— Но у Весткота есть друзья, — запротестовал я. — Они помогут ему присмотреть за женой. Вряд ли Люси может угрожать большая опасность из-за нашей временной отлучки. — Склонен согласиться с вами, мистер Стокер, — вступил профессор. — Лже-леди Моуберли, как вы говорите, Джек, — женщина весьма дьявольских способностей. И потребуются наши совместные умение и храбрость, если мы хотим выследить ее и победить. Все мы, каждый и по-разному, причастны к этому делу с самого начала. Не думаю, что стоит сейчас разделяться. Элиот с несчастным видом опустил голову: — Ну, раз вы в этом убеждены… — К силам, против которых мы выступаем, так просто не подойдешь. Так что навестим Весткота и объясним ему положение. Но надо спешить. С каждой минутой наши преимущества тают. К этому времени мы уже вышли на Пиккадилли. Несмотря на ранние утренние часы, этот мощный центр движения в столице так и кишел экипажами. Мы остановили первого попавшегося извозчика и приказали ему ехать на Миддлтон-стрит, где застали Весткота сидящим у постели жены. Элиот предупредил его ни под каким предлогом не оставлять Люси без присмотра и в наше отсутствие не впускать в дом никого, кроме людей, которых он знает и кому может абсолютно доверять. Элиот повторил это предупреждение самым угрюмым тоном: «Никого! Ни единой души!» Затем он нагнулся к Люси и слегка поцеловал ее в щеку. Думаю, что все мы расстроились от расставания с той, о которой так пеклись, но я был благодарен за краткий визит к ней, ибо знал, что образ ее будет теперь постоянно у меня перед глазами, напоминая, сколь срочно и отчаянно наше задание. «В таком настроении, — подумал я, когда мы направились на Кингс-Кросс, — в старые добрые времена рыцарь уезжал из Камелота». В начале шестого утра мы прибыли на вокзал. Пришлось ждать почти час до первого поезда на север, но зато мы смогли удостовериться, что женщину, отвечающую описаниям леди Моуберли, действительно вчера вечером видели на вокзале. Она садилась в последний поезд на Йорк. На руках у нее был младенец, и оба проводника, вспомнившие ее, отметили одну особенность: женщина — явно высокого происхождения — сама носила ребенка, и няни с ней не было. Элиота это известие почему-то крайне расстроило, и, как только наш поезд отошел от перона, доктор нахохлился и погрузился в глубокие раздумья. — Она носит младенца на руках, — бормотал он под нос. — Она, должна быть, абсолютно уверена… Или это, или же… Голос его затих, и он вновь замолк. К счастью, поезд наш шел с хорошей скоростью, и мы прибыли раньше расписания, а поэтому без проблем успели на пересадку. Несмотря на пророчества Элиота, я чувствовал себя сейчас бодро и, сидя в поезде на Уитби, с интересом разглядывал мелькавшие за окном пейзажи, освещенные августовским солнцем. Вокруг жизнерадостно галдели отдыхающие, направляющиеся, как и мы» на йоркширское побережье. Страхи предыдущей ночи постепенна улетучились из моего сознания, и я проникся уверенностью, что вскоре мы повергнем врага наземь. Думал я и о намеках моих спутников на то, что в этой женщине присутствует что-то сверхчеловеческое, но сейчас это казалось мне просто смешным. Даже наше прибытие в Уитби, рисовавшийся в моем воображении местом угрозы и страха, не смогло омрачить оптимистического настроения, поскольку на самом деле оказалось, что это весьма прелестное местечко, раскинувшееся у глубокой гавани и столь круто взбирающееся на холмы с востока, что дома в старой части города стояли словно друг на друге. Только руины аббатства, нависшие над городком, массивные и романтические, навевали мысли о том, что Уитби действительно может соответствовать месту, обрисованному моим воображением. Но в лучах клонящегося к закату солнца аббатство выглядело весьма живописно. Мы навели справки и установили, где жила невеста Джорджа — Розамунда Харкорт. Харкорт-Холл, впечатляющее здание, походил на глыбу, остановившуюся на краю утеса. Поднявшись к воротам поместья, мы прошли через сильно заросший сад, пристально вглядываясь в наступающие сумерки. Однако по пути никто нам не попался, а на подходе к самому дому я даже стал сомневаться, живет ли здесь кто-нибудь вообще, потому что многие окна были заколочены досками и в воздухе витал такой дух заброшенности, что я подумал, а не зря ли мы сюда так спешили. Но Элиот показал на гравий ведущей к дому дорожки, и я увидел на нем одинокую цепочку следов. Кто-то явно был здесь, пришел недавно. — Женщина, — сказал Элиот, приседая у следов на гравии, — судя по маленьким размерам стопы. Но кто? Он взглянул на меня, а я пощупал револьвер, оттопыривающий мой пиджак. Элиот кивнул, взошел по ступеням и постучал молотком в дверь. Пришлось подождать, но в конце концов наш зов был услышан. Пожилая женщина, судя по всему давнишняя служанка Харкортов, открыла дверь, и при виде ее морщинистого, обветренного лица Элиот, как я заметил, несколько смягчился. Женщина оказалась домохранительницей, ей поручили поддерживать порядок в доме до тех пор, пока семья Моуберли не решит вернуться. Она работала служанкой в этой семье около, пятнадцати лет и сейчас очень сокрушалась, что дом запустел и обветшал. Вначале она говорила неохотно, что свойственно жителям Йоркшира, но когда Элиот намекнул, что ее хозяйке грозит опасность, она сразу вызвалась помочь нам, чем только сможет. Поначалу, однако, казалось, что вряд ли ее помощь пригодится. Нет, сказала она нам, она не видела леди Моуберли более двух лет. Нет, она не замечала каких-либо чужаков по соседству. Нет, никто не болел таинственными или необъяснимыми болезнями. — С тех пор как ее сиятельство сама заболела — никто, — закивала головой старушка. — Это случилось как раз перед ее свадьбой с сэром Джорджем. — Заболела? — поинтересовался Элиот. — Побледнела… истощала… слабая была ужасно. Странная какая-то. Вроде как с головой у нее стало не все в порядке, и свадьбу эту она затеяла, умершую мать не успев толком оплакать. Замуж вышла! — домохранительница покачала головой. — Печально все это было, печально и странно. — Странно? — заинтересованно переспросил Элиот. — Чем же? Ну, если не считать спешки… — А все втихую, да не по-людски, не по-людски. — Это как втихую? — Да только она была да сэр Джордж и этот дружок сэра Джорджа, Артур. Вроде так его звали. Ну, такой джентльмен из Лондона. — И никаких родственников? — Никаких, совсем никаких. Ее сиятельство была последней… последней из Харкортов. Она одна и осталась. — Значит, на венчании в церкви была лишь она и те двое? Вы абсолютно уверены в этом? И больше никого не было? — Говорю вам, только они втроем и были. Элиот еще больше нахмурился: — Ну а потом? Видели вы свою хозяйку потом? И снова домохранительница покачала головой: — Нет, она сразу уехала. И она, и муж, я вам сказала. Мы их так и не увидели. — Позвольте мне с этим разобраться… Сэр Джордж и леди Моуберли сразу уехали на медовый месяц? Правильно? А до того на свадьбе у вашей хозяйки не было ни родственников, ни друзей — вообще никого, кого бы она знала? — Ну! Такова уж была ее собственная воля. Она всегда все в одиночку, с тех пор как с головой у нее стало не в порядке. И с нами, слугами, ничего не захотела иметь общего — понабрала новых, своих. Меня к ней в день свадьбы вообще не подпустили, хоть я с пеленок была при ней. Никого из нас не подпустили. Элиот взглянул на профессора. Тот кивнул в ответ, словно подтверждая какое-то подозрение, о котором они говорили раньше. Элиот повернулся к старушке: — Вы нам очень помогли, но еще одно: в ночь перед свадьбой не случилось ли чего-нибудь необычного? Чего-нибудь, запомнившегося вам? Домохранительница задумалась, а затем вздохнула: — Не-а. Ничего… разве что настроение было странное у ее сиятельства. — Она помедлила, вспоминая что-то. — В склеп миссис Харкорт ломились… — Миссис Харкорт? — прервал ее Элиот. — Это же мать леди Моуберли? — Ну! — кивнула старушка. — Так и взломали вход в склеп с ее надгробием. Но это не у нас, а там, в Уитби, при церкви святой Марии. Элиот вдруг напрягся, окостенел, и ноздри его раздулись, как будто почуяв запах погони. — Давайте-ка я повторю все снова, — медленно проговорил он. — В ночь перед свадьбой леди Моуберли склеп Харкортов взломали? Так? Кто-то пытался открыть гроб? — Ну! — подтвердила домохранительница. — Может, и пытался. А вот зачем пытался — не могу сказать. Элиот с победоносным видом покачал головой. — Спасибо вам, — прошептал он, пожимая руки старушке. — Большое спасибо. Он повернулся и, не сказав ни слова, заторопился прочь от дома. Кэб поджидал нас. Элиот велел вознице возвращаться в Уитби и всю дорогу просидел, сжав губы и сдвинув брови, но его глаза выдавали, что он все-таки решил загадку. Я же, конечно, оставался в неведении, как и раньше, но, помня, что Элиот не любит расспросов, решил подождать, пока он сам не заговорит. Когда же он зашел в лавку и заказал кирку, заступ и тяжелый молот, я больше не смог сдерживать любопытства. — Расскажите, что вы надумали, Элиот, — потребовал я, как только мы вышли. — Насколько я понял, вы уверились, что сэр Джордж женился не на своей настоящей невесте. — Конечно, — ответил Элиот. — Это очевидно. — Вы забываете, — перебил профессор, — что мистер Стокер не вполне знаком с предысторией дела. — С предысторией? — поинтересовался я. — Какой предысторией? — Какой? — улыбнулся профессор и погладил себя по округлому животу. — А той, которая рассказывает об управлении человеком с помощью мысли. Улыбка его погасла. — Я сам это видел и знаю, что мозг простого смертного могут совратить и полностью поработить. Жертва становится инструментом в чужих руках. И такая участь могла постичь, вернее наверняка постигла Розамунду Харкорт. — Вы имеете в виду эту ее «странность»? — Вот именно, — проговорил Элиот. — Свадьба, наем новых слуг, стремление к одиночеству — все это могло быть устроено по чьему-то приказу, ибо ее мысли к тому времени уже не принадлежали ей. И, следуя таким приказам, мисс Харкорт готовила собственную смерть. Смерть, — он нахмурился, — или нечто худшее… — Худшее? Элиот взглянул на утес на востоке, где на фоне сгущающихся туч вырисовывались контуры аббатства. — Это мы должны разузнать, — пробормотал он. Он вдруг вздрогнул и спрятал заступ под складками плаща, снова поглядев на небо. Небо позеленело, воздух отяжелел от удушающей жары и усиливающейся напряженности, которая в преддверии грозы всегда влияет на людей с чувствительной натурой. — Сегодня ночью будет буря, — сказал он. — Но она лишь поможет нам. — Он посмотрел на часы — только что миновало девять. — Идемте, нам надо перекусить. То, чем мы займемся ночью, не делается на пустой желудок. Я едва ли мог подозревать, что он имеет в виду. Заступ и кирку не покупают по прихоти, но у меня не было желания подтверждать некоторые свои темные мысли. Я ел от души, насколько позволяли обстоятельства, и незадолго до полуночи мы, наконец, вышли из постоялого двора. Духота еще усилилась, воздух гнетуще давил. Мы прошли мимо гавани — Элиот вел нас к подножию восточного утеса, на вершине которого стояли руины аббатства. Раздался раскат грома, и, взглянув на море, я увидел, что там призрачной белой стеной поднимается туман, накатываясь на выход из гавани. Прогремел еще один раскат, и без какого-либо дальнейшего предупреждения разразилась гроза. Все вокруг забилось в конвульсиях: волны вздымались с нарастающей яростью, обрушиваясь на причалы; ветер ревел, будто состязаясь с громом; небо над нами содрогалось от поступи бури. На секунду туман поднялся, рассеялся, и я увидел горы кипящей воды, вздымающиеся в несказанном великолепии и поблескивающие серебром в свете молний. А потом все это снова поглотил туман; поглотил он и нас — лица моих спутников едва виднелись сквозь мутную завесу. Элиот взял меня за руку. — Сюда! — крикнул он мне в ухо, указывая на старую часть городка над нами. Мы начали взбираться по продуваемым ветром улицам, по ступеням, по сотням ступеней, ведущих вверх на утес. Мы уже подходили к его вершине, когда туман опять расступился, и, глянув вперед, я различил контуры аббатства, правда, его вид заслоняла другая церковь, стоявшая на краю утеса и окруженная кладбищем с множеством надгробий и покосившихся могильных камней. — Церковь святой Марии, — прокричал Элиот и двинулся к кладбищу, сгибаясь на ветру, который, казалось, вот-вот сметет его с утеса, и лавируя между камней. Я последовал за ним и вскоре понял, что цель нашего похода — самый огромный склеп, который мне когда-либо доводилось видеть, массивное сооружение из прямоугольных камней у обрыва. Подойдя к нему, Элиот остановился и огляделся по сторонам, убеждаясь, что мы здесь одни. Буря, как он и предугадал, была нашим союзником в эту ночь, ибо мы находились в самом ее центре и вокруг не было никого, кто бы отважился выдержать ее ярость. Когда я приблизился к склепу, с моря вновь наплыл туман, враз окутав меня клубами сырых испарений, словно склизкими руками смерти. Я перестал что-либо различать и теперь мог только слышать — рев бури, раскаты грома и удары мощных волн раздавались из тьмы еще громче прежнего. Я на ощупь добрался вдоль стены до угла склепа. Впереди замаячила какая-то фигура. Она протянула руку, и я узнал Элиота. Вглядевшись в его лицо, я увидел, насколько оно неподвижно и ужасающе напряжено. — Выньте револьвер! — крикнул он мне. Должно быть, я замешкался, ибо он сам полез в мой карман, достал револьвер, осмотрел его и вернул мне, показав на стену склепа. И тут я обнаружил, что вход в склеп разнесен вдребезги, а за ним затаилась тьма, щерясь обломками решетки на нас, будто ухмыляясь. Сквозь завывание урагана до меня внезапно донеслось хихиканье. — Кто пойдет первым? — спросил профессор из-за моего плеча и еще раз хихикнул. Я оглянулся на него, угрюмо улыбнулся и нырнул в дыру. После бури темнота казалась невыносимо тихой. Я полез в карман за спичками, зажег одну и, прикрывая ее пламя рукой, перехватил револьвер покрепче. Оглядевшись по сторонам, я не заметил в склепе и следа чьего-либо присутствия. У стены меланхолично стояли в ряд надгробия, но ни одно из них не было потревожено. Не было видно и следов каких-либо недобрых дел. За мной вошли Элиот и профессор, осматриваясь в склепе. На лице Элиота отразилось разочарование, смешанное с облегчением. И вдруг он вздрогнул. — Что это? — воскликнул он, наклоняясь и становясь на колени у одного из надгробий. Я увидел, что к каменной стенке прислонен какой-то конверт. С лихорадочной поспешностью Элиот схватил его, разорвал, вынул единственный листок бумаги, прочел и закрыл глаза. — Этого я и боялся, — проговорил он каким-то потусторонним голосом. — Чего же, ради Бога? — спросил я. Он медленно обернулся. Никогда не видел я на человеческом лице выражения столь ужасающего страдания. — Взгляните на дату, — сказал он, показывая. — Четвертое августа. — Плечи его опустились. — Вот когда она приезжала сюда. Помню, она говорила мне, что ей надо съездить в Уитби по неотложному делу. Теперь ясно, что это было за дело. — Но люди на вокзале Кингс-Кросс… — запротестовал я. — Они видели, как вчера вечером она садилась на поезд. Она и ребенок Люси… При упоминании о юном Артуре Элиот вздрогнул. — Она… они… могли сесть на поезд на Йорк, — медленно произнес он. — Но в Йорк так и не приехали. Нет, — продолжал он, изучая записку, — та, за кем мы гонимся, сошла на первой же остановке и вернулась в Лондон, а мы поехали дальше и не нашли ничего, кроме вот этой, заранее подготовленной насмешки. Она была уверена, что мы проглотим наживку. — Он в отчаянии потряс запиской. — Да что говорить, она даже подписалась! — Дайте взглянуть, — попросил я. Элиот пожал плечами и протянул мне записку. — «Хорошо сработано, Джек, — прочел я вслух, — да не совсем. Вы сильно опоздали. Розамунда, леди Моуберли, она же Ш.В.». — Я взглянул на Элиота. — А что значит Ш.В.? — Настоящие инициалы женщины, которую мы преследуем. Ей теперь не нужно скрывать, кто она. Наше преследование было бессмысленно. — Не совсем, — заговорил до сих пор молчавший профессор, хватаясь за кирку. — Вы что? — вскричал я, видя, что он собирается вскрыть гроб. — Все же и здесь мы можем сделать кое-что полезное. — Это могила миссис Харкорт? — спросил Элиот. Профессор замахнулся было киркой, но потом указал на имя на надгробии и кивнул. — Давайте поможем, — предложил Элиот. — Стокер, прошу вас, вы сильней любого из нас… — Я не стану участвовать в осквернении! — Стокер, — проговорил профессор, — мы стремимся не к осквернению, а к свершению акта величайшего милосердия. Помогите нам, и я вам все объясню. Раньше я не мог сказать вам этого — вы бы мне не поверили… пока не увидели бы весь ужас своими глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45