Они уже издали пару книг - "Глубокоуважаемый микроб или Гусляр в космосе" Кира Булычева и еще что-то. Есть представительство и в Таллине - его возглавляет Миша Веллер. Ба! знакомые все лица!
На чай, мыло и стиральный порошок с 1-го июня ввели карточки. Это вдобавок к карточкам на сахар, которые действуют уже год. Хорошо живем...
Скоро 40 лет. Вот ужас-то где...
Бегаю. Но форму еще не обрел - был перерыв три месяца.
30 августа 1989 г. Зеленогорск.
Грустно. Лето кончилось.
В середине июля - жаркого и голубого - я взялся строить отдельный вход с верандой. И сейчас сижу под ее крышей. Веранда отделана снаружи, но не доведена до конца внутри - нет материала.
Приезжала Маришка, жила в Зеленогорске две недели. Я сделал им с Максимом чердачок с окнами на веранду. Мы сидели с Ольгой за столом, а их размытые стеклами физиономии мелькали наверху. У них там свои комнатки - они затащили спальный мешок, надувной матрас, лампу, помятый чайник, чашки, тарелки и целыми днями сидели там, устраивая меблировку и наводя уют. Ольга даже им туда обед передавала. На обрезках строганных досок они нарисовали экран телевизора с ручками, приемник, магнитофон и по очереди включали эту электронику.
- Максим, включи "Утреннюю почту" по первой программе.
- Нет, я хочу "Ну погоди!". Сейчас начнется.
- Ну, хорошо, давай "Ну, погоди!" Седьмую серию...
Грустно. И из-за того, что Маришка улетела, и потому что лето кончилось. А так же по причине 8 страниц текста, которые я только и сделал за все лето.
Вчера ходили за грибами, принесли две корзинки. Я отобрал сыроежки и приготовил грибную солянку - с картошкой, корешками, морковкой, сметаной. И съел три порции: свою, добавку и доел порцию Максима.
Купил у книжного магазина на Мойке "Лолиту" Набокова и прочитал.
Набоков - мастер слова, художник, но как мало души в этом романе. Иногда, вынужденный водить читателя за нос (явно, что своего опыта общения с нимфетками у него не густо, и в подобной передряге он не бывал) - Набоков берет высотой языка и красотами стиля, скрывает провалы в психологии, и главные герои его - Лолита и Гумберт Гумберт - не видны, мне не хватает их жизненной выпуклости. Подобное я заметил и в "Приглашении на казнь", которое также купил на Мойке этим летом.
В магазинах день ото дня все хуже и хуже. И такое ощущение, словно кто-то, неведомый и могущественный еще, злорадно потирает руки: "Вы хотели демократии, перестройки? А вот вам демократия - получите!"
27 сентября 1989 года. Ленинград.
Хороший сентябрь нынче: тепло, солнечно. Часто бываю в центре и брожу с удовольствием маршрутами моего героя Игоря Фирсова - Марсово поле, канал Грибоедова, Михайловский садик...
Теперь у меня есть кабинет. Но не хватает того святого одиночества, когда начинает говорить душа. Суета. Сегодня, например, оклеивал обоями туалет, вчера приходил водопроводчик менять унитаз, позавчера привозили мебель и т.п. Суета эта загоняет душу во мрак, небытие, и только к ночи, когда не грохочут трамваи по Малому проспекту, душа подает свой слабый голос.
Сегодня, листая старую записную книжку и перебирая альбомы с фотографиями (я укладывал их на новое место), я ужаснулся тому количеству ошибок, которое совершил к 40 годам. И той мерзости, что наделал людям.
Список грехов составить, что ли? Полагаю, он уже составлен на небесах.
Все равно стыдно...
12 октября 1989 г. Дома.
Сегодня снились удивительно красивые сны. Парашютные прыжки, драки с компанией малолеток, танки наезжали на меня и с визгом выдвигали стволы, чтобы придавить меня к стенке... И видел отчетливо даже шерсть на холке собаки. Картинки менялись с поразительной затейливостью, как в калейдоскопе. И все сны - цветные. Ничего подобного раньше не снилось. Накануне пил два дня по случаю выхода сборника "Точка опоры". Там мой рассказ "Случай с Евсюковым".
15 октября 1989 г. Дома.
Вчера в Доме писателя обмывали со Смоляровым выход моего рассказа. Мыслей было много, навалом. Сейчас все куда-то подевались. Выхаживаюсь. Сломал стенку запломбированного зуба, и об него оцарапал свой беспокойный язык. Ем с трудом, язык покрыт белым налетом. Но сегодня ночью проснулся с удивительно приятным ощущением в груди. Умиление чем-то необъяснимым. Может быть, от того, что вчера вечером был телевизионный сеанс экстрасенса Чумака?
А сейчас - противно во рту, противно в душе, и Ольга спит на другом диване. Сижу в кабинете, слушаю "Радио "Свобода"- говорят про нашего бывшего тяжелоатлета, чемпиона мира Юрия Власова. Сейчас он политик и писатель.
22 октября 1989 г.
На выходные ездили в Зеленогорск. Посадили две яблоньки и малину. Копал грядки - до пота.
Запомнилось. Я сидел на корточках в огороде, поднял голову и увидел: наш зеленый домик, голое рябиновое дерево с гроздьями ягод и синие тучи на севере.
Вечером, прихватив Максимкиного приятеля Тарасика, ходили в сауну. Изумительно сходили: вода в бассейне прохладная, чуть обжигающая; пепси, которое сразу не проглотить; хрустящие румяные яблоки. Покой. И кожа еще долго оставалась теплой, пока мы добирались до дома через железнодорожные платформы и пили чай на веранде. И мелькнула мысль: запомнят ли пацаны этот поход в баню? И если запомнят, то как? Будут ли помнить меня, или только свистящую воду из шланга, которой они брызгались, и ледяные брызги из бассейна?
23 октября 1989 г. Ночь.
Не могу спать в кабинете - одолевают мелкие городские комары. В прежней квартире их почему-то не было, хотя мы жили напротив Смоленского кладбища камнем добросишь до оград. Сейчас у меня под окнами клены и серебристый тополь, садик. Оттуда, поди, и летят.
Странное дело: обставил кабинет, развесил картины и картинки, за спиной - книжные стеллажи, рядом - шаляпинское кресло Ольгиной бабушки, на круглом столике телефон - а не пишется ни черта!
А сегодня подумал, что столик на кухне, за которым я привык работать на прежней квартире, так и подманивает меня. И кухня кажется симпатичней буржуазного кабинета. Почему?
Завтра идти в банк и милицию по делам регистрации представительства кооператива "Текст".
24 октября 1989г.
Сходил в банк и милицию. Банкирша сквозь зубы объяснила мне, как заполнить банковскую карточку. Выяснилось, что без печати не обойтись. В милиции отказали в разрешении на изготовление печати и штампа. Вы, дескать, не юридическое лицо. Листали закон о кооперации. Там запрета нет. Но нет и разрешения. А что не запрещено, то разрешено. Но милиция считает иначе. Она на страже закона. Только какого?... От, сволочи... Казалось бы - если мне для работы требуются печать и штамп, то какое ваше дело? Не мешайте кооперативу работать, не вмешивайтесь в его хозяйственную деятельность...
Помыкаться, чувствую, еще придется.
8 ноября 1988 г.
Ноют зубы и челюсть. Недавно удалили зуб мудрости - думали, причина в нем, но легче не стало. Слабо-ноющая боль осталась. Боюсь онкологических причин - 9 ноября пойду на новый рентген. И вспоминаю Сашку Померанцева, беднягу, у которого тоже начиналось безобидно, а сейчас он инвалид 1-й группы, прикрепленный пожизненно к онкологическому диспансеру. Жуть.
Никакой бодрости. Держится небольшая температура. Писать не могу: боящийся несовершен в любви. А без любви ничего стоящего не напишешь.
23 ноября 1989 г.
Замечаю, что в современной прозе слишком много материи. И мало духа. Я бы сказал так: мало Духа.
Временами болит челюсть. Отдает в ухо. Неужели, рак? Боюсь идти к врачам. Нашелся знакомый стоматолог, посоветовал по телефону какие-то таблетки. Пью второй день - не помогает.
Завтра собираемся в ресторан Дома журналистов - справлять грядущее сорокалетие. Читаю Петрарку - "Автобиографическую прозу", для укрепления духа.
Вчера получил маленькую посылку из Венгрии, от Имре. Шла она ко мне через Москву с нарочным. Полагая, что в СССР все плохо, Имре прислал мне два тюбика зубной пасты, зубную щетку, мыло, дезодорант, сигареты и магнитофонную кассету с венгерскими песнями. Еще книгу Эрве Базена на русском языке - "И огонь пожирает огонь", изданную в СССР. Вот так.
8 декабря 1989 г.
Образ жизни - как у последнего идиота; сам себе противен. Нет тонуса. Болят зубы, и врачи не могут найти причины. Два зуба уже удалили.
Мое сорокалетие затянулось - гости плановые и неплановые... Жуть!
Писать не могу (или не хочу?). Замечаю, что смотреть телевизор и читать газеты интереснее, чем писать.
Ольга с Максимом постоянно дома, и уединенность моего кабинета, в котором все слышно, даже как жарится на кухне картошка, - весьма относительна. И еще эти ноющие зубы. Просто срам, а не образ жизни. Если бы писалось запоем, все ушло на второй план. Но все кажется мелким в сравнении с тем, что происходит в Европе и у нас.
Не бегаю и не закаляюсь давно. Стоит побыть на улице, а потом зайти в тепло, как зубы начинают ныть и ноют весь день.
Прочитал "Братьев Карамазовых", "Белую гвардию", "Мастера и Маргариту", В. Брюсова (прозу), Ф. Петрарку, К. Воннегута и еще много всего.
Я писатель или читатель?..
Разговор в Союзе писателей:
- Ты записался в "Содружество"?
- Мне писать надо, а не записываться.
1990 год
Блокнотик с рисунком Клодтовского коня на Аничковом мосту. Надпись "Ленинград" в виньетках.
1 января 1990 года.
Первый день Нового года. Максим с Маришкой завтракают и смотрят детский фильм по телевизору. Снегу мало. Бесцветная речь Горбачева вчера по ТВ.
Стол: колбаса твердого копчения, салат оливье (Ольга так называет, для меня - просто мясной), рыба под майонезом (Маришка привезла из Мурманска треску), жареные в духовке курицы, свекла тертая с чесноком, грибы соленые, пироги двух видов, красная икра(!), конфеты, сухое вино, полюстрово (с сиропом) и бутылочный квас, который я открыл, залив полскатерти. Есть и водка, которую мы не пили.
Шампанского нет. Магазины пустые. Продукты к столу запасали долго и запасли по счастливому совпадению.Звонили: Спичка, Андреев Саша, Митя Кузнецов, Смоляров (дважды, последний раз в 7 утра, когда мы уже спали вторично поздравлял с Новым годом). И я позвонил некоторым людям.
Унылые праздники, это признают все. Даже Ольга волнуется: что ждет нашу страну дальше? Вчера с детьми нашли на окне в парадной записку: "Лопушок, я побежала за сосисками. Скоро не жди. Груша". И весь вечер на разные лады со смехом вспоминали эту страшную, в общем-то, записку.
1 января, вечер.
Пару часов назад обнаружил на правой нижней челюсти, там где был удаленный зуб, безболезненное вздутие. И сразу испортилось настроение до тоски. И не болит при нажатии - вот, что плохо.
Сегодня гулял с детьми. Ходили в часовню Ксении Блаженной на Смоленском, ставили свечи.
Десять лет назад, когда я только ухаживал за Ольгой, мы ходили вечерами гулять на Смоленское и целовались у тогдашних развалин этой часовни - я и понятия не имел, что там погребена Ксения Блаженная Петербургская. Помню, что стояли стены с провалившейся крышей, искореженная ограда, обломки кирпичей под ногами... Теперь часовня восстановлена - стены бледно-салатного цвета, и она видна издалека. В те годы на Смоленском только два места содержались в исправности: церковь и могила родителей Косыгина. Напротив последней стоял вагончик с милицейским постом, откуда слышалась музыка и вываливались пьяные милиционеры и девки. Мы с Ольгой бродили по кладбищу и разглядывали старинные склепы и надгробия.
Потом я свел детей в кино - на американский фильм "Полет навигатора", про летающую тарелку. Прекрасные съемки. Гуляли по берегу Финского залива около Морского вокзала и даже по самому заливу - прошлись по льду до рыбаков.
Тоска. Надо опять идти к врачу.
4 января 1990 г., вечер.
Врачи ничего толком не говорят. Направили на консультацию в поликлинику от 1-го Медицинского института, там, где раньше был Дом искусств или Дворец Литераторов - черт его знает, забыл. Там, где нынче кинотеатр "Баррикада". Когда-то, в 20-х годах, там жили в общаге наши будущие знаменитые писатели, а еще раньше стоял один из первых царских дворцов в Петербурге - деревянный, построенный Елизаветой. Вот в этом бывшем дворце и бывшей литобщаге я и просидел на деревянном коробе, что закрывает отопительные трубы, около сорока минут. Потом пришла нянечка и сказала, что врача не будет - она повредила ногу по дороге на работу.
"У каждого врача свое кладбище", - сказала медсестра. Веселенькие, бодрящие разговоры.
Теперь - вторник. Ждать еще четыре дня.
Ходили в Александро-Невскую лавру. Черные тени снежинок в свете фонарей. Тень появляется при подлете снежинки к белой дорожке.
Дела моего представительства налаживаются. Печать мне все-таки разрешили иметь - это стоит портфель книг. Открыл расчетный счет. Взял бухгалтера. Взял зама и помощника - Сашу Андреева. Буду издавать Житинского - короткие рассказы и миниатюры, не вошедшие в прежние книги. Их не пустили - слишком абсурдны и замысловаты показались.
Семинар Стругацкого воспринял мой выбор автора болезненно. Почему Житинский, а не молодые семинаристы? Смоляров, похоже, обиделся всерьез. Стругацкий без претензий - даже разговора на эту тему не было.
8 января, утро.
Сегодня еду на встречу со снабженцем. Должны привезти из Лесогорска образец бумаги. Встреча - в моей бывшей школе на углу 6-й Советской и Дегтярной.
В субботу ездил в стол заказов на Литейный за дефицитом для поставщиков. Как я вышел на стол заказов - отдельная история. Перебирал потом на кухне реликтовые продукты и пускал слюнки: икра, крабы, сервелат, столичная водка на винте... Потом договорился с мясником и купил 17 кг отборного мяса. Часть заберет с собою в Мурманск Маришка. Она пришла с гулянья и первым делом спросила: "А мясо купил? Где оно?"
12 января 1990 г. Вечер.
Был в 1-ом Медицинском институте на кафедре челюстно-лицевой хирургии. Консилиум переговаривался за дверью, а я пытался подслушивать. Диагноз мне поставили под вопросом: воспаление тройничного нерва. Зубы, оказывается, не при чем. Застудился, очевидно, бегая. Слов нет печатных! Удалили четыре здоровых зуба - и спросить не с кого!
Назначили процедуры - там же, на кафедре. Ходить каждый день. Сегодня уже сидел, опутанный проводами в присутствие хорошенькой лаборантки. Даже пытался шутить с ней. После процедуры она спросила: "Стало легче? Не так уже болит?" Мне показалось, что и впрямь легче, я кивнул. А вышел на мороз, и снова заныла челюсть.
"Давай, татарин, вези! - понукал свой "Камаз" водитель на подъеме в гору. - Вези, татарское отродье!" Мы везли с ним 7 тонн бумаги в ролях из Лесогорска.
Я надеялся, что за две сумки деликатесов мне отдадут хотя бы часть денег. Хрен в нос! Сказали спасибо. Но зато бумага есть.
17 января 1990г.
Ехал сегодня в автобусе, сзади внучка разговаривала с бабушкой. Голосок - ангельский. Лет пяти. Едем мимо Балтийского завода.
Бабушка:
- Вот здесь я проработала тридцать девять лет.
Внучка, помолчав:
- Тебе трудно было?
Бабушка, подумав, отвечает сдавленным голосом:
- По разному бывало.
Внучка, после паузы, задумчиво:
- Тридцать девять лет - это много...
Я читал. Обернуться хотелось, но не решился. Оставил это на потом беглый взгляд при выходе. Но не получилось -заторопился к дверям и забыл. И вспоминал несколько раз за день этот ангельский голосок с раздумчивой интонацией, даже сочувствующей: "Тебе трудно было?.."
Сегодня сдал в типографию оригинал-макет книги Житинского "Седьмое измерение". И его приняли. А месяц назад не принимали, и я натерпелся позора. Но сегодня взял реванш.
Дело было так. Прихожу месяц назад в производственный отдел. Сидит могучая тетя с прорабским голосом по фамилии Миловидова.
- Здрасьте, мы хотим у вас книгу заказать.
- Какую?
- Сборник прозы Александра Житинского. Короткие новеллы, миниатюры... Семь авторских листов.
Она смотрит на меня с легкой досадой.
- Какого формата?
- Такая, - говорю, - небольшая. Вот, типа этой... - Взял у нее со стола книжку, показываю.
- Вы кто?
- В каком смысле?
- Вы редактор, издатель? Или кто?..
- Издатель... Кооператив "Текст", ленинградское представительство...
- А у вас есть кто-нибудь, кто в полиграфии понимает? - Не скрывая раздражения, потрясает книжкой, которую я показал в качестве образца. "Типа этой"! Вы должны мне хотя бы все выпускные данные назвать! И спецификацию составить! Развелось кооперативщиков... Присылайте специалиста - поговорим.
Ушел с позором. Она мне даже до свидания не сказала.
Где я специалиста найду? Если и найду, ему платить надо. А на счете копейки, остатки того, что Москва прислала. Зарплата моя на деликатесы ушла. Наискосок от типографии - магазин "Старая книга". Купил "Справочник технического и художественного редактора" Гиленсона и стал изучать, как к экзамену. Некоторые определения и таблицы выписал и дома развесил. Зубрю каждый день: полиграфический формат, кегль, полосы, спуски, титул, шмуц-титул, формат полосы набора, виды переплетов, отстав, лидерин, каптал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
На чай, мыло и стиральный порошок с 1-го июня ввели карточки. Это вдобавок к карточкам на сахар, которые действуют уже год. Хорошо живем...
Скоро 40 лет. Вот ужас-то где...
Бегаю. Но форму еще не обрел - был перерыв три месяца.
30 августа 1989 г. Зеленогорск.
Грустно. Лето кончилось.
В середине июля - жаркого и голубого - я взялся строить отдельный вход с верандой. И сейчас сижу под ее крышей. Веранда отделана снаружи, но не доведена до конца внутри - нет материала.
Приезжала Маришка, жила в Зеленогорске две недели. Я сделал им с Максимом чердачок с окнами на веранду. Мы сидели с Ольгой за столом, а их размытые стеклами физиономии мелькали наверху. У них там свои комнатки - они затащили спальный мешок, надувной матрас, лампу, помятый чайник, чашки, тарелки и целыми днями сидели там, устраивая меблировку и наводя уют. Ольга даже им туда обед передавала. На обрезках строганных досок они нарисовали экран телевизора с ручками, приемник, магнитофон и по очереди включали эту электронику.
- Максим, включи "Утреннюю почту" по первой программе.
- Нет, я хочу "Ну погоди!". Сейчас начнется.
- Ну, хорошо, давай "Ну, погоди!" Седьмую серию...
Грустно. И из-за того, что Маришка улетела, и потому что лето кончилось. А так же по причине 8 страниц текста, которые я только и сделал за все лето.
Вчера ходили за грибами, принесли две корзинки. Я отобрал сыроежки и приготовил грибную солянку - с картошкой, корешками, морковкой, сметаной. И съел три порции: свою, добавку и доел порцию Максима.
Купил у книжного магазина на Мойке "Лолиту" Набокова и прочитал.
Набоков - мастер слова, художник, но как мало души в этом романе. Иногда, вынужденный водить читателя за нос (явно, что своего опыта общения с нимфетками у него не густо, и в подобной передряге он не бывал) - Набоков берет высотой языка и красотами стиля, скрывает провалы в психологии, и главные герои его - Лолита и Гумберт Гумберт - не видны, мне не хватает их жизненной выпуклости. Подобное я заметил и в "Приглашении на казнь", которое также купил на Мойке этим летом.
В магазинах день ото дня все хуже и хуже. И такое ощущение, словно кто-то, неведомый и могущественный еще, злорадно потирает руки: "Вы хотели демократии, перестройки? А вот вам демократия - получите!"
27 сентября 1989 года. Ленинград.
Хороший сентябрь нынче: тепло, солнечно. Часто бываю в центре и брожу с удовольствием маршрутами моего героя Игоря Фирсова - Марсово поле, канал Грибоедова, Михайловский садик...
Теперь у меня есть кабинет. Но не хватает того святого одиночества, когда начинает говорить душа. Суета. Сегодня, например, оклеивал обоями туалет, вчера приходил водопроводчик менять унитаз, позавчера привозили мебель и т.п. Суета эта загоняет душу во мрак, небытие, и только к ночи, когда не грохочут трамваи по Малому проспекту, душа подает свой слабый голос.
Сегодня, листая старую записную книжку и перебирая альбомы с фотографиями (я укладывал их на новое место), я ужаснулся тому количеству ошибок, которое совершил к 40 годам. И той мерзости, что наделал людям.
Список грехов составить, что ли? Полагаю, он уже составлен на небесах.
Все равно стыдно...
12 октября 1989 г. Дома.
Сегодня снились удивительно красивые сны. Парашютные прыжки, драки с компанией малолеток, танки наезжали на меня и с визгом выдвигали стволы, чтобы придавить меня к стенке... И видел отчетливо даже шерсть на холке собаки. Картинки менялись с поразительной затейливостью, как в калейдоскопе. И все сны - цветные. Ничего подобного раньше не снилось. Накануне пил два дня по случаю выхода сборника "Точка опоры". Там мой рассказ "Случай с Евсюковым".
15 октября 1989 г. Дома.
Вчера в Доме писателя обмывали со Смоляровым выход моего рассказа. Мыслей было много, навалом. Сейчас все куда-то подевались. Выхаживаюсь. Сломал стенку запломбированного зуба, и об него оцарапал свой беспокойный язык. Ем с трудом, язык покрыт белым налетом. Но сегодня ночью проснулся с удивительно приятным ощущением в груди. Умиление чем-то необъяснимым. Может быть, от того, что вчера вечером был телевизионный сеанс экстрасенса Чумака?
А сейчас - противно во рту, противно в душе, и Ольга спит на другом диване. Сижу в кабинете, слушаю "Радио "Свобода"- говорят про нашего бывшего тяжелоатлета, чемпиона мира Юрия Власова. Сейчас он политик и писатель.
22 октября 1989 г.
На выходные ездили в Зеленогорск. Посадили две яблоньки и малину. Копал грядки - до пота.
Запомнилось. Я сидел на корточках в огороде, поднял голову и увидел: наш зеленый домик, голое рябиновое дерево с гроздьями ягод и синие тучи на севере.
Вечером, прихватив Максимкиного приятеля Тарасика, ходили в сауну. Изумительно сходили: вода в бассейне прохладная, чуть обжигающая; пепси, которое сразу не проглотить; хрустящие румяные яблоки. Покой. И кожа еще долго оставалась теплой, пока мы добирались до дома через железнодорожные платформы и пили чай на веранде. И мелькнула мысль: запомнят ли пацаны этот поход в баню? И если запомнят, то как? Будут ли помнить меня, или только свистящую воду из шланга, которой они брызгались, и ледяные брызги из бассейна?
23 октября 1989 г. Ночь.
Не могу спать в кабинете - одолевают мелкие городские комары. В прежней квартире их почему-то не было, хотя мы жили напротив Смоленского кладбища камнем добросишь до оград. Сейчас у меня под окнами клены и серебристый тополь, садик. Оттуда, поди, и летят.
Странное дело: обставил кабинет, развесил картины и картинки, за спиной - книжные стеллажи, рядом - шаляпинское кресло Ольгиной бабушки, на круглом столике телефон - а не пишется ни черта!
А сегодня подумал, что столик на кухне, за которым я привык работать на прежней квартире, так и подманивает меня. И кухня кажется симпатичней буржуазного кабинета. Почему?
Завтра идти в банк и милицию по делам регистрации представительства кооператива "Текст".
24 октября 1989г.
Сходил в банк и милицию. Банкирша сквозь зубы объяснила мне, как заполнить банковскую карточку. Выяснилось, что без печати не обойтись. В милиции отказали в разрешении на изготовление печати и штампа. Вы, дескать, не юридическое лицо. Листали закон о кооперации. Там запрета нет. Но нет и разрешения. А что не запрещено, то разрешено. Но милиция считает иначе. Она на страже закона. Только какого?... От, сволочи... Казалось бы - если мне для работы требуются печать и штамп, то какое ваше дело? Не мешайте кооперативу работать, не вмешивайтесь в его хозяйственную деятельность...
Помыкаться, чувствую, еще придется.
8 ноября 1988 г.
Ноют зубы и челюсть. Недавно удалили зуб мудрости - думали, причина в нем, но легче не стало. Слабо-ноющая боль осталась. Боюсь онкологических причин - 9 ноября пойду на новый рентген. И вспоминаю Сашку Померанцева, беднягу, у которого тоже начиналось безобидно, а сейчас он инвалид 1-й группы, прикрепленный пожизненно к онкологическому диспансеру. Жуть.
Никакой бодрости. Держится небольшая температура. Писать не могу: боящийся несовершен в любви. А без любви ничего стоящего не напишешь.
23 ноября 1989 г.
Замечаю, что в современной прозе слишком много материи. И мало духа. Я бы сказал так: мало Духа.
Временами болит челюсть. Отдает в ухо. Неужели, рак? Боюсь идти к врачам. Нашелся знакомый стоматолог, посоветовал по телефону какие-то таблетки. Пью второй день - не помогает.
Завтра собираемся в ресторан Дома журналистов - справлять грядущее сорокалетие. Читаю Петрарку - "Автобиографическую прозу", для укрепления духа.
Вчера получил маленькую посылку из Венгрии, от Имре. Шла она ко мне через Москву с нарочным. Полагая, что в СССР все плохо, Имре прислал мне два тюбика зубной пасты, зубную щетку, мыло, дезодорант, сигареты и магнитофонную кассету с венгерскими песнями. Еще книгу Эрве Базена на русском языке - "И огонь пожирает огонь", изданную в СССР. Вот так.
8 декабря 1989 г.
Образ жизни - как у последнего идиота; сам себе противен. Нет тонуса. Болят зубы, и врачи не могут найти причины. Два зуба уже удалили.
Мое сорокалетие затянулось - гости плановые и неплановые... Жуть!
Писать не могу (или не хочу?). Замечаю, что смотреть телевизор и читать газеты интереснее, чем писать.
Ольга с Максимом постоянно дома, и уединенность моего кабинета, в котором все слышно, даже как жарится на кухне картошка, - весьма относительна. И еще эти ноющие зубы. Просто срам, а не образ жизни. Если бы писалось запоем, все ушло на второй план. Но все кажется мелким в сравнении с тем, что происходит в Европе и у нас.
Не бегаю и не закаляюсь давно. Стоит побыть на улице, а потом зайти в тепло, как зубы начинают ныть и ноют весь день.
Прочитал "Братьев Карамазовых", "Белую гвардию", "Мастера и Маргариту", В. Брюсова (прозу), Ф. Петрарку, К. Воннегута и еще много всего.
Я писатель или читатель?..
Разговор в Союзе писателей:
- Ты записался в "Содружество"?
- Мне писать надо, а не записываться.
1990 год
Блокнотик с рисунком Клодтовского коня на Аничковом мосту. Надпись "Ленинград" в виньетках.
1 января 1990 года.
Первый день Нового года. Максим с Маришкой завтракают и смотрят детский фильм по телевизору. Снегу мало. Бесцветная речь Горбачева вчера по ТВ.
Стол: колбаса твердого копчения, салат оливье (Ольга так называет, для меня - просто мясной), рыба под майонезом (Маришка привезла из Мурманска треску), жареные в духовке курицы, свекла тертая с чесноком, грибы соленые, пироги двух видов, красная икра(!), конфеты, сухое вино, полюстрово (с сиропом) и бутылочный квас, который я открыл, залив полскатерти. Есть и водка, которую мы не пили.
Шампанского нет. Магазины пустые. Продукты к столу запасали долго и запасли по счастливому совпадению.Звонили: Спичка, Андреев Саша, Митя Кузнецов, Смоляров (дважды, последний раз в 7 утра, когда мы уже спали вторично поздравлял с Новым годом). И я позвонил некоторым людям.
Унылые праздники, это признают все. Даже Ольга волнуется: что ждет нашу страну дальше? Вчера с детьми нашли на окне в парадной записку: "Лопушок, я побежала за сосисками. Скоро не жди. Груша". И весь вечер на разные лады со смехом вспоминали эту страшную, в общем-то, записку.
1 января, вечер.
Пару часов назад обнаружил на правой нижней челюсти, там где был удаленный зуб, безболезненное вздутие. И сразу испортилось настроение до тоски. И не болит при нажатии - вот, что плохо.
Сегодня гулял с детьми. Ходили в часовню Ксении Блаженной на Смоленском, ставили свечи.
Десять лет назад, когда я только ухаживал за Ольгой, мы ходили вечерами гулять на Смоленское и целовались у тогдашних развалин этой часовни - я и понятия не имел, что там погребена Ксения Блаженная Петербургская. Помню, что стояли стены с провалившейся крышей, искореженная ограда, обломки кирпичей под ногами... Теперь часовня восстановлена - стены бледно-салатного цвета, и она видна издалека. В те годы на Смоленском только два места содержались в исправности: церковь и могила родителей Косыгина. Напротив последней стоял вагончик с милицейским постом, откуда слышалась музыка и вываливались пьяные милиционеры и девки. Мы с Ольгой бродили по кладбищу и разглядывали старинные склепы и надгробия.
Потом я свел детей в кино - на американский фильм "Полет навигатора", про летающую тарелку. Прекрасные съемки. Гуляли по берегу Финского залива около Морского вокзала и даже по самому заливу - прошлись по льду до рыбаков.
Тоска. Надо опять идти к врачу.
4 января 1990 г., вечер.
Врачи ничего толком не говорят. Направили на консультацию в поликлинику от 1-го Медицинского института, там, где раньше был Дом искусств или Дворец Литераторов - черт его знает, забыл. Там, где нынче кинотеатр "Баррикада". Когда-то, в 20-х годах, там жили в общаге наши будущие знаменитые писатели, а еще раньше стоял один из первых царских дворцов в Петербурге - деревянный, построенный Елизаветой. Вот в этом бывшем дворце и бывшей литобщаге я и просидел на деревянном коробе, что закрывает отопительные трубы, около сорока минут. Потом пришла нянечка и сказала, что врача не будет - она повредила ногу по дороге на работу.
"У каждого врача свое кладбище", - сказала медсестра. Веселенькие, бодрящие разговоры.
Теперь - вторник. Ждать еще четыре дня.
Ходили в Александро-Невскую лавру. Черные тени снежинок в свете фонарей. Тень появляется при подлете снежинки к белой дорожке.
Дела моего представительства налаживаются. Печать мне все-таки разрешили иметь - это стоит портфель книг. Открыл расчетный счет. Взял бухгалтера. Взял зама и помощника - Сашу Андреева. Буду издавать Житинского - короткие рассказы и миниатюры, не вошедшие в прежние книги. Их не пустили - слишком абсурдны и замысловаты показались.
Семинар Стругацкого воспринял мой выбор автора болезненно. Почему Житинский, а не молодые семинаристы? Смоляров, похоже, обиделся всерьез. Стругацкий без претензий - даже разговора на эту тему не было.
8 января, утро.
Сегодня еду на встречу со снабженцем. Должны привезти из Лесогорска образец бумаги. Встреча - в моей бывшей школе на углу 6-й Советской и Дегтярной.
В субботу ездил в стол заказов на Литейный за дефицитом для поставщиков. Как я вышел на стол заказов - отдельная история. Перебирал потом на кухне реликтовые продукты и пускал слюнки: икра, крабы, сервелат, столичная водка на винте... Потом договорился с мясником и купил 17 кг отборного мяса. Часть заберет с собою в Мурманск Маришка. Она пришла с гулянья и первым делом спросила: "А мясо купил? Где оно?"
12 января 1990 г. Вечер.
Был в 1-ом Медицинском институте на кафедре челюстно-лицевой хирургии. Консилиум переговаривался за дверью, а я пытался подслушивать. Диагноз мне поставили под вопросом: воспаление тройничного нерва. Зубы, оказывается, не при чем. Застудился, очевидно, бегая. Слов нет печатных! Удалили четыре здоровых зуба - и спросить не с кого!
Назначили процедуры - там же, на кафедре. Ходить каждый день. Сегодня уже сидел, опутанный проводами в присутствие хорошенькой лаборантки. Даже пытался шутить с ней. После процедуры она спросила: "Стало легче? Не так уже болит?" Мне показалось, что и впрямь легче, я кивнул. А вышел на мороз, и снова заныла челюсть.
"Давай, татарин, вези! - понукал свой "Камаз" водитель на подъеме в гору. - Вези, татарское отродье!" Мы везли с ним 7 тонн бумаги в ролях из Лесогорска.
Я надеялся, что за две сумки деликатесов мне отдадут хотя бы часть денег. Хрен в нос! Сказали спасибо. Но зато бумага есть.
17 января 1990г.
Ехал сегодня в автобусе, сзади внучка разговаривала с бабушкой. Голосок - ангельский. Лет пяти. Едем мимо Балтийского завода.
Бабушка:
- Вот здесь я проработала тридцать девять лет.
Внучка, помолчав:
- Тебе трудно было?
Бабушка, подумав, отвечает сдавленным голосом:
- По разному бывало.
Внучка, после паузы, задумчиво:
- Тридцать девять лет - это много...
Я читал. Обернуться хотелось, но не решился. Оставил это на потом беглый взгляд при выходе. Но не получилось -заторопился к дверям и забыл. И вспоминал несколько раз за день этот ангельский голосок с раздумчивой интонацией, даже сочувствующей: "Тебе трудно было?.."
Сегодня сдал в типографию оригинал-макет книги Житинского "Седьмое измерение". И его приняли. А месяц назад не принимали, и я натерпелся позора. Но сегодня взял реванш.
Дело было так. Прихожу месяц назад в производственный отдел. Сидит могучая тетя с прорабским голосом по фамилии Миловидова.
- Здрасьте, мы хотим у вас книгу заказать.
- Какую?
- Сборник прозы Александра Житинского. Короткие новеллы, миниатюры... Семь авторских листов.
Она смотрит на меня с легкой досадой.
- Какого формата?
- Такая, - говорю, - небольшая. Вот, типа этой... - Взял у нее со стола книжку, показываю.
- Вы кто?
- В каком смысле?
- Вы редактор, издатель? Или кто?..
- Издатель... Кооператив "Текст", ленинградское представительство...
- А у вас есть кто-нибудь, кто в полиграфии понимает? - Не скрывая раздражения, потрясает книжкой, которую я показал в качестве образца. "Типа этой"! Вы должны мне хотя бы все выпускные данные назвать! И спецификацию составить! Развелось кооперативщиков... Присылайте специалиста - поговорим.
Ушел с позором. Она мне даже до свидания не сказала.
Где я специалиста найду? Если и найду, ему платить надо. А на счете копейки, остатки того, что Москва прислала. Зарплата моя на деликатесы ушла. Наискосок от типографии - магазин "Старая книга". Купил "Справочник технического и художественного редактора" Гиленсона и стал изучать, как к экзамену. Некоторые определения и таблицы выписал и дома развесил. Зубрю каждый день: полиграфический формат, кегль, полосы, спуски, титул, шмуц-титул, формат полосы набора, виды переплетов, отстав, лидерин, каптал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44