Бедная девушка стонала и пыталась пошевелиться, но боль от стали, пронзившей ее запястья, была столь велика, что вскоре индуска обмякла в агонии и повисла без движения. Позади сцены вырвались оранжевые языки пламени и взметнулись в ночь, но ни девушка, ни русский, ни статуя не пошевелились, застыв темным силуэтом непередаваемого ужаса Я обязан своему другу Фрэнсису Янгхазбенду за замечание по поводу того, что в старое время подобное происходило по всей Индии. На Декканском плоскогорье, например, жертв привязывали не к статуе богини, а к хоботу деревянного слона. Интересующиеся могут прочитать об этом в «Повествовании» генерал-майора Кэмпбелла, стр. 35-37
. Затем я услышал как машина заскрежетала и заскрипела. Богиня повернулась, при этом русский и туземная девушка пронзительно закричали, ибо боль от рывка, пронзившая их запястья, была поистине непереносимой. Статуя содрогнулась, остановилась, и из толпы донесся низкий вопль разочарования. Побелевшими пальцами я сжал пистолет. Как я желал, чтобы сейчас при мне был какой-нибудь пулемет, к примеру, Максим? Но я был беспомощен и ничего не мог поделать, кроме как лежать и наблюдать за происходящим. Вновь заунывно зазвучал ситар, и его звуки тяжело повисли в воздухе, будто нагнетая страх. Статуя вдруг дернулась, и тут к звуку ситара присоединился барабанный бой. По мере разворота статуи ритм табла все учащался и учащался. Свисавшие с крюков жертвы начали судорожно извиваться, их пронзительные крики были ужасны, а обороты статуи все возносили и возносили их вверх, словно катая на некоей ужасной карусели. Толпа зашевелилась, все алчно шагнули вперед, в чьей-то руке сверкнула сабля. Взмах клинка — и в воздухе дугой брызнула струя крови, а эти чудовища — я теперь не мог мыслить о них, как о людях — подняли свои морды, чтобы приветствовать кровавый ливень. А статуя все вращалась и вращалась под пронзительные крики извивающихся несчастных жертв. Вновь сверкнул клинок, еще раз, и вот уже сабли превратились в искры огня, окрашенные в красный цвет отблесками пламени и живой кровью. — Пойдем отсюда, — проговорил я, отчаянно пытаясь подняться на ноги. — Пойдем! Но мы не могли пошевелиться — нас приковала к месту какая-то адская сила. Мы видели, как тела несчастных разрубают на куски, видели, как Комптон, один из наших, британский королевский стрелок, омывает лицо в крови невинных! Теперь, по крайней мере, мы могли быть уверены, что несчастные жертвы мертвы, ибо тела их разрезали на куски. Из живота русского вывалились кишки, часть которых отлетела в толпу, а часть упала в миски, которые держала статуя. Через некоторое время скорость оборотов статуи замедлилась, и, наконец, машина, заскрипев и резко дернувшись, остановилась. С обоих крюков свисали теперь лишь истекающие кровью обрубки — ничто в них не напоминало людские тела. Эти окровавленные останки сияли с крюков и презрительно швырнули в огонь, в расщелину. Однако миски из нижних рук богини были взяты с величайшим почтением, и их содержимое осторожно опорожнили в гигантскую золотую чашу. Затем миски заменили, а статую тщательно обтерли. Тем временем среди ожидающих своей участи пленников были выбраны две новые жертвы. Запястья их уже связывали. — Нет! — прошептал я. — Hет! Но это было правдой: на этот раз к хищным крюкам статуи вели… моих солдат! За спиной у себя я услышал шаги и быстро повернулся. У подножья стены стояло какое-то существо. Оно не видело нас, но, похоже, знало, о нашем присутствии, ибо принюхивалось, словно ожидая, что вот-вот почует наш залах. Я вспомнил о создавшемся у меня впечатлении, что женщина, читающая наши мысли, разыскивает нас, и понял — назовите это, если хотите, суеверной чушью, — что наше присутствие действительно обнаружено. Я прижался спиной к стене и жестом велел моим спутникам сделать то же самое. Мы замерли, и существо, вынюхивающее нас, стало уходить. Но тут я услышал пронзительный крик… потом еще один. Не сдержавшись, я выглянул в бойницу. Я, должно быть, испустил вздох ужаса, ибо мои солдаты уже болтались на адских крюках, и статуя вновь неторопливо разгонялась. Я замер, но поздно — существо внизу заметило меня. Я увидел, что за ним следует большая стая его дружков, и, признаюсь, с дрожью осознал, что время наше истекло. Я разрядил верный револьвер, мои спутники разрядили свое оружие, но существа уже подступали к нам. Я уложил одного из них кулаком, а второго двинул в челюсть, но в это время у меня за спиной раздались самые ужасные крики, которые я когда-либо слышал. Повернувшись, я увидел, что от моих солдат осталось лишь месиво из крови и внутренностей под ударами сабель, нарезающих живых людей на ломти. Но тут кто-то со всей силы врезал мне по затылку — помню, я еще очень удивился, как моя голова не разлетелась вдребезги от такого удара. Я пошатнулся и рухнул. На меня глядел какой-то ужасающего вида тип. От него жутко разило, но, как ни странно, эта вонь что-то мне напомнила. Затем его изображение расплылось. Я прошептал про себя имя своей дорогой женушки, и все погрузилось во тьму и забвение. Письмо профессора Хури Джьоти Навалкара полковнику Артуру Пакстону 9 июня 1887 г. Полковник! Вы должны продвигаться вперед как можно быстрее. Настоятельная необходимость, повторяю — настоятельная, в том, чтобы вы атаковали не пулями, но факелами. Здесь царит ужасная болезнь, но яркий свет приводит заболевших ею в ужас. Поэтому, когда прибудете, сразу поджигайте город. Поверьте мне, клянусь, иного пути нет. Пойду вперед. Боюсь, Мурфилд и его люди в смертельной опасности. Может оказаться, что помощь им придет слишком поздно. Если они или кто-либо еще приблизится к вам и при этом не узнает вас, то сразу стреляйте. Вгоняйте пулю прямо в сердце. Не подходите близко! Для передачи болезни, способы лечения которой неизвестны, достаточно одного укуса. Расскажите об этом всем вашим людям. Торопитесь, полковник! И Бог вам в помощь! Хури Выдержки из «С винтовками в Радже» (продолжение) ОТЧАЯННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В темнице — Шри Сингх — занимаем позицию — отчаянное отступление — необычное видение — проклятие брамина Я пробудился от звука воды, капающей на камни, и открыл глаза. Вокруг было темно. Я попробовал пошевелиться, услышал над собой побрякивание цепей и понял, что запястья мои прикованы к холодной каменной стене. — Мурфилд! Ну, слава Богу! Это был голос Элиота. Я попытался разглядеть его, но тьма была кромешная. — Что случилось? — спросил я. — Как Кафф? — Думаю, жив, но все еще без сознания. А вас сильно оглушили. — Ничего, — ответил я. — Как вы? — Боюсь, что тоже не отличился. Какая-то сволочь проткнула мне ногу копьем. — Какое, черт возьми, невезение. Надеюсь, не очень болит? Элиот слабо рассмеялся: — Ерунда, думаю, нам осталось недолго ходить по этой земле. Так что едва ли это имеет значение. — Мы должны бежать и немедленно! — воскликнул я. Элиот сухо усмехнулся. — У вас есть какие-нибудь соображения? — поинтересовался я. Он не ответил. Элиот? — окликнул я. Вон там, — вдруг проговорил он. Что? Слушайте! Я замер, но не услышал ничего, кроме слабого звука капающей воды. — Слышите? — спросил Элиот. — Что? Как вода капает? — Ну да, — в нетерпении сказал он. — Это в дальнем углу темницы. Там, где прикован старший сержант. Я, признаться, не сразу понял, куда он клонит. — Вода откуда-то просачивается, — объяснил он. — Подземный источник. А раз так, в том месте, где течет вода, каменная кладка будет явно слабее. — Почему же эти существа приковали его там? — нахмурился я. — Не знаю, но стоит ли сейчас волноваться об этом? Поэтому, когда Кафф очнулся, мы попросили его рвануть посильнее свои оковы. — Хорошо, сэр, — ответил старший сержант. Было слышно, как он дергается, затем раздалось крепкое ругательство. — Беспросветно? — поинтересовался я. — Пока да, сэр. Но я не собираюсь загибаться у какой-то дикарской стены. Дайте время, сэр, и посмотрим, что можно будет сделать. Тяжело дыша, он начал вновь дергать цепи, и до нас донеслись его приглушенное бормотание и ругательства. — Дело вроде долгое, — наконец проговорил Элиот. — Вы не знаете Каффа, — возразил я. — Он самый крепкий парень из всех, с кем мне доводилось встречаться. — Приятно слышать, сэр! — напряженно выдохнул старший сержант, и в тот же миг мы услышали, как стена подалась. Раздался звон цепей, и Кафф с глухим стуком упал на пол. — Все в порядке? — спросил я. — Да, сэр, — ответил Кафф. — Редко чувствуешь себя лучше. — Отличная работа! — Большое спасибо, сэр! По великому счастью в моих карманах оказалось несколько спичек. Я сообщил старшему сержанту об этой удаче, он потянулся за спичками и, чиркнув о камни, зажег одну из них. В краткой вспышке света я увидел, что цепи Каффа полностью выворочены из стены и сейчас он намеревается разорвать ручные оковы. Вены на его лбу и шее вздулись, и одна из оков вдруг хрустнула и подалась. После чего спичка погасла. Старший сержант подошел к нам и ваялся за оковы Элиота. На этот раз, по-видимому, металл оказался слишком крепок для него. — Зажгите еще спичку, — прошептал я, ибо напряженность нашего положения стала сказываться на моих нервах. — Посмотрите, может найдете что-нибудь, что поможет вам. — Хорошо, сэр! Он взял вторую спичку, вновь вспыхнул свет. Кафф оглядел темницу, представлявшую собой, как я теперь заметил, облицованную грубыми камнями зловещего вида камеру. Кафф заглянул во тьму дальнего угла, и, как раз перед тем как спичка вот-вот должна была погаснуть, я услышал его удивленный вздох. — Что там, старший сержант? — спросил я, увидев, что он нагибается. — Что-то нашли? — Да, сэр. Вроде нашел. Он шагнул ко мне и взял третью и последнюю спичку. Чиркнув ею о стену, в свете пламени он передал мне какой-то металлический предмет. Это был ключ. — Какого черта… — прошептал я. Старший сержант нагнулся к Элиоту, вставил ключ и повернул его. Оковы наручников упали с запястьев Элиота. — Отлично! — проговорил я, наблюдая за ним. Потом спичка погасла. И в тот же миг где-то неподалеку раздались шаги. Кто-то спускался вниз, к двери камеры. — Кафф, Элиот, — приказал я сквозь зубы. — Назад, к стене! Они поспешно задвигались, и я принялся молиться Богу, чтобы они успели всунуть запястья в цепи. Удостовериться в этом я не успел, ибо в замочной скважине уже заскрежетал ключ, и в распахнувшуюся дверь хлынул ослепляющий свет раннего утра. Я заморгал. В дверном проеме стояло какое-то существо. На ступеньках позади него виднелось несколько человеческих фигур, но наиболее опасным был тот, кто вошел первым. Я собрался с духом. Вошедший был бледен, как и остальные, глаз его не было видно, ибо они были полузакрыты, но я сразу эаметил, что он из другой породы, нежели существа за его спиной. От него веяло холодом, как от высеченной изо льда статуи, и все же, хотя на его лице отражались подлость и жестокость, было в нем что-то мягкое, как в избалованной женщине, а поэтому он производил впечатление ужасной, наглой силы. К тому же он напомнил мне кого-то виденного раньше. Я принялся ворошить воспоминания. И вспомнил — я видел это лицо, когда нас пленили, оно пристально смотрело на меня перед тем, как я отключился. Я почувствовал, что Элиот тоже узнал его, ибо он чуть не вскрикнул, но сдержался. Существо шагнуло вперед, и нас обдало зловонным запахом. Я сразу припомнил священника, старика брамина, которого ранил в ногу, — от него воняло точно так же. Существо зашло в камеру, за ним последовали еще три фигуры с мертвенным взглядом. Предводитель их раскрыл глаза, и я увидел, что они отнюдь не мертвы, но хищно поблескивают. Он бегло осмотрел запястья Элиота и Каффа, и на мгновение мне показалось, что мы разоблачены, но существо уже склонилось ко мне и вытащило из недр своего одеяния какой-то небольшой кол. Пристально вглядевшись в мое лило, последователь Кали поднял кол, делая вид, что готовится пронзить им мое сердце. Но вдруг подмигнул мне и резко повернулся к одной из тварей у себя за спиной. Две фигуры покатились по полу в яростной схватке, но человек с колом умудрился вытащить своего противника на солнечный свет, и сопротивление существа ночи сразу ослабло. Я увидел, что Элиот тоже сбросил цепи и борется с одним из существ, призывая Каффа на помощь. — Только осторожнее! Не дайте им попробовать вашу кровь! — вскричал он, вышвыривая противника на освещенные солнцем ступени. Тут раздался страшный крик, долгий и клокочущий, и в крышу ударил мощный фонтан крови. Одно из существ лежало замертво с колом, пронзившим сердце, его кровь фонтаном хлестала ввысь и стремительно просачивалась сквозь пол. Наш спаситель поднялся на ноги и выдернул колышек из груди мертвого чудовища, направляясь к Каффу, который прижал своего соперника к стене. — На солнечный свет! — сказал этот необычайный человек. Кафф швырнул существо в сторону двери. Если раньше оно еле двигалось, то теперь было словно парализовано. — Да, да, — кивнул странный человек, — давайте, прямо в сердце. Он отдал Каффу свой кол. — К чертям эту сосудистую деятельность! Кафф действовал строго по инструкции, и новый фонтан крови ударил в камере. — А теперь, — пробормотал индус, подходя к Элиоту, — покончим с последним. Отойдите-ка, Джек. Знаю, трудная работенка для нас, вегетарианцев. Элиот улыбнулся и встал, а индус вновь исполнил свое зловещее действо. Когда все было кончено, он поднялся на ноги, пожал руку Элиоту и повернулся ко мне. — Как бы вы сказали, капитан, — произнес он, разводя руками, — чертовски кровавое зрелище! Я нахмурился. Не может быть… — Неужели это вы? — изумился я. — Неужели вы… профессор Джьоти? — Отлично! Индус стер грим с лица, и, глядя на него сейчас, я и представить не мог, как это я не распознал его. Меня ловко одурачили, и моя озадаченность столь явно проступила на моем лице, что индус, которого я больше никогда не буду называть бабу, громко рассмеялся. — Это действительно вы, старина, — прошептал я. — Как вам это удалось? Профессор Джьоти почесал нос. — Знай врага своего, — сказал он. — Но… послушайте… ради Бога… Откуда? Профессор распрямился во весь рост. — Шри Сингх знает все, — гордо заявил он. Я неверяще таращился на него, нисколько, скажу вам, не смущаясь своего изумления. — Боже ж ты мой! — прошептал я, понимая, как я недооценил этого человека. Даже сейчас, тридцать лет спустя, воспоминание о моем презрении к нему заставляет меня краснеть, ибо, вне сомнения, профессор оказался одним из самых отчаянных храбрецов, каких мне только доводилось встречать, а в свое время я знавал многих славных вояк. Размыкая мои наручники, профессор рассказал, что несколько дней инкогнито находился в Каликшутре и что местные приняли его за одного из себе подобных. Он видел, как мы дрались на стене, и, когда нас схватили, позаботился о том, чтобы нас не заразили смертельной болезнью. А потом, прикинув, что старший сержант Кафф — самый сильный из нас, он оставил его прикованным там, где стена была наиболее слаба, и у его ног положил ключ от наших оков. — Тогда я не мог вас освободить, — объяснил он, — ибо, как вы сами убедились, эти несчастные сильнее всего по ночам. Днем же совсем другое дело. К счастью, — сказал он, стряхивая цепи с моих запястий и оглядывая камеру, — все прошло так, как я рассчитывал. — Но, Хури, — вступил Элиот, — если вы все это время были среди этих людей, почему они так и не обнаружили вас? Ведь болезнь дает им возможность чуять человеческую кровь. Профессор Джьоти засмеялся: — Сколько раз я говорил вам, что там, где наука бессильна, за дело берется фольклор. Глаза Элиота засверкали, как у ястреба. — Продолжайте. — Вы сейчас чуете меня? Как вы считаете, от меня изрядно несет? — Да. От вас пахнет, как от браминов, что обычно живут у подножия гор. — Это потому, что я сидел у их ног и учился у них. Профессор снял с пояса сумку и открыл ее. Как только мы заглянули в нее, нам в ноздри ударила нестерпимая вонь. Я увидел что-то напоминающее труху растения, белую и влажную, после чего отвернулся, не в силах больше выносить смердения. Но Элиот настолько заинтересовался, что сунул палец в сумку и вынес месиво на свет. — Что это? — спросил он. — Большая редкость, высоко ценится в деревнях Востока. По-английски это растение называется «киргизское серебро». — А есть у него научное наименование? — нахмурился Элиот. — He слышал о таком Мне не удалось найти никаких сообщений о таком растении. Киргизская пустыня, однако, — родина чеснока. Интересно, не было ли растение профессора Джьоти разновидностью этой весьма пахучей луковицы?
. И вообще, по-моему, об этом растении знают лишь брамины. — Профессор тряхнул головой и улыбнулся. — Потрите этой штукой лоб. Элиот повиновался. — Ну вот, — сказал профессор. — Теперь эти существа не смогут вас учуять. Легенда старая, но, как я доказал, весьма правдивая. Он снова раскрыл сумку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
. Затем я услышал как машина заскрежетала и заскрипела. Богиня повернулась, при этом русский и туземная девушка пронзительно закричали, ибо боль от рывка, пронзившая их запястья, была поистине непереносимой. Статуя содрогнулась, остановилась, и из толпы донесся низкий вопль разочарования. Побелевшими пальцами я сжал пистолет. Как я желал, чтобы сейчас при мне был какой-нибудь пулемет, к примеру, Максим? Но я был беспомощен и ничего не мог поделать, кроме как лежать и наблюдать за происходящим. Вновь заунывно зазвучал ситар, и его звуки тяжело повисли в воздухе, будто нагнетая страх. Статуя вдруг дернулась, и тут к звуку ситара присоединился барабанный бой. По мере разворота статуи ритм табла все учащался и учащался. Свисавшие с крюков жертвы начали судорожно извиваться, их пронзительные крики были ужасны, а обороты статуи все возносили и возносили их вверх, словно катая на некоей ужасной карусели. Толпа зашевелилась, все алчно шагнули вперед, в чьей-то руке сверкнула сабля. Взмах клинка — и в воздухе дугой брызнула струя крови, а эти чудовища — я теперь не мог мыслить о них, как о людях — подняли свои морды, чтобы приветствовать кровавый ливень. А статуя все вращалась и вращалась под пронзительные крики извивающихся несчастных жертв. Вновь сверкнул клинок, еще раз, и вот уже сабли превратились в искры огня, окрашенные в красный цвет отблесками пламени и живой кровью. — Пойдем отсюда, — проговорил я, отчаянно пытаясь подняться на ноги. — Пойдем! Но мы не могли пошевелиться — нас приковала к месту какая-то адская сила. Мы видели, как тела несчастных разрубают на куски, видели, как Комптон, один из наших, британский королевский стрелок, омывает лицо в крови невинных! Теперь, по крайней мере, мы могли быть уверены, что несчастные жертвы мертвы, ибо тела их разрезали на куски. Из живота русского вывалились кишки, часть которых отлетела в толпу, а часть упала в миски, которые держала статуя. Через некоторое время скорость оборотов статуи замедлилась, и, наконец, машина, заскрипев и резко дернувшись, остановилась. С обоих крюков свисали теперь лишь истекающие кровью обрубки — ничто в них не напоминало людские тела. Эти окровавленные останки сияли с крюков и презрительно швырнули в огонь, в расщелину. Однако миски из нижних рук богини были взяты с величайшим почтением, и их содержимое осторожно опорожнили в гигантскую золотую чашу. Затем миски заменили, а статую тщательно обтерли. Тем временем среди ожидающих своей участи пленников были выбраны две новые жертвы. Запястья их уже связывали. — Нет! — прошептал я. — Hет! Но это было правдой: на этот раз к хищным крюкам статуи вели… моих солдат! За спиной у себя я услышал шаги и быстро повернулся. У подножья стены стояло какое-то существо. Оно не видело нас, но, похоже, знало, о нашем присутствии, ибо принюхивалось, словно ожидая, что вот-вот почует наш залах. Я вспомнил о создавшемся у меня впечатлении, что женщина, читающая наши мысли, разыскивает нас, и понял — назовите это, если хотите, суеверной чушью, — что наше присутствие действительно обнаружено. Я прижался спиной к стене и жестом велел моим спутникам сделать то же самое. Мы замерли, и существо, вынюхивающее нас, стало уходить. Но тут я услышал пронзительный крик… потом еще один. Не сдержавшись, я выглянул в бойницу. Я, должно быть, испустил вздох ужаса, ибо мои солдаты уже болтались на адских крюках, и статуя вновь неторопливо разгонялась. Я замер, но поздно — существо внизу заметило меня. Я увидел, что за ним следует большая стая его дружков, и, признаюсь, с дрожью осознал, что время наше истекло. Я разрядил верный револьвер, мои спутники разрядили свое оружие, но существа уже подступали к нам. Я уложил одного из них кулаком, а второго двинул в челюсть, но в это время у меня за спиной раздались самые ужасные крики, которые я когда-либо слышал. Повернувшись, я увидел, что от моих солдат осталось лишь месиво из крови и внутренностей под ударами сабель, нарезающих живых людей на ломти. Но тут кто-то со всей силы врезал мне по затылку — помню, я еще очень удивился, как моя голова не разлетелась вдребезги от такого удара. Я пошатнулся и рухнул. На меня глядел какой-то ужасающего вида тип. От него жутко разило, но, как ни странно, эта вонь что-то мне напомнила. Затем его изображение расплылось. Я прошептал про себя имя своей дорогой женушки, и все погрузилось во тьму и забвение. Письмо профессора Хури Джьоти Навалкара полковнику Артуру Пакстону 9 июня 1887 г. Полковник! Вы должны продвигаться вперед как можно быстрее. Настоятельная необходимость, повторяю — настоятельная, в том, чтобы вы атаковали не пулями, но факелами. Здесь царит ужасная болезнь, но яркий свет приводит заболевших ею в ужас. Поэтому, когда прибудете, сразу поджигайте город. Поверьте мне, клянусь, иного пути нет. Пойду вперед. Боюсь, Мурфилд и его люди в смертельной опасности. Может оказаться, что помощь им придет слишком поздно. Если они или кто-либо еще приблизится к вам и при этом не узнает вас, то сразу стреляйте. Вгоняйте пулю прямо в сердце. Не подходите близко! Для передачи болезни, способы лечения которой неизвестны, достаточно одного укуса. Расскажите об этом всем вашим людям. Торопитесь, полковник! И Бог вам в помощь! Хури Выдержки из «С винтовками в Радже» (продолжение) ОТЧАЯННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В темнице — Шри Сингх — занимаем позицию — отчаянное отступление — необычное видение — проклятие брамина Я пробудился от звука воды, капающей на камни, и открыл глаза. Вокруг было темно. Я попробовал пошевелиться, услышал над собой побрякивание цепей и понял, что запястья мои прикованы к холодной каменной стене. — Мурфилд! Ну, слава Богу! Это был голос Элиота. Я попытался разглядеть его, но тьма была кромешная. — Что случилось? — спросил я. — Как Кафф? — Думаю, жив, но все еще без сознания. А вас сильно оглушили. — Ничего, — ответил я. — Как вы? — Боюсь, что тоже не отличился. Какая-то сволочь проткнула мне ногу копьем. — Какое, черт возьми, невезение. Надеюсь, не очень болит? Элиот слабо рассмеялся: — Ерунда, думаю, нам осталось недолго ходить по этой земле. Так что едва ли это имеет значение. — Мы должны бежать и немедленно! — воскликнул я. Элиот сухо усмехнулся. — У вас есть какие-нибудь соображения? — поинтересовался я. Он не ответил. Элиот? — окликнул я. Вон там, — вдруг проговорил он. Что? Слушайте! Я замер, но не услышал ничего, кроме слабого звука капающей воды. — Слышите? — спросил Элиот. — Что? Как вода капает? — Ну да, — в нетерпении сказал он. — Это в дальнем углу темницы. Там, где прикован старший сержант. Я, признаться, не сразу понял, куда он клонит. — Вода откуда-то просачивается, — объяснил он. — Подземный источник. А раз так, в том месте, где течет вода, каменная кладка будет явно слабее. — Почему же эти существа приковали его там? — нахмурился я. — Не знаю, но стоит ли сейчас волноваться об этом? Поэтому, когда Кафф очнулся, мы попросили его рвануть посильнее свои оковы. — Хорошо, сэр, — ответил старший сержант. Было слышно, как он дергается, затем раздалось крепкое ругательство. — Беспросветно? — поинтересовался я. — Пока да, сэр. Но я не собираюсь загибаться у какой-то дикарской стены. Дайте время, сэр, и посмотрим, что можно будет сделать. Тяжело дыша, он начал вновь дергать цепи, и до нас донеслись его приглушенное бормотание и ругательства. — Дело вроде долгое, — наконец проговорил Элиот. — Вы не знаете Каффа, — возразил я. — Он самый крепкий парень из всех, с кем мне доводилось встречаться. — Приятно слышать, сэр! — напряженно выдохнул старший сержант, и в тот же миг мы услышали, как стена подалась. Раздался звон цепей, и Кафф с глухим стуком упал на пол. — Все в порядке? — спросил я. — Да, сэр, — ответил Кафф. — Редко чувствуешь себя лучше. — Отличная работа! — Большое спасибо, сэр! По великому счастью в моих карманах оказалось несколько спичек. Я сообщил старшему сержанту об этой удаче, он потянулся за спичками и, чиркнув о камни, зажег одну из них. В краткой вспышке света я увидел, что цепи Каффа полностью выворочены из стены и сейчас он намеревается разорвать ручные оковы. Вены на его лбу и шее вздулись, и одна из оков вдруг хрустнула и подалась. После чего спичка погасла. Старший сержант подошел к нам и ваялся за оковы Элиота. На этот раз, по-видимому, металл оказался слишком крепок для него. — Зажгите еще спичку, — прошептал я, ибо напряженность нашего положения стала сказываться на моих нервах. — Посмотрите, может найдете что-нибудь, что поможет вам. — Хорошо, сэр! Он взял вторую спичку, вновь вспыхнул свет. Кафф оглядел темницу, представлявшую собой, как я теперь заметил, облицованную грубыми камнями зловещего вида камеру. Кафф заглянул во тьму дальнего угла, и, как раз перед тем как спичка вот-вот должна была погаснуть, я услышал его удивленный вздох. — Что там, старший сержант? — спросил я, увидев, что он нагибается. — Что-то нашли? — Да, сэр. Вроде нашел. Он шагнул ко мне и взял третью и последнюю спичку. Чиркнув ею о стену, в свете пламени он передал мне какой-то металлический предмет. Это был ключ. — Какого черта… — прошептал я. Старший сержант нагнулся к Элиоту, вставил ключ и повернул его. Оковы наручников упали с запястьев Элиота. — Отлично! — проговорил я, наблюдая за ним. Потом спичка погасла. И в тот же миг где-то неподалеку раздались шаги. Кто-то спускался вниз, к двери камеры. — Кафф, Элиот, — приказал я сквозь зубы. — Назад, к стене! Они поспешно задвигались, и я принялся молиться Богу, чтобы они успели всунуть запястья в цепи. Удостовериться в этом я не успел, ибо в замочной скважине уже заскрежетал ключ, и в распахнувшуюся дверь хлынул ослепляющий свет раннего утра. Я заморгал. В дверном проеме стояло какое-то существо. На ступеньках позади него виднелось несколько человеческих фигур, но наиболее опасным был тот, кто вошел первым. Я собрался с духом. Вошедший был бледен, как и остальные, глаз его не было видно, ибо они были полузакрыты, но я сразу эаметил, что он из другой породы, нежели существа за его спиной. От него веяло холодом, как от высеченной изо льда статуи, и все же, хотя на его лице отражались подлость и жестокость, было в нем что-то мягкое, как в избалованной женщине, а поэтому он производил впечатление ужасной, наглой силы. К тому же он напомнил мне кого-то виденного раньше. Я принялся ворошить воспоминания. И вспомнил — я видел это лицо, когда нас пленили, оно пристально смотрело на меня перед тем, как я отключился. Я почувствовал, что Элиот тоже узнал его, ибо он чуть не вскрикнул, но сдержался. Существо шагнуло вперед, и нас обдало зловонным запахом. Я сразу припомнил священника, старика брамина, которого ранил в ногу, — от него воняло точно так же. Существо зашло в камеру, за ним последовали еще три фигуры с мертвенным взглядом. Предводитель их раскрыл глаза, и я увидел, что они отнюдь не мертвы, но хищно поблескивают. Он бегло осмотрел запястья Элиота и Каффа, и на мгновение мне показалось, что мы разоблачены, но существо уже склонилось ко мне и вытащило из недр своего одеяния какой-то небольшой кол. Пристально вглядевшись в мое лило, последователь Кали поднял кол, делая вид, что готовится пронзить им мое сердце. Но вдруг подмигнул мне и резко повернулся к одной из тварей у себя за спиной. Две фигуры покатились по полу в яростной схватке, но человек с колом умудрился вытащить своего противника на солнечный свет, и сопротивление существа ночи сразу ослабло. Я увидел, что Элиот тоже сбросил цепи и борется с одним из существ, призывая Каффа на помощь. — Только осторожнее! Не дайте им попробовать вашу кровь! — вскричал он, вышвыривая противника на освещенные солнцем ступени. Тут раздался страшный крик, долгий и клокочущий, и в крышу ударил мощный фонтан крови. Одно из существ лежало замертво с колом, пронзившим сердце, его кровь фонтаном хлестала ввысь и стремительно просачивалась сквозь пол. Наш спаситель поднялся на ноги и выдернул колышек из груди мертвого чудовища, направляясь к Каффу, который прижал своего соперника к стене. — На солнечный свет! — сказал этот необычайный человек. Кафф швырнул существо в сторону двери. Если раньше оно еле двигалось, то теперь было словно парализовано. — Да, да, — кивнул странный человек, — давайте, прямо в сердце. Он отдал Каффу свой кол. — К чертям эту сосудистую деятельность! Кафф действовал строго по инструкции, и новый фонтан крови ударил в камере. — А теперь, — пробормотал индус, подходя к Элиоту, — покончим с последним. Отойдите-ка, Джек. Знаю, трудная работенка для нас, вегетарианцев. Элиот улыбнулся и встал, а индус вновь исполнил свое зловещее действо. Когда все было кончено, он поднялся на ноги, пожал руку Элиоту и повернулся ко мне. — Как бы вы сказали, капитан, — произнес он, разводя руками, — чертовски кровавое зрелище! Я нахмурился. Не может быть… — Неужели это вы? — изумился я. — Неужели вы… профессор Джьоти? — Отлично! Индус стер грим с лица, и, глядя на него сейчас, я и представить не мог, как это я не распознал его. Меня ловко одурачили, и моя озадаченность столь явно проступила на моем лице, что индус, которого я больше никогда не буду называть бабу, громко рассмеялся. — Это действительно вы, старина, — прошептал я. — Как вам это удалось? Профессор Джьоти почесал нос. — Знай врага своего, — сказал он. — Но… послушайте… ради Бога… Откуда? Профессор распрямился во весь рост. — Шри Сингх знает все, — гордо заявил он. Я неверяще таращился на него, нисколько, скажу вам, не смущаясь своего изумления. — Боже ж ты мой! — прошептал я, понимая, как я недооценил этого человека. Даже сейчас, тридцать лет спустя, воспоминание о моем презрении к нему заставляет меня краснеть, ибо, вне сомнения, профессор оказался одним из самых отчаянных храбрецов, каких мне только доводилось встречать, а в свое время я знавал многих славных вояк. Размыкая мои наручники, профессор рассказал, что несколько дней инкогнито находился в Каликшутре и что местные приняли его за одного из себе подобных. Он видел, как мы дрались на стене, и, когда нас схватили, позаботился о том, чтобы нас не заразили смертельной болезнью. А потом, прикинув, что старший сержант Кафф — самый сильный из нас, он оставил его прикованным там, где стена была наиболее слаба, и у его ног положил ключ от наших оков. — Тогда я не мог вас освободить, — объяснил он, — ибо, как вы сами убедились, эти несчастные сильнее всего по ночам. Днем же совсем другое дело. К счастью, — сказал он, стряхивая цепи с моих запястий и оглядывая камеру, — все прошло так, как я рассчитывал. — Но, Хури, — вступил Элиот, — если вы все это время были среди этих людей, почему они так и не обнаружили вас? Ведь болезнь дает им возможность чуять человеческую кровь. Профессор Джьоти засмеялся: — Сколько раз я говорил вам, что там, где наука бессильна, за дело берется фольклор. Глаза Элиота засверкали, как у ястреба. — Продолжайте. — Вы сейчас чуете меня? Как вы считаете, от меня изрядно несет? — Да. От вас пахнет, как от браминов, что обычно живут у подножия гор. — Это потому, что я сидел у их ног и учился у них. Профессор снял с пояса сумку и открыл ее. Как только мы заглянули в нее, нам в ноздри ударила нестерпимая вонь. Я увидел что-то напоминающее труху растения, белую и влажную, после чего отвернулся, не в силах больше выносить смердения. Но Элиот настолько заинтересовался, что сунул палец в сумку и вынес месиво на свет. — Что это? — спросил он. — Большая редкость, высоко ценится в деревнях Востока. По-английски это растение называется «киргизское серебро». — А есть у него научное наименование? — нахмурился Элиот. — He слышал о таком Мне не удалось найти никаких сообщений о таком растении. Киргизская пустыня, однако, — родина чеснока. Интересно, не было ли растение профессора Джьоти разновидностью этой весьма пахучей луковицы?
. И вообще, по-моему, об этом растении знают лишь брамины. — Профессор тряхнул головой и улыбнулся. — Потрите этой штукой лоб. Элиот повиновался. — Ну вот, — сказал профессор. — Теперь эти существа не смогут вас учуять. Легенда старая, но, как я доказал, весьма правдивая. Он снова раскрыл сумку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45