Полковник Роулинсон помрачнел: — Если он и там, капитан, то не ждите встречи с ним. Разведчики играют по другим правилам. Правда, одного парня вы все же можете постараться разыскать — врача-англичанина по имени Джон Элиот. Он работает среди туземцев уже несколько лет, основал больницу, ну, и все в таком духе. Вообще-то он не желает иметь никаких дел с колониальными властями, этакий бунтарь-отшельник, понимаете? Но в данном случае он в курсе вашего задания, капитан, и окажет вам помощь, если сможет. Вам стоит заставить его раскинуть умом. Он знает многое о том, что там творится. А на местном жаргоне говорит, как настоящий туземец, — так мне сообщали, во всяком случае. Я кивнул, сделал пометку на обложке папки и поднялся, видя, что мой инструктаж подходит к концу. Перед уходом полковник Роулинсон пожал мне руку. — С Богом, Мурфилд, — сказал он. — Служба — дело суровое. Я взглянул ему прямо в глаза и ответил: — Постараюсь сделать все, что смогу, сэр! Произнося эти слова, я вспомнил застрелившегося агента, неизвестный ужас, доведший его до могилы, и подумал о том, много ли я смогу сделать. Такие предшествующие обстоятельства лишь побудили меня поскорее выступить, ибо никто не любит рассиживаться и валять дурака, когда предстоят скверные дела. Пампер Пакстон, сам побывавший во многих переделках, видимо, понимал, что я чувствую, ибо радушно пригласил меня к себе в бунгало в тот вечер, где мы пропустили по маленькой и поболтали о былом. Дома у него были жена и юный сын Тимоти, отличный парнишка, который сразу заставил меня маршировать перед ним взад-вперед по дому. Он был самым многообещающим сержантом по строевой подготовке, с каким мне когда-либо приходилось встречаться! Мы на редкость отлично провели время, ибо я всегда был любимцем юного Тимоти и только порадовался, что он еще помнит меня. Когда пришло время ему ложиться слать, я сел рядом и почитал ему рассказики из какой-то приключенческой книжки. Помнится, наблюдая за ним, я подумал, что придет день и Тимоти станет гордостью своего отца. — У тебя прекрасный мальчуган, — сказал я потом Памперу. — Он напоминает мне о том, зачем я ношу этот мундир. Пампер пожал мне руку. — Ерунда, старик, — отмахнулся он. — Тебе никогда не надо об этом напоминать. В ту ночь я лег спать в хорошем расположении духа, а когда проснулся на следующее утро, моих мрачных предчувствий как не бывало. Я был готов к бою. Мы двигались из Симлы по большой дороге в горы. Солдаты мои, как и обещал полковник Роулинсон, оказались хорошими ребятами, и мы быстро продвигались вперед. За месяц нашего путешествия я воистину уверовал в то, о чем часто говорили — нет в мире мест красивее. Воздух тут свеж, растительность пышна, а Гималаи над нами уходят вершинами в самые небеса. Я вспомнил, что эти горы почитаются индусами как обитель богов. Проходя под громадными ликами, я понял причину этого — от вершин исходило ощущение какой-то великой тайны и власти. Впрочем, постепенно пейзаж вокруг начал меняться. Чем ближе мы подъезжали к Каликшутре, тем суровей и безлюдней становилось вокруг, хотя царственное величие гор оставалось прежним. унылость ландшафта лишь способствовала моим раздумьям. Как-то поздно вечером мы вышли на распутье и очутились у отходящей на Каликшутру дороги. Рядом с дорогой распласталась деревушка, нищая и убогая, но все-таки обещавшая то, что там живут люди, которых мы не встречали вот уже почти неделю. Однако когда мы вошли в деревушку, то увидели, что она покинута жителями — даже собаки не выбежали встретить нас. Мои люди противились вставать тут на постой, говорили о скверных предчувствиях, а второе чутье у солдат зачастую очень хорошо развито. Мне тоже не терпелось продолжить наше продвижение к цели, так что в тот же вечер, хотя солнце почти седо, мы ступили на дорогу на Каликшутру. За первым же крутым поворотом мы наткнулись на статую, выкрашенную черным. Камень износился, и черт лица почти нельзя было разобрать, но я сразу узнал черепа в ожерелье на шее и понял, кого представляет эта статуя. У ног богини лежали цветы. Весь следующий день и еще день за ним мы взбирались по склону горы. Тропа становилась все уже и обрывистее, шла зигзагами, вверх по почти голой скале, а над пропастью горело безжалостно палящее солнце. Я начал понимать, почему обитателей такого места, как Каликшутра, если они вообще существуют, следует называть демонами, ибо трудно было поверить, что впереди нас могут ждать какие-либо человеческие жилища. И, конечно же, мое восторженное отношение к горам немного поостыло! Но, наконец, на исходе второго дня тропа, по которой мы продвигались, стала выравниваться, а среди скал впереди замаячили следы зелени. Когда лучи заходящего солнца исчезли за утесом, мы обогнули нагромождение скал и увидели перед собой густую поросль деревьев, тянущихся вверх в облака пурпурных цветов, а вдали сверкали призрачной белизной пики гор. Некоторое время я стоял завороженный этим прекрасным видом, как вдруг услышал крик одного из моих людей, продолжавших двигаться по тропе. Я, конечно, бросился вслед и сразу услышал жужжание мух. Я догнал кричавшего за ближайшей скалой. Он показывал на статую. Прямо за ней начинались джунгли, и статуя стояла, словно часовой, охраняющий подходы к зарослям и деревьям. Мой солдат обернулся ко мне с гримасой отвращения на простом честном лице. Я поспешил к нему и увидел, что вокруг шеи идола висит что-то живое. Разило ужасающей вонью, напоминавшей запах гниющего мяса, и, рассматривая ожерелье на идоле, я понял, что смотрю на кишащих мух и личинок, — бесчисленные тысячи их образовали живую кожу и питались тем, что находилось под ними. Я ткнул в это сонмище рукояткой пистолета; мухи взлетели жужжащим черным роем, и на свет, киша личинками, появился комок внутренностей. Я подрезал их, и они с глухим шлепком упали на землю. А когда они упали, к своему удивлению, я увидел блеск золота. Стерев кровь, я разглядел на шее идола украшение, выглядящее очень дорогостоящим. Даже я, не разбираясь в женских забавках, понял, что вещица была довольно древней работы. Я пригляделся к ожерелью повнимательнее: оно состояло из тысячи крохотных капелек золота, сплетенных в нечто вроде сетки, и стоило, должно быть, больших денег. Я потянулся к ожерелью, намереваясь снять его. И в это мгновение раздался выстрел. Пуля просвистела у меня над плечом и со звоном ударилась о скалу. Я взглянул вверх и сразу обнаружил нападавшего: какой-то человек стоял на краю ущелья. Он еще раз навел винтовку, во я опередил его, удачно попав ему в ногу. Человек покатился вниз по склону, и я подумал, что с ним наверняка покончено, но нет, он поднялся и, используя винтовку как костыль, заковылял через дорогу к тому месту, где мы стояли. Все это время он что-то выкрикивал, показывая на статую. Я, конечно же, не понял ни слова из того, что он говорил, но догадаться о содержании его речи было нетрудно. Я отошел от статуи и поднял руки, показывая, что совершенно не интересуюсь золотом идола. Человек уставился на меня, и мне представилась возможность хорошо разглядеть его. Это был старик в поношенных розовых одеждах, с лицом и руками, вымазанными каким-то крайне дурно пахнущим веществом, так что вонью разило от него до самых небес. Короче говоря, мы столкнулись с настоящим брамином. Он был бледен, и в глазах его стояли слезы. Я взглянул на его ногу. Она сильно кровоточила, и я нагнулся, чтобы перевязать рану, но едва я вознамерился сделать это, как брамин отскочил от меня и вновь принялся молоть языком. На этот раз мне показалось, что я услышал слово «Кали». — Кали, — повторил я, и человек кивнул. — Хан, хан, Кали Да, да, Кали! (хинди)
, — вскричал он и разрыдался. Ну что же, беседа складывалась хорошо, и меня нисколько не беспокоило то, что я буду делать дальше. Однако вдруг за спиной у меня послышались шаги. — Может быть, я смогу вам помочь? — произнес чей-то голос мне в ухо. Я обернулся и увидел, что позади стоит человек — не в мундире, но тем не менее европеец, с заострившимся лицом и большим носом, напоминающим клюв хищной птицы. Ему на вид было не больше тридцати, но глаза его выглядели гораздо старше. Я подумал: «А этот тип откуда здесь взялся?» — и тут на меня снизошло озарение. — Доктор Элиот? — спросил я. Молодой человек кивнул. Я представился. — Да, — отрывисто сказал он. — Мне передали, что вы можете приехать. Он взглянул на жреца, который лежал на земле, держась за ногу и что-то бормоча себе под нос. — Что он говорит? — спросил я. Элиот вначале не ответил мне. Вместо этого он встал на колени перед брамином и занялся его ногой. Я повторил вопрос. — Он обвиняет вас в святотатстве, — сообщил Элиот, не поднимая головы. — Я же не взял золото. — Но вы отрезали внутренности, не так ли? Я фыркнул. — Спросите его, зачем они это делают, — приказал я. — Спросите, зачем они мажут идола кровью. Элиот что-то сказал жрецу. Зрачки старика расширились от ужаса; я увидел, как он показал на статую и махнул рукой в сторону джунглей. Услышал я и то, как он пробормотал слова «Ветала-панча-Виншати», слова, слышанные мною от бабу еще в Симле. Затем старик пронзительно закричал, я было нагнулся, ко Элиот решительно отодвинул меня. — Оставьте беднягу в покое, — велел он. — Ему очень больно. Вы уже подстрелили его, капитан Мурфилд, может быть, остановимся на этом? Что ж, признаюсь, задел он меня этим замечанием, но я понял и точку зрения доктора — здесь я ничем помочь не мог, а потому поднялся на ноги. Однако меня заинтриговало упоминание о демонах бабу. Элиот словно прочел мои мысли, потому что снова взглянул на меня и сказал, что позднее сам подойдет ко мне. Я опять кивнул и отошел. Манеры Элиота были резки, но он произвел на меня впечатление здравомыслящего человека, которому можно доверять. Я направился проследить за тем, как мои люди разбивают палатки. Позже, когда выставили часовых и разбили лагерь, я сидел в одиночестве, с наслаждением покуривая трубку, когда появился Элиот. — Как ваш пациент? — спросил я. Элиот кивнул. — Выкарабкается, — сказал он, вздохнув, и опустился рядом со мной. Он долго ничего не говорил, просто смотрел на огонь. Я предложил ему трубку, он взял и сам набил ее. Прошло еще несколько минут молчания. Наконец он потянулся, как кот, и обернулся ко мне. — Не надо было вам трогать статую, — медленно проговорил он. — Факир что, еще дуется? — Естественно, — кивнул мой спутник. — Он отвечает за умиротворение богов. Отсюда и золотые украшения, капитан, и козлиные кишки… — Козлиные кишки? — прервал я его. — А что, по-вашему, там висело? — блеснули горящие глаза Элиота. — Ничего, — проворчал я, выколачивая трубку. — Просто странно как-то, затевать возню из-за внутренностей какого-то животного. — Не совсем, капитан, — проговорил Элиот, вновь опуская взор. — Видите ли, оскорбив богиню, вы также оскорбили ее поклонников, жителей Каликшутры, тех самых, в чью страну вы вот-вот вторгнетесь. Брамин боится за свой народ, живущий здесь, в предгорьях. Он говорит, теперь ничто не остановит возможных нападений на них. — Но кого они боятся? Тех, кто живет выше в горах? — Да. — Не понимаю… Я же не тронул золото, ведь только оно по-настоящему имеет значение! К чему столько внимания козлиным кишкам и крови? Неужели внутренности животного могут защитить от врагов? Элиот вяло пожал плечами: — Здешние суеверия подчас весьма необычны. — Да, мне говорили. Поклонение демонам и все такое. Но что за этим стоит, как вы думаете? — Не знаю, — сказал Элиот. Он поворошил костер и уставился на взлетающие в ночь искры. Потом он снова взглянул на меня, и его внешняя расслабленность вдруг исчезла. Меня вновь поразила глубина, скрывавшаяся в его взоре, примечательная в человеке гораздо моложе меня. — Два года я проработал здесь, — неторопливо проговорил он, — и в одном лишь я уверен, капитан. Горцы напуганы чем-то, и это не просто суеверие. По сути дела, именно это заставило меня впервые приехать сюда. — Что вы имеете в виду? — спросил я. — О, разные странности, о которых сообщалось в журналах для узкого круга читателей. — Например? Глаза Элиота сузились. — В самом деле, капитан, вас это вряд ли заинтересует. Это весьма малоизвестная отрасль медицинских исследований. — Попробуйте мне растолковать. — Речь идет о регулировании и структуре крови… — насмешливо улыбнулся Элиот. Мое лицо, должно быть, выдало меня, потому что улыбка Элиота стала шире, и он покачал головой: — Попросту говоря, капитан, белые кровяные клетки в здешних краях живут чересчур долго. Услышав подобное заявление, я аж подпрыгнул и с удивлением уставился на доктора. — Что? уж не хотите ли вы сказать, что можно продлить жизнь человека? — Не совсем, — замялся Элиот. — Это лишь видимость. Видите ли, эти клетки… также мутируют. — Мутируют? — Да. Словно в крови распространяется рак. А заканчивается все тем, что разрушаются нервы и головной мозг. — Звучит довольно-таки мрачно. И что же это за болезнь такая? Элиот покачал головой и отвернулся. — Не знаю, — неохотно признался он. — Лишь пару раз у меня была возможность обследовать больных ею. — Но вы же приехали сюда изучать эту болезнь! — Первоначально, да. Но вскоре я узнал, что туземцы не одобряют интерес к этому таинственному заболеванию. Поскольку я здесь гость, мне ничего нe оставалось кроме как уважить их пожелания и остановить исследования. У меня и так было дел по горло — я организовывал больницу и лечил прочие хвори. — Но даже так… вы говорите, что видели пару человек, страдающих вашей таинственной болезнью? — Да. Вскоре после того, как похитили леди Весткот — вы, наверное, слышали об этом несчастье? — Разумеется. Ужасный случай. — По-видимому, — бесстрастно продолжил Элиот, — вмешательства из внешнего мира беспокоят страдающих этой болезнью, выгоняют их из укрытий и заставляют рыскать по предгорьям и окружающим джунглям. — Бог ты мой! — воскликнул я. — По-вашему, они вроде диких зверей? — Да, — подтвердил Элиот, — так, в основном, к ним относятся здешние туземцы — как к смертельным врагам. И я, исходя из собственных наблюдений двух упомянутых мною случаев, считаю, что местные жители имеют веские причины для страха, поскольку болезнь воистину смертоносна — она заразна и разрушает разум. Вот почему я хочу вам помочь. Присутствие здесь русских в высшей степени опасно. Если они задержатся… Бог знает, насколько быстро может начать распространяться инфекция. — И лекарств от нее нет? — в ужасе спросил я. — Насколько я знаю — нет, — пожал плечами Элиот. — Но те двое больных; которых я лечил, пробыли у меня недолго — неделю или около того, — и это была гонка против процесса атрофации. В конце концов, я потерпел поражение — болезнь добралась до головного мозга, после чего оба больных исчезли. — Исчезли? — Вернулись туда, откуда пришли. — Элиот повернулся и показал на лес и горные вершины вдали. — Знаете легенду? Там живут демоны. — Вы это серьезно? И снова Элиот прикрыл глаза. — Не знаю, — сказал он наконец. — Но чем выше в горы, тем чаше встречаются случаи этой болезни. Согласно моей теории, местные жители не раз наблюдали этот феномен в прошлом и для его объяснения создали целую мифологию. — Вы имеете в виду разговоры о демонах и прочую чушь? — Именно так. Элиот помедлил и открыл глаза. Он взглянул через плечо, и я невольно тоже оглянулся. Луна, призрачная и бледная, как горные вершины, была почти полной, а джунгли за нами казались сотканными из синих лоскутков. — Ветала-панча-Виншати, — вдруг промолвил Элиот. — Когда брамин произнес эти слова, вы ведь их узнали? Я кивнул. — Откуда они вам известны? — Мне их растолковал профессор санскрита, — ответил я. — А, — медленно кивнул Элиот. — Так вы познакомились с Хури? Я попытался вспомнить, так ли звали бабу. — Он был толстый, — сказал я. — И чертовски грубый. — Да, это был Хури, — улыбнулся Элиот. — Так вы, стало быть, тоже его знаете? — спросил я. Глаза Элиота сузились: — Он иногда наезжает сюда. — В горы? — хмыкнул я. — Но он же жуткий толстяк! Как ему удается взобраться сюда, черт возьми? — О, когда дело касается его исследований, он готов пойти на любые муки. — Он полез в карман. — Вот, — сказал он, вытаскивая ворох сложенных бумаг, — статьи, о которых я говорил, те, что побудили меня приехать сюда… Их написал профессор. — Он передал мне бумаги. — А вот эту он прислал мне всего месяц тому назад. Я взглянул на статью. «Демоны Каликшутры. Исследование по современной этнографии». А ниже мелким шрифтом шел подзаголовок «Санскритский эпос, гималайские культы и традиция насыщения кровью». Я помрачнел. — Простите, это должно меня заинтересовать? Во взгляде Элиота, казалось, мелькнула насмешка. — Так Хури вам не сказал, что означает «Ветала-панча-Виншати»? — Сказал, конечно. Так называют демона. — По правде говоря, в здешних местах это означает нечто иное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
, — вскричал он и разрыдался. Ну что же, беседа складывалась хорошо, и меня нисколько не беспокоило то, что я буду делать дальше. Однако вдруг за спиной у меня послышались шаги. — Может быть, я смогу вам помочь? — произнес чей-то голос мне в ухо. Я обернулся и увидел, что позади стоит человек — не в мундире, но тем не менее европеец, с заострившимся лицом и большим носом, напоминающим клюв хищной птицы. Ему на вид было не больше тридцати, но глаза его выглядели гораздо старше. Я подумал: «А этот тип откуда здесь взялся?» — и тут на меня снизошло озарение. — Доктор Элиот? — спросил я. Молодой человек кивнул. Я представился. — Да, — отрывисто сказал он. — Мне передали, что вы можете приехать. Он взглянул на жреца, который лежал на земле, держась за ногу и что-то бормоча себе под нос. — Что он говорит? — спросил я. Элиот вначале не ответил мне. Вместо этого он встал на колени перед брамином и занялся его ногой. Я повторил вопрос. — Он обвиняет вас в святотатстве, — сообщил Элиот, не поднимая головы. — Я же не взял золото. — Но вы отрезали внутренности, не так ли? Я фыркнул. — Спросите его, зачем они это делают, — приказал я. — Спросите, зачем они мажут идола кровью. Элиот что-то сказал жрецу. Зрачки старика расширились от ужаса; я увидел, как он показал на статую и махнул рукой в сторону джунглей. Услышал я и то, как он пробормотал слова «Ветала-панча-Виншати», слова, слышанные мною от бабу еще в Симле. Затем старик пронзительно закричал, я было нагнулся, ко Элиот решительно отодвинул меня. — Оставьте беднягу в покое, — велел он. — Ему очень больно. Вы уже подстрелили его, капитан Мурфилд, может быть, остановимся на этом? Что ж, признаюсь, задел он меня этим замечанием, но я понял и точку зрения доктора — здесь я ничем помочь не мог, а потому поднялся на ноги. Однако меня заинтриговало упоминание о демонах бабу. Элиот словно прочел мои мысли, потому что снова взглянул на меня и сказал, что позднее сам подойдет ко мне. Я опять кивнул и отошел. Манеры Элиота были резки, но он произвел на меня впечатление здравомыслящего человека, которому можно доверять. Я направился проследить за тем, как мои люди разбивают палатки. Позже, когда выставили часовых и разбили лагерь, я сидел в одиночестве, с наслаждением покуривая трубку, когда появился Элиот. — Как ваш пациент? — спросил я. Элиот кивнул. — Выкарабкается, — сказал он, вздохнув, и опустился рядом со мной. Он долго ничего не говорил, просто смотрел на огонь. Я предложил ему трубку, он взял и сам набил ее. Прошло еще несколько минут молчания. Наконец он потянулся, как кот, и обернулся ко мне. — Не надо было вам трогать статую, — медленно проговорил он. — Факир что, еще дуется? — Естественно, — кивнул мой спутник. — Он отвечает за умиротворение богов. Отсюда и золотые украшения, капитан, и козлиные кишки… — Козлиные кишки? — прервал я его. — А что, по-вашему, там висело? — блеснули горящие глаза Элиота. — Ничего, — проворчал я, выколачивая трубку. — Просто странно как-то, затевать возню из-за внутренностей какого-то животного. — Не совсем, капитан, — проговорил Элиот, вновь опуская взор. — Видите ли, оскорбив богиню, вы также оскорбили ее поклонников, жителей Каликшутры, тех самых, в чью страну вы вот-вот вторгнетесь. Брамин боится за свой народ, живущий здесь, в предгорьях. Он говорит, теперь ничто не остановит возможных нападений на них. — Но кого они боятся? Тех, кто живет выше в горах? — Да. — Не понимаю… Я же не тронул золото, ведь только оно по-настоящему имеет значение! К чему столько внимания козлиным кишкам и крови? Неужели внутренности животного могут защитить от врагов? Элиот вяло пожал плечами: — Здешние суеверия подчас весьма необычны. — Да, мне говорили. Поклонение демонам и все такое. Но что за этим стоит, как вы думаете? — Не знаю, — сказал Элиот. Он поворошил костер и уставился на взлетающие в ночь искры. Потом он снова взглянул на меня, и его внешняя расслабленность вдруг исчезла. Меня вновь поразила глубина, скрывавшаяся в его взоре, примечательная в человеке гораздо моложе меня. — Два года я проработал здесь, — неторопливо проговорил он, — и в одном лишь я уверен, капитан. Горцы напуганы чем-то, и это не просто суеверие. По сути дела, именно это заставило меня впервые приехать сюда. — Что вы имеете в виду? — спросил я. — О, разные странности, о которых сообщалось в журналах для узкого круга читателей. — Например? Глаза Элиота сузились. — В самом деле, капитан, вас это вряд ли заинтересует. Это весьма малоизвестная отрасль медицинских исследований. — Попробуйте мне растолковать. — Речь идет о регулировании и структуре крови… — насмешливо улыбнулся Элиот. Мое лицо, должно быть, выдало меня, потому что улыбка Элиота стала шире, и он покачал головой: — Попросту говоря, капитан, белые кровяные клетки в здешних краях живут чересчур долго. Услышав подобное заявление, я аж подпрыгнул и с удивлением уставился на доктора. — Что? уж не хотите ли вы сказать, что можно продлить жизнь человека? — Не совсем, — замялся Элиот. — Это лишь видимость. Видите ли, эти клетки… также мутируют. — Мутируют? — Да. Словно в крови распространяется рак. А заканчивается все тем, что разрушаются нервы и головной мозг. — Звучит довольно-таки мрачно. И что же это за болезнь такая? Элиот покачал головой и отвернулся. — Не знаю, — неохотно признался он. — Лишь пару раз у меня была возможность обследовать больных ею. — Но вы же приехали сюда изучать эту болезнь! — Первоначально, да. Но вскоре я узнал, что туземцы не одобряют интерес к этому таинственному заболеванию. Поскольку я здесь гость, мне ничего нe оставалось кроме как уважить их пожелания и остановить исследования. У меня и так было дел по горло — я организовывал больницу и лечил прочие хвори. — Но даже так… вы говорите, что видели пару человек, страдающих вашей таинственной болезнью? — Да. Вскоре после того, как похитили леди Весткот — вы, наверное, слышали об этом несчастье? — Разумеется. Ужасный случай. — По-видимому, — бесстрастно продолжил Элиот, — вмешательства из внешнего мира беспокоят страдающих этой болезнью, выгоняют их из укрытий и заставляют рыскать по предгорьям и окружающим джунглям. — Бог ты мой! — воскликнул я. — По-вашему, они вроде диких зверей? — Да, — подтвердил Элиот, — так, в основном, к ним относятся здешние туземцы — как к смертельным врагам. И я, исходя из собственных наблюдений двух упомянутых мною случаев, считаю, что местные жители имеют веские причины для страха, поскольку болезнь воистину смертоносна — она заразна и разрушает разум. Вот почему я хочу вам помочь. Присутствие здесь русских в высшей степени опасно. Если они задержатся… Бог знает, насколько быстро может начать распространяться инфекция. — И лекарств от нее нет? — в ужасе спросил я. — Насколько я знаю — нет, — пожал плечами Элиот. — Но те двое больных; которых я лечил, пробыли у меня недолго — неделю или около того, — и это была гонка против процесса атрофации. В конце концов, я потерпел поражение — болезнь добралась до головного мозга, после чего оба больных исчезли. — Исчезли? — Вернулись туда, откуда пришли. — Элиот повернулся и показал на лес и горные вершины вдали. — Знаете легенду? Там живут демоны. — Вы это серьезно? И снова Элиот прикрыл глаза. — Не знаю, — сказал он наконец. — Но чем выше в горы, тем чаше встречаются случаи этой болезни. Согласно моей теории, местные жители не раз наблюдали этот феномен в прошлом и для его объяснения создали целую мифологию. — Вы имеете в виду разговоры о демонах и прочую чушь? — Именно так. Элиот помедлил и открыл глаза. Он взглянул через плечо, и я невольно тоже оглянулся. Луна, призрачная и бледная, как горные вершины, была почти полной, а джунгли за нами казались сотканными из синих лоскутков. — Ветала-панча-Виншати, — вдруг промолвил Элиот. — Когда брамин произнес эти слова, вы ведь их узнали? Я кивнул. — Откуда они вам известны? — Мне их растолковал профессор санскрита, — ответил я. — А, — медленно кивнул Элиот. — Так вы познакомились с Хури? Я попытался вспомнить, так ли звали бабу. — Он был толстый, — сказал я. — И чертовски грубый. — Да, это был Хури, — улыбнулся Элиот. — Так вы, стало быть, тоже его знаете? — спросил я. Глаза Элиота сузились: — Он иногда наезжает сюда. — В горы? — хмыкнул я. — Но он же жуткий толстяк! Как ему удается взобраться сюда, черт возьми? — О, когда дело касается его исследований, он готов пойти на любые муки. — Он полез в карман. — Вот, — сказал он, вытаскивая ворох сложенных бумаг, — статьи, о которых я говорил, те, что побудили меня приехать сюда… Их написал профессор. — Он передал мне бумаги. — А вот эту он прислал мне всего месяц тому назад. Я взглянул на статью. «Демоны Каликшутры. Исследование по современной этнографии». А ниже мелким шрифтом шел подзаголовок «Санскритский эпос, гималайские культы и традиция насыщения кровью». Я помрачнел. — Простите, это должно меня заинтересовать? Во взгляде Элиота, казалось, мелькнула насмешка. — Так Хури вам не сказал, что означает «Ветала-панча-Виншати»? — Сказал, конечно. Так называют демона. — По правде говоря, в здешних местах это означает нечто иное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45