К сожалению, пуля пробила грудь навылет, не оставив фрагментов и следов, кроме перьев в запекшейся крови. Твилли поблагодарил молодого врача за старание. Потом заполнил форму для американского правительства, указав, где и при каких обстоятельствах нашел мертвую птицу. Внизу он подписался: «Томас Стернз Элиот-мл.». Затем Твилли сел в свой черный пикап и поехал на юг. Он собирался вернуться в Эверглейдс, где жил в палатке с трехногой рысью.
На автостраде южнее Киссимми Твилли нагнал перламутровый «рэнджровер». Он бы не обратил внимания на выпендрежную машину, если б не табличка, где большими зелеными буквами было выведено по-испански «МУДЕ». Твилли перестроился на обгон, но тут из окошка джипа вылетела картонная упаковка гамбургера. За ней последовали пустой стаканчик, смятая бумажная салфетка и еще одна упаковка гамбургера.
Твилли затормозил, съехал на обочину и дождался просвета в транспортном потоке. Потом выскочил на дорогу, подобрал весь мусор и положил в кузов пикапа. Через несколько миль он догнал эту свинью в «рэнджровере». Твилли пристроился сзади, еще не зная, как дальше поступит. Он раздумывал, что посоветовали бы его психиатры, что сказали бы прежние учителя, что предложила бы мать. Бесспорно, они зрелые и здравомыслящие люди, но их советы часто бесполезны. Твилли не понимал их взгляда на мир, а они не понимали его.
Твилли видел лишь плечи и голову пачкуна. Голова казалась невероятно большой – может, из-за ковбойской шляпы. Вряд ли настоящий ковбой рассядется в перламутровой, заграничной сборки машине за пятьдесят тысяч долларов с табличкой, на испанском прославляющей размер его яиц. Подлинный ковбой никогда не выбросит в окошко упаковки от гамбургеров. Скорее это дело рук засранца-огородника…
Внезапно джип обогнал и подрезал медленно ехавшую перед ним фуру и резко свернул с автострады к развязке Йихо. Твилли доехал до будки контролера, а потом по развязке двинулся дальше. Он пересек 60-ю магистраль и по шоссе И-95 на бешеной скорости помчался к Форт-Пирсу, где опять выехал на южную автостраду. Твилли припарковался в тени эстакады, поднял крышу пикапа и стал ждать. Через двадцать минут мимо промчался «рэнджровер», и Твилли возобновил погоню. Теперь он сохранял дистанцию. План действий все еще не сложился, но миссия была совершенно ясна. Когда пачкун выбросил из машины окурок сигары, Твилли не остановился. Табак – биодеградируемое вещество, подумал он. Вперед и выше!
2
После трех бокалов вина Дези уже не могла притворяться, будто следит за мужними живописаниями охоты на заготовленного носорога. Сидящий напротив Палмер Стоут казался мимом. У него двигались руки и губы, но Дези его не слышала, он воспринимался как двухмерная телевизионная картинка: мультяшный мужчина средних лет, с брюшком, жидкими светлыми волосами, рыжеватыми бровями, бледной кожей, кривым ртом и щеками в красных прожилках (от солнца или неумеренного потребления спиртного). Дряблая шея и решительный, рубленый подбородок – шрамов от косметической операции в полутьме не разглядишь. Губы кривились в вечно скептической усмешке, открывая ровные белые зубы. Нос мужа всегда казался Дези слишком мелким для его лица, этакий девичий носик, хотя Палмер уверял, что с таким родился. И голубые глаза казались маленькими, но взгляд быстрый и светился самоуверенностью. Лицо процветающего бывшего спортсмена, округлившееся, чуть обрюзгшее и дружелюбное. Красавцем Стоута не назовешь, но в нем привлекала общительность южанина, этакого рубахи-парня, и он заваливал Дези подарками, комплиментами и постоянным вниманием. Позже она поняла, что неистощимая энергия его ухаживаний – не страсть, а скорее привычная настырность, с какой он добивался всего, чего хотел. Они встречались четыре недели, а затем поженились на острове Тортола. Дези казалось, она была как в тумане, но теперь туман рассеивался. Что же ты наделала? Она отбросила гадкий вопрос и вновь услышала голос Палмера:
– Какой-то подонок сидел у меня на хвосте, наверное, сотню миль, – говорил он.
– Зачем?
– Отодрать мою белоснежную задницу, вот зачем! – фыркнул Сноут.
– Он чернокожий? – спросила Дези.
– Может, кубинец. Я не рассмотрел. Но уж приготовился, милая моя, встретить сукина сына! На коленях у меня лежал сеньор «глок», заряженный и взведенный.
– Ты бы стрелял на автостраде?
– Уж он бы, мать его, и не пикнул.
– Как твоя носорожиха, – сказала Дези. – Кстати, тоже сделаешь чучело?
– Только голову повешу.
– Чудно. Можно повесить над кроватью.
– А знаешь, что делают из носорожьих рогов?
– Кто делает? – спросила Дези.
– Всякие там азиаты.
Дези знала, но позволила Палмеру рассказать. История закончилась невообразимыми слухами о двухдневной эрекции.
– Представляешь? – заржал Стоут.
Дези покачала головой.
– А кому это нужно?
– Вдруг тебе когда-нибудь понадобится? – подмигнул Палмер.
Дези поискала глазами официанта. Где же обед? Сколько можно варить пасту?
Стоут подлил себе вина.
– Носорожьи рога! Надо же, господи боже! Что они еще придумают?
– Потому-то браконьеры носорогов и отстреливают, – сказала Дези.
– Да ну?
– Они на грани исчезновения. Господи, Палмер, ты где витаешь?
– Зарабатываю на жизнь. Чтобы ты могла сидеть дома, красить ноготки, смотреть канал «Дискавери» и узнавать о вымирающих видах.
– Почитай хотя бы «Нью-Йорк Таймс».
– Ах, пардон! – саркастически фыркнул Стоут. – Читал я нынче газетку, дружок!
Привычка пересыпать обыденную речь обрывками из старых р?ковых песен Дези претила, но Палмеру казалась остроумной. Дези, может, и примирилась бы, если б он вечно не перевирал слова. Она была гораздо моложе Стоута, но знакома с творчеством Дилана, «Битлз», «Стоунз» и других. В колледже Дези два лета работала продавщицей в «Сэм Гуди». Желая сменить тему, она спросила:
– Что нужно Дику Артемусу?
– Новый мост. – Стоут куснул рогалик. – Ерунда.
– Мост – куда?
– К какому-то захолустному острову в заливе. Передай-ка масло.
– Зачем губернатору мост в захолустье?
Стоут хмыкнул, роняя крошки.
– А зачем губернатору вообще все, дорогая? Я просто откликаюсь на зов и творю чудо.
– «Повседневная жизнь».
– В самую точку.
Однажды Твилли Спри получил условный срок и приказ посещать курсы «Управление эмоциями». Класс состоял из мужчин и женщин, арестованных за вспышки ярости, – в основном в семейных скандалах. Там были мужья, избившие жен, жены, избившие мужей, и даже одна бабуля, поколотившая шестидесятидвухлетнего сына за богохульство на ужине в День благодарения. Другие одноклассники Твилли подрались в барах, устроили стычки в азартных играх и потасовки на трибунах во время матча «Дельфинов Майами». Трое стреляли в незнакомых людей в дорожных конфликтах, из них двое были ранены ответным огнем. И еще там был Твилли.
Преподаватель на курсах самоконтроля представился опытным психиатром. Звали его доктор Бостон. В первый день он предложил классу написать короткое сочинение на тему «Вот уж что меня действительно бесит». Пока слушатели писали, доктор Бостон листал присланные из суда желтые папки с делами. Прочитав дело Твилли Спри, доктор отложил его папку в сторону.
– Мистер Спри, – сказал он ровным голосом. – Мы будем по очереди рассказывать друг другу свои истории. Вы не против выступить первым?
Твилли поднялся из-за стола.
– Я еще не выполнил задание.
– Закончите потом.
– Понимаете, сэр, я только сосредоточился. Вы меня прервали на середине предложения.
Доктор Бостон помолчал и непроизвольно стрельнул взглядом на папку Твилли.
– Хорошо, найдем компромисс. Закончите предложение, а потом выступите перед классом.
Твилли сел и дописал абзац: «…по щиколотку в крови дураков!» Немного подумал и переделал: «по щиколотку в испаряющейся крови дураков!»
Засунул карандаш за ухо и встал.
– Закончили? – спросил доктор Бостон. – Хорошо. Пожалуйста, расскажите нам о своей жизни.
– Это довольно долго – всю жизнь рассказать.
– Начните с того, как вы здесь оказались.
– Я взорвал дядин банк. – Одноклассники подняли головы и повернулись к Твилли. – Филиал, – добавил он. – Не центральное отделение.
– Почему вы это сделали? – спросил доктор Бостон.
– Я кое-что узнал.
– О вашем дяде?
– О ссуде, которую он выдал. Очень большую ссуду весьма поганым людям.
– Вы пытались поговорить об этом с дядей?
– О ссуде? Несколько раз. Он не особо меня слушал.
– И это вас разозлило?
– Нет, обескуражило. – Твилли прищурился и сцепил пальцы на затылке. – Огорчило, расстроило, обидело, пристыдило…
– Но еще и разозлило? Ведь человек должен быть очень зол, чтобы взорвать здание банка.
– Нет. Человеку нужно решиться. Я решился.
Доктор Бостон поймал на себе удивленные взгляды слушателей, ждавших его реакции.
– По-моему, вы уходите от ответа, – сказал он. – Что думают остальные?
– Я ни от чего не ухожу, – встрял Твилли. – Купил динамит. Приладил запал. Взял на себя ответственность.
– Угрохал кого-нибудь? – спросил сосед по парте.
– Разумеется, нет! – рявкнул Твилли. – Все происходило в воскресенье, когда банк закрыт. Если б я реально взбеленился, устроил бы это в понедельник утром и удостоверился, что дядя в здании.
Некоторые условники согласно закивали.
– Мистер Спри, – сказал доктор Бостон. – Человек может терять рассудок без припадков и буйств. Злость – одна из тех сложных эмоций, которые легко выплескиваются, либо глубоко прячутся, так глубоко, что мы их зачастую не распознаём. Я хочу сказать, что где-то на подсознательном уровне вы были невероятно злы на дядю – и, возможно, по причинам, не имеющим никакого отношения к его банковской деятельности.
– По-вашему, одного этого мало? – нахмурился Твилли.
– Я имею в виду…
– Он дал ссуду в четырнадцать миллионов долларов горнорудной компании, которая теперь дырявит землю на Амазонке. Что еще требовалось?
– Похоже, у вас сложные отношения с дядей, – сказал доктор Бостон.
– Я его почти не знаю. Он живет в Чикаго. Там же и банк.
– А в детстве?
– Раз он сводил меня на футбольный матч.
– Ага! В тот день что-нибудь произошло?
– Угу. Одна команда победила другую, и мы пошли домой.
Класс посмеивался, и настала очередь доктора Бостона управлять сложной эмоцией.
– Послушайте, все просто, – сказал Твилли. – Я взорвал здание, чтобы в дяде пробудилась совесть, понимаете? Чтобы он задумался о своей жадности и неправильной жизни. Я все это изложил в письме.
– Да, письмо в вашем деле. Но вы его не подписали.
Твилли развел руками.
– Я что, похож на идиота? Закон не разрешает взрывать финансовые учреждения.
– И любые другие.
– Так мне сказали, – пробормотал Твилли.
– Но все же на подсознательном уровне…
– У меня нет подсознания, доктор. Я это и пытаюсь вам втолковать. Все, что происходит в моем мозгу, лежит на поверхности. Как на плите: я все вижу, могу попробовать, подрегулировать огонь. – Твилли сел и помассировал виски.
– Если у вас нет подсознания, мистер Спри, – сказал доктор Бостон, – вы – биологический уникум. Сны видите?
– Никогда.
– Вы серьезно?
– Серьезно.
– Совсем никогда?
– Ни разу в жизни.
– Не заливай, мужик! – махнул рукой другой условник. – Чё, и кошмары не снятся?
– Не-а, – ответил Твилли. – Я не вижу снов. Может, если б видел, здесь бы не оказался.
Он послюнявил карандаш и вернулся к сочинению, которое после занятия сдал доктору Бостону. Психиатр не сказал, ознакомился ли с этим творением, но на другое утро, как и все последующие четыре недели, стенку на задах класса подпирал вооруженный охранник. Доктор Бостон больше не вызывал Твилли Спри на разговор. По окончании срока Твилли получил нотариально заверенную справку о благополучном прохождении курса самоконтроля, и его передали куратору условно осужденных, который похвалил подопечного за успехи.
Видели бы они меня сейчас, думал Твилли. Готовясь к угону.
Сначала Твилли сопроводил пачкуна до дома. Особняк располагался около пляжа на одном из престижных островков в конце бульвара Лас-Олас. Парень занимал недурные хоромы: старинный двухэтажный дом в испанском стиле с лепниной, круглой черепицей и увитыми лозой стенами. Дом стоял в тупике, и Твилли негде было спрятаться со своим грязным черным пикапом. Он укрылся на стройплощадке по соседству, где возводился особняк в киношном («Лицо со шрамом») стиле колумбийской мафии: сплошь острые углы, мраморная облицовка, тонированные стекла. Грузовичок удачно затерялся среди экскаваторов и бетономешалок. В сумерках Твилли подошел к дому пачкуна и засел в густой живой изгороди фикуса. На подъезде к дому рядом с «рэнджровером» был припаркован «БМВ»-кабриолет с опущенным верхом, – кабриолетом, наверное, владела жена, подруга или дружок пачкуна. Твилли улыбнулся при мысли о дружке.
Спустя час пачкун вышел через парадную дверь. Стоя в янтарном свете под аркой с лепниной, он закурил сигару. Чуть позже появилась женщина – она попятилась, закрывая дверь, и нагнулась, словно прощаясь с ребенком или собакой. Когда пачкун с подругой шли к подъездной аллее, дама нарочито разгоняла воздух, демонстрируя, что ей не нравится табачный дым. Твилли опять улыбнулся, выбрался из кустов и прошмыгнул к пикапу. Верх автомобиля поднимут, подумал он. Чтобы тетеньке дышалось.
Твилли проследовал за парочкой к итальянскому ресторану, неживописно расположившемуся у федерального шоссе неподалеку от порта. Идеальное место для задумки. Пачкун запарковал кабриолет в самой жлобской манере – по диагонали на двух стояночных местах. Это делалось для того, чтобы простые смертные не парковались рядом, а то, не дай бог, поцарапают или помнут дорогое и роскошное импортное изделие. Увидев сей сволочной трюк, Твилли воодушевился. Когда любитель и ненавистница сигар вошли в ресторан, Твилли подождал минут десять, чтобы они наверняка сели за столик. После чего, не теряя времени, приступил к выполнению плана.
Ее сценический псевдоним был Тия. Мотая завязанными в конский хвост волосами (парик куплен в фирме «Товары – почтой»), она танцевала на столе гостей и уже стаскивала кружевной лифчик, когда в нос ударила волна страшной вони. «Черт! – подумала она. – Канализацию, что ли, прорвало?»
Сидевшие за столиком три мужика в синих спецовках с засаленными рукавами беспрестанно лыбились и орали: «Дай пять!» Они хохотали, курили, пили шестидолларовое пиво и выкрикивали: «Как звать-то? Тэ-ю? Ни хрена себе имечко!»
Все трое размахивали полусотенными! Воняли, как кошачье дерьмо, выпевали ее имя и засовывали под резинку ее трусиков хрустящие пятидесятидолларовые купюры! Тие нужно было принять важное решение и сделать выбор: перетерпеть невообразимую помойную вонь, либо отказаться от невообразимо легких денег. Она постаралась дышать ртом, и вскоре зловоние уже не казалось непереносимым, а парни выглядели довольно милыми. Они даже извинились, что всё тут провоняли. После нескольких танцев на столе парни пригласили Тию посидеть с ними – они хотели рассказать невероятнейшую историю. Тия сказала: «О'кей, вернусь через минутку», – и поспешила в гримерку. Отыскала в шкафчике носовой платок и спрыснула его дорогими французскими духами – очередной ненужный презент от очередного чокнутого завсегдатая. Тия вернулась к столику, где компания в грязных спецовках открывала самое дорогое клубное шампанское, почти годное для питья, и орала в чей-то адрес прочувствованный тост. Парни чокались и умоляли Тию присесть: «Давай, чё как неродная! Прими шипучки!» Им не терпелось рассказать о происшествии, и все трое разом гомонили, перекрикивая друг друга. Тия прижимала к носику надушенный платочек и от души веселилась, не поверив, разумеется, ни единому слову троицы, за исключением их профессии, которую нельзя было скрыть благодаря исходившему благоуханию.
– Почему не веришь, что у нас мусорку угнали? – орал один.
– Потому что это курам на смех! – отвечала Тия.
– Не, так оно и было, – вступил второй. – Молодой парняга, дает три штуки, оставляет свой пикап и договаривается встретиться здесь через час…
Тия вскинула брови.
– Совершенно незнакомый человек дает вам три тысячи баксов и уезжает…
– Все полусотенными! – закричал третий, размахивая пачкой купюр. – В каждой – тыща!
– Вы, парни, настоящие брехуны! – похихикала в платочек Тия.
– Не, мэм, мы не такие. От нас, может, и несет, но мы не трепачи.
Обладатель самой толстой пачки кричал громче всех:
– Да как на духу! Мы ж потому тута и глядим на ваши пляски! Не верите? Ладно, через четверть часа пошлите с нами на парковку, когда этот парень вернется!
– Может, и схожу, – сказала Тия.
Но потом ей пришлось развлекать столик с администраторами кабельного телевидения, и она пропустила момент, когда к залитому неоном стрип-клубу на громадном мусоровозе подкатил Твилли Спри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
На автостраде южнее Киссимми Твилли нагнал перламутровый «рэнджровер». Он бы не обратил внимания на выпендрежную машину, если б не табличка, где большими зелеными буквами было выведено по-испански «МУДЕ». Твилли перестроился на обгон, но тут из окошка джипа вылетела картонная упаковка гамбургера. За ней последовали пустой стаканчик, смятая бумажная салфетка и еще одна упаковка гамбургера.
Твилли затормозил, съехал на обочину и дождался просвета в транспортном потоке. Потом выскочил на дорогу, подобрал весь мусор и положил в кузов пикапа. Через несколько миль он догнал эту свинью в «рэнджровере». Твилли пристроился сзади, еще не зная, как дальше поступит. Он раздумывал, что посоветовали бы его психиатры, что сказали бы прежние учителя, что предложила бы мать. Бесспорно, они зрелые и здравомыслящие люди, но их советы часто бесполезны. Твилли не понимал их взгляда на мир, а они не понимали его.
Твилли видел лишь плечи и голову пачкуна. Голова казалась невероятно большой – может, из-за ковбойской шляпы. Вряд ли настоящий ковбой рассядется в перламутровой, заграничной сборки машине за пятьдесят тысяч долларов с табличкой, на испанском прославляющей размер его яиц. Подлинный ковбой никогда не выбросит в окошко упаковки от гамбургеров. Скорее это дело рук засранца-огородника…
Внезапно джип обогнал и подрезал медленно ехавшую перед ним фуру и резко свернул с автострады к развязке Йихо. Твилли доехал до будки контролера, а потом по развязке двинулся дальше. Он пересек 60-ю магистраль и по шоссе И-95 на бешеной скорости помчался к Форт-Пирсу, где опять выехал на южную автостраду. Твилли припарковался в тени эстакады, поднял крышу пикапа и стал ждать. Через двадцать минут мимо промчался «рэнджровер», и Твилли возобновил погоню. Теперь он сохранял дистанцию. План действий все еще не сложился, но миссия была совершенно ясна. Когда пачкун выбросил из машины окурок сигары, Твилли не остановился. Табак – биодеградируемое вещество, подумал он. Вперед и выше!
2
После трех бокалов вина Дези уже не могла притворяться, будто следит за мужними живописаниями охоты на заготовленного носорога. Сидящий напротив Палмер Стоут казался мимом. У него двигались руки и губы, но Дези его не слышала, он воспринимался как двухмерная телевизионная картинка: мультяшный мужчина средних лет, с брюшком, жидкими светлыми волосами, рыжеватыми бровями, бледной кожей, кривым ртом и щеками в красных прожилках (от солнца или неумеренного потребления спиртного). Дряблая шея и решительный, рубленый подбородок – шрамов от косметической операции в полутьме не разглядишь. Губы кривились в вечно скептической усмешке, открывая ровные белые зубы. Нос мужа всегда казался Дези слишком мелким для его лица, этакий девичий носик, хотя Палмер уверял, что с таким родился. И голубые глаза казались маленькими, но взгляд быстрый и светился самоуверенностью. Лицо процветающего бывшего спортсмена, округлившееся, чуть обрюзгшее и дружелюбное. Красавцем Стоута не назовешь, но в нем привлекала общительность южанина, этакого рубахи-парня, и он заваливал Дези подарками, комплиментами и постоянным вниманием. Позже она поняла, что неистощимая энергия его ухаживаний – не страсть, а скорее привычная настырность, с какой он добивался всего, чего хотел. Они встречались четыре недели, а затем поженились на острове Тортола. Дези казалось, она была как в тумане, но теперь туман рассеивался. Что же ты наделала? Она отбросила гадкий вопрос и вновь услышала голос Палмера:
– Какой-то подонок сидел у меня на хвосте, наверное, сотню миль, – говорил он.
– Зачем?
– Отодрать мою белоснежную задницу, вот зачем! – фыркнул Сноут.
– Он чернокожий? – спросила Дези.
– Может, кубинец. Я не рассмотрел. Но уж приготовился, милая моя, встретить сукина сына! На коленях у меня лежал сеньор «глок», заряженный и взведенный.
– Ты бы стрелял на автостраде?
– Уж он бы, мать его, и не пикнул.
– Как твоя носорожиха, – сказала Дези. – Кстати, тоже сделаешь чучело?
– Только голову повешу.
– Чудно. Можно повесить над кроватью.
– А знаешь, что делают из носорожьих рогов?
– Кто делает? – спросила Дези.
– Всякие там азиаты.
Дези знала, но позволила Палмеру рассказать. История закончилась невообразимыми слухами о двухдневной эрекции.
– Представляешь? – заржал Стоут.
Дези покачала головой.
– А кому это нужно?
– Вдруг тебе когда-нибудь понадобится? – подмигнул Палмер.
Дези поискала глазами официанта. Где же обед? Сколько можно варить пасту?
Стоут подлил себе вина.
– Носорожьи рога! Надо же, господи боже! Что они еще придумают?
– Потому-то браконьеры носорогов и отстреливают, – сказала Дези.
– Да ну?
– Они на грани исчезновения. Господи, Палмер, ты где витаешь?
– Зарабатываю на жизнь. Чтобы ты могла сидеть дома, красить ноготки, смотреть канал «Дискавери» и узнавать о вымирающих видах.
– Почитай хотя бы «Нью-Йорк Таймс».
– Ах, пардон! – саркастически фыркнул Стоут. – Читал я нынче газетку, дружок!
Привычка пересыпать обыденную речь обрывками из старых р?ковых песен Дези претила, но Палмеру казалась остроумной. Дези, может, и примирилась бы, если б он вечно не перевирал слова. Она была гораздо моложе Стоута, но знакома с творчеством Дилана, «Битлз», «Стоунз» и других. В колледже Дези два лета работала продавщицей в «Сэм Гуди». Желая сменить тему, она спросила:
– Что нужно Дику Артемусу?
– Новый мост. – Стоут куснул рогалик. – Ерунда.
– Мост – куда?
– К какому-то захолустному острову в заливе. Передай-ка масло.
– Зачем губернатору мост в захолустье?
Стоут хмыкнул, роняя крошки.
– А зачем губернатору вообще все, дорогая? Я просто откликаюсь на зов и творю чудо.
– «Повседневная жизнь».
– В самую точку.
Однажды Твилли Спри получил условный срок и приказ посещать курсы «Управление эмоциями». Класс состоял из мужчин и женщин, арестованных за вспышки ярости, – в основном в семейных скандалах. Там были мужья, избившие жен, жены, избившие мужей, и даже одна бабуля, поколотившая шестидесятидвухлетнего сына за богохульство на ужине в День благодарения. Другие одноклассники Твилли подрались в барах, устроили стычки в азартных играх и потасовки на трибунах во время матча «Дельфинов Майами». Трое стреляли в незнакомых людей в дорожных конфликтах, из них двое были ранены ответным огнем. И еще там был Твилли.
Преподаватель на курсах самоконтроля представился опытным психиатром. Звали его доктор Бостон. В первый день он предложил классу написать короткое сочинение на тему «Вот уж что меня действительно бесит». Пока слушатели писали, доктор Бостон листал присланные из суда желтые папки с делами. Прочитав дело Твилли Спри, доктор отложил его папку в сторону.
– Мистер Спри, – сказал он ровным голосом. – Мы будем по очереди рассказывать друг другу свои истории. Вы не против выступить первым?
Твилли поднялся из-за стола.
– Я еще не выполнил задание.
– Закончите потом.
– Понимаете, сэр, я только сосредоточился. Вы меня прервали на середине предложения.
Доктор Бостон помолчал и непроизвольно стрельнул взглядом на папку Твилли.
– Хорошо, найдем компромисс. Закончите предложение, а потом выступите перед классом.
Твилли сел и дописал абзац: «…по щиколотку в крови дураков!» Немного подумал и переделал: «по щиколотку в испаряющейся крови дураков!»
Засунул карандаш за ухо и встал.
– Закончили? – спросил доктор Бостон. – Хорошо. Пожалуйста, расскажите нам о своей жизни.
– Это довольно долго – всю жизнь рассказать.
– Начните с того, как вы здесь оказались.
– Я взорвал дядин банк. – Одноклассники подняли головы и повернулись к Твилли. – Филиал, – добавил он. – Не центральное отделение.
– Почему вы это сделали? – спросил доктор Бостон.
– Я кое-что узнал.
– О вашем дяде?
– О ссуде, которую он выдал. Очень большую ссуду весьма поганым людям.
– Вы пытались поговорить об этом с дядей?
– О ссуде? Несколько раз. Он не особо меня слушал.
– И это вас разозлило?
– Нет, обескуражило. – Твилли прищурился и сцепил пальцы на затылке. – Огорчило, расстроило, обидело, пристыдило…
– Но еще и разозлило? Ведь человек должен быть очень зол, чтобы взорвать здание банка.
– Нет. Человеку нужно решиться. Я решился.
Доктор Бостон поймал на себе удивленные взгляды слушателей, ждавших его реакции.
– По-моему, вы уходите от ответа, – сказал он. – Что думают остальные?
– Я ни от чего не ухожу, – встрял Твилли. – Купил динамит. Приладил запал. Взял на себя ответственность.
– Угрохал кого-нибудь? – спросил сосед по парте.
– Разумеется, нет! – рявкнул Твилли. – Все происходило в воскресенье, когда банк закрыт. Если б я реально взбеленился, устроил бы это в понедельник утром и удостоверился, что дядя в здании.
Некоторые условники согласно закивали.
– Мистер Спри, – сказал доктор Бостон. – Человек может терять рассудок без припадков и буйств. Злость – одна из тех сложных эмоций, которые легко выплескиваются, либо глубоко прячутся, так глубоко, что мы их зачастую не распознаём. Я хочу сказать, что где-то на подсознательном уровне вы были невероятно злы на дядю – и, возможно, по причинам, не имеющим никакого отношения к его банковской деятельности.
– По-вашему, одного этого мало? – нахмурился Твилли.
– Я имею в виду…
– Он дал ссуду в четырнадцать миллионов долларов горнорудной компании, которая теперь дырявит землю на Амазонке. Что еще требовалось?
– Похоже, у вас сложные отношения с дядей, – сказал доктор Бостон.
– Я его почти не знаю. Он живет в Чикаго. Там же и банк.
– А в детстве?
– Раз он сводил меня на футбольный матч.
– Ага! В тот день что-нибудь произошло?
– Угу. Одна команда победила другую, и мы пошли домой.
Класс посмеивался, и настала очередь доктора Бостона управлять сложной эмоцией.
– Послушайте, все просто, – сказал Твилли. – Я взорвал здание, чтобы в дяде пробудилась совесть, понимаете? Чтобы он задумался о своей жадности и неправильной жизни. Я все это изложил в письме.
– Да, письмо в вашем деле. Но вы его не подписали.
Твилли развел руками.
– Я что, похож на идиота? Закон не разрешает взрывать финансовые учреждения.
– И любые другие.
– Так мне сказали, – пробормотал Твилли.
– Но все же на подсознательном уровне…
– У меня нет подсознания, доктор. Я это и пытаюсь вам втолковать. Все, что происходит в моем мозгу, лежит на поверхности. Как на плите: я все вижу, могу попробовать, подрегулировать огонь. – Твилли сел и помассировал виски.
– Если у вас нет подсознания, мистер Спри, – сказал доктор Бостон, – вы – биологический уникум. Сны видите?
– Никогда.
– Вы серьезно?
– Серьезно.
– Совсем никогда?
– Ни разу в жизни.
– Не заливай, мужик! – махнул рукой другой условник. – Чё, и кошмары не снятся?
– Не-а, – ответил Твилли. – Я не вижу снов. Может, если б видел, здесь бы не оказался.
Он послюнявил карандаш и вернулся к сочинению, которое после занятия сдал доктору Бостону. Психиатр не сказал, ознакомился ли с этим творением, но на другое утро, как и все последующие четыре недели, стенку на задах класса подпирал вооруженный охранник. Доктор Бостон больше не вызывал Твилли Спри на разговор. По окончании срока Твилли получил нотариально заверенную справку о благополучном прохождении курса самоконтроля, и его передали куратору условно осужденных, который похвалил подопечного за успехи.
Видели бы они меня сейчас, думал Твилли. Готовясь к угону.
Сначала Твилли сопроводил пачкуна до дома. Особняк располагался около пляжа на одном из престижных островков в конце бульвара Лас-Олас. Парень занимал недурные хоромы: старинный двухэтажный дом в испанском стиле с лепниной, круглой черепицей и увитыми лозой стенами. Дом стоял в тупике, и Твилли негде было спрятаться со своим грязным черным пикапом. Он укрылся на стройплощадке по соседству, где возводился особняк в киношном («Лицо со шрамом») стиле колумбийской мафии: сплошь острые углы, мраморная облицовка, тонированные стекла. Грузовичок удачно затерялся среди экскаваторов и бетономешалок. В сумерках Твилли подошел к дому пачкуна и засел в густой живой изгороди фикуса. На подъезде к дому рядом с «рэнджровером» был припаркован «БМВ»-кабриолет с опущенным верхом, – кабриолетом, наверное, владела жена, подруга или дружок пачкуна. Твилли улыбнулся при мысли о дружке.
Спустя час пачкун вышел через парадную дверь. Стоя в янтарном свете под аркой с лепниной, он закурил сигару. Чуть позже появилась женщина – она попятилась, закрывая дверь, и нагнулась, словно прощаясь с ребенком или собакой. Когда пачкун с подругой шли к подъездной аллее, дама нарочито разгоняла воздух, демонстрируя, что ей не нравится табачный дым. Твилли опять улыбнулся, выбрался из кустов и прошмыгнул к пикапу. Верх автомобиля поднимут, подумал он. Чтобы тетеньке дышалось.
Твилли проследовал за парочкой к итальянскому ресторану, неживописно расположившемуся у федерального шоссе неподалеку от порта. Идеальное место для задумки. Пачкун запарковал кабриолет в самой жлобской манере – по диагонали на двух стояночных местах. Это делалось для того, чтобы простые смертные не парковались рядом, а то, не дай бог, поцарапают или помнут дорогое и роскошное импортное изделие. Увидев сей сволочной трюк, Твилли воодушевился. Когда любитель и ненавистница сигар вошли в ресторан, Твилли подождал минут десять, чтобы они наверняка сели за столик. После чего, не теряя времени, приступил к выполнению плана.
Ее сценический псевдоним был Тия. Мотая завязанными в конский хвост волосами (парик куплен в фирме «Товары – почтой»), она танцевала на столе гостей и уже стаскивала кружевной лифчик, когда в нос ударила волна страшной вони. «Черт! – подумала она. – Канализацию, что ли, прорвало?»
Сидевшие за столиком три мужика в синих спецовках с засаленными рукавами беспрестанно лыбились и орали: «Дай пять!» Они хохотали, курили, пили шестидолларовое пиво и выкрикивали: «Как звать-то? Тэ-ю? Ни хрена себе имечко!»
Все трое размахивали полусотенными! Воняли, как кошачье дерьмо, выпевали ее имя и засовывали под резинку ее трусиков хрустящие пятидесятидолларовые купюры! Тие нужно было принять важное решение и сделать выбор: перетерпеть невообразимую помойную вонь, либо отказаться от невообразимо легких денег. Она постаралась дышать ртом, и вскоре зловоние уже не казалось непереносимым, а парни выглядели довольно милыми. Они даже извинились, что всё тут провоняли. После нескольких танцев на столе парни пригласили Тию посидеть с ними – они хотели рассказать невероятнейшую историю. Тия сказала: «О'кей, вернусь через минутку», – и поспешила в гримерку. Отыскала в шкафчике носовой платок и спрыснула его дорогими французскими духами – очередной ненужный презент от очередного чокнутого завсегдатая. Тия вернулась к столику, где компания в грязных спецовках открывала самое дорогое клубное шампанское, почти годное для питья, и орала в чей-то адрес прочувствованный тост. Парни чокались и умоляли Тию присесть: «Давай, чё как неродная! Прими шипучки!» Им не терпелось рассказать о происшествии, и все трое разом гомонили, перекрикивая друг друга. Тия прижимала к носику надушенный платочек и от души веселилась, не поверив, разумеется, ни единому слову троицы, за исключением их профессии, которую нельзя было скрыть благодаря исходившему благоуханию.
– Почему не веришь, что у нас мусорку угнали? – орал один.
– Потому что это курам на смех! – отвечала Тия.
– Не, так оно и было, – вступил второй. – Молодой парняга, дает три штуки, оставляет свой пикап и договаривается встретиться здесь через час…
Тия вскинула брови.
– Совершенно незнакомый человек дает вам три тысячи баксов и уезжает…
– Все полусотенными! – закричал третий, размахивая пачкой купюр. – В каждой – тыща!
– Вы, парни, настоящие брехуны! – похихикала в платочек Тия.
– Не, мэм, мы не такие. От нас, может, и несет, но мы не трепачи.
Обладатель самой толстой пачки кричал громче всех:
– Да как на духу! Мы ж потому тута и глядим на ваши пляски! Не верите? Ладно, через четверть часа пошлите с нами на парковку, когда этот парень вернется!
– Может, и схожу, – сказала Тия.
Но потом ей пришлось развлекать столик с администраторами кабельного телевидения, и она пропустила момент, когда к залитому неоном стрип-клубу на громадном мусоровозе подкатил Твилли Спри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39