Каралис Дмитрий
Автопортрет
Дмитрий Каралис
Автопортрет
извлечения из дневников
1981-1992 г.г.
"Автопортрет" Дмитрия Каралиса - правдивое свидетельство нашей эпохи. Основанный на дневниковых записях 1881 -1992 гг., он дает сочную и реальную картину недавнего прошлого.
Дмитрий Каралис - автор повести "Мы строим дом", романа "Игра по-крупному" и сборника "Ненайденный клад", вышедших в конце 80-х - начале 90-х годов.
Содержание
1981 год
1982 год
1983 год
1984 год
1985 год
1986 год
1987 год
1988 год
1989 год
1990 год
1991 год
1992 год
* * * * * *
Предуведомление читателю:
Не ждите от дневников или записей полной откровенности. Есть вещи, в которые автор не хотел бы посвящать читателей. Некоторые имена и фамилии изменены, некоторые оставлены в неприкосновенности. "Умный промолчит, дурак не догадается".
Жене Ольге, прошедшей
со мною этот путь, посвящаю
1981 год
Еще перед судом адвокат посоветовал мне перечитать "Воскресение" Толстого, чтобы не строить иллюзий. Я перечитал. "Суд - это машина", сказал адвокат.
Еще адвокат сказал, что не надо настаивать на отправке дела на доследование. Органы этого не любят. Лучше всего брать, что дают, и ждать скорой амнистии. В крайнем случае - уйти по половинке срока, за хорошее поведение.
Правильно говорил капитан Жеглов в кинофильме "Место встречи изменить нельзя": "Запомни, Шарапов - наказания без вины не бывает!"
Пока шло следствие, я из младших научных сотрудников стал старшим.
С этой должности я и приехал на "химию" в поселок Коммунар Гатчинского района 16 сентября 1981 года.
Органы, ведающие надзором за исполнением приговора, направили меня строить комбинат по переработке макулатуры в картон. В общем-то, гуманно. Час езды от Ленинграда.
При подъезде к поселку я увидел огромный транспарант: парень и девушка в рабочих спецовках мужественно стоят на ветру - "Комсомольская стройка". Я мысленно усмехнулся: попал на комсомольскую стройку. Только не по своей воле.
Женщина-капитан, инспектор по трудоустройству, долго листала мои документы, разглядывала на просвет трудовую книжку, затем позвонила в контору стройки и сообщила, что, кажется, нашла то, что они просили.
- Да нет-нет. Нормальный. Три года. Сами поговорите... Про столяра я тоже помню...
Она повесила трубку, выписала мне направление в СУ-262 плотником-бетонщиком и объяснила, как найти контору:
- Идите прямо на трубу, а там спросите Борща.
- Срок начинается прямо с обеда? - улыбнулся я. - А что на второе?
- Раскатили губу. Борщ - это фамилия. Ему диспетчер нужен. Понравитесь - возьмет.
Стометровая недостроенная труба была видна со всех точек поселка. Я вышел из прокуренного кабинета и взял курс на трубу. Универмаг - скверик асфальтовая дорожка вдоль речушки - склизкая глиняная тропка - заплывшая осенней грязью колея дороги. Грязные "татры" и "мазы", нагруженные песком и цементным раствором. Шел дождь. Труба приближалась крайне медленно. Коробки цехов, ангары, груды плит, россыпи труб, железо, доски... Стройка. И сколько мне работать на этой стройке - неизвестно...
Коричневый блокнот с олимпийскими кольцами на обложке. Его сделали к Олимпиаде, которая проводилась летом 1980 года в Москве. И в Ленинграде тоже проводилась. Мой первый блокнот, начатый на "химии". Я записывал в него далеко не все и почти всегда носил при себе. Или прятал, опасаясь вечерних обысков.
20 сентября 1981г.
Пос. Коммунар. Спецкоменнатура No2. Общежитие за высоким железным забором. Проходная с милицейской вахтой. Вход и выход по пропускам. Вечерняя проверка в 11 часов. На спортплощадке выстраиваются все отряды. Я - в четвертом. Начальник отряда - лейтенант Гуща. Пригласил на беседу. Полистал мое дело, подымил папироской.
Молодой парень с пшеничными усами и голубыми глазами. Крепко сбитый.
- Твердо решили стать на путь исправления?
- Твердо. (Мне подсказали, что распинаться, будто вину признаю, но по другой статье - бессмысленно. Могут записать в личном деле, что я озлоблен на суд и общество. А я не озлоблен.)
- Это хорошо. На работу устроились?
- СУ-262. Плотник-бетонщик третьего разряда. Вот справка.
- С распорядком знакомы?
- В общих чертах.
Он меня ознакомил с деталями. На территории спецкомендатуры нельзя появляться в нетрезвом виде. Нельзя проносить и распивать спиртные напитки. Нельзя хранить в квартирах инструмент - лопаты, ломы, пилы, топоры, мастерки и монтировки. Запрещено иметь ножи, заточки, шило и т.п. Отсутствие на вечерней проверке считается грубым нарушением режима и наказывается невыездом на выходные дни за пределы административного района. Прогулы на работе, пьянки, драки, самоволки, а также отсутствие после отбоя в своей квартире или на вечерней проверке - прямой путь на зону. Могут отправить сразу, а могут за отдельные нарушения ввести систему допограничений: два месяца без выезда, полгода без выезда. И при этом в выходные дни ты должен будешь являться на КП трижды в день и отмечаться у дежурного: вот он я, поставьте, пожалуйста, плюс.
- "Химия" - это свобода в кредит! - изрек лейтенант Гуща и дал мне расписаться.
Теперь я "у/о" - условно осужденный. Буду нарушать режим - стану "зэка". Режим нарушать нельзя. "Стремиться надо, Федя, стремиться..." Язви тебя в душу.
Я осторожно поинтересовался, что слышно про амнистию.
- Амнистия обычно распространяется на условно-осужденных, отбывших не менее одной трети срока наказания и заслуживших ее примерным отношением к труду и соблюдением режима. А пока про амнистию ничего не слышно.
- Ясно. А если нарушений не будет, и амнистии не будет, то можно освободиться "по половинке"?
- Можно, - подтвердил лейтенант. - Условия те же плюс участие в работе совета отряда или совета общежития. Комендатура дает представление в суд, и тот выносит постановление.
Хорошие фамилии у моих новых начальников. На работе - Борщ. В комендатуре - Гуща. Начальник спецкомендатуры - Махоркин. Замполит - Кашин. Добрые такие обстоятельные фамилии. Чувствуешь себя за ними, как за каменной стеной.
И соседи по квартире - милые симпатичные люди. Один улицу неправильно перешел с чужим чемоданом. Второй мальчику глазик выбил. Третий ничего кроме трехэтажного мата про свою судьбинушку рассказать не смог, знаю только, что "бакланщик", хулиган, статья 206, часть 2, из-за каких-то баб пострадал. Рыжий, кулаки как ведра, и постоянно матерится. Коля Максимов. Шофером сейчас работает. На "химии" уже год. Старший по квартире. И еще один дядечка - год за тунеядство. Плотник. Перед Олимпиадой город чистили и замели.
Как я в такой славной компании оказался?..
Квартиры с табличками проживающих на дверях. Меня поселили в однокомнатную. Нас пятеро. Это считается большой удачей. В смысле однокомнатной квартиры.
"Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать", фр. поговорка. Мысленно повторяю ее по несколько раз в день.
Работаю диспетчером. На мне сбор заявок на цемент, стройматериалы, хождение на ежедневные планерки (пока вместе с начальником участка) и прочие хлопоты, которые трудно перечислить. Каждые десять минут в наш вагончик поступает новая вводная в виде телефонного звонка из штаба стройки или запыхавшегося гонца. Соседи по квартире мне завидуют: диспетчер - это не "на лопате", не цемент в опалубку заливать.
- Принимали же решение вывезти трубы до 15 октября! - возмущенно вскакивает на планерке прораб. - А чем возить?
- Вот решениями и возите, - спокойно закуривает главный инженер стройки. И в сторону, мрачно: "Трах-тарарах! Когда это кончится...".
Выдали ватник, резиновые сапоги и каску. Штаны собственные. Дороги развезло так, что километр от спецкомендатуры до нашей трубы тащишься минут сорок. Льют нудные осенние дожди. Выковырившись со стройки, все моют бугристые от грязи сапоги на берегу речки. У мостков - очередь. Берега глиняные и скользкие.
Старое кирпичное здание бумажной фабрики "Коммунар" - еще дореволюционное. Запруда, озерцо. Асфальтовая дорожка, скверик, доска почета.
Читаю книгу про разврат в высшем обществе. "Анна Каренина" называется.
Со мной в вагончике работает высокий мрачный мужик. Короткая стрижка, кепка, очки. Выпустили с зоны на "химию". Осужден за убийство жены. Работал главным инженером завода. Жил в доме, что по дороге к стадиону им. Кирова. Смутно, но помню тот дом - желтый, с белыми колоннами. Стоял в парке на возвышении холмика, рядом, вроде бы, пруд.
Двое детей - два пацана. Жена пьянствовала, опускалась. Болталась около магазинов с гопниками. Все пропивала. Каждый вечер он ее ходил разыскивать. Однажды притащил ее домой и врезал. Она померла. Дали семь лет. Детей забрала его сестра. Сейчас ездит на выходные домой и налаживает контакт с детьми. Хмурый. Неразговорчивый. Я его не расспрашивал, он сам рассказал в обеденный перерыв под папиросы и крепкий чай. Пацанам девять и одиннадцать лет. Он говорит, что померла она не от его удара - у нее на теле оказались следы побоев от железных прутьев, ей, видно, врезали еще около магазина... Но свидетелей, которые видели бы, как ее били у магазина, не нашлось.
В "Войне и мире" Толстой, описывая встречу Болконского с Кутузовым, пишет: "Кутузов испуганно-открытыми глазами посмотрел на князя Андрея".
"...на глазах были слезы...". И еще несколько раз глаза во множественном числе. Почему? Кутузов же был одноглазый.
Тунеядец Миша, пятьдесят лет. Хмурый, вечно курит. По собственной инициативе ведет наше хозяйство в квартире. Варит картошку, подметает пол, протирает вентиляционные решетки на кухне, чистит газовую плиту. Хозяйственный мужик. "Я "Балтийские" больше обожаю". "Все насквозь пропитано лжей". "Как играют, так и плясать надо". "Это длительная история". "Килька приятного посола" (вместо пряного). "Пойдемте исть" (вместо есть).
У Миши 5-й разряд столяра-плотника. Золотые руки. Но его поставили работать плотником-бетонщиком 2-го разряда - "на лопату". В этом же СМУ требуются столяры и плотники высокой квалификации, но его не берут. Парадокс! Весь день он с молодыми хулиганами заливает в опалубку бетон, от стужи пухнут ноги в резиновых сапогах. Несколько раз брал больничный.
Во время войны жил в Пушкинских горах. Ему было 9 лет. Носил партизанам еду и оружие в лес. "Я жизнь прожил. Меня немец два раза к стенке ставил. Но немцы тоже люди были, не такие, как их изображают".
- Спортом заниматься было некогда. Какой в деревне спорт? Там такой спорт - косить, жать, картошку копать. Работа...
После армии перебрался в Ленинград. Женился. Получил комнату в районе нынешней Гражданки. Работал на стройке.
- Да я три сарайчика имел! - гордо говорит Миша. - В одном картошку держал, в другом - дрова, в третьем - кабанчиков. Мужики у нас в доме ленились работать, а я с пяти утра на ногах. Они знай сидят в домино на островке играют, да на меня косятся - "куркуль". Наши дома пленные немцы строили, так сделали озерцо с островком, а к нему - мосточки. Вот они на этом островке играли да выпивали. Я вечером в столовую с тачкой еду пищевые отходы собирать, они смеются. А как зимой - "Миша, дай морковки, дай луку, дай картошки... За деньги, конечно. А кто им не велит? Кругом земли навалом - паши, сажай. Рядом с домом земля бесхозная была, так я огород устроил - соток двадцать. Все имел... Три сарайки: в одном картошка, в другом дрова, в третьем - кабанчики...
Одним словом - тунеядец...
На стройке хорошо работать в начале, пока деньги есть, но не в конце. К концу денег нет, все зарыто в землю, истрачено, остается только надежда, что из главка добавят, может, даже наградят за сдачу объектов, премируют. Сроки сдачи поджимают, и все нервничают. Говорят, что наш картонажный комбинат крупнейший в Европе. Второй - такой же - строят на Украине. В стране бум на макулатурную литературу - ту, которую продают в обмен на двадцать килограммов бумажного старья. Население в ажиотаже. Ангары завалены связками старых газет и книг. Из них будут делать упаковочный картон. Попасть в эти ангары и покопаться в старых книгах - моя мечта. Но нужен блат, которого у меня пока нет.
Комсомольско-химическая стройка.
Вызвали к начальнику спецкомендатуры подполковнику Махоркину для беседы - я испугался: где-то нахимичил, кто-то стуканул, и сейчас мне вставят по самые...
Оказалось другое. Он предложил войти в состав Совета общежития. Возглавить учебную секцию. Знающие люди говорят, что это большая удача. Чтобы попасть в Совет общежития, надо сначала поработать в Совете отряда, проявить себя, попрогибаться перед начальством, держать режим, как спортсмен перед Олимпийским стартом, и лишь затем - если масть пойдет - тебя рекомендуют в высший орган самоуправления. А тут - почти что сразу.
Моя задача - следить, чтобы те, кому положено по возрасту учиться в вечерней школе, учились. В каждом отряде есть своя учебная секция, свой председатель. Я должен с них спрашивать. Тьфу, тьфу, тьфу, но такая общественная нагрузка - путь к УДО (условно-досрочному освобождению). При прочих условиях... Я, поморщив для вида лоб, согласился.
Наш рыжий хулиган Коля весь вечер был в заботах. Он, как старший квартиры, обновлял доску объявлений в коридоре. Обновлял ее Валериными руками и своими сбивчивыми указаниями.
- Значит, так, пиши! - решительно говорит он хулигану-Валере, который сидит за столом перед набором фломастеров и бумагой. - Пиши, б..., так, значит, на х..! Пиши - "Бытовой уголок", заголовок, б..... Или нет! Пиши "Уголок быта"! А, Дима? Так лучше? А чего? "Уголок быта". Пиши, Валера!
Валера спрашивает, каким цветом писать, и Коля долго мечется по комнате, чешет себя в разных местах и выбирает цвет. Останавливается на красном. Валера, высунув кончик языка, пишет.
Теперь надо составить график дежурства по квартире, но Коля не знает, как это лучше сделать. Вернее, вообще, не знает. Он задумывается, скребет свою рыжую проволочную шевелюру и смекалисто косится на меня. Я лежу на койке и читаю.
- Дима, мать твою так, ты же грамотный человек, доцент, - издалека начинает Коля. - Как, б...., правильно график делать? Чтоб все было зашибись...
Я отрываюсь от книги и набрасываю на листке бумаги эскиз графика.
Валера старательно перерисовывает его. Коля мечется по квартире и постоянно проверяет качество выполнения. Он заглядывает то через одно, то через другое плечо к Валере и матерится. То он советует обвести надпись зеленым цветом, то желтым, то еще каким-то. При этом мы выслушиваем его соображения о том, какой замечательный будет "Уголок быта", и как все будет зашибись.
- Так, мужики, теперь надо еще что-нибудь повесить. Во! Заметки! Пиши, Валера, вот здесь, слева - "Заметки".
- Какие заметки?
- Ну заметки, едрена мать, заметки! Не понимаешь, что ли? Заметки, б....!
- Что ты там будешь замечать? - осторожно хихикает Валера и на всякий случай втягивает голову в плечи.
Коля на секунду останавливается. Осторожно гладит царапину на щетинистой щеке. Вчера он ездил подглядывать в окна своей любовницы Наташки и чуть не звезданулся с обледенелой крыши - сломал антенну, поранил щеку, потерял кроличью шапку. Наташка в десять часов погасила свет и осталась не выслеженной. Коля задвинул вечернюю проверку и теперь схватился за общественную работу, зарабатывает очки.
- Обязательства какие-нибудь. Ну, эта... Дескать, обязуемся содержать в чистоте и порядке квартиру. Чтобы, б...., значит, на пол не плевать... Или что-нибудь по чистоте... Ну пиши, елки зеленые!
Кончается тем, что Валера сооружает заголовок, и я вешаю под него рукописную заметку:
"Объявляется благодарность Балбуцкому В.А. (ст. 206, ч.2) за героическое уничтожение двух зарвавшихся тараканов, позарившихся на народное добро - хлеб. Валерий Балбуцкий, твердо вставший на путь исправления, презирая опасность, в ночь с 17 на 18 ноября 1981 года, находясь в засаде, одним ударом руки, в которой был зажат черствый батон местного производства, пригвоздил к столу двух опасных хищников. Смерть тараканам! Слава героям!"
Все довольны, и заметка вывешивается в "Уголке быта".
Разговаривал с условно-освобожденным, переведенным из лагеря на "химию". Молодой парень. Выпивает. В спецкомендатуре всего месяц, а нарушений - вагон. Восемь классов. Мат-перемат. Агитировал его учиться. По существующему положению он обязан учиться в школе рабочей молодежи.
- Плохо на зоне?
- Ну, - соглашается он. И подкрепляет свои воспоминания бессмысленным матом. Бездарным, я бы сказал.
- Здесь-то жить можно?
- Ну... Тра-та-та...
- Ты, наверное, думаешь так: я уже почти на свободе, осталось два года "химии". Попью водочки, поваляю дурака, позадвигаю работу... Так ты думаешь? Лафа, дескать. Спишь, сколько хочешь, люди вольные ходят, девушки, танцы, кино, гастроном. Санаторий, да и только...
- А че? Тра-та-та...
- Вот ты - молодой парень. Освободишься, будешь где-нибудь работать. Захочешь жениться, завести семью. А кому ты будешь нужен - от тебя тюрьмой, хазовкой за версту воняет. Ты кроме ".. твою мать" и сказать ничего не можешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44