окий, хрусткий скрип масляного ножа приглушается редким соприкосновен
ием с мягкими, распаренными тельцами изюминок, а если изюмина сидит в мяк
ише точно по линии разреза, она иногда вываливается, когда берешь ломтик,
целая, хоть и со вмятинкой. Я Ц человек, величайшими открытиями которого
скорее всего будут нюансы пользования туалетными принадлежностями в о
дежде. Я Ц мужчина, но далеко не той величины, какой надеялся достичь.
Поднимаясь на эскалаторе на поверхность, я попытался воскресить первон
ачальную боль, вызванную открытием; я много слышал о людях, переживших вн
езапные озарения, но сам столкнулся с таким впервые. К тому времени, как я
вышел из метро, я решил, что недавнее событие достаточно серьезно, чтобы о
тметить его, пусть даже ценой опоздания, кофе с кексом в какой-нибудь хоро
шей кофейне. Но пока я наблюдал, как девушка торопливо расправляет пакет
ик для моего пенопластового стакана и завернутого в салфетку кекса, так
же расслабленно всплескивая кистью, как делала мама, когда стряхивала гр
адусник (ведь это самый быстрый способ открыть пакет), потом осыпает поку
пку пригоршнями пластмассовых ложечек, пакетиков с сахаром, салфеток и к
усочков масла, меня вдруг потянуло в офис: я с нетерпением ждал обмена утр
енними откровениями с Дэйвом, Сью, Тиной, Эйбом, Стивом и остальными, когда
, прислонившись к дверным косякам или перегородкам, смогу описать, как пр
оцесс развития моей личности вдруг застопорился прямо в метро, и я стал н
овехоньким взрослым. Я оправил манжеты и толкнул вращающуюся дверь, напр
авляясь на работу.
Глава восьмая
Позднее я с облегчением и разочарованием обнаружил, что отнюдь не застыл
в своем развитии, как мне казалось тем утром, но, несмотря на это, продолжа
л считать памятный день примечательной вехой, сменой этапов, какая бывае
т раз в жизни. А теперь запомним, что двадцать три года Ц решительный и оп
ределенный конец моего детства, и предположим, что каждый день у меня воз
никает постоянное количество новых мыслей. (Эти мысли только для меня но
вы и еще необдуманны, даже если остальные считают их избитыми и банальны
ми; реальное количество этих мыслей не имеет значения Ц одна, три, тридца
ть пять или триста в день; оно зависит от эффективности фильтра, отличающ
его повторы от новинок, а также от моей способности мыслить по-новому Ц д
о тех пор, пока она остается постоянной.) Допустим, каждая из этих новых мы
слей, возникнув, не разлагается до определенной степени в процессе анали
за, а скорее остается целостной, чтобы потом в любой момент всплыть в памя
ти, даже если конкретное событие или более поздняя новая мысль, способны
е напомнить мне об этой ранней мысли, никогда не появятся. Известно, что мо
я память начала стабильно функционировать в шестилетнем возрасте. Исхо
дя из этих трех упрощающих допущений, получим: к тому моменту, как в метро
по дороге на работу я вдруг почувствовал себя взрослым, я должен был зало
жить на хранение детские мысли за семнадцать лет (23 Ц 6 = 17). Следовательно, з
аключил я недавно
К этому выводу я пришел, когда быстро вел машину в темноте по шоссе
, где всего за несколько дней до того мусоровоз напомнил мне о железнодор
ожном костыле и фокусе с белым фоном. Я размышлял о том, что лишь переселив
шись в пригород, заметил, как окурки, щелчком выброшенные в щели приоткры
тых окон невидимыми жителями пригородов, едущими впереди меня, падают на
холодное незримое шоссе и рассыпаются крошечным фейерверком табачных
искр, и это зрелище производит на меня такое же впечатление, как последни
е кадры «Рискованного бизнеса»: полуночный поезд чикагской подземки вы
секает во мраке сноп искр, затормозив под надменное «кш-ш!» литавр в убаюк
ивающих электронных ритмах саундтрека, Ц только сигаретные искры были
бледным подобием этой глубокой сцены, еще теплые от чужих губ и легких ос
танки сигарет возникали прямо перед фарами и тускнели в их свете, когда м
ашина оставляла позади подпрыгивающий и вращающийся волчком окурок, чт
о двигался со скоростью 40 миль в час, в то время как машина Ц со скоростью 45
миль. Это напомнило мне, как в детстве при поездках на машине я приоткрыва
л окно, выбрасывал огрызок яблока или груши, впуская в салон свист воздух
а и шум, и смотрел, как мой огрызок удаляется в перспективе, еще продолжая
подпрыгивать и вертеться, внезапно превратившись из предмета, который я
держал в руке, в ничейный предмет, в мусор, валяющийся посреди ничем не при
мечательного, соединяющего два населенных пункта шоссе. И я ломал голову
: неужели люди, швыряющие в темноту окурки, делают это просто чтобы не пачк
ать пепельницу, или глотнуть свежего воздуха, ворвавшегося в приоткрыто
е на четверть окно, или они знают, какими возвышенными мыслями обязаны им
некурящие, и заботятся о нас Ц может, курильщики тоже обращают внимание
на шлейф фейерверков за машинами других курильщиков? А если они с нарком
анской сентиментальностью и эгоизмом ассоциируют эту скоростную крема
цию и рассеивание праха с более длинной траекторией собственной жизни
Ц «ввергнут во мрак в сиянии славы», и т.д.? Эти мысли, как новые, так и повто
ры, я перебирал в голове, когда и пришел к этому выводу.
, мне необходимо и впредь прибавлять к этому запасу по несколько но
вых мыслей ежедневно, вплоть до сорока лет (23 + 17 = 40), и тогда у меня наконец ско
пится достаточно разношерстных зрелых мыслей, чтобы перевесить и вытес
нить все детские Ц и я вступлю в возраст Совершеннолетия. Об этом момент
е я прежде не подозревал, однако он быстро приобрел статус вожделенной, м
анящей цели. В этот миг я наконец обрету понимание, буду последовательно
находить прошлому мудрое и взвешенное применение; у любого предмета, при
званного мной на рассмотрение, появится целая кипа дополнений, датирова
нных моим третьим или четвертым десятком лет, вытеснивших окрашенный в ц
вета новизны припев «когда мне было восемь», «когда я был маленьким» или
«когда я учился в четвертом классе», в силу необходимости выступавший ра
нее на первый план. Средний возраст. Средний возраст!
Когда я на мгновение замер в двух футах от эскалатора в конце обеденного
перерыва в день лопнувшего шнурка, с «пингвиновским» изданием «Размышл
ений» Аврелия и пакетом из «Си-ви-эс», я уже два года шел к великой цели, хо
тя покамест не сознавал этого отчетливо; другими словами, 2/17 и приблизите
льно 12% мыслей, которыми я располагал в тот момент, были взрослыми мыслями,
а остальные Ц детскими, и с ними приходилось мириться.
По стечению обстоятельств как раз в это время эскалаторы были абсолютно
пусты, никто не спускался и не поднимался, хотя обычно под конец обеденно
го перерыва здесь возникала толчея. Отсутствие пассажиров в сочетании с
негромким гудением эскалаторов пробудили во мне признательность к это
му металлическому подъемному механизму. Ребристые плоскости выезжали
из-под вестибюльного пола и почти с ботанической методичностью распада
лись на отдельные ступеньки. В начале пути каждая ступенька становилась
индивидуальностью, легко отличимой от остальных, но поднявшись на неско
лько футов, терялась среди других, поскольку взгляд перемещался коротки
ми прыжками, следуя за медленным движением объекта, и иногда при прыжке п
адал на ступеньку выше той, за которой наблюдал; после этого невольно пер
еводишь глаза на еще не сформировавшуюся часть подъема, где различить ст
упеньки легче. Это все равно что провожать глазами изогнутый выступ медл
енно вращающегося наконечника сверла или, визуально увеличив желобки н
а виниловом диске, пытаться войти в первый, пронестись по спирали, пока пл
астинка вертится, и почти сразу заплутать в серых витках.
Поскольку на эскалаторе не было других пассажиров, можно было сыграть в
суеверную игру, которой я часто развлекался во время поездок; целью игры
было добраться до самого верха раньше, чем кто-либо еще ступит на эскалат
ор впереди или позади меня. Старательно сохраняя скучающее выражение ли
ца и размеренно скользя вверх по длинной гипотенузе, внутренне я изнывал
от полуистерического возбуждения, подобное которому ощущаешь, когда за
тобой одним гонятся при игре в пятнашки, но предварительно убедив себя и
к концу поездки окончательно уверовав в то, что, если мой попутчик встане
т на эскалатор раньше, чем я с него сойду, он или она замкнет цепь и поразит
меня током.
В этой игре я часто проигрывал, но с тех пор, как увлекся ею, она стала для ме
ня чем-то вроде возможности пощекотать себе нервы, и я поначалу вздохнул
с облегчением, заметив голову некоего Боба Лири на верху эскалатора, вед
ущего вниз, Ц ведь с ним играть было бы невозможно. Мы с Бобом никогда не п
еребрасывались даже парой фраз, что вполне достаточно для знакомства в к
рупных компаниях, однако знали друг друга потому, что видели фамилии в сп
иске полученных сообщений и на дверях кабинетов; ощущение дискомфорта, п
очти что вины, было связано с тем, что мы так и не удосужились взять на себя
элементарную задачу представиться, и этот дискомфорт от встречи к встре
че только усиливался. В офисе всегда присутствует остаточная группа люд
ей, с которыми ты еще не знаком и не шутишь о погоде; этот остаток постепен
но уменьшается, и Боб Ц один из последних его представителей. Его лицо мн
е настолько примелькалось, что нынешний статус незнакомца приводил в за
мешательство, и уверенность, что мы с Бобом следуем встречными курсами, о
н Ц вниз, а я Ц наверх, и обречены разминуться на середине, в двадцати фут
ах над полом гигантского, похожего на склеп вестибюля из красного мрамор
а, где нам придется скрестить взгляды, кивнуть и что-то пробормотать, или
упорно смотреть в пустоту, или сделать вид, будто мы пристально осматрив
аем свое имущество, остро нуждающееся в осмотре именно на эскалаторе, ре
зко отвернуться в момент вынужденной близости, словно рядом никого нет,
и таким образом перенести простой факт, что мы ни разу не обменялись любе
зностями, в высшую плоскость неловкости, Ц эта уверенность переполнила
меня отчаянием и отвращением. Я решил проблему; застыл на полушаге в ту же
секунду, как заметил Боба (еще до того, как он ступил на эскалатор), вскинул
вверх указательный палец, будто вспомнил нечто позабытое, и торопливо на
правился в другую сторону
Невозможно угадать, замечают люди подобны
е уловки или нет. Через несколько недель после несостоявшейся встречи я
налетел на Боба Лири у ксерокса Ц копировальную машину из его отдела от
правили в ремонт Ц и, чтобы искупить собственную трусость в вестибюле п
роявил себя говорливым, дружелюбным и доброжелательным, представился с
ам и даже стал инициатором минутной беседы о снижении прибылей в нынешне
й сфере производства копировальных машин и о воздушном подсосе как элем
енте механизма подачи бумаги, предсказать изобретение которого не смог
бы никто. Больше ничего не потребовалось: с тех пор мы чувствовали себя др
уг с другом абсолютно непринужденно, встречаясь в холле или в туалете, ки
вали и улыбались, даже какое-то время работали вместе над тридцатистран
ичным междепартаментским запросом для автопарка. Мое унизительное бег
ство от встречи с Бобом в тот день на эскалаторе ни разу за годы не омрачил
о наши приятельские отношения.
.
Я быстро прошагал мимо лифтов, поднимающихся на этажи с четвертого по дв
адцать четвертый, пересек вестибюль, миновал длинный низкий список арен
даторов, на черном фоне которого отсвечивали белые фамилии и номера этаж
ей (хотя кое-где на черной пленке виднелись неряшливые надрезы, сделанны
е неопытной рукой, обновлявшей список), потом группировку растений, кото
рую прежде никогда не замечал, и женщину в синем деловом костюме Ц она ли
стала бумаги в жесткой новой папке из манильской бумаги, вынутой из тако
го же новенького портфеля
Я мог с уверенностью сказать, чем она занята
, и это меня радовало. Незнакомка перебирала копии своего резюме, чтобы по
первому требованию не вытащить ненароком одно из худших, с опечаткой в с
лове «Нью-Гепмшир», хотя и такие она не выбрасывала, приберегала для собе
седований в следующем здании Ц на случай, если в свободное время не успе
ет забежать в центр копирования документов, тем более что вторая предлож
енная работа ей все равно не нравилась. Мой кивок, обращенный к женщине, мо
жно было бы счесть покровительственным, но я вкладывал в него дружеский
смысл, поскольку сам когда-то парился в новеньком костюме в вестибюлях, д
ержа наготове пачку резюме, пестревших опечатками.
. Описав по вестибюлю круг, я прошел мимо парней в темных очках, работ
ников почтового отделения, которые расположились на декоративных дива
нах (вообще-то диваны предназначены для претенденток на работу, а не для о
беденных перерывов обслуживающего персонала, неодобрительно подумал я
). Этих ребят я помнил с тех времен, когда был вынужден в последнюю минуту о
тправлять «Ди-эйч-эл»-ом в Падую посылки для какого-то благотворительно
го проекта, в котором участвовала компания, поэтому помахал им рукой. Из п
очтового отделения слышался грохот аппарата компании «Питни Боуэс», ко
торая смачивала и запечатывала конверты, и вдобавок оттискивала на них к
расноватую почтовую эмблему, состоящую из времени обработки, орлиных кр
ыльев и призыва поддержать «Юнайтед Уэй», Ц грохот был гулким и ритмичн
ым, и даже с берушами я ни за что не смог бы весь день торчать в почтовом отд
елении, подобно этим ребятам. Один помахал мне в ответ, но я все-таки увиде
л, как другой (заметная фигура Ц потому что в жаркие дни он носил галстук,
прицепленный V-образным зажимом ко второй пуговице рубашки с расстегнут
ым воротом, так что серые пластмассовые лапки зажима оставались на виду)
подался к остальным, одновременно поглядывая на меня так, словно собирал
ся сказать обо мне гадость, что-нибудь вроде: «Недели две назад проходил я
мимо кабинета этого типа, ну и заглянул, а он как раз выдирал волоски из но
са. Дерг! Рожу скорчит, заноет, на глазах слезы, и аж передернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
запихивать его в рот приходится боком, точно так же, как заносишь в узкую д
верь холла громоздкий комод: надо захватить краем рта один уголок тоста,
а потом осторожно повернуть тост, растягивая рот так, чтобы в него вмести
лся и второй уголок; только после этого тост можно грызть. Если ломтик тре
угольный, большая часть острого угла помещается в рот так, что ее удобно ж
евать; но неудобная часть прямоугольного тоста выходит из-под контроля
прямо на выпуклом корне языка. За одну станцию до своей я сделал вывод, что
в уходе от ровного разреза к диагональному имелась своя логика и что это
й традицией мы, вопреки всем представлениям, обязаны не просто вкусам бу
фетных поваров.
Затем я задумался, насколько опоздаю на работу. Наручные часы у меня отня
ли неделю назад, угрожая расправой, но я с надеждой окинул взглядом умень
шающийся в перспективе строй кистей и запястий, держащихся за металличе
ские поручни вагона. Я заметил немало мужских и женских часов, но почему-т
о именно в это утро не смог разглядеть, какое время показывают их стрелки.
Одни были повернуты ко мне не циферблатом, а пряжкой, другие находились с
лишком далеко; женские Ц слишком мелкие, у некоторых отсутствовали цифр
ы по окружности, поэтому часы напоминали вафли «Некко» всем, кроме своих
владельцев; у остальных блики хрустальных стекол или диодов мешали разг
лядеть стрелки. Часы на расстоянии фута от моей головы, принадлежащие че
ресчур старательно выбритому мужчине с газетой, сложенной в миниатюрны
й квадратик, были мне видны ровно наполовину Ц причем ненужную, а вторую,
нужную, скрывала манжета, так что я без труда читал прописные буквы завер
шающего «-же» торговой марки, но мог лишь догадываться, что девяти еще нет
. Пожалуй, эта манжета была накрахмалена профессиональнее моей.
И в эту самую минуту (не могу сказать точно, какую именно) я вдруг осознал, ч
то преодолел свойственный всем человеческим существам этап стремитель
ного роста и в настоящее время застрял на промежуточной стадии личного р
азвития. Я не дрогнул, не повел бровью и ничем внешне себя не выдал. В сущно
сти, когда первое потрясение миновало, новое ощущение не показалось непр
иятным. Я оформился; я Ц тот самый человек, который злоупотребляет выраж
ением «в сущности». Я Ц тот человек, который стоит в вагоне метро и размыш
ляет о намазывании тоста маслом Ц и не просто тоста, а с изюмом: когда выс
окий, хрусткий скрип масляного ножа приглушается редким соприкосновен
ием с мягкими, распаренными тельцами изюминок, а если изюмина сидит в мяк
ише точно по линии разреза, она иногда вываливается, когда берешь ломтик,
целая, хоть и со вмятинкой. Я Ц человек, величайшими открытиями которого
скорее всего будут нюансы пользования туалетными принадлежностями в о
дежде. Я Ц мужчина, но далеко не той величины, какой надеялся достичь.
Поднимаясь на эскалаторе на поверхность, я попытался воскресить первон
ачальную боль, вызванную открытием; я много слышал о людях, переживших вн
езапные озарения, но сам столкнулся с таким впервые. К тому времени, как я
вышел из метро, я решил, что недавнее событие достаточно серьезно, чтобы о
тметить его, пусть даже ценой опоздания, кофе с кексом в какой-нибудь хоро
шей кофейне. Но пока я наблюдал, как девушка торопливо расправляет пакет
ик для моего пенопластового стакана и завернутого в салфетку кекса, так
же расслабленно всплескивая кистью, как делала мама, когда стряхивала гр
адусник (ведь это самый быстрый способ открыть пакет), потом осыпает поку
пку пригоршнями пластмассовых ложечек, пакетиков с сахаром, салфеток и к
усочков масла, меня вдруг потянуло в офис: я с нетерпением ждал обмена утр
енними откровениями с Дэйвом, Сью, Тиной, Эйбом, Стивом и остальными, когда
, прислонившись к дверным косякам или перегородкам, смогу описать, как пр
оцесс развития моей личности вдруг застопорился прямо в метро, и я стал н
овехоньким взрослым. Я оправил манжеты и толкнул вращающуюся дверь, напр
авляясь на работу.
Глава восьмая
Позднее я с облегчением и разочарованием обнаружил, что отнюдь не застыл
в своем развитии, как мне казалось тем утром, но, несмотря на это, продолжа
л считать памятный день примечательной вехой, сменой этапов, какая бывае
т раз в жизни. А теперь запомним, что двадцать три года Ц решительный и оп
ределенный конец моего детства, и предположим, что каждый день у меня воз
никает постоянное количество новых мыслей. (Эти мысли только для меня но
вы и еще необдуманны, даже если остальные считают их избитыми и банальны
ми; реальное количество этих мыслей не имеет значения Ц одна, три, тридца
ть пять или триста в день; оно зависит от эффективности фильтра, отличающ
его повторы от новинок, а также от моей способности мыслить по-новому Ц д
о тех пор, пока она остается постоянной.) Допустим, каждая из этих новых мы
слей, возникнув, не разлагается до определенной степени в процессе анали
за, а скорее остается целостной, чтобы потом в любой момент всплыть в памя
ти, даже если конкретное событие или более поздняя новая мысль, способны
е напомнить мне об этой ранней мысли, никогда не появятся. Известно, что мо
я память начала стабильно функционировать в шестилетнем возрасте. Исхо
дя из этих трех упрощающих допущений, получим: к тому моменту, как в метро
по дороге на работу я вдруг почувствовал себя взрослым, я должен был зало
жить на хранение детские мысли за семнадцать лет (23 Ц 6 = 17). Следовательно, з
аключил я недавно
К этому выводу я пришел, когда быстро вел машину в темноте по шоссе
, где всего за несколько дней до того мусоровоз напомнил мне о железнодор
ожном костыле и фокусе с белым фоном. Я размышлял о том, что лишь переселив
шись в пригород, заметил, как окурки, щелчком выброшенные в щели приоткры
тых окон невидимыми жителями пригородов, едущими впереди меня, падают на
холодное незримое шоссе и рассыпаются крошечным фейерверком табачных
искр, и это зрелище производит на меня такое же впечатление, как последни
е кадры «Рискованного бизнеса»: полуночный поезд чикагской подземки вы
секает во мраке сноп искр, затормозив под надменное «кш-ш!» литавр в убаюк
ивающих электронных ритмах саундтрека, Ц только сигаретные искры были
бледным подобием этой глубокой сцены, еще теплые от чужих губ и легких ос
танки сигарет возникали прямо перед фарами и тускнели в их свете, когда м
ашина оставляла позади подпрыгивающий и вращающийся волчком окурок, чт
о двигался со скоростью 40 миль в час, в то время как машина Ц со скоростью 45
миль. Это напомнило мне, как в детстве при поездках на машине я приоткрыва
л окно, выбрасывал огрызок яблока или груши, впуская в салон свист воздух
а и шум, и смотрел, как мой огрызок удаляется в перспективе, еще продолжая
подпрыгивать и вертеться, внезапно превратившись из предмета, который я
держал в руке, в ничейный предмет, в мусор, валяющийся посреди ничем не при
мечательного, соединяющего два населенных пункта шоссе. И я ломал голову
: неужели люди, швыряющие в темноту окурки, делают это просто чтобы не пачк
ать пепельницу, или глотнуть свежего воздуха, ворвавшегося в приоткрыто
е на четверть окно, или они знают, какими возвышенными мыслями обязаны им
некурящие, и заботятся о нас Ц может, курильщики тоже обращают внимание
на шлейф фейерверков за машинами других курильщиков? А если они с нарком
анской сентиментальностью и эгоизмом ассоциируют эту скоростную крема
цию и рассеивание праха с более длинной траекторией собственной жизни
Ц «ввергнут во мрак в сиянии славы», и т.д.? Эти мысли, как новые, так и повто
ры, я перебирал в голове, когда и пришел к этому выводу.
, мне необходимо и впредь прибавлять к этому запасу по несколько но
вых мыслей ежедневно, вплоть до сорока лет (23 + 17 = 40), и тогда у меня наконец ско
пится достаточно разношерстных зрелых мыслей, чтобы перевесить и вытес
нить все детские Ц и я вступлю в возраст Совершеннолетия. Об этом момент
е я прежде не подозревал, однако он быстро приобрел статус вожделенной, м
анящей цели. В этот миг я наконец обрету понимание, буду последовательно
находить прошлому мудрое и взвешенное применение; у любого предмета, при
званного мной на рассмотрение, появится целая кипа дополнений, датирова
нных моим третьим или четвертым десятком лет, вытеснивших окрашенный в ц
вета новизны припев «когда мне было восемь», «когда я был маленьким» или
«когда я учился в четвертом классе», в силу необходимости выступавший ра
нее на первый план. Средний возраст. Средний возраст!
Когда я на мгновение замер в двух футах от эскалатора в конце обеденного
перерыва в день лопнувшего шнурка, с «пингвиновским» изданием «Размышл
ений» Аврелия и пакетом из «Си-ви-эс», я уже два года шел к великой цели, хо
тя покамест не сознавал этого отчетливо; другими словами, 2/17 и приблизите
льно 12% мыслей, которыми я располагал в тот момент, были взрослыми мыслями,
а остальные Ц детскими, и с ними приходилось мириться.
По стечению обстоятельств как раз в это время эскалаторы были абсолютно
пусты, никто не спускался и не поднимался, хотя обычно под конец обеденно
го перерыва здесь возникала толчея. Отсутствие пассажиров в сочетании с
негромким гудением эскалаторов пробудили во мне признательность к это
му металлическому подъемному механизму. Ребристые плоскости выезжали
из-под вестибюльного пола и почти с ботанической методичностью распада
лись на отдельные ступеньки. В начале пути каждая ступенька становилась
индивидуальностью, легко отличимой от остальных, но поднявшись на неско
лько футов, терялась среди других, поскольку взгляд перемещался коротки
ми прыжками, следуя за медленным движением объекта, и иногда при прыжке п
адал на ступеньку выше той, за которой наблюдал; после этого невольно пер
еводишь глаза на еще не сформировавшуюся часть подъема, где различить ст
упеньки легче. Это все равно что провожать глазами изогнутый выступ медл
енно вращающегося наконечника сверла или, визуально увеличив желобки н
а виниловом диске, пытаться войти в первый, пронестись по спирали, пока пл
астинка вертится, и почти сразу заплутать в серых витках.
Поскольку на эскалаторе не было других пассажиров, можно было сыграть в
суеверную игру, которой я часто развлекался во время поездок; целью игры
было добраться до самого верха раньше, чем кто-либо еще ступит на эскалат
ор впереди или позади меня. Старательно сохраняя скучающее выражение ли
ца и размеренно скользя вверх по длинной гипотенузе, внутренне я изнывал
от полуистерического возбуждения, подобное которому ощущаешь, когда за
тобой одним гонятся при игре в пятнашки, но предварительно убедив себя и
к концу поездки окончательно уверовав в то, что, если мой попутчик встане
т на эскалатор раньше, чем я с него сойду, он или она замкнет цепь и поразит
меня током.
В этой игре я часто проигрывал, но с тех пор, как увлекся ею, она стала для ме
ня чем-то вроде возможности пощекотать себе нервы, и я поначалу вздохнул
с облегчением, заметив голову некоего Боба Лири на верху эскалатора, вед
ущего вниз, Ц ведь с ним играть было бы невозможно. Мы с Бобом никогда не п
еребрасывались даже парой фраз, что вполне достаточно для знакомства в к
рупных компаниях, однако знали друг друга потому, что видели фамилии в сп
иске полученных сообщений и на дверях кабинетов; ощущение дискомфорта, п
очти что вины, было связано с тем, что мы так и не удосужились взять на себя
элементарную задачу представиться, и этот дискомфорт от встречи к встре
че только усиливался. В офисе всегда присутствует остаточная группа люд
ей, с которыми ты еще не знаком и не шутишь о погоде; этот остаток постепен
но уменьшается, и Боб Ц один из последних его представителей. Его лицо мн
е настолько примелькалось, что нынешний статус незнакомца приводил в за
мешательство, и уверенность, что мы с Бобом следуем встречными курсами, о
н Ц вниз, а я Ц наверх, и обречены разминуться на середине, в двадцати фут
ах над полом гигантского, похожего на склеп вестибюля из красного мрамор
а, где нам придется скрестить взгляды, кивнуть и что-то пробормотать, или
упорно смотреть в пустоту, или сделать вид, будто мы пристально осматрив
аем свое имущество, остро нуждающееся в осмотре именно на эскалаторе, ре
зко отвернуться в момент вынужденной близости, словно рядом никого нет,
и таким образом перенести простой факт, что мы ни разу не обменялись любе
зностями, в высшую плоскость неловкости, Ц эта уверенность переполнила
меня отчаянием и отвращением. Я решил проблему; застыл на полушаге в ту же
секунду, как заметил Боба (еще до того, как он ступил на эскалатор), вскинул
вверх указательный палец, будто вспомнил нечто позабытое, и торопливо на
правился в другую сторону
Невозможно угадать, замечают люди подобны
е уловки или нет. Через несколько недель после несостоявшейся встречи я
налетел на Боба Лири у ксерокса Ц копировальную машину из его отдела от
правили в ремонт Ц и, чтобы искупить собственную трусость в вестибюле п
роявил себя говорливым, дружелюбным и доброжелательным, представился с
ам и даже стал инициатором минутной беседы о снижении прибылей в нынешне
й сфере производства копировальных машин и о воздушном подсосе как элем
енте механизма подачи бумаги, предсказать изобретение которого не смог
бы никто. Больше ничего не потребовалось: с тех пор мы чувствовали себя др
уг с другом абсолютно непринужденно, встречаясь в холле или в туалете, ки
вали и улыбались, даже какое-то время работали вместе над тридцатистран
ичным междепартаментским запросом для автопарка. Мое унизительное бег
ство от встречи с Бобом в тот день на эскалаторе ни разу за годы не омрачил
о наши приятельские отношения.
.
Я быстро прошагал мимо лифтов, поднимающихся на этажи с четвертого по дв
адцать четвертый, пересек вестибюль, миновал длинный низкий список арен
даторов, на черном фоне которого отсвечивали белые фамилии и номера этаж
ей (хотя кое-где на черной пленке виднелись неряшливые надрезы, сделанны
е неопытной рукой, обновлявшей список), потом группировку растений, кото
рую прежде никогда не замечал, и женщину в синем деловом костюме Ц она ли
стала бумаги в жесткой новой папке из манильской бумаги, вынутой из тако
го же новенького портфеля
Я мог с уверенностью сказать, чем она занята
, и это меня радовало. Незнакомка перебирала копии своего резюме, чтобы по
первому требованию не вытащить ненароком одно из худших, с опечаткой в с
лове «Нью-Гепмшир», хотя и такие она не выбрасывала, приберегала для собе
седований в следующем здании Ц на случай, если в свободное время не успе
ет забежать в центр копирования документов, тем более что вторая предлож
енная работа ей все равно не нравилась. Мой кивок, обращенный к женщине, мо
жно было бы счесть покровительственным, но я вкладывал в него дружеский
смысл, поскольку сам когда-то парился в новеньком костюме в вестибюлях, д
ержа наготове пачку резюме, пестревших опечатками.
. Описав по вестибюлю круг, я прошел мимо парней в темных очках, работ
ников почтового отделения, которые расположились на декоративных дива
нах (вообще-то диваны предназначены для претенденток на работу, а не для о
беденных перерывов обслуживающего персонала, неодобрительно подумал я
). Этих ребят я помнил с тех времен, когда был вынужден в последнюю минуту о
тправлять «Ди-эйч-эл»-ом в Падую посылки для какого-то благотворительно
го проекта, в котором участвовала компания, поэтому помахал им рукой. Из п
очтового отделения слышался грохот аппарата компании «Питни Боуэс», ко
торая смачивала и запечатывала конверты, и вдобавок оттискивала на них к
расноватую почтовую эмблему, состоящую из времени обработки, орлиных кр
ыльев и призыва поддержать «Юнайтед Уэй», Ц грохот был гулким и ритмичн
ым, и даже с берушами я ни за что не смог бы весь день торчать в почтовом отд
елении, подобно этим ребятам. Один помахал мне в ответ, но я все-таки увиде
л, как другой (заметная фигура Ц потому что в жаркие дни он носил галстук,
прицепленный V-образным зажимом ко второй пуговице рубашки с расстегнут
ым воротом, так что серые пластмассовые лапки зажима оставались на виду)
подался к остальным, одновременно поглядывая на меня так, словно собирал
ся сказать обо мне гадость, что-нибудь вроде: «Недели две назад проходил я
мимо кабинета этого типа, ну и заглянул, а он как раз выдирал волоски из но
са. Дерг! Рожу скорчит, заноет, на глазах слезы, и аж передернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19